ТАВРИЧЕСКИЙ
САД
1
Меня
крестили в Греческой церкви,
Которой
давно уже нет;
Теперь здесь
зал для концертов.
Об этой
бессмысленной жертве
Когда-то
сказал поэт:
Как мы
жертвуем тем, что было,
Разрушаем –
ради чего? –
Время
прошлое, храмы, события...
Ради временисвоего?
2
Детство
первое – это Таврический сад.
Если дни
пролистать назад,
То я вижу –
неясно, как на бегу,
Чёрные ветки
на белом снегу,
Своих
одногодков бестолковую стаю,
Которую
взрослые, не понимая,
Хотят
сделать смирной, будто надгробие,
По своему
образу и подобию.
Вижу ещё,
как будто сквозь лёд,
Сбитый, с
нелепым хвостом, самолёт
Возле воды
кругового канала
(Может быть,
этого и не бывало?)
3
По счастью,
в детях нет воображенья
О будущих
невзгодах и потерях.
Но
чувствовал я взрослых настроенье
И, значит,
знал в какой-то мере,
Что вдруг
пришли другие времена,
Что началась
война.
Тоскливы дни
бессчётных отступлений.
Пусть
бодрость взрослых исчезала быстро,
Быстрее
таяли продукты и поленья,
И голод с
холодом вдруг стали просто бытом.
А что потом?
– Тревоги и сомненья...
Но
успокоились немного все, едва
Врага
отбросила декабрьская Москва.
4
Произрастает
счастье – из простого,
Его
субстрат, как наш суглинок, сер.
Я вспоминаю
март сорок второго
По двум
картошкам, отогнавшим смерть.
Кто их принёс,
хоть стыдно, но не помню.
Зато я
помню, как я к ним приник,
Забыв о
холоде, убежище и бомбах,
Забыв о
матери, наверно, в этот миг.
Не хлеб
сырой и не сухарь, который
За
оттоманкой прятался в пыли,
Достался мне
– рассыпчатый картофель,
Великий плод
подзолистой земли.
Простой
картошкой обернулось счастье...
Еды другой с
тех пор не знаю слаще.
5
Вот настал
наш черёд, и однажды
Налегке мы
покинули дом,
Оставляя
прошлое в нём
Неизвестным
наследникам нашим.
Из квартиры,
где и поныне
Кто-то мне
незнакомый живёт,
Унесли меня
люди родные
На
подтаявший ладожский лёд.
А потом – до
Кобоны и дальше –
Я от сада
сквозь сон отступал
К
Танкограду, на южный Урал...
Отступали и
те, кто постарше.
6
...Она те
годы вспоминать не любит,
Но как-то
вспомнила:
Была тогда
метель,
Шла женщина
в каракулевой шубе,
На противне везла она
портфель;
Шла, низко кланяясь порывам слабым ветра,
Был шаг её
длиною в четверть метра...
7
Это – не
футбольное поле, это – могила.
Здесь много
таких. Иди и смотри!
Я же – нет,
не могу: мне сердце сдавило,
Возьми
другого в поводыри.
Я говорить о
прошедшем не в силах
И не буду
пытаться сложить строку.
Это слишком
печально, друг ты мой милый,
Нет, я не
смогу, не смогу.
И не надо,
ты скажешь.
Конечно, не
надо:
Мы с тобою
об этом читали не раз –
О тех, кто
погиб тогда в Ленинграде,
Кто выжил,
спасая город и нас;
О гордости
нашей, о высокой боли
Всё сказали
– и наша Анна, и наша Оля,
И не нужен
другой рассказ.
8
Из
таврических, полутропических снов
Что же
вспомнилось в жизни дальнейшей?
Может быть,
только вкус огородных даров,
А не запах
земли, не шершавость стволов
И не цвет
небосвода нежнейший.
И когда,
волнуясь, я снова приду
На свиданье
с таврическим детством,
Я, конечно,
пойму, что в этом саду
Есть куда от
прошедшего деться.
Сад
подскажет, что нет буреломных причин
Вспоминать
всё ушедшее с болью:
У древесных
стволов здесь столько морщин,
Сколько было
и раньше,
Не больше.
И детей
будет столько же, сколько тогда,
Лишь,
пожалуй, иначе одетых,
Но в пруду
придворцовом живая вода
Вдруг
покажется менее светлой;
Кто-то может
сказать, что не так и чиста...
Только я –
не из их числа.
Примечания
автора
Таврический сад.
«…Когда-то сказал поэт...» – И. Бродский («Остановка в
пустыне», 1966).
«…Но как-то вспомнила» – из воспоминаний Кузнецовой
Прасковьи Георгиевны.
«…К Танкограду, на южный Урал» – Танкоградом во время
войны иногда
называли г. Челябинск.
«…И наша Анна, и наша Оля» – А. Ахматова и О. Берггольц.
Помочь сайту
Поздравления
