До души своей раздетый
Ходили, словно в праздники иконы,
Катушки и кассеты по рукам.
Молились мы аккордам и стихам,
Где хрипом ты контузил микрофоны.
По стопкам лили, властью прокажённый,
Подъездно-коммуналочный шансон...
Растягивались нервы, в унисон,
С твоим одним, струною оголённым.
Когда страну вопросами распёрло,
Но лишнего никто не задавал,
У многих крик твой в горле застревал,
А некоторым - и поперёк горла.
Из роли выползал, от пота мокрый;
Твой Гамлет, по неволе, обрусел...
Как много ты, Володя, не допел!
Как много ты, Семёныч, ещё смог бы!..
Бежала к пальцам лава сигареты,
Притягивал задумчивостью глаз...
Ты выходил тогда, в последний раз,
На сцену, до души своей раздетый.
За тридцать лет ничто не изменилось -
Пророков нет в Отечестве твоём...
Мы эти песни до сих пор поём,
И значит сердце не остановилось!
К собравшимся сегодня в этом зале
Эстрадникам я выйду и скажу:
"Не трогайте ремиксами, прошу,
Всё то, что свято нам в оригинале!"
Ходили, словно в праздники иконы,
Катушки и кассеты по рукам.
Молились мы аккордам и стихам,
Где хрипом ты контузил микрофоны.
По стопкам лили, властью прокажённый,
Подъездно-коммуналочный шансон...
Растягивались нервы, в унисон,
С твоим одним, струною оголённым.
Когда страну вопросами распёрло,
Но лишнего никто не задавал,
У многих крик твой в горле застревал,
А некоторым - и поперёк горла.
Из роли выползал, от пота мокрый;
Твой Гамлет, по неволе, обрусел...
Как много ты, Володя, не допел!
Как много ты, Семёныч, ещё смог бы!..
Бежала к пальцам лава сигареты,
Притягивал задумчивостью глаз...
Ты выходил тогда, в последний раз,
На сцену, до души своей раздетый.
За тридцать лет ничто не изменилось -
Пророков нет в Отечестве твоём...
Мы эти песни до сих пор поём,
И значит сердце не остановилось!
К собравшимся сегодня в этом зале
Эстрадникам я выйду и скажу:
"Не трогайте ремиксами, прошу,
Всё то, что свято нам в оригинале!"
Нет комментариев. Ваш будет первым!