обратите внимание,
в поэме много перевертышей (палиндромов)
и большое разнообразие игровых и жизненных ракурсов,
которые занимают автора
1.
Я и норище в Еве – вещь, ирония,
я лип шарнира грамматика, китам маргарин рашпиля,
а кит ноздря, либо бильярд зонтика,
он-то хочет так икать, течь охотно,
то не он, не он зноен, но енот,
он-то хоть сегодня пьян, дог ест охотно
мох, утешь, а Пенелопа поле не пашет ухом,
ее усажу, ку-ку, к ужасу ее.
И косо сапожище, вещи жопа, с осоки
а мы до того ли милого-то дыма,
ежи Нины, дитя, мяте дыни ниже
и Варе пастор, крот саперави,
нежен.
Мяу, воск сов у ям,
мяу, хвост от сов (хуям),
ноль башмакам шаблон,
он не в соке Ев, ее косвенно
лапал.
2.
Леча комара от укуса,
убей его на прекрасном теле
утонченной красавицы,
она косо надела бусы,
чтобы тебе понравиться.
Лети, комар, уж всем безвредный,
под зад любви велосипедный,
любовь для мира спасена,
и цель заветная видна.
Когда десяток комаров
излечишь ты от их укуса,
приди, красавица, под кров,
поэт поправит тебе бусы.
3.
Жара 33 гра
Христопродавец Бог
добавил дыма гари торфа
в возраст Христа
вся вера в дыму
и вся в тонких лучах
тех тончайших, безденежно человечных,
которым (по-хую) Бог
или его нет.
4.
И утонченных разговоров
тугая нить:
- Да, это точно.
-Мерси.
-А дальше?
-Дышать.
-Свободой?
-Полной грудью.
5.
Она как статуя стояла на свободе
для ней все будущее было впереди,
но также видно было по ее природе,
что многое уж было позади,
и даже камни, лежа в огороде.
Трехцветный флаг над нею трепыхался,
она явилась, душу взглядом жгла,
и чёрт, который с нею бесновался,
ее бы мог убить, но не могла
Его рука с трехцветным пистолетом
спустить курок, пронзить ее стилетом,
поскольку чёрт был замечательным поэтом,
и мрачен был как чёрт, но не был чёрт при этом.
6.
Отвори ворота, Рая!
Отвори ворота Рая
В ангельской любви сгорая,
погружаюсь в Раю, зная,
что весь Рай – плохая Рая.
7.
Если ты когтями мясо,
ветра сизого явленье,
человек, достойный часа
выйти вон из положенья.
Плескаться в выпитой реке,
кружиться в съеденных пушинках,
и далеко, и налегке,
и из пруда торчат кувшинки,
и вдруг из легкого круженья
войти в чужое положенье.
8.
Я, стоя на заборе, пьяный,
заглядывал в окно,
стучал двум девушкам
меня впустить,
они смеялись.
И мне тогда казалось – это жизнь.
И я запомнил этот миг
на всю, которая потом
бывала.
9.
О сколько мечется поэтов незабвенных
в отверстиях, природой просверленных!
И топоры клюют, и колют пилы,
и глупо то, что нету слова глупно,
и физика частиц (ебитской) силы
дотошности ученых недоступна.
Да хоть бы выражены в слове,
слоны любви и носороги,
в любви достаточных условий,
плутая, не найти дороги.
И по гамме, и по гамме
семимильными ногами
и с пустынной головой
мяч летит на угловой.
Чти китч,
верь в рёв,
в Ев.
10.
Никогда, никогда, никогда,
никуда, никуда, никуда,
никому, никому, никому,
ни за что, ни за что.
А когда, а когда, а когда
и за то, и за то, и за то,
лишь тогда, лишь тогда, лишь тогда,
лишь ему, лишь ему, лишь ему.
11.
И ювелир алмазами замазал рану
на тонком теле подлости душевной,
побереги себя для лоботряса,
сапер, когда однажды он взорвется,
живот взлетит кишками наизнанку
и ювелир алмазами замажет рану
на тонком теле мякоти дав имя,
и ты представь, что ради лишь такого,
даю, давай, даем,
даешь, закурим,
кудесник Кинседук
посуху усоп.
12.
Когда б я был небесным телом,
а ты бывалая комета,
тогда, столкнувшись, мы с тобою
родили б множество детей.
Не так ли время, как топор,
любовь порою разбивает,
но дети все-таки родятся.
И музыканты просят выпить,
поскольку звуки врут без вальса
в крови желаний алкоголя.
Не позволяя власти мысли
как дивной музыке звучать
в деепричастии желаний.
В шеренгу вставшие петарды,
которые сейчас взорвутся,
когда б я был небесным телом.
13.
Передача беременности
без хирургического вмешательства,
простым дерганьем за уши.
Две небеременные девушки
дергали друг друга за уши,
поп предал их анафеме.
И Старость спорила с Юностью.
Старость говорила: - Я стану юной.
Юность говорила: - Я никогда не состарюсь.
14.
Чайки кричат гортанно,
это времени заповедник
сказал задумчиво о пиве:
- Пиво…
15.
У, поп-верхолаз мило Мебиусом осу и бемоли мазал, охре в попу,
у пожилого оголи жопу,
лидер браво, товар бредил,
конь еде белил и лебеденок,
о, то лодок око, долото,
а мы дубу лапу палубу дыма
мебель (ебём).
16.
Осеннее, пасмурно, вонюче,
утро божественно,
кого тут убедишь,
что Бога нет,
что он всего лишь вирус в головах,
ведь как тут ни крути, а кто еще
мог так испакостить природу?
Прогноз (благая весть), днем будет 36,
помолимся, и общими усилиями побьем
еще один рекорд, который был когда-то
в обсерватории так точно установлен
им. Михельсона, может, им самим,
пускай один из тыщи только знает,
как по-китайски называется Россия,
но каждому, как в детстве, очевидно,
что Шлагбаум – еврейская фамилия.
17.
Доживу до пришельца,
ничего тут такого,
он меня спросит: - Прокатиться желаете?
Я отвечу: - Да. А когда вернемся?
Мой пришелец возьмет под гитару Высоцкого:
- Ни-ког-да... Летим, или…?
И я отвечу: - Да.
На дорогах сновидений,
неоставшихся восторгов,
неиспытанных волнений,
недоставшейся любви.
Недодуманных советов,
жизней песен недопетых,
недосдержанных ответов,
недовысверленных пуль.
Слов не'до-выговорёных,
недодуманных додумок,
недосозданных творений,
недописанных картин.
Недосхваченных в полете,
неотвеченных так глупо,
'недо-праздвованных или
нерасслышанных страстей.
Недовыстрел арбалетов,
пуль, невыстреленных в ногу,
недовспоротых медведем,
недотопленных ко дну,
недостаточно счастливых.
Недовстреченных рассветов,
недовыспренных речей,
недовыловленных рыб,
недосдвинутых тем глыб.
В царство недосовпадений,
в корабле моего пришельца,
список как туман застелится
на все прошлое без теней,
и Земля как будто точка
в туфле тонкого мысочка.
18.
Се человек, как тонкость и натура
вочеловешася - сознанье и культура,
и голова, и ног коловорот,
на три фиговины, сама кругом пойдет.
И кросс озувертюренных матрос
стебает дыры тертых роз,
и (припездь) – это делу не помеха,
когда щепоточка чарующего смеха.
19.
В дымине пламени имени вымени,
я знаю, увидите вы, как не вы, меня,
как весь я, измазан губною помадою,
над именем вымени взлетаю и падаю,
и вы, непорочной подобно невесте,
измазаны тоже, мы падаем вместе,
летим в резонансе наитий событий
соитий, хотите вы иль не хотите вы,
все падают, падаете, даж-ес прочно стоите,
летят мимо Дуси и Груши, и Светы,
бедро (или плечико) Лизаветы,
проносятся важных персон переносицы,
хватают за фалды, лететь гуси просятся,
все искры, шипят между ними снежинки,
и жесты, и позы, гримасы, ужимки,
и мать всех искусств, благородная дура
архитектура,
олени, пасущиеся без ка'юра,
проносится мимо Медвежья гора,
убийца безжалостный комара
и ценники мыслей любви купороса
проносятся в вихре как знаки вопроса
контрастами синими имени вымени.
20.
(Ебать) шведок в коде в штабе.
Я Дуси сиси судья,
я и на тип колебаний, и на белок питания
водил к весу ротатор, ус евклидов,
кишка как шик.
И кит краснел, член с Арктики,
она тубой обута, но
ее вели левее,
(ебут) в тубе.
21.
Царство недосовпадений
в корабле моего пришельца
в недонолитой рюмашке,
в (недоёбанной) монашке.
Расстегни.
Даешь каденцию?
Не шевелись.
Застегни.
22.
Под зонтиком стояла Дуся,
раздетая, в весь блеск ноги,
трусы в руках тряся, не труся,
что рядом прыгают враги.
Она на паперти стояла
в честь непорочного зачатья,
и в черных складках страсть объяла
святых отцов внутри их платья.
И только Дух Святой успел
внедриться в Дусины пенаты,
как в тот же миг она зачала
и больше Духа не встречала.
И быль была такой, как именно,
сменила имя на Мариино,
и возрастила молодца
одна, без Духа, в честь отца.
Морали тут завод простой,
ты, Дуся, прочная и сочная,
не паперти с зонтом не стой,
от взоров глупость не скрывая,
Святого Духа призывая,
как амфора любви восточная.
А то родишь того, кто будет
к греху коленки вниз сгибать,
грехи чужие искупать,
а самого никто не судит.
Тут Дуся голая хохочет:
- Пусть верит в пустоту, кто хочет,
да, я под зонтиком стояла,
и солнце жаркое сияло,
но одного мне Духа мало,
один был Дух,
а мне надо двух.
23.
Нет богов вне голов,
никто, кроме лбов, не судит,
впереди, судьболов,
будет лишь то, что будет.
Будет, будет лишь то,
к чему мы несемся,
даже то,
как мы к этому отнесемся.
У Природы безбожной
божественна суть,
потому что бесконечно сложный
ее математический путь.
24.
Сексапильную сардельку,
в жопу пьяную как в стельку,
аппетитную сосиску
с тонким запахом духов,
всех в альбом моих стихов.
Лети, жужжу, житель,
тон и мясо ос, ям и нот
я ля-ля,
ля отстоял,
тень одалисок косил, а до нет.
Зенитки стреляют,
чтоб сбить самолет,
а пилот намечает
и бомбой убьет.
Но даже если голова моя треснет,
мертвый Бог не воскреснет.
Помочь сайту
Поздравления
