Хинганский схрон

    В 1981 году в газете «Тихоокеанская звезда» была опубликована заметка, в которой сообщалось о находке на Амуре, в селе Калинино (бывшей деревне Монастырщина) каменной плиты с хорошо различимыми словами «Ерофей Павлович…». В связи с этим, писали в газете, возникла версия, что Хабаров таки вернулся на Амур и там доживал свои последние годы.
 
    Мне не удалость ознакомиться с полным текстом этого сообщения,  пришлось довольствоваться его кратким изложением и комментариями  в книге Г.А. Леонтьевой «Землепроходец Ерофей Павлович Хабаров». Эта информация  заинтриговала меня своей загадочностью, прежде всего, – предположением о возможном возвращении Хабарова на Амур. Ведь так и остается неизвестным, где и когда умер Ерофей Хабаров, есть лишь ничем не подтвержденные предположения, что он умер, находясь на Лене, и похоронен у стен Киренского монастыря. 

    Георгий Борисович Красноштанов -  наиболее дотошный исследователь жизни Хабарова, автор семисотстраничной книги «Ерофей Павлович Хабаров», пишет об этом однозначно, - «… неизвестно. Последние годы жизни Хабарова затеряны в недрах времени».

    В течение нескольких лет я собирал и анализировал исторические материалы в надежде  найти  подтверждение возвращению Хабарова на Амур, а вместе с этим и объяснить загадочную находку, о которой писала  «Тихоокеанская звезда».

    Прежде всего, нужно было выяснить, где  находится  село Калинино. Задача оказалась не такой уж и простой. На карте Приамурья я нашел два села Калинино, еще и Калиново. Ясность внесло знакомство с материалами амурской эпопеи генерал-губернатора Муравьева. Оказывается, это по его  инициативе одно из казачьих поселений за Хинганским хребтом было названо Монастырщиной, - по фамилии подпоручика Петра Монастыршины, который  командовал 2 ротой 13 сибирского линейного батальона, снабжавшей продовольствием казаков сводной Амурской сотни,  что несли службу на Сунгарийском посту.
 
    Поиски на карте села Калинино, не скрою, обрадовали меня результатом. Оказалось, что оно расположено неподалеку от устья Буреи, выше которого начинается Хинганское ущелье. Другим открытием явилось то, что недалеко от Калинино я обнаружил старинное село Крестовоздвиженка, название которого явно указывало на установлении там когда-то и кем-то «Креста Господня». 

    Я в это время занимался сбором материалов к задуманной мною  книги - «Сибирский конкистадор Ерофей Хабаров», и был довольно хорошо осведомлен о деталях его амурской экспедиции. Неясными оставались лишь несколько фрагментов, среди них -  странное поведение Хабарова как раз в этом районе, - близ устья Буреи, - в 1652 и в 1653 году, - накануне его ареста Зиновьевым. Именно в этих местах он, казалось бы совершенно беспричинно, задерживался на довольно продолжительное время, - от полуторых до двух месяцев.

    Из отписок казаков, и самого Хабарова следует, что в 1652 году они двинулись в путь из Ачанского городка 22 апреля «в парусную погоду» и устье Сунгари  «парусами пробежали». Пусть даже и в парусную погоду этот путь против течения потребовал втрое большего времени, чем сплав. Но и в этом случае в первых числах мая отряд уже находился выше устья Сунгари, - на подходе к Хинганскому ущелью. С отрядом же Чечигина Хабаров встретился неподалеку от этого места лишь в середине июня. Чем же занимался Ерофей Хабаров и весь его отряд в течение почти полуторых месяцев? В исторических архивах об этом никаких сведений не обнаружено. Известно лишь, что, узнав от дючеров о его розыске отрядом служилых людей Нагибы, Хабаров сделал все возможное, чтобы с ним не встретиться,- пропустить их в низовья Амура.

    Не знаю, как другие читатели, но когда  сам я читал обо всем, что происходило в это время на Амуре, то невольно задался вопросом: располагал ли  в это время Хабаров средствами, чтобы расплатиться с долгами перед казной и якутским воеводой? И, если да, то где хранилось все это добро?

    Надо думать, средства у него были, причем не малые, - и деньгами и мягкой рухлядью и разного рода изделиями, награбленными у князцов и улусных «лутших людей». Средства от продажи своим людям вина и пива, пищалей и серпов с косами, свинца и пороха; средства в виде мягкой рухляди с погромов даурских улусов и выкупа ясырей, возвращенных долгов своих полчан  трофеями с тех же погромов. 

    А сколько разного рода добра должно было накопиться у Хабарова за минувший год в качестве его собственной доли при разделе имущества  разграбленных княжеских городков,  погибших в схватках даурских, дючерских и маньчжурских воинов, казненных князцов-аманатов и улусных «лутших людей», - куяков и шлемов, луков и сабель, затейливых щитов, калчанов со стрелами, разных других  воинских доспехов и оружия. А ковры, женские узорчья-украшения, посуда китайской работы из княжеских домов и юрт.

    У читателя, может быть, появится мысль, - ну что там – луки, какая им цена. Ответом на такое суждение может явиться статья А.Р. Артемьева «Лук князя Гантимура». Речь идет о луке, переданном потомком Гантимура - амурским казаком Алексеем Катанаевым в областной краеведческий музей города Благовещенска. Процесс изготовления таких луков занимал от одного до трех лет при весьма сложной многоступенчатой технологии. Лук обладал уникальными боевыми качествами, - дальностью полета стрелы, отсутствием вибрации при выстреле, что обеспечивало высокую точность боя. Правда, требовал при этом незаурядной физической силы стрелка. Дешев ли был такой лук?

    Понятно, что таким уникальным оружием обладали лишь богатые и влиятельные люди, каким был Гантимур. Но ведь не менее богаты и влиятельны были разгромленные Хабаровым князцы Гайгудар, Албаза, Толга, их родственники и приближенные «лутшие люди». Так что в руках Хабарова были, в том числе, и вещи совершенно уникальные. 

    При этом нельзя забывать и о том, что при всех достоинствах огнестрельного оружия, которым располагали казаки, в дождливую и сильно ветреную погоду его применение становилось неэффективным. К тому же  постоянно ощущался недостаток свинца и пороха. Поэтому  казаки, без сомнения, в качестве резервного оружия имели при себе и лук со стрелами, и саблю. И, конечно же, ценили и хорошо сделанный лук и стрелы, как надежное оружие повседневного пользования. Представьте себе, сколько накопилось такого трофейного оружия, если только лишь у Гайгударовского городка погибло более 600 его защитников. Куда  все это подевалось?

    Конечно, часть добра, прежде всего – мягкой рухляди, Хабаров, видимо, уже переправил на Лену со своими доверенными людьми, - братом Никифором и племянником Артемием. Что же касается оплаты своего долга Францбекову и казне, то с этим он не торопился. Более того, складывалось впечатление, что он даже и не собирался этого делать. 

    Переправлять на Лену остальное свое добро он, видимо, не считал возможным. Потому ли, что не хотел огласки, которая была неизбежна при таком числе окружавших его людей, в том числе критически к нему настроенных. Или потому,  что опасался, как бы все это не было у него отобрано властями, и не отписано в казну. Да и вообще, - можно ли было поручить такое дело - завершающий этап всей задуманной операции, даже близким и особо доверенным лицам без его личного контроля и участия?

    Где же находилось все это добро? У меня нет другого ответа, кроме как, что он возил все это в трюме головного дощаника своей флотилии, - своей походной резиденции. Или, может быть, у читателя есть на этот счет какое либо иное суждение?

    Здесь мы  подходим к замечательному моменту истории хабаровской эпопеи на Амуре, - истории в духе романа Роберта Стивенсона «Остров сокровищ». Вряд ли Хабаров был столь опрометчивым, чтобы рисковать накопленным добром. Есть все основания предполагать, что в  критический момент он упрятал его где-то, как сейчас говорят в «схроне». Не тогда ли перед  Хинганским ущельем в мае 1652 года, когда он узнал от дючеров, что его разыскивает отряд служилых людей Нагибы? Не этими ли обстоятельствами была вызвана задержка Хабарова,  его нежелание идти на розыски этого отряда? К слову сказать, дикое Хинганское ущелье со своими труднодоступными скалами и разломами  являлось весьма подходящим местом для  такого рода акции. 

    Располагали к этому и другие обстоятельства. Вряд ли Хабаров оставил в Ачанском улусе восемь сотен захваченных у маньчжуров лошадей. Не такой он был человек. Скорее всего, он приказал перегнать их к Даурской земле, куда возвращался он сам,  где этих лошадей можно было  использовать для нужд отряда,  продать или обменять на мягкую рухлядь. Так что у Ерофея был хороший предлог устроить стоянку отряда на подходе к Хинганскому ущелью в ожидании перегонщиков табуна. 

    Где именно устроил Хабаров схрон, и кто был к этому причастен? Об этом  никаких исторических свидетельств нет, как нет сведений,  был ли вообще такой схрон. Вполне допускаю скептическую усмешку читателя по поводу столь романтической выдумки автора. Но попробуйте как-нибудь по иному объяснить полное отсутствие какой-либо информации о том, куда подевалось собранное Хабаровым добро. Следует при этом иметь в виду, что Ерофей относился к такому способу временного укрытия ценностей вполне позитивно. Об этом свидетельствует тот факт, отмеченный в исторических первоисточниках, что осенью 1653 года, когда он с Зиновьевым находился в Тунгирском острожке, именно по  совету Ерофея и под его руководством было закопано в землю 80 пудов пороха и другие боевые припасы, предназначенные для амурского войска.

    Нечто подобное произошло и в 1653 году. Отряд Хабарова отплыл под  парусами от Мингальского улуса 19 мая. Об этом свидетельствуют сохранившиеся исторические документы. В  архивах не обнаружено никаких сведений о том, где был и чем занимался Ерофей Хабаров до 25 августа, когда он в устье Зеи встретил прибывшего на Амур государева посланника - дворянина Зиновьева. Неизвестно, ни как он прошел устье Сунгари,  ни то, чем занимался отряд и сам Ерофей в течение трех месяцев. 

    Невольно возникает вопрос, - не использовал ли он это время для тех же целей, - упрятать накопленное в походе добро в «Хинганском схроне». Обстановка складывалась критическая, Ерофей не мог не видеть, что над его головой сгущаются тучи. Это тем более вероятно, что теперь с ним были его брат Никифор и племянник, - Артемий Петриловский. Можно даже предположить, что они провели эту операцию втроем, перепрятав добро в другое место. Теперь уже без посторонних свидетелей. Времени для этого было достаточно.

    Выйдя к Зее, Хабаров встретил там московского дворянина Зиновьева с более чем трехсотенным войском, в котором было 150 московских стрельцов. Было ли это нашествие для Хобарова неожиданным, - не известно. Но, судя по сохранившимся историческим документам, Хабаров к такой встрече был готов. Был у него собранный  ясак, были ясачные книги,  заведенные Поляковым и Чечигиным, были захваченные в походах аманаты и ясырь. Собственного  имущества  было при Ерофее относительно немного, - лишь соболи, да меховые изделия. Да и те, надо думать,  Ерофей оставил под рукой, чтобы использовать при необходимости для взяток и откупов.

                                                 *

    Обнаружив на карте неподалеку от поселка Калинино село Крестовоздвиженка, я невольно вспомнил, что когда Ерофей Хабаров под надзором сына боярского Федора Пущина прибыл в 1658 году  к Тунгирскому острожку, чтобы раскопать спрятанные в схроне боеприпасы, то обнаружил «порозжие ямы», а возле них - крест, поставленный "воровским войском" Михаила Сорокина. 

    Была такая древняя русская традиция. Монументальные  кресты высотою до нескольких метров ставили в  памятных местах. Тем самым человек или просил Божьей милости и помощи, или возносил благодарственную молитву Господу и небесным заступникам в связи с успешным исполнением какого либо дела. На  крестах, как правило, указывалось, чьим «повелением» они поставлены. Не мог ли, подумал я, Хабаров со своими спутниками поставить такой крест в знак благодарности Господу после успешного опорожнения «Хинганского схрона»?  А это значит, что он действительно побывал на Амуре, несмотря на запрет властей.

    Но мог ли простоять такой  крест два столетия, сохранив при этом еще и вырезанную на нем надпись? А почему бы и нет, если он был сделан  из сибирской лиственницы, - основного дерева Приамурья. Пусть даже и полуистлевший, но позволивший прочесть надпись на нем,  когда благодаря усилиям графа Муравьева-Амурского началось заселение берегов Амура русскими людьми. Если читатель в этом сомневается, то напомню ему, что еще и сегодня можно увидеть в Якутске сохранившуюся башню острога, построенную  в середине 17-го века.

    Нельзя, конечно, с полной уверенностью утверждать, что этот крест  установил  Ерофей Хабаров, но такая версия, нам кажется, имеет право на существование. Во всяком случае, она позволяет объяснить и появление села Крестовоздвиженка неподалеку от поселка Калиново,  и каменной плиты со словами «Ерофей Павлович…». Казаки, поселившиеся на берегу Амура во второй половине 19-го столетия, когда имя Хабарова, что называется, было «на слуху», обнаружив этот полуистлевший поклонный крест, и прочитав подпись на нем, вполне могли  заменить его памятной каменной плитой с именем землепроходца, посчитав, что он доживал свой век в этих местах. Хотя доживать свои последние годы  в этом месте  Хабаров, конечно же, не мог. После возвращения из Москвы и до 1667 года он, как свидетельствуют документы, безвыездно проживал на Лене, занимаясь своим хозяйством.