1.
Спешили люди и толкались,
Не замечая дивных звуков,
Но ноты славные ласкали,
Как в Нотр-Даме иль Ла Скале,
Людей, не обделенных слухом.
Олег Легков – так звали парня,
Он был не первый, кто способен
В метро играть, на Баррикадной,
То перебором, а то боем.
Он бедным был, почти что нищим
И жил в многоэтажке древней;
Никто не знал, что песни пишет,
Чтоб стать хотя б немного выше,
И не вернуться жить в деревню.
Он жил один в столице тесной,
Но не нашел себе он пары,
И написал немало песен
Под звуки собственной гитары.
Он пел. И жил лишь подаяньем,
И никуда не торопился,
В гармонии служил он яви,
Судьбы клубок из нитей вился.
Олег не знал пути иного,
И не хотел стезю другую,
Он знал: путей бывает много,
Но рвал свою струну тугую.
И мир его не бил нещадно,
То «тыщу» в день, а то четыре…
А что еще поэту надо,
Чтоб жить в гармонии и мире?
Олег ее в толпе заметил
И был ей очарован сразу,
И взгляд его надежду встретил
В ее глазах, а также радость.
А звали милую особу –
Марией – именем библейским,
Олег сказал за словом слово:
«Люблю тебя, как Ольгу Ленский!
Как любит Будда высь Тибета,
Как любит Кришна свет сознанья,
Как благородный силу света,
Как Бог законы мирозданья!»
Она ответила мгновенно:
«Ты мой храбрец! Ты мой безумец!»
И полилась любовь по венам,
Извергся заспанный Везувий…
«Куда пойдем?» – спросил влюбленный.
«Ты спой еще! Уйти успеем.»
И пел он гимны, упоенный
Своим завороженный пеньем.
Он лучше пел, он лучше думал,
Он стал сильнее и спокойней,
Не мерз, когда ветра задули,
Не мок, когда дожди залили
И не пьянел, когда поили.
И не несли гнедые кони,
С Марией жили ладно, скромно
В двухкомнатной на Белорусской,
И все в их жизни было ровно
И обоюдны были чувства.
2.
Текла их жизнь, как Нил иль Волга,
Влюбленным новый мир дарила,
Казалось, будет счастье долгим,
Казалось, будет рядом милый.
Олег на переходе снова
Играет песнь небесным звездам,
Неважно, что съедаем зноем,
Неважно, если бьют морозы.
Играл и пел на Баррикадной,
И думал: так продлится вечно,
Играл и пел он вечер каждый,
Играл и пел он каждый вечер.
С Марией жили до момента
В любви, друг друга понимая,
Крутилась кинопленки лента,
И мира целого им мало…
Она работала стилистом
В одной не очень крупной фирме,
И не считая – даты, числа,
Жила с любимым в полном мире.
Однажды вечером, во вторник
Олег сказал: «Моя родная,
Мне кажется, мой путь проторен,
И так недалеко до края.
Нужна мне новая гитара,
На старой мне играть нет мочи,
Гитара музыканту – пара,
Но я в тебя влюбленный очень!»
Мария, быстро поразмыслив,
Дала согласие на это,
Она решила: «Нет же смысла
Терзать любимого поэта.»
Нашел он мастера нескоро,
Советов было много разных,
Но Магомед, идущий в гору,
В сей раз не замечал преграды.
Он долго думал и терзался,
Не ел обед, не ел свой ужин,
Он длил свой поиск и старался,
Пока его не встретил Кузин.
Владимир мастером гитарным
Прослыл на всю Москву и область,
Он делал чудо, а не тару,
И мог привлечь трудом любого.
Олег, зашедший в мастерскую,
Смотрел и восторгался только,
Он думал: «Взять бы мне какую
И денег будет стоить сколько?»
В итоге взгляд остановился
На инструменте превосходном.
Владимир Кузин удивился:
«Да, инструмент и правда годный!
История его печальна,
Не дорогой, не очень новый,
Пиши и выбирай тональность
Любую, но не в ля-миноре.»
Олег подумал, засмеялся:
«Тональность не любима мною!
Спасибо, Вам, большое, Мастер!
И денег стоит не так много…»
Олег с гитарой за плечами
Путем привычным шел к любимой,
Гонимый счастьем, не печалью,
Дарил он тысячи улыбок…
3.
Гитара оправдала траты
И ожиданье, и тревоги,
Олег Легков солдатом ратным,
Ее любимым старшим братом,
Пошел с сестрою по дороге.
На Баррикадной, как обычно,
Он в светлом образе Сантаны
Пел о беспечном и о личном,
О том, о чем болели раны.
Не спал, ел мало и работал,
И новые писал он песни,
Всего себя гитаре отдал,
Подогреваем интересом.
И в ми-миноре, в ре-миноре,
Писал он даже в до-мажоре,
Но песен исчерпалось море,
Себе любимому на горе.
И вот он сел и поразмыслил:
«Ведь никому не будет плохо?
В конце концов здесь нету смысла –
Не дать писать хореем Блоку?
А ля-минор – отличный выбор
Для музыканта и поэта,
Ведь песнь моя шедевром выйдет
И полетит по белу свету…
А мастер? Может пошутил он?
Предостерег, но для чего же?
Чтоб мне судьбина отомстила?
Нет! Быть не может? То негоже!»
Вдруг появилось снисхожденье,
И легкая усмешка Бога,
А в ля-миноре он творенье
Создал трагичное до боли.
И мир перевернулся будто,
Запели лиры, слышен шорох,
Забылись Иисус и Будда,
А в сердце поселился морок.
Напев сирены стал навязчив,
И заскреблись за стенкой мыши,
И улица кошмаров Вязов
Явилась не во сне, а в яви,
А темный мир вдруг стал услышан.
Легков за голову схватился
И просидел полдня недвижим:
«За что напали на артиста?
Теперь бы только надо выжить!»
Но неожиданно и громко
Услышал голос из гитары:
«Ну что сидишь в углу укромном,
Да разве я тебе не пара?»
Гитара с ним заговорила
Недобрым гласом Вельзевула,
И понял он, что злая сила
Его – поэта искусила,
Парчу иллюзии стянула.
«Чего сидишь, страдая молча?
Налей вина и пой мне песни,
Скучать я не люблю, нет мочи
Сидеть, сидеть, сидеть на месте!
Ведь мы с тобой теперь навеки,
Мы завоюем мир тщедушный,
Ты выпустил меня из клети,
Где я жила и в зной, и в стужу!»
И слышно было за окошком,
Как падали дождя слезинки,
И черная кричала кошка,
А летний вечер стал вдруг зимним.
4.
И с той поры переменились:
И жизнь, и быт, и отношенья,
Олег Марии не был милым,
Петля обмана сжала шею.
Покинуть парня захотела
И собралась за три минуты,
И больше не был он Отелло,
А мир его перевернулся.
Она сказала на прощанье:
«Мне жить с тобой нельзя, любимый!»
А он сказал, души не чая:
«Я не святой и нету нимба
На голове моей несчастной!
Зачем уходишь ты, Мария?»
«Затем, что ты разбил на части
Все то, что я тебе дарила!
С тех пор, как написал ты песню,
Нарушив клятву-обещанье,
Тобою завладели бесы
И Ада темного исчадья.
Я не могу ни спать, ни думать,
То шарканье шагов, то стоны,
То ветер злой в окошко дует
И что-то поселилось в доме.
Тебе же дела вовсе нету
Не до меня, не до страданий…
Ты разговариваешь с нею –
С гитарой… я же покидаю!
Ушла Мария, хлопнув дверью,
Еще сильней сгустились тучи,
Завыли ближе злые звери
И это не несчастный случай!
Олег не знал, что дальше делать,
Отправился он к другу детства,
С порога боль свою поведал,
Тот выслушал без интереса,
И пригласил пройти Олега,
И усадил, достав бутылку,
А после первой стало легче,
А после третьей отпустило.
Василий Лужин – звали друга,
Они учились вместе в школе,
Не раз протягивал он руку,
Когда Олег страдал от боли.
Василий, выслушал признанье,
Вдруг попросил исполнить песню,
И ля-минорная тональность
Накрыла города и веси.
И затрещали своды «храма»,
А стук навязчивый и мерный
Был слышен по оконной раме,
И в ужасе сжимало сердце.
И долгим и протяжным воем
Раздалось эхо за окошком,
Олег спросил: «Окно закроем?»
«Ты погоди еще немножко.»
Василий бледный и нервозный
Глядел глазами не мигая…
Раздался громко друга возглас:
«Да что же за чума такая!
Тот мастер, что гитару создал,
Был прав и не соврал ни капли.
Поговори же с ним! О, звезды!
А мне оставь ты песни запись!»
5.
Олег проснулся после ночи
Больной, разбитый и усталый,
Пытался подобрать он ноты,
Но в миг занятие оставил.
Он посидел в пустой квартире,
Как-будто так всегда и было,
Как-будто он не знал Марии,
А та его и не любила.
Усилие. Он сделал кофе.
Открыл ноутбук. Листал страницы.
И будто узник на Голгофе,
И будто изгнан заграницу.
Ничто ему не любо-мило,
Никто не любит и не плачет,
Как-будто стер его из мира
Упругий и пластичный ластик.
Он посидел еще немного,
Собрался, вышел из прихожей,
А мир, не помнящий про Бога,
Уже не ждал деньков пригожих.
Он знал куда ведет дорога
И ноги сами шли, ступая,
Не говорил никто: «Здорово!»
Прохожие не узнавали…
Когда он был уже у двери,
То постоял, не торопился,
По-прежнему рычали звери,
А кто-то кровью насладился.
Когда Олег собрался духом
И постучался в дверь стальную,
Владимир Кузин встретил сухо:
«Гитару? Выбирай любую!»
И только после Кузин вспомнил
Олега и его гитару:
«Да, не один владелец помер!
Причиной ведь была не старость.»
Олег спросил: «За что расплата?
Хороший инструмент, рабочий…»
«На инструменте есть проклятье,
Что действует и днем, и ночью.
Тот, кто не умер, не убился
Мне инструмент назад приносит,
Никто из них не убедился
И не услышал Вовы просьбу.
Тональность, что просил не трогать,
Рождает страх и дикий ужас…
И есть тогда одна дорога,
Но та дорога прочих уже.»
«Так расскажите, не томите,
Как снять проклятие с гитары?
Какие нужно дернуть нити,
Освободиться чтоб от кары?»
«Есть способ старый и надежный,
То в новой жизни будет веха,
Ты должен ярче стать, чем звезды,
Добиться должен ты успеха!
Иного нет пути и точка,
Тобой написанная песня,
Как-будто сына или дочка,
Должна мгновенно стать известной.
Прости, помочь мне нечем боле.
Я верю: сдюжишь и сумеешь,
Немало перенес ты боли…
Надеюсь: сильным быть посмеешь!»
6.
Ходил Олег один меж улиц
С большими, рыбьими глазами,
Лохматый и слегка сутулый,
И слово на устах: «Осанна!»
А в голове звучала песня
Все та же в ля-миноре бедном,
А жить так надо, хоть убейте!
Но все слова казались бредом.
И мир угрюмый и свинцовый
Давил его тоской нещадно,
Он знал, что путь его не новый,
Но потерял свое он счастье.
Ходил, бродил, с толпой смешался,
Кривил улыбку, бил баклуши,
Не находил себе он места,
Чтоб стать на свете самым лучшим!
И мир на это соглашался,
Шептал: «Ты ничего не можешь!»
Внутри его поэт-глашатай
Пытал его глумливой ложью.
И, как назло, один на свете,
Нигде не ждут и нет приюта,
И только доходяга-ветер
Свистел смешные прибаутки.
Но вдруг звонок, глядит – Василий,
Тревожно стало и постыло,
Олег собрал в кулак всю волю
И принял телефонный вызов:
«Старик, хорошая есть новость!
Пляши от счастья, бей в там-тамы!
Сегодня есть отличный повод
С тобою выпить двести грамм нам!»
«Да что случилось? Что за радость?
Я не пойму, не разумею,
Ведь смерть моя хохочет рядом,
Авось простыну, заболею…»
«Старик, не надо! Рано это!
Ты лучше Васечку послушай:
Редактор с радио ответил
И это, блин, счастливый случай!
Твой трек понравился им очень…
Ну тот, который в ля-миноре!
Открой же, братец, шире очи,
Забудь про беды и про горе.
В ротацию его поставят,
И вскоре станешь знаменитым,
Затея, думал я, пустая…»
«Не может быть! Да ну! Иди ты!»
В тот миг весь мир перевернулся,
Стал тише, красочней и ярче,
И размотались жизни нити,
А солнце стало много жарче.
Он позвонил тотчас Марии
И рассказал ей все как было,
Без счета час проговорили
И снова стало любо-мило.
Она простила парня тут же,
Ведь тоже без него страдала,
Он тоже был ей очень нужен
И, видит Бог, не прогадала!
Олег с Марией снова вместе
Живут и в радости, и в горе,
И до сих пор звучит та песня,
Написанная в ля-миноре!
[Скрыть]Регистрационный номер 0504898 выдан для произведения:1.
Спешили люди и толкались,
Не замечая дивных звуков,
Но ноты славные ласкали,
Как в Нотр-Даме иль Ла Скале,
Людей, не обделенных слухом.
Олег Легков – так звали парня,
Он был не первый, кто способен
В метро играть, на Баррикадной,
То перебором, а то боем.
Он бедным был, почти что нищим
И жил в многоэтажке древней;
Никто не знал, что песни пишет,
Чтоб стать хотя б немного выше,
И не вернуться жить в деревню.
Он жил один в столице тесной,
Но не нашел себе он пары,
И написал немало песен
Под звуки собственной гитары.
Он пел. И жил лишь подаяньем,
И никуда не торопился,
В гармонии служил он яви,
Судьбы клубок из нитей вился.
Олег не знал пути иного,
И не хотел стезю другую,
Он знал: путей бывает много,
Но рвал свою струну тугую.
И мир его не бил нещадно,
То «тыщу» в день, а то четыре…
А что еще поэту надо,
Чтоб жить в гармонии и мире?
Олег ее в толпе заметил
И был ей очарован сразу,
И взгляд его надежду встретил
В ее глазах, а также радость.
А звали милую особу –
Марией – именем библейским,
Олег сказал за словом слово:
«Люблю тебя, как Ольгу Ленский!
Как любит Будда высь Тибета,
Как любит Кришна свет сознанья,
Как благородный силу света,
Как Бог законы мирозданья!»
Она ответила мгновенно:
«Ты мой храбрец! Ты мой безумец!»
И полилась любовь по венам,
Извергся заспанный Везувий…
«Куда пойдем?» – спросил влюбленный.
«Ты спой еще! Уйти успеем.»
И пел он гимны, упоенный
Своим завороженный пеньем.
Он лучше пел, он лучше думал,
Он стал сильнее и спокойней,
Не мерз, когда ветра задули,
Не мок, когда дожди залили
И не пьянел, когда поили.
И не несли гнедые кони,
С Марией жили ладно, скромно
В двухкомнатной на Белорусской,
И все в их жизни было ровно
И обоюдны были чувства.
2.
Текла их жизнь, как Нил иль Волга,
Влюбленным новый мир дарила,
Казалось, будет счастье долгим,
Казалось, будет рядом милый.
Олег на переходе снова
Играет песнь небесным звездам,
Неважно, что съедаем зноем,
Неважно, если бьют морозы.
Играл и пел на Баррикадной,
И думал: так продлится вечно,
Играл и пел он вечер каждый,
Играл и пел он каждый вечер.
С Марией жили до момента
В любви, друг друга понимая,
Крутилась кинопленки лента,
И мира целого им мало…
Она работала стилистом
В одной не очень крупной фирме,
И не считая – даты, числа,
Жила с любимым в полном мире.
Однажды вечером, во вторник
Олег сказал: «Моя родная,
Мне кажется, мой путь проторен,
И так недалеко до края.
Нужна мне новая гитара,
На старой мне играть нет мочи,
Гитара музыканту – пара,
Но я в тебя влюбленный очень!»
Мария, быстро поразмыслив,
Дала согласие на это,
Она решила: «Нет же смысла
Терзать любимого поэта.»
Нашел он мастера нескоро,
Советов было много разных,
Но Магомед, идущий в гору,
В сей раз не замечал преграды.
Он долго думал и терзался,
Не ел обед, не ел свой ужин,
Он длил свой поиск и старался,
Пока его не встретил Кузин.
Владимир мастером гитарным
Прослыл на всю Москву и область,
Он делал чудо, а не тару,
И мог привлечь трудом любого.
Олег, зашедший в мастерскую,
Смотрел и восторгался только,
Он думал: «Взять бы мне какую
И денег будет стоить сколько?»
В итоге взгляд остановился
На инструменте превосходном.
Владимир Кузин удивился:
«Да, инструмент и правда годный!
История его печальна,
Не дорогой, не очень новый,
Пиши и выбирай тональность
Любую, но не в ля-миноре.»
Олег подумал, засмеялся:
«Тональность не любима мною!
Спасибо, Вам, большое, Мастер!
И денег стоит не так много…»
Олег с гитарой за плечами
Путем привычным шел к любимой,
Гонимый счастьем, не печалью,
Дарил он тысячи улыбок…
3.
Гитара оправдала траты
И ожиданье, и тревоги,
Олег Легков солдатом ратным,
Ее любимым старшим братом,
Пошел с сестрою по дороге.
На Баррикадной, как обычно,
Он в светлом образе Сантаны
Пел о беспечном и о личном,
О том, о чем болели раны.
Не спал, ел мало и работал,
И новые писал он песни,
Всего себя гитаре отдал,
Подогреваем интересом.
И в ми-миноре, в ре-миноре,
Писал он даже в до-мажоре,
Но песен исчерпалось море,
Себе любимому на горе.
И вот он сел и поразмыслил:
«Ведь никому не будет плохо?
В конце концов здесь нету смысла –
Не дать писать хореем Блоку?
А ля-минор – отличный выбор
Для музыканта и поэта,
Ведь песнь моя шедевром выйдет
И полетит по белу свету…
А мастер? Может пошутил он?
Предостерег, но для чего же?
Чтоб мне судьбина отомстила?
Нет! Быть не может? То негоже!»
Вдруг появилось снисхожденье,
И легкая усмешка Бога,
А в ля-миноре он творенье
Создал трагичное до боли.
И мир перевернулся будто,
Запели лиры, слышен шорох,
Забылись Иисус и Будда,
А в сердце поселился морок.
Напев сирены стал навязчив,
И заскреблись за стенкой мыши,
И улица кошмаров Вязов
Явилась не во сне, а в яви,
А темный мир вдруг стал услышан.
Легков за голову схватился
И просидел полдня недвижим:
«За что напали на артиста?
Теперь бы только надо выжить!»
Но неожиданно и громко
Услышал голос из гитары:
«Ну что сидишь в углу укромном,
Да разве я тебе не пара?»
Гитара с ним заговорила
Недобрым гласом Вельзевула,
И понял он, что злая сила
Его – поэта искусила,
Парчу иллюзии стянула.
«Чего сидишь, страдая молча?
Налей вина и пой мне песни,
Скучать я не люблю, нет мочи
Сидеть, сидеть, сидеть на месте!
Ведь мы с тобой теперь навеки,
Мы завоюем мир тщедушный,
Ты выпустил меня из клети,
Где я жила и в зной, и в стужу!»
И слышно было за окошком,
Как падали дождя слезинки,
И черная кричала кошка,
А летний вечер стал вдруг зимним.
4.
И с той поры переменились:
И жизнь, и быт, и отношенья,
Олег Марии не был милым,
Петля обмана сжала шею.
Покинуть парня захотела
И собралась за три минуты,
И больше не был он Отелло,
А мир его перевернулся.
Она сказала на прощанье:
«Мне жить с тобой нельзя, любимый!»
А он сказал, души не чая:
«Я не святой и нету нимба
На голове моей несчастной!
Зачем уходишь ты, Мария?»
«Затем, что ты разбил на части
Все то, что я тебе дарила!
С тех пор, как написал ты песню,
Нарушив клятву-обещанье,
Тобою завладели бесы
И Ада темного исчадья.
Я не могу не спать, не думать,
То шарканье шагов, то стоны,
То ветер злой в окошко дует
И что-то поселилось в доме.
Тебе же дела вовсе нету
Не до меня, не до страданий…
Ты разговариваешь с нею –
С гитарой… я же покидаю!
Ушла Мария, хлопнув дверью,
Еще сильней сгустились тучи,
Завыли ближе злые звери
И это не несчастный случай!
Олег не знал, что дальше делать,
Отправился он к другу детства,
С порога боль свою поведал,
Тот выслушал без интереса,
И пригласил пройти Олега,
И усадил, достав бутылку,
А после первой стало легче,
А после третьей отпустило.
Василий Лужин – звали друга,
Они учились вместе в школе,
Не раз протягивал он руку,
Когда Олег страдал от боли.
Василий, выслушал признанье,
Вдруг попросил исполнить песню,
И ля-минорная тональность
Накрыла города и веси.
И затрещали своды «храма»,
А стук навязчивый и мерный
Был слышен по оконной раме,
И в ужасе сжимало сердце.
И долгим и протяжным воем
Раздалось эхо за окошком,
Олег спросил: «Окно закроем?»
«Ты погоди еще немножко.»
Василий бледный и нервозный
Глядел глазами не мигая…
Раздался громко друга возглас:
«Да что же за чума такая!
Тот мастер, что гитару создал,
Был прав и не соврал ни капли.
Поговори же с ним! О, звезды!
А мне оставь ты песни запись!»
5.
Олег проснулся после ночи
Больной, разбитый и усталый,
Пытался подобрать он ноты,
Но в миг занятие оставил.
Он посидел в пустой квартире,
Как-будто так всегда и было,
Как-будто он не знал Марии,
А та его и не любила.
Усилие. Он сделал кофе.
Открыл ноутбук. Листал страницы.
И будто узник на Голгофе,
И будто изгнан заграницу.
Ничто ему не любо-мило,
Никто не любит и не плачет,
Как-будто стер его из мира
Упругий и пластичный ластик.
Он посидел еще немного,
Собрался, вышел из прихожей,
А мир, не помнящий про Бога,
Уже не ждал деньков пригожих.
Он знал куда ведет дорога
И ноги сами шли, ступая,
Не говорил никто: «Здорово!»
Прохожие не узнавали…
Когда он был уже у двери,
То постоял, не торопился,
По-прежнему рычали звери,
А кто-то кровью насладился.
Когда Олег собрался духом
И постучался в дверь стальную,
Владимир Кузин встретил сухо:
«Гитару? Выбирай любую!»
И только после Кузин вспомнил
Олега и его гитару:
«Да, не один владелец помер!
Причиной ведь была не старость.»
Олег спросил: «За что расплата?
Хороший инструмент, рабочий…»
«На инструменте есть проклятье,
Что действует и днем, и ночью.
Тот, кто не умер, не убился
Мне инструмент назад приносит,
Никто из них не убедился
И не услышал Вовы просьбу.
Тональность, что просил не трогать,
Рождает страх и дикий ужас…
И есть тогда одна дорога,
Но та дорога прочих уже.»
«Так расскажите, не томите,
Как снять проклятие с гитары?
Какие нужно дернуть нити,
Освободиться чтоб от кары?»
«Есть способ старый и надежный,
То в новой жизни будет веха,
Ты должен ярче стать, чем звезды,
Добиться должен ты успеха!
Иного нет пути и точка,
Тобой написанная песня,
Как-будто сына или дочка,
Должна мгновенно стать известной.
Прости, помочь мне нечем боле.
Я верю: сдюжишь и сумеешь,
Немало перенес ты боли…
Надеюсь: сильным быть посмеешь!»
6.
Ходил Олег один меж улиц
С большими, рыбьими глазами,
Лохматый и слегка сутулый,
И слово на устах: «Осанна!»
А в голове звучала песня
Все та же в ля-миноре бедном,
А жить так надо, хоть убейте!
Но все слова казались бредом.
И мир угрюмый и свинцовый
Давил его тоской нещадно,
Он знал, что путь его не новый,
Но потерял свое он счастье.
Ходил, бродил, с толпой смешался,
Кривил улыбку, бил баклуши,
Не находил себе он места,
Чтоб стать на свете самым лучшим!
И мир на это соглашался,
Шептал: «Ты ничего не можешь!»
Внутри его поэт-глашатай
Пытал его глумливой ложью.
И, как назло, один на свете,
Нигде не ждут и нет приюта,
И только доходяга-ветер
Свистел смешные прибаутки.
Но вдруг звонок, глядит – Василий,
Тревожно стало и постыло,
Олег собрал в кулак всю волю
И принял телефонный вызов:
«Старик, хорошая есть новость!
Пляши от счастья, бей в там-тамы!
Сегодня есть отличный повод
С тобою выпить двести грамм нам!»
«Да что случилось? Что за радость?
Я не пойму, не разумею,
Ведь смерть моя хохочет рядом,
Авось простыну, заболею…»
«Старик, не надо! Рано это!
Ты лучше Васечку послушай:
Редактор с радио ответил
И это, блин, счастливый случай!
Твой трек понравился им очень…
Ну тот, который в ля-миноре!
Открой же, братец, шире очи,
Забудь про беды и про горе.
В ротацию его поставят,
И вскоре станешь знаменитым,
Затея, думал я, пустая…»
«Не может быть! Да ну! Иди ты!»
В тот миг весь мир перевернулся,
Стал тише, красочней и ярче,
И размотались жизни нити,
А солнце стало много жарче.
Он позвонил тотчас Марии
И рассказал ей все как было,
Без счета час проговорили
И снова стало любо-мило.
Она простила парня тут же,
Ведь тоже без него страдала,
Он тоже был ей очень нужен
И, видит Бог, не прогадала!
Олег с Марией снова вместе
Живут и в радости, и в горе,
И до сих пор звучит та песня,
Написанная в ля-миноре!