Я разучился сопереживать...

Я разучился сопереживать…

А ведь, ещё совсем недавно

Меня под сердцем грела мать

Как дар небесный, дар желанный.

Наивный, светлый и прямой

Я верил миру, верил людям

Всяк человек мне был родной

И путь средь них мне не был труден

Чужая боль так трогала меня,

Как будто меч в меня вонзали,

А не в того, кто на скоку с коня.

И не его, меня клыки терзали.

Когда мне не знакомая душа,

Стояла перед кем-то на коленях,

Себе я быть жестоким разрешал

В своих непредсказуемых движеньях.

Мне было больно, коль страдал другой,

Мне было сладко от чужого пенья,

И я заворожен, бывал порой

Всей красотою, Божьего творенья.

Я восторгался мудростью детей,

Пленялся материнством женщин,

Подвластен был безумию страстей,

И мир, в котором жил, мне не был тесен…

Но вот беда… Что стало вдруг со мной?

Какой потерян мною орган,

Что всё теперь проходит стороной,

А я как старый и угрюмый ворон?

Что стало вдруг с моей душой,

Что с мерзостью вокруг она не спорит…

За что и кем я чувств земных лишен,

Как безъязыкий гамлетовский Йорик?

Быть может сердце через край

Насытилось экранной кровью?

Или забыв небесный рай,

Отравлено земной любовью?...

Не интересен стал мне мир людей…

С рожденья делят: землю, воду, небо,

Леса и реки, собственных детей,

И власть, чтобы за глотку брать соседа.

Так было, есть  и будет навсегда.

Ничто того порядка не изменит.

В пыль обратятся страны, города,

Но человек, как встарь, о власти бредит.

Весь мир познать и подчинить…

Сложна задача... Не по силам.

Совсем не то чтоб мир любить,

И умножать любовь всем миром.

Спокойствие моей души…

Всё так идёт, как должно – алгоритмом.

Любой финал меня уж не страшит,

Как не страшит любая битва.

Смотреть на мир и сопереживать…

В святую душу нет возврата.

Меня, как всех, под сердцем грела мать.

И был я светлым и слепым когда-то…