Приспичило когда-то в мирозданье
Беспечным попечителям земли,
В деревне под какой-то там Рязанью,
Вдали столиц и кабаков вдали,
В берёзовой ватаге без прозванья,
Где и цветы-то блёклые цвели
Для вящей жизни пробудить мальчишку
Красивого и умного не слишком.
II
В головке от рожденья золотистой
Метался часто ветерок с полей,
В глаза втекал свет бытия пречистый,
А в слух молва синиц и журавлей,
В церквушке деревенской неказистой
Внимал он, плача, тропарей елей,
Вникая в лад и магию распева,
Как в светоч нисходящий крона древа.
III
Как кобели весной по зову сучью,
Он тоже на девичий зов спешил,
Прознав уже, как жадно сладкозвучью
Внимают девушки в ночной тиши,
Платя порою каждому созвучью
Куда как щедрым трепетом души.
А кто не знает, как весенней ночь.
Душа за песню расплатиться хочет.
IV
Но хоть он был в деревне первый парень,
А всё не покидала его спесь…
И вот в столице он, одет, как барин
И трость есть у него, и шляпа есть,
И кабаки, где он в хмельном угаре
Всю жизнь свою готов истратить днесь.
А в жадный слух уже втекает слово
Сладчайшее, хоть отравить готово.
V
В насмешливо-высокомерном свете
Он златоустствует, как Аполлон,
У барынь похотливых на примете,
И в каждую сам чуть ли не влюблён.
Мечась в силках восторгов междометий
Себя бездумно расточает он
Не сетуя, что ядовитой славы
Стяжает тяжкий жребий у державы.
VI
Всё реже вспоминая мать-старушку,
Он всуе обращался к ней в стихах,
Припомнив ли в созвучии, как Пушкин
Старушек звал за совесть и за страх
Опорожнить одну-другую кружку,
Как меж поэтов повелось в веках
По осени, когда тоска и слякоть
И хочется стреляться или плакать.
VII
А между тем собратья подмечали
Как дивно истончался его дар.
Хотя он все восторги и печали
Не из столичных вынес кулуар.
Но столько дерзкой прелести впитали
Поэзия его и страсти жар,
Что все, кому чутьё и вкус не чужды,
Искали у него любви и дружбы.
VIII
Искусный поводырь и соглядатай,
Сыскался друг, мудрец и острослов.
Пусть вовсе не красив и не богатый,
Но дружба – это больше чем любовь.
Как опытный советчик и вожатый,
Он разделял и кошелёк и кров,
А про себя считал, что даже славу
С приятелем делить имеет право.
IX
Отечество меж тем в кровавой смуте
Крушило самобытный свой уклад,
Ломая человеческие судьбы,
И будущее обещало ад.
Герой же наш был не боец по сути
И чтоб не сгинуть меж жестоких стад
Купил себе за деньги право жизни
За тем, чтобы потом воздать отчизне.
X
И, оставаясь в стороне от смуты,
Он бытовал среди немногих тех,
Кто не терпел лишений ни минуты
И ждал от жизни для себя утех;
Ведь жизнь всего одна, а люди – люты,
А все они ранимы, как на грех.
Но стоит ненадолго затаиться –
Гроза пройдёт, а жизнь-то длится, длится.
XI
Да, не стяжал герой наш ратной славы,
Неволи и недоли избежал,
Не рассудил, кто меж неправых правы,
Но испытал все прелести кружал.
Не умер от любовной он отравы,
А, как ему казалось, возмужал,
Да так, что и нашёптанное свыше
За воркотнёй подруг мог не расслышать.
XII
Но пестуны небесные беспечно
Вели его в какой-то парадиз,
Куда войти кому как ни увечным,
И не попасть без их незримых виз.
Туда-то, словно к станции конечной,
По жизни восходя, катился вниз
Поэт, готовый стать в темнице светом
В те времена, когда не до поэтов.
XIII
Помыкавшись в богемных кулуарах,
Устав от лести и сердечных смут,
Решился он уехать, ведь недаром
В романах все куда-нибудь бегут.
Держава хоть и маялась в пожарах,
Да и народец стал к друг другу лют,
Однако пилигрим беспечно верил,
Что люди, хоть козлы, а всё ж не звери.
XIV
Охота к перемене мест конечно
Прославила в иные времена
Людей добрейших, но душой увечных,
Искателей то ветхого руна,
То неких дульсиней не безупречных,
То непосильных нош на рамена.
И наш герой пустился в одночасье
На поиск толи славы, толи счастья.
XV
Столичная известность между прочим
Его давным-давно обогнала.
Так, словно к славе нет пути короче,
Чем совершать скандальные дела.
Провинция теперь смогла воочию
Увидеть петушка, а не орла,
И убедиться, как снискавший славу
По праву может не всегда быть правым.
XVI
Но принят пилигрим наш был без жалоб,
Как искони ведётся на Руси.
Поклонников одно лишь поражало,
Что наш поэт, о чём ни попроси,
Искать ответов приведёт в кружала.
А истина-то, господи спаси,
Разлита там уже по всем сосудам,
А внявший, если не Христос, так Будда.
XVII
Диковин же на два-три дня хватило,
И вот уж заскучал наш пилигрим.
Меж тем с него и чопорность сходила
И некой респектабельности грим,
А детской непоседливости шило
Сверлило мозг, – Чего мы здесь сидим?
И вот уж облегчённо, но без жалоб
Богема его дальше провожала.
XVIII
А дальше что? Когда спешишь без цели,
А местных и знакомых нет примет
Найдёшь ли край, желанный в самом деле,
Который сир, когда тебя в нём нет,
Где, позабыв мирские канители,
Пожить безвинно, как анахорет,
Забыв мирские страсти и напасти
В блаженно-детском ощущенье счастья.
IXX
И долго он неведомо куда
Неведомо зачем ещё стремился,
В стихах перевирая города
И страны, где никак не пригодился.
Но так как жил без явного вреда,
То бог бы с ним! Но жалко, что не сбылся.
А жизнь-то продолжается, и что ж –
Ответишь сам себе – зачем живёшь.
XX
Да-да, пришла пора душевных смут,
А мудрость не пришла, и ждать нет смысла.
Свои, уже чужие, люди ждут,
Когда истратит он триумфов числа.
Придёт нелестного забвения уют,
И будет он уж не в деревню выслан,
А в те края, где тишь да благодать,
Которых никому не избежать.
XXI
И всматриваясь в будущую жизнь,
Он не находит для себя местечка
Иначе как в молве кабацких тризн
Да в трепете девичьего сердечка.
Осталось пить до положенья риз,
Здоровье и сознание калеча,
И в отражение зеркал не узнавать,
Кто там такой, откуда и как звать.
ХХII
Пришла пора; бесстрастный попечитель
Невзрачный оттиск стёр в единый миг,
Как со скамейки след подошвы вытер
На переправе лодочник-старик.
Какой такой ещё найти эпитет,
Чтоб неофит живой пример постиг
И драгоценность бытия некстати
Бездумно и бессмысленно не тратил.
Помочь сайту
Поздравления
