Я: "Ну, хорошо, пусть ты прав и они нас экономически задавят. Так что ж с того? Ведь по большому счёту, это уже ничего не значит
Он: "то есть как ничего не значит? Это же поражение, мать твою!
Я: "Не помню кто, наверное Гегель. сказал: "Существование осуществляется почредством своего несуществования". Основной закон духовной диалектики, как раз и предполагает поражение в качестве пути к победе. Не дух, как таковой обновляет мир, а конкретные носители духа, которые, будучи моментами целостности, в своих попытках её обновления всегда терпят поражение."
Он: "То есть по твоему. это как бы месть неподатливой реальности, плата за вводимые в неё преобразования?.
Я: "Судьба первопроходца (читай России) незавидна, он может использовать мир, но не в состоянии его изменить, будучи крепкими материальными узами связан с уже существующим порядком вещей"
Он: "Имеешь в виду место России в глобальном либеральном порядке?
Я: "В том числе и это. Россия должна сломать и победить то, чем и сама же, в большей степени и является, возродишись из пепла в каком-то новом качестве.
Он: "Мюнхаузен, вытаскивающий себя за волосы из кипящего котла смерти, а что если с нами случится то же что с царём из знаменитой ершовской сказки? И ты считаешь эту рискованную стратегию нормальной и продуктивной?
Я: "А в нашей ситуации выбирать не приходится. В котёл мы уже прыгнули или нас столкнули. Кто-то видит в этом проклятие, а более проницательные - высшее благословение (крещение огнём-войной-смертью). Теперь только абсурдная и вроде бы само-убийственная стратегия становятся нашей сутью. Зато эта стратегия делает нас, парадоксальным образом, АБСОЛЮТНО неуязвимыми.
Он: "Это как?"
Я: "Во-первых, тот кто доверяется духу, уже принебрегает внешним успехом, зная, что может достичь цели изменения мира только в качестве функционера Духа. Ведь Культура, история - это по существу, всего лишь "помысленная грёза", неосознаное самим собой осуществление универсаоьного сознания, а мы сами - "особенное, увиденное в свете этого униврсального" (Джованни Джентиле, неогегельянцы). Чисто личное начало становится героическим или позорным (на излёте пассионарности) выражением общего. Необходимое случится и неважно какие мучения придётся ради этого притерпеть. Погребая одни времена и начиная новые, эти функционеры Духа являются его активными соучастниками. Соучастниками Бога, который открывает себя в истории и требует от человека изменения. Живой Бог - это сила, заставляющая изменяться, и тот кто активно помогает этим изменениям, сам частично становится Богом, Сыном божием
Он: "Ты Россию отождествляешь с Христом?
Я: "В историческо-метафорическом плане, по-моему это становится уже очевидным.
Он: "Значит ей поставлена какая-то сверхзадача, которую она призвана решить. Ведь так?
Я: "В том-то и суть. По Розннштоку-Хюсси. Бог говорит с людьми с помошью "гештальтов", некоторых целостных ситуаций, ставящих под вопрос само человеческое существование.
Он: "Как я понимаю этот вопрос звучит так: "как преодолеть конечность своего существования, преодолеть смерть .
Я: "и всеобщее отчуждение, мало того, наконец-то осознать, понять, что преображённая смерть это уже не столько смерть, сколько "смерть для старой жизни, ради любви к новой, то есть исход из старого мира, из мира преступно "утверждённого тождества" (Кошмар глобального Аушвица у Теодора Адорно). Никакого устойчивого и неизменяемого мира не существует, не должно существовать. Самой своей жизнью, состоящей из постоянного умирания (просто не биография, а тонатография какая-то) Он, Христос, показал, что не может быть никаких ответов данных раз и навсегда. "Диалектика ставшего" есть "диалектика смерти", "диалектика становящегося" суть "диалектика жизни", совсем не по модели Великого Инквизитора ("Братья Карамазовы"). А если Он, Христос, воплотился в Россию, значит и она, подобно ему должна какой-то своей частью должна начать умирать, для того чтобы жить, для того, чтобы её не настигла смерть уже окончательная и полная. Россия должна, зримым образом пережив все ЛОЖНЫЕ ВЕЧНОСТИ (пубертатное дореволюционное христианство, сталинизм, либерализм и т. п.) , как Христос переживал дьявольские искушения в пустыне, продемонстрировать умение предвосхищать своё собственное неизбежное умирание (распятие на КРЕСТЕ ДЕЙСТВИТЕЛЬНОСТИ), а потому - необходимость своевременно погребать всё мёртвое, неподвижное и чужое в себе, пусть дажа до точки. где уже почти ничего не останется. Вот это "почти" и есть самое важное, пусть его и будет катастрофически мало. Его и не может быть много...потому что это самое ценное, что может быть на свете...И при этом не впадать в безнадёгу оставленности или мстительное зверство. Там, где господствует человечность, приверженность к сохранению жизни (потому мы и не стираем украинские города в пыль), к её возобновлению (отстройка Мариуполя и другие примеры), история превращает свои катастрофы - революции, войны - в преобразованную повседневность. Смертью, смерть поправ.
Он: "По твоему любая глобальная война и революция - лишь проекция каких-то более глубоких преобразований в области духа
Я: "Да, и эти преобразования, заслонённые военной и послевоенной реальностью окажутся видны далеко не сразу. По Розенштоку-Хюсси происходит это в соответствии с "законом отсроченной видимости", по которому невидимое (недоступное органам чувств) должно предшествовать во времени видимому (доступному органам чувств), Свободная, обладающая творческим потенциалом жизнь сперва всегда невидима, как по-настоящему невидимы для своих современников все эти творцы нового и первопроходцы, а если и видимы. то всегда в образе обречённых на поражение бунтарей и неизлечимых параноиков. Вот как сейчас западный мир смотрит на Россию. Как в своё время Голиаф на Давида. Видимое, привычное предсказуемо, а невидимое, ещё не ставшее, всегда представляется чем-то совершенно невозможным. Подлинное историческое время - это цепь "инкарнаций" (уже вроде бы навсегда распятых и отменённых) происходящих каждое в своё, предназначенное для этого время. То что было раньше безнадёжно-преждевременным и поэтому обречённым на неудачу, всего лишь яркой и трагической отметкой в календаре и репертуаре истории ("первое пришевствие", как символическое ПРЕДшествие, скомканая генеральная репетиция) наконец-то получает возможность полного и неизбежного осуществления .
Он: "Агнец, брошенный на заклание, но всё-равно побеждающий в духовном плане?
Я: "Но даже здесь и сейчас ещё ничего не ясно. Актёры и зрители созрели, подобран соответствующий сложности задачи реквизит и эпоха, катострофически приближается время неизбежной и грандиозной премьеры...Аж дух захватывает...Сердце бьётся как бешенное...Что если время на календаре знаменательных дат истории (по Розенштоку-Хюсси) уже подошло к решающей фазе, и мы с тобой живём как раз во время ОСУЩЕСТВЛЯЮЩЕЙСЯ ИНКАРНАЦИИ, во время второго, уже окончательного и неизбежного пришествия. Форма его совершенства зависит от нас. Россия в роли главного героя и жертвы одновремено. Но это на самом деле на самом деле вовсе не роль, это её жизнь, её будующее и не только её одной... Мартин Хайдеггер как-то сказал в далёком 1943 : "Мы никогда не победим русских, пока не поймём их метафизическую тайну, и тайна их в том, что они являются землёй будущего. Русские - это не понятая ни нами, ни самими собой земля Будущего". По моему именно Россия переводит мир в постхристианскую эпоху, а её (этой эпохи) принцип, согласно Розенштоку -Хюсси состоит в формуле, которая в полной мере соответствует заявленному императиву стран БРИКС: "Respondeo etsi mutabor" (лат: "отвечаю, хотя и должен буду измениться"). Иными словами - жить в соответствии с полнотой собственной (ненавязанной извне) истины, при этом быть в состоянии признать истины других людей (стран) и жить в соответствии с ними. Жить так словно России нет, но при этом она везде, как ЦЕНТР СФЕРЫ у Николая Кузанского, как Христос после распятия, материально "пропавший", но с тех пор присутствующий повсюду, объемлющий всё.
Он: "Оставим эту запредельную логику, пока она не увела нас бог знает куда. Сосредоточимся на земном и сегодняшнем. Занятная получается картина. Выходит, что начальную школу христианства мы худо-бедно прошли и нас перевели на стадию высшей математики, то есть христианства уже для Социалных множеств (Культур). Но если Россия выступает в качестве Христа, несущего благую весть (распятого за неё на Кресте Действительности, с дополнительными лучами (по Дали) уходящими в иное измерение) о более справедливом мироустройстве, то с кем же можно отождествить 12 её апостолов.
Я: " Как с кем! Вероятно со странами БРИКС (пока их всего 10), не важно какого они вероисповедания, постхристианство (изменивши форму и ставши реально Вселенским) стоит над всеми конфессиями и заключает их в себе на пример поместных Церквей. Смерть - в их разъединении. Жизнь - в равноправном и "одухотворённом" сосуществовании, где нет места хозяину и подчинённому. Как в первых христианских общинах...А кому-то ещё возможно придётся висеть, медленно испуская дух на придорожных крестах , как во времена Древнего Рима ( Палестина, Сирия, возможно Грузия и Сербия) .
Он: "Но ведь был и Иуда и его тридцать сребренников"
Я: "Приглядись к Индии. Любимый сотоварищ, но всегда себе на уме, крайне сложный внутренне, и поэтому противоречиво-ненадёжный. А не таким ли был Иуда, считавший Христа по меньшей мере равным себе - уже достаточное основание, чтобы предать. Вовсе не из-за денег, а скорее по идейным соображениям. В этом смысле святое писание нам многого не договаривает. Попробуй вникнуть в суть классической религиозной философии индуизма. Сверхчеловеческий мир вседозволенного, кипящий страстями и кровью, где сам человек ничто или в лучшем случае бессловесная массовая жертва"
Он: выходит, что Иуда - скрытый индуист, считающий себя полубогом?
Я: Почему же полу-, и почему только счатающий?
Он: Тогда всё ещё сложнее...
[Скрыть]Регистрационный номер 0536826 выдан для произведения:
Разговор с приятелем-либералом.
Я: "Ну, хорошо, пусть ты прав и они нас экономически задавят. Что с того? Ведь по большому счёту, это уже ничего не решает
Он: "то есть как ничего не решает? Это же поражение, мать твою!
Я: "Но основной закон духа, как раз и предполагает поражение в качестве пути к победе. Не дух, как таковой обновляет мир, а конкретные носители духа, которые, будучи моментами целостности, в своих попытках её обновления всегда терпят поражение."
Он: "То есть по твоему. это как бы месть неподатливой реальности, плата за вводимые новшества?.
Я: "Судьба первопроходца (читай России) незавидна, он может использовать мир, но не в состоянии его изменить, будучи крепкими материальными узами связан с уже существующим порядком вещей"
Он: "Имеешь в виду место России в глобальном мировом порядке?
Я: "В том числе и это. Россия должна сломать и победить, обнулить в метафизическом плане то, чем по большей части и является
Он: "Мюнхаузен, вытаскивающий себя за волосы из болота. И ты считаешь это нормальной и продуктивной стратегией?
Я: "А в нашей ситуации продуктивной может быть только абсурдная с обыкновенной точки зрения стратегия. Зато эта стратегия делает нас АБСОЛЮТНО неуязвимыми.
Он: "Это как?"
Я: "Во-первых, тот кто доверяется духу, уже принебрегает внешним успехом, зная, что может достичь цели изменения мира только в качестве функционера духа. И совершенно отказаться от залихватских идей об определяющей роли чисто личного начала. Необходимое случается, но люди не в состоянии облегчить его приход, погребая одни времена и начиная новые, являясь при этом или инструментом или медиумами. Но там, где господствует приверженность к восстановлению жизни, к её возобновлению (отстройка Мариуполя и другие примеры), история превращает свои катастрофы - революции, войны - в преобразованную повседневность"
Он: "По твоему любая глобальная война и революция - лишь оболочка каких-то более глубоких, духовных преобразований в области Духа?
Я: "Да, и эти преобразования, заслонённые военной и послевоенной реальностью окажутся видны далеко не сразу. По Розенштоку-Хюсси происходит это в соответствии с "законом отсроченной видимости", по которому невидимое (недоступное органам чувств) должно предшествовать во времени видимому (доступному органам чувств), Свободная, обладающая творческим потенциалом жизнь сперва всегда невидима, как по-настоящему невидимы для своих современников все эти творцы нового и первопроходцы, а если и видимы. то всегда в образе обречённых на поражение бунтарей и неизлечимых параноиков. Вот как сейчас западный мир смотрит на Россию. Как в своё время Голиаф на Давида. Видимое, привычное предсказуемо, а невидимое, ещё не ставшее, всегда представляется чем-то совершенно невозможным, и подлинное историческое время - это цепь "инкарнаций" (уже вроде бы навсегда распятых) происходящих каждое в своё время. То что было в своё время рискованным и явно преждевременным (первое пришевствие) наконец получает возможность неизбежной реализации .
Он: "По твоему Россия - тот самый первопроходец, агнец, обречённый на заклание, но всё-равно побеждающий в обратно-отзеркаенном духовном мире? Уже победившая.
Я: "Но даже в этом мире ещё всё не ясно. А что если время на календаре истории уже подошло, что если мы с тобой живём как раз во время ОСУЩЕСТВЛЯЮЩЕЙСЯ ИНКОРНАЦИИ, во время второго, и уже окончательного пришествия. В этом смысле как-то по особому злободневно звучит фраза, обронённая Мартином Хайдеггером в далёком 1943: "Мы никогда не победим русских, пока не поймём их метафизическую тайну, и тайна их в том, что они являются землёй будущего. Русские - это не понятая ни нами, ни самими собой земля Будущего".
По поводу погибающих, но в результате побеждающих героев. Хорошо это выразил Зомбарт в своём споре с Максом Вебером о первичности личностного начала в истории. По Веберу "капиталистический (инновационный) дух создаётся самим капитализмом, вызревшим внутри протестантизма". По Зомбарту - главное, в этом - душевные предрасположения, унаследованные от предков. То есть существуют "эпохально-инновационные" натуры, которые подразделяются на "предпринимательские" и "мещанские". Первые - отважные авантюристы, вторые - унылые, умеренные и аккуратные клерки, заполняющие своей массой пустоту, образовавшуюся после гибели первых, их предшественников. Просто в переломные эпохи их совместные действия наиболее успешны. Согласно Зомбарту, "предрасположение" к "инновационному пересмотру традиции" просматривается не только на уровне персоны, но и на уровне этноса, в точном соответствии с теорией этногенеза Льва Гумилёва (описывающего фазу надлома, как переход от акматической фазы к иннерционной).
Захватывающе, и потрясающе глубокий,диалог.Читаю и понимаю всем своим нутром, как верно, бесспорно,а диалог нужен был автору,потому что лишь в споре рождается Истина. А с ней не поспоришь.
Задача была всё же скромнее, скорее психологического плана. Не выяснить. что есть истина, а создать некое функциональное напряжение в голове читателя. Как сказал бы Абрахам Маслоу, "изменить его мотивационный статус", вывести его из нейтрального, смертеподобного состояния немотивированности(фрейдовское равновесие), спровоцировать условия, когда сам поиск истины стал бы (хотя бы на краткое время) его доминирующей экзистенциальной потребностью, потребностью понять и объяснить всё самому. Форма диалога здесь подходит как ничто другое. Заметь. ничто не утверждается на сто процентов, они просто говорят. относись к этому как хочешь, не обязательно даже дочитывать до конца.