Я псакну, может быть, очередную глупость,
Но ошибался в демократии Вольтер.
Апломб ума через столетия дал дуба,
Сам просветитель не предвидел всех химер.
Та власть свободы, за которую он бился
(А за неё мог умереть, и тем гордился),
Играла с миром, как с гранатой павиан.
В какой-то миг чека слетела, и случился
Апофеоз беды – среда кровавых драм.
Юдоль печали, слёз и тягостного страха,
На вольнодумцев расписала ордера,
А демократия – обгадилась, дав маху,
Скорбя в газетных, миллионных номерах.
Вольтер был искренен в порывах благородства,
О толерантности был сведущ, даже прав.
Его душа не знала каверзы уродства,
Миграций мира – где у каждого свой нрав.
Мечеть в Париже, и азан над тихой Сеной –
Не мог он будущего видеть наперёд.
Едва ли знал он – его истина не вечна,
Но был признателен тогда ему народ.
И что теперь? Его свобода нас калечит,
И я надеюсь – вседозволенность пройдёт.
[Скрыть]Регистрационный номер 0285758 выдан для произведения:
Я псакну, может быть, очередную глупость,
Но ошибался в демократии Вольтер.
Апломб ума через столетия дал дуба,
Сам просветитель не предвидел всех химер.
Та власть свободы, за которую он бился
(А за неё мог умереть, и тем гордился),
Играла с миром, как с гранатой павиан.
В какой-то миг чека слетела, и случился
Апофеоз беды – среда кровавых драм.
Юдоль печали, слёз и тягостного страха,
На вольнодумцев расписала ордера,
А демократия – обгадилась, дав маху,
Скорбя в газетных, миллионных номерах.
Вольтер был искренен в порывах благородства,
О толерантности был сведущ, даже прав.
Его душа не знала каверзы уродства,
Миграций мира – где у каждого свой нрав.
Мечеть в Париже, и азан над тихой Сеной –
Не мог он будущего видеть наперёд.
Едва ли знал он – его истина не вечна,
Но был признателен тогда ему народ.
И что теперь? Его свобода нас калечит,
И я надеюсь – вседозволенность пройдёт.