Я: "Ну, хорошо, пусть ты прав и они нас экономически задавят. Так что ж с того? Ведь по большому счёту, это уже ничего не значит
Он: "то есть как ничего не значит? Это же поражение, мать твою!
Я: "Не помню кто, наверное Гегель. сказал: "Существование осуществляется почредством своего несуществования". Основной закон духовной диалектики, как раз и предполагает поражение в качестве пути к победе. Не дух, как таковой обновляет мир, а конкретные носители духа, которые, будучи моментами целостности, в своих попытках её обновления всегда терпят поражение."
Он: "То есть по твоему. это как бы месть неподатливой реальности, плата за вводимые в неё преобразования?.
Я: "Судьба первопроходца (читай России) незавидна, он может использовать мир, но не в состоянии его изменить, будучи крепкими материальными узами связан с уже существующим порядком вещей"
Он: "Имеешь в виду место России в глобальном либеральном порядке?
Я: "В том числе и это. Россия должна сломать и победить то, чем и сама же, в большей степени и является, возродишись из пепла в каком-то новом качестве.
Он: "Мюнхаузен, вытаскивающий себя за волосы из кипящего котла смерти, а что если с нами случится то же что с царём из знаменитой ершовской сказки? И ты считаешь эту рискованную стратегию нормальной и продуктивной?
Я: "А в нашей ситуации выбирать не приходится. В котёл мы уже прыгнули или нас столкнули. Кто-то видит в этом проклятие, а более проницательные - высшее благословение (крещение огнём-войной-смертью). Теперь только абсурдная и вроде бы само-убийственная стратегия становятся нашей сутью. Зато эта стратегия делает нас, парадоксальным образом, АБСОЛЮТНО неуязвимыми.
Он: "Это как?"
Я: "Во-первых, тот кто доверяется духу, уже принебрегает внешним успехом, зная, что может достичь цели изменения мира только в качестве функционера Духа. Ведь Культура, история - это по существу, всего лишь "помысленная грёза", неосознаное самим собой осуществление универсаоьного сознания, а мы сами - "особенное, увиденное в свете этого униврсального" (Джованни Джентиле, неогегельянцы). Чисто личное начало становится героическим или позорным (на излёте пассионарности) выражением общего. Необходимое случится и неважно какие мучения придётся ради этого притерпеть. Погребая одни времена и начиная новые, эти функционеры Духа являются его активными соучастниками. Соучастниками Бога, который открывает себя в истории и требует от человека изменения. Живой Бог - это сила, заставляющая изменяться, и тот кто активно помогает этим изменениям, сам частично становится Богом, Сыном божием
Он: "Ты Россию отождествляешь с Христом?
Я: "В историческо-метафорическом плане, по-моему это становится уже очевидным.
Он: "Значит ей поставлена какая-то сверхзадача, которую она призвана решить. Ведь так?
Я: "В том-то и суть. По Розннштоку-Хюсси. Бог говорит с людьми с помошью "гештальтов", некоторых целостных ситуаций, ставящих под вопрос само человеческое существование.
Он: "Как я понимаю этот вопрос звучит так: "как преодолеть конечность своего существования, преодолеть смерть .
Я: "и всеобщее отчуждение, мало того, наконец-то осознать, понять, что преображённая смерть это уже не столько смерть, сколько "смерть для старой жизни, ради любви к новой, то есть исход из старого мира, из мира преступно "утверждённого тождества" (Кошмар глобального Аушвица у Теодора Адорно). Никакого устойчивого и неизменяемого мира не существует, не должно существовать. Самой своей жизнью, состоящей из постоянного умирания (просто не биография, а тонатография какая-то) Он, Христос, показал, что не может быть никаких ответов данных раз и навсегда. "Диалектика ставшего" есть "диалектика смерти", "диалектика становящегося" суть "диалектика жизни", совсем не по модели Великого Инквизитора ("Братья Карамазовы"). А если Он, Христос, воплотился в Россию, значит и она, подобно ему должна какой-то своей частью должна начать умирать, для того чтобы жить, для того, чтобы её не настигла смерть уже окончательная и полная. Россия должна, зримым образом пережив все ЛОЖНЫЕ ВЕЧНОСТИ (пубертатное дореволюционное христианство, сталинизм, либерализм и т. п.) , как Христос переживал дьявольские искушения в пустыне, продемонстрировать умение предвосхищать своё собственное неизбежное умирание (распятие на КРЕСТЕ ДЕЙСТВИТЕЛЬНОСТИ), а потому - необходимость своевременно погребать всё мёртвое, неподвижное и чужое в себе, пусть дажа до точки. где уже почти ничего не останется. Вот это "почти" и есть самое важное, пусть его и будет катастрофически мало. Его и не может быть много...потому что это самое ценное, что может быть на свете...И при этом не впадать в безнадёгу оставленности или мстительное зверство. Там, где господствует человечность, приверженность к сохранению жизни (потому мы и не стираем украинские города в пыль), к её возобновлению (отстройка Мариуполя и другие примеры), история превращает свои катастрофы - революции, войны - в преобразованную повседневность. Смертью, смерть поправ.
Он: "По твоему любая глобальная война и революция - лишь проекция каких-то более глубоких преобразований в области духа
Я: "Да, и эти преобразования, заслонённые военной и послевоенной реальностью окажутся видны далеко не сразу. По Розенштоку-Хюсси происходит это в соответствии с "законом отсроченной видимости", по которому невидимое (недоступное органам чувств) должно предшествовать во времени видимому (доступному органам чувств), Свободная, обладающая творческим потенциалом жизнь сперва всегда невидима, как по-настоящему невидимы для своих современников все эти творцы нового и первопроходцы, а если и видимы. то всегда в образе обречённых на поражение бунтарей и неизлечимых параноиков. Вот как сейчас западный мир смотрит на Россию. Как в своё время Голиаф на Давида. Видимое, привычное предсказуемо, а невидимое, ещё не ставшее, всегда представляется чем-то совершенно невозможным. Подлинное историческое время - это цепь "инкарнаций" (уже вроде бы навсегда распятых и отменённых) происходящих каждое в своё, предназначенное для этого время. То что было раньше безнадёжно-преждевременным и поэтому обречённым на неудачу, всего лишь яркой и трагической отметкой в календаре и репертуаре истории ("первое пришевствие", как символическое ПРЕДшествие, скомканая генеральная репетиция) наконец-то получает возможность полного и неизбежного осуществления .
Он: "Агнец, брошенный на заклание, но всё-равно побеждающий в духовном плане?
Я: "Но даже здесь и сейчас ещё ничего не ясно. Актёры и зрители созрели, подобран соответствующий сложности задачи реквизит и эпоха, катострофически приближается время неизбежной и грандиозной премьеры...Аж дух захватывает...Сердце бьётся как бешенное...Что если время на календаре знаменательных дат истории (по Розенштоку-Хюсси) уже подошло к решающей фазе, и мы с тобой живём как раз во время ОСУЩЕСТВЛЯЮЩЕЙСЯ ИНКАРНАЦИИ, во время второго, уже окончательного и неизбежного пришествия. Форма его совершенства зависит от нас. Россия в роли главного героя и жертвы одновремено. Но это на самом деле на самом деле вовсе не роль, это её жизнь, её будующее и не только её одной... Мартин Хайдеггер как-то сказал в далёком 1943 : "Мы никогда не победим русских, пока не поймём их метафизическую тайну, и тайна их в том, что они являются землёй будущего. Русские - это не понятая ни нами, ни самими собой земля Будущего". По моему именно Россия переводит мир в постхристианскую эпоху, а её (этой эпохи) принцип, согласно Розенштоку -Хюсси состоит в формуле, которая в полной мере соответствует заявленному императиву стран БРИКС: "Respondeo etsi mutabor" (лат: "отвечаю, хотя и должен буду измениться"). Иными словами - жить в соответствии с полнотой собственной (ненавязанной извне) истины, при этом быть в состоянии признать истины других людей (стран) и жить в соответствии с ними. Жить так словно России нет, но при этом она везде, как ЦЕНТР СФЕРЫ у Николая Кузанского, как Христос после распятия, материально "пропавший", но с тех пор присутствующий повсюду, объемлющий всё.
Он: "Оставим эту запредельную логику, пока она не увела нас бог знает куда. Сосредоточимся на земном и сегодняшнем. Занятная получается картина. Выходит, что начальную школу христианства мы худо-бедно прошли и нас перевели на стадию высшей математики, то есть христианства уже для Социалных множеств (Культур). Но если Россия выступает в качестве Христа, несущего благую весть (распятого за неё на Кресте Действительности, с дополнительными лучами (по Дали) уходящими в иное измерение) о более справедливом мироустройстве, то с кем же можно отождествить 12 её апостолов.
Я: " Как с кем! Вероятно со странами БРИКС (пока их всего 10), не важно какого они вероисповедания, постхристианство (изменивши форму и ставши реально Вселенским) стоит над всеми конфессиями и заключает их в себе на пример поместных Церквей. Смерть - в их разъединении. Жизнь - в равноправном и "одухотворённом" сосуществовании, где нет места хозяину и подчинённому. Как в первых христианских общинах...А кому-то ещё возможно придётся висеть, медленно испуская дух на придорожных крестах , как во времена Древнего Рима ( Палестина, Сирия, возможно Грузия и Сербия) .
Он: "Но ведь был и Иуда и его тридцать сребренников"
Я: "Приглядись к Индии. Любимый сотоварищ, но всегда себе на уме, крайне сложный внутренне, и поэтому противоречиво-ненадёжный. А не таким ли был Иуда, считавший Христа по меньшей мере равным себе - уже достаточное основание, чтобы предать. Вовсе не из-за денег, а скорее по идейным соображениям. В этом смысле святое писание нам многого не договаривает. Попробуй вникнуть в суть классической религиозной философии индуизма. Сверхчеловеческий мир вседозволенного, кипящий страстями и кровью, где сам человек ничто или в лучшем случае бессловесная массовая жертва"
Он: выходит, что Иуда - скрытый индуист, считающий себя полубогом?
Я: Почему же полу-, и почему только счатающий?
Он: Тогда всё ещё сложнее...
[Скрыть]Регистрационный номер 0536826 выдан для произведения:
Разговор с приятелем-либералом.
Я: "Ну, хорошо, пусть ты прав и они нас экономически задавят. Что с того? Ведь по большому счёту, это уже ничего не решает
Он: "то есть как ничего не решает? Это же поражение, мать твою!
Я: "Но основной закон духа, как раз и предполагает поражение в качестве пути к победе. Не дух, как таковой обновляет мир, а конкретные носители духа, которые, будучи моментами целостности, в своих попытках её обновления всегда терпят поражение."
Он: "То есть по твоему. это как бы месть неподатливой реальности, плата за вводимые новшества?.
Я: "Судьба первопроходца (читай России) незавидна, он может использовать мир, но не в состоянии его изменить, будучи крепкими материальными узами связан с уже существующим порядком вещей"
Он: "Имеешь в виду место России в глобальном мировом порядке?
Я: "В том числе и это. Россия должна сломать и победить, обнулить в метафизическом плане то, чем по большей части и является
Он: "Мюнхаузен, вытаскивающий себя за волосы из болота. И ты считаешь это нормальной и продуктивной стратегией?
Я: "А в нашей ситуации продуктивной может быть только абсурдная с обыкновенной точки зрения стратегия. Зато эта стратегия делает нас АБСОЛЮТНО неуязвимыми.
Он: "Это как?"
Я: "Во-первых, тот кто доверяется духу, уже принебрегает внешним успехом, зная, что может достичь цели изменения мира только в качестве функционера духа. И совершенно отказаться от залихватских идей об определяющей роли чисто личного начала. Необходимое случается, но люди не в состоянии облегчить его приход, погребая одни времена и начиная новые, являясь при этом или инструментом или медиумами. Но там, где господствует приверженность к восстановлению жизни, к её возобновлению (отстройка Мариуполя и другие примеры), история превращает свои катастрофы - революции, войны - в преобразованную повседневность"
Он: "По твоему любая глобальная война и революция - лишь оболочка каких-то более глубоких, духовных преобразований в области Духа?
Я: "Да, и эти преобразования, заслонённые военной и послевоенной реальностью окажутся видны далеко не сразу. По Розенштоку-Хюсси происходит это в соответствии с "законом отсроченной видимости", по которому невидимое (недоступное органам чувств) должно предшествовать во времени видимому (доступному органам чувств), Свободная, обладающая творческим потенциалом жизнь сперва всегда невидима, как по-настоящему невидимы для своих современников все эти творцы нового и первопроходцы, а если и видимы. то всегда в образе обречённых на поражение бунтарей и неизлечимых параноиков. Вот как сейчас западный мир смотрит на Россию. Как в своё время Голиаф на Давида. Видимое, привычное предсказуемо, а невидимое, ещё не ставшее, всегда представляется чем-то совершенно невозможным, и подлинное историческое время - это цепь "инкарнаций" (уже вроде бы навсегда распятых) происходящих каждое в своё время. То что было в своё время рискованным и явно преждевременным (первое пришевствие) наконец получает возможность неизбежной реализации .
Он: "По твоему Россия - тот самый первопроходец, агнец, обречённый на заклание, но всё-равно побеждающий в обратно-отзеркаенном духовном мире? Уже победившая.
Я: "Но даже в этом мире ещё всё не ясно. А что если время на календаре истории уже подошло, что если мы с тобой живём как раз во время ОСУЩЕСТВЛЯЮЩЕЙСЯ ИНКОРНАЦИИ, во время второго, и уже окончательного пришествия. В этом смысле как-то по особому злободневно звучит фраза, обронённая Мартином Хайдеггером в далёком 1943: "Мы никогда не победим русских, пока не поймём их метафизическую тайну, и тайна их в том, что они являются землёй будущего. Русские - это не понятая ни нами, ни самими собой земля Будущего".
По поводу погибающих, но в результате побеждающих героев. Хорошо это выразил Зомбарт в своём споре с Максом Вебером о первичности личностного начала в истории. По Веберу "капиталистический (инновационный) дух создаётся самим капитализмом, вызревшим внутри протестантизма". По Зомбарту - главное, в этом - душевные предрасположения, унаследованные от предков. То есть существуют "эпохально-инновационные" натуры, которые подразделяются на "предпринимательские" и "мещанские". Первые - отважные авантюристы, вторые - унылые, умеренные и аккуратные клерки, заполняющие своей массой пустоту, образовавшуюся после гибели первых, их предшественников. Просто в переломные эпохи их совместные действия наиболее успешны. Согласно Зомбарту, "предрасположение" к "инновационному пересмотру традиции" просматривается не только на уровне персоны, но и на уровне этноса, в точном соответствии с теорией этногенеза Льва Гумилёва (описывающего фазу надлома, как переход от акматической фазы к иннерционной).