Когда ледяная Нева от шуги пестра,
и гложут Петрополь метели буйные страсти,
по Марсову полю скитается тень Петра,
уже безлошадная, памятная - отчасти:
ведь памятник грозный отлит не ему - коню,
и шуба с плеча благодарной Императрицы -
копытному другу, а Пётр гуляет ню,
и только Евгению в строгом мундире снится.
Метель завывает и прыгает во дворы
с изящною грацией нежно-снежного барса.
Бредёт император, гляделки его добры,
он пастью бескровной старается улыбаться.
Но всё же сочувствия в бронзовом теле нет,
слезу не пустить, не доплюнуть до урны смачно,
и встречному кренделю Пётр басит: "Привет!
Сымай-ка шинелку, нечаянный друг Башмачкин!"
А утро забрезжит - пора приличных особ,
теснится по Невскому публика занятая...
Глядит полисмен: на участке его - сугроб:
снежинки пушисто Акакия заметают...
( Владимир Алексеев)
***
По сонному Питеру как-то под Рождество
Скитался поэт в беспричинных поисках счастья.
Как водится, был поэт нездрав головой -
Поскольку с Нового года тверёз... отчасти.
И был сочинитель в скабрезном обличье — «ню»,
(Видали среди зимы вы такое диво?).
Намедни он дал пальто чужому коню,
Чтоб тот на вопросы «кто?» отвечал правдиво.
Неведом поэтовым зенкам добра предел:
И шляпу, и свитер дал копытному лоху...
А кто потом до кальсонов его раздел,
Признаться, поэт и сам уже помнил плохо.
А в городе славных легенд и кошмарных снов,
И очень добрых бронзовых государей
Пурга расплясалась - с «нежностью» тех слонов,
Что в Индии жаркой врагу махараджа дарит.
Увидев прохожего, поднял наш лирик вой:
«- Продрог я, Акакий! Шинельку бы мне, любезный!!!»
И тут на стенания выполз городовой:
«- Нельзя побираться здесь!.. Ну, пойдем, болезный!..»
[Скрыть]Регистрационный номер 0443803 выдан для произведения:Когда ледяная Нева от шуги пестра,
и гложут Петрополь метели буйные страсти,
по Марсову полю скитается тень Петра,
уже безлошадная, памятная - отчасти:
ведь памятник грозный отлит не ему - коню,
и шуба с плеча благодарной Императрицы -
копытному другу, а Пётр гуляет ню,
и только Евгению в строгом мундире снится.
Метель завывает и прыгает во дворы
с изящною грацией нежно-снежного барса.
Бредёт император, гляделки его добры,
он пастью бескровной старается улыбаться.
Но всё же сочувствия в бронзовом теле нет,
слезу не пустить, не доплюнуть до урны смачно,
и встречному кренделю Пётр басит: "Привет!
Сымай-ка шинелку, нечаянный друг Башмачкин!"
А утро забрезжит - пора приличных особ,
теснится по Невскому публика занятая...
Глядит полисмен: на участке его - сугроб:
снежинки пушисто Акакия заметают...
( Владимир Алексеев)
***
По сонному Питеру где-то под Рождество
Скитался поэт в беспричинных поисках счастья.
Как водится, был поэт нездрав головой -
Поскольку с Нового года тверёз... отчасти.
И был сочинитель в скабрезном обличье — «ню»,
(Видали среди зимы вы такое диво?).
Намедни он дал пальто чужому коню,
Чтоб тот на вопросы «кто?» отвечал правдиво.
Неведом поэтовым зенкам добра предел:
И шляпу, и свитер дал копытному лоху...
А кто потом до кальсонов его раздел,
Признаться, поэт и сам уже помнил плохо.
А в городе славных легенд и кошмарных снов,
И очень добрых бронзовых государей
Пурга расплясалась - с «нежностью» тех слонов,
Что в Индии жаркой врагу махараджа дарит.
Увидев прохожего, поднял наш лирик вой:
«- Продрог я, Акакий! Шинельку бы мне, любезный!!!»
И тут на стенания выполз городовой:
«- Нельзя побираться здесь!.. Ну, пойдем, болезный!..»