И вот опять про Константина…
		 
Совсем расклеился матрос.
		 
Его замучила ангина
		 
И доводила аж до слёз.
		 
Друзья смеялись: «Вот так штука!
		 
В сорокоградусной жаре
		 
Простыть – великая наука.
		 
Сходи-ка, Костик, к медсестре!»
		 
  
А Косте было не до смеха.
		 
Таблетки он глотал легко,
		 
Но в том леченье до успеха
		 
Пока что было далеко.
		 
Сидел он, хмурый и недужный,
		 
Порою в кубрике один,
		 
Пока друзья в работе дружной
		 
Акул тянули из глубин,
		 
Конечно, только для забавы,
		 
А может быть, и ради славы,
		 
Чтоб после службы рассказать,
		 
А то и фото показать.
		 
  
Но вахту парень нёс исправно,
		 
И, несмотря на томный зной,
		 
Ресивер* свой настроив плавно,
		 
Поймал в эфире позывной,
		 
Тот, самый нужный, самый главный…
		 
И заработал выходной,
		 
И значит, шанс сойти на берег.
		 
Корабль приблизился к Бербере –
		 
Есть порт такой у Сомали,
		 
Почти что на краю земли.
		 
  
__________
		 
*Ресивер – то же, что радиоприёмник
		 
  
  
Красот в Бербере нет ни капли:
		 
Песчаный берег, камни, зной.
		 
Да, это вам, друзья, не Капри,
		 
Где для туристов рай земной.
		 
Но был вниманья удостоен
		 
Огромный камень, крут и сер,
		 
Где надпись есть, что порт построен
		 
При помощи СССР.
		 
  
Пройдясь в порту, как в чаще леса,
		 
Костян с друзьями в местный shop*
		 
Зашёл, ну так, для интереса:
		 
Не видел он таких трущоб.
		 
Там, в нарушение приказа,
		 
Купил бутылочку вина,
		 
Пронёс её на борт плавбазы.
		 
И в этом вся его вина.
		 
  
Шмыгнув в свой кубрик* быстрой тенью,
		 
Бутылку спрятал в рундучок*,
		 
Он думал: вот на День рожденья
		 
Подарок будет. Дурачок!
		 
Прошло не больше полминуты –
		 
«ДедЫ» узнали про вино,
		 
Его себе забрали – плуты,
		 
Ведь им самим нужней оно.
		 
Открыли тут же и распили…
		 
Но рюмку Косте всё ж налили.
		 
_________
		 
*shop (англ.) – магазин
		 
*кубрик – жилое помещение для команды на корабле
		 
* рундук – ящик, ларь, устанавливаемый во внутренних помещениях корабля, который используется для хранения личных вещей экипажа (команды)
			  
  
  
Вздохнёт читатель: «Всё, финал!
		 
Вы алкоголь в походе пили?!
		 
А командир об этом знал?
		 
Как вы корабль не утопили?
		 
Пойдёте все под трибунал!»
		 
Да, выпивали! Но не часто…
		 
А кто у нас сейчас не пьёт?
		 
Заклятых трезвенников каста
		 
В России больше не живёт.
		 
  
Я помню, как, служа в морфлоте, 
В походах дальних службу нёс; 
Вино сухое, как компотик, 
Обязан выпить был матрос. 
Немного (много не давали), 
Всего-то в кружке грамм полста. 
С них опьянеешь ты едва ли, 
Глоток – и кружечка пуста! 
Но всех смекалка выручала: 
Составлен график был, и вот: 
Один за всех пьёт всё сначала, 
Назавтра следующий пьёт. 
	  
Потом, когда весною звонкой 
Я даже (что греха таить!) 
Вовсю крутил любовь с эстонкой… 
Там довелось тогда мне пить 
Ликёр элитный – Vana  Tallinn.
			  
Был полон радостных проталин 
Весёлый Пярну – порт-курорт, 
Изготовитель лучших шпрот. 
	  
Пусть служба мёдом не казалась, 
Я рад, что мне она досталась. 
А трезвость будет нормой жизни 
Для всех людей при коммунизме. 
Хоть знаем мы, что коммунизм – 
Прошедший век, анахронизм. 
	  
А Костя сник душой и телом.   
Он с этой рюмки захмелел. 
Велел друзьям заняться делом,
		 
Себя ж будить им не велел.
		 
Друзья, конечно, удивились,
		 
Но всё же дружно удалились.
		 
А Константин вздремнуть прилёг…
		 
Но разгорался уголёк
		 
В его мозгу, внутри, в затылке,
		 
И раскалился докрасна.
		 
А всё от долбанной бутылки!
		 
Верней – от крепкого вина.
		 
  
Коварны боли головные:
		 
Возникли образы немые
		 
В туманной дымке, в полусне;
		 
Зашевелились, как живые,
		 
Внутри нейронов мысли злые,
		 
Как будто змеи по весне;
		 
Шипели, скалились зубами,
		 
С которых капал жёлтый яд;
		 
Тупыми сталкивались лбами
		 
Кусали в гневе всех подряд.
		 
  
Досталось каждому: ангине,
		 
Друзьям, родителям друзей,
		 
Жаре, конечно же, Марине.
		 
Да, больше всех досталось ей!
		 
Тогда же вспомнились огрехи,
		 
Что за огрехи – не пойму,
		 
Родне досталось на орехи
		 
И даже… Косте самому.
		 
  
«Какой-то я уж слишком нежный.
		 
Противен стал я сам себе.
		 
Прерву я сон свой безмятежный,
		 
Мне стало в тягость на земле.
		 
Все. Решено. Нет сил и нервов
		 
Сносить презрение других,
		 
Ханжей, невежд и лицемеров.
		 
Пусть я бессилен против них.
		 
Но в десять раз страданье больше –
		 
Свое бессилье сознавать
		 
И жить, как прежде, дальше, дольше…
		 
Не стоит лучшего мне ждать.
		 
Свою мечту хранил я скупо
		 
От плотской похоти людской.
		 
Но всё напрасно. О, как глупо
		 
Надеждой тешиться пустой,
		 
Что всё пройдёт, и счастье снова
		 
К тебе вернется, лишь представь,
		 
Что ты у очага родного.
		 
Нет. Сон красивее, чем явь.
		 
  
Как часто я сквозь дымку дали
		 
Мог видеть чудные сады,
		 
Где птицы дивные летали
		 
И зрели вкусные плоды.
		 
Витал я в розовых туманах.
		 
Но вот мечта моя сбылась,
		 
Что ж отыскал я в этих странах? –
		 
Всё ту же мерзость, ту же грязь.
		 
Всё ту же скуку и рутину,
		 
Людей снующих суету,
		 
Забот их мелких паутину.
		 
Я загубил свою мечту!
		 
  
Нет, всё, шабаш, с меня довольно!
		 
Об этом вспомним мы не раз,
		 
Когда мучительно и больно
		 
Признаться будет, что для нас
		 
Уж не вернуть былые годы,
		 
Что буйный ветер непогоды
		 
Как прежде нас не веселит,
		 
А тело ноет и болит.
		 
  
Тогда в людском водовороте
		 
И в суете мирских забот
		 
Мы вдруг поймем в холодном поте,
		 
Как время движется вперёд.
		 
Под гнётом времени растаяв,
		 
Назад тогда ты оглянись.
		 
Ведь жизнь, что лестница крутая, –
		 
Кто вверх идёт по ней, кто вниз.
		 
  
Смотри, как мир наш необъятен,
		 
А ты – песчинка средь полей.
		 
На солнце много тёмных пятен,
		 
А в жизни много горьких дней.
		 
Там, где царят одни раздоры,
		 
Где правят ложь, тугой карман,
		 
Поймёшь ли ты судьбы укоры,
		 
Поймёшь ли ты, что всё – обман.
		 
Что ты, заботой удручённый,
		 
Жар-птицу счастья упустил,
		 
И жизнь прожить ты обречённый
		 
В чужом краю, что так постыл.
		 
  
Как в этом мире душно, тесно!
		 
Нет! На страдальческой земле
		 
Я не найду такого места,
		 
Чтоб жить я мог, как нужно мне.
		 
Так нужно ль дольше притворяться,
		 
Идя дорогою потерь
		 
С судьбой безликого паяца?
		 
И нужно ль дальше жить теперь?!»
		 
  
  
Читатель, друг ты мой любезный,
		 
Прошу тебя: не пей вино!
		 
В нём нет ни капельки полезной,
		 
Оно не в радость нам дано.
		 
Немало я ходил по морю,
		 
Но можешь и не верить мне:
		 
В вине есть истина, не спорю,
		 
Но в том… что нет её в вине!
		 
Тебе, поди, не девятнадцать;
		 
Ты что, ни разу не был пьян?
		 
Тогда тебе не догадаться,
		 
Как поведёт себя Костян.
		 
  
Иллюминатор нараспашку.
		 
Удобно круглое окно:
		 
Крутнул блестящую болвашку –
		 
И вмиг распахнуто оно.
		 
И дух солёный океана,
		 
Прохладный, влажный и хмельной,
		 
Пахнул в лицо свежо и пряно –
		 
Так пахнет жизнью и весной.  
Но вот, глотнув глоток базьзама,  
Он аромат вдохнул иной...  
  
Просунув голову и плечи,
		 
Он видел пламенный закат.
		 
Там в тёмном небе знойный вечер
		 
Раскрасил в розы облака.
		 
Он тут же вспомнил предсказанье,
		 
Что слышал некогда во сне:
		 
«Потушат и сожгут страданье
		 
Огонь в воде, вода в огне».
		 
А даль сверкала и блестела
		 
И пела в воздухе свирель,
		 
И солнца огненное тело
		 
Сходило в алую купель.
		 
  
Спускалось, будто разомлело,
		 
Бредя по небу день-деньской,
		 
И охладиться захотело
		 
В воде живительной морской,
		 
Где волн весёлых хороводы
		 
Кружили стайки пёстрых рыб…
		 
И в этом празднике природы
		 
Он видел: путь ему открыт.
		 
  
А в голове стихи звучали – 
Стихами мыслил он всегда – 
И столько было в них печали… 
Но кто-то скажет: чушь, вода. 
Да, в них простой воды хватает. 
Но и вокруг воды полно… 
А кто поносит их и хает, 
Тем их понять не суждено. 
	  
«Принимай подарок, море!
		 
Хоть добра такого много,
		 
Я своё дарую горе.
		 
Будет рада, чай, минога!
		 
  
Море, грозными волнами
		 
Не склоняй меня молиться,
		 
Без молитв давно я знаю: 
		 
Солона твоя водица.
		 
  
Но иду к тебе на встречу,
		 
Чтоб с тобою распроститься,
		 
Чтобы волн твоих не видеть,
		 
Но волною становиться.
		 
  
Я иду к тебе в объятья,
		 
Чтоб на каменной кровати
		 
Про меня забыли братья,
		 
Чтоб я сам забыл о брате.
		 
  
Под покровом синей ночи
		 
Я усну на жестком камне,
		 
Жизнь другую напророчит
		 
Ясноглазая луна мне.
		 
  
Я иду к тебе на встречу,
		 
Я хочу с тобой проститься,
		 
Широко расправив плечи,
		 
Я лечу к тебе как птица.
		 
  
Распластавшись над водою,
		 
В глубину смотрю бесстрашно,
		 
Так когда-то наши деды
		 
Бились в битве рукопашной...
		 
  
Только я иду не в битву,
		 
Не с врагом иду я биться,
		 
Повторяя, как молитву:
		 
«Море, я иду топиться».
		 
  
Стоит только прикоснуться
		 
Мне лицом к холодной влаге,
		 
И навеки не проснуться,
		 
Захмелев от крепкой браги.
		 
  
Под солёною водою
		 
Мне ни плохо, ни уютно.
		 
И с русалкой молодою
		 
Мне ни весело, ни грустно».
		 
  
Но накатывает злоба,
		 
И рождается сомненье:
		 
«Ни могилы и ни гроба», —
		 
Я подумал на мгновенье. 
			 
  
И передумал он топиться.  
Хотел поспать - ему не спится,  
Хоть он, измучившись вконец,  
Считал баранов и овец.  
Он в мыслях был ещё тревожен, 
Но совершенно не хмельной, 
И пусть на дно был путь не сложен, 
Он  выбрал бы сейчас иной. 
Он полетел бы быстрой птицей 
В Ковров, к своей залётке, но… 
Что нам предсказано, – случится, 
Чтоб ни случилось, всё равно.  
 
	
	
	
		[Скрыть] 
		Регистрационный номер 0471683 выдан для произведения: 
		Ещё чуть-чуть про Константина…
		 
Совсем расклеился матрос.
		 
Его замучила ангина
		 
И доводила аж до слёз.
		 
Друзья смеялись: «Вот так штука!
		 
В сорокоградусной жаре
		 
Простыть – великая наука.
		 
Сходи-ка, Костик, к медсестре!»
		 
  
А Косте было не до смеха.
		 
Таблетки он глотал легко,
		 
Но в том леченье до успеха
		 
Пока что было далеко.
		 
Сидел он, хмурый и недужный,
		 
Порою в кубрике один,
		 
Пока друзья в работе дружной
		 
Акул тянули из глубин,
		 
Конечно, только для забавы,
		 
А может быть, и ради славы,
		 
Чтоб после службы рассказать,
		 
А то и фото показать.
		 
  
Но вахту парень нёс исправно,
		 
И, несмотря на томный зной,
		 
Ресивер* свой настроив плавно,
		 
Поймал в эфире позывной,
		 
Тот, самый нужный, самый главный…
		 
И заработал выходной,
		 
И значит, шанс сойти на берег.
		 
Корабль приблизился к Бербере –
		 
Есть порт такой у Сомали,
		 
Почти что на краю земли.
		 
  
__________
		 
*Ресивер – то же, что радиоприёмник
		 
  
  
Красот в Бербере нет ни капли:
		 
Песчаный берег, камни, зной.
		 
Да, это вам, друзья, не Капри,
		 
Где для туристов рай земной.
		 
Но был вниманья удостоен
		 
Огромный камень, крут и сер,
		 
Где надпись есть, что порт построен
		 
При помощи СССР.
		 
  
Пройдясь в порту, как в чаще леса,
		 
Костян с друзьями в местный shop*
		 
Зашёл, ну так, для интереса:
		 
Не видел он таких трущоб.
		 
Там, в нарушение приказа,
		 
Купил бутылочку вина,
		 
Пронёс её на борт плавбазы.
		 
И в этом вся его вина.
		 
  
Шмыгнув в свой кубрик* быстрой тенью,
		 
Бутылку спрятал в рундучок*,
		 
Он думал: вот на День рожденья
		 
Подарок будет. Дурачок!
		 
Прошло не больше полминуты –
		 
«ДедЫ» узнали про вино,
		 
Его себе забрали – плуты,
		 
Ведь им самим нужней оно.
		 
Открыли тут же и распили…
		 
Но рюмку Косте всё ж налили.
		 
_________
		 
*shop (англ.) – магазин
		 
*кубрик – жилое помещение для команды на корабле
		 
* рундук – ящик, ларь, устанавливаемый во внутренних помещениях корабля, который используется для хранения личных вещей экипажа (команды)
			  
		   
  
Вздохнёт читатель: «Всё, финал!
		 
Вы алкоголь в походе пили?!
		 
А командир об этом знал?
		 
Как вы корабль не утопили?
		 
Пойдёте все под трибунал!»
		 
Да, выпивали! Но не часто…
		 
А кто у нас сейчас не пьёт?
		 
Заклятых трезвенников каста
		 
В России больше не живёт.
		 
  
Вот помню, как весною звонкой
		 
Я даже (что греха таить!)
		 
Вовсю крутил любовь с эстонкой…
		 
И довелось тогда мне пить
		 
Ликёр элитный – Vana  Tallinn.
			  
Был полон радостных проталин 
		 
Весёлый Пярну – порт-курорт,
		 
Изготовитель лучших шпрот.
		 
  
Да, будет трезвость нормой жизни
		 
Для всех людей при коммунизме.
		 
Но знаем мы, что коммунизм –
		 
Прошедший век, анахронизм.
		 
  
  
А Костя млел душой и телом.
		 
Он с этой рюмки захмелел.
		 
Велел друзьям заняться делом,
		 
Себя ж будить им не велел.
		 
Друзья, конечно, удивились,
		 
Но всё же дружно удалились.
		 
А Константин вздремнуть прилёг…
		 
Но разгорался уголёк
		 
В его мозгу, внутри, в затылке
		 
И раскалился докрасна.
		 
А всё от долбанной бутылки!
		 
Верней – от крепкого вина.
		 
  
Коварны боли головные:
		 
Возникли образы немые
		 
В туманной дымке, в полусне;
		 
Зашевелились, как живые,
		 
Внутри нейронов мысли злые,
		 
Как будто змеи по весне;
		 
Шипели, скалились зубами,
		 
С которых капал жёлтый яд;
		 
Тупыми сталкивались лбами
		 
Кусали в гневе всех подряд.
		 
  
Досталось каждому: ангине,
		 
Друзьям, родителям друзей,
		 
Жаре, конечно же, Марине.
		 
Да, больше всех досталось ей!
		 
Тогда же вспомнились огрехи,
		 
Что за огрехи – не пойму,
		 
Родне досталось на орехи
		 
И даже… Косте самому.
		 
  
«Какой-то я уж слишком нежный.
		 
Противен стал я сам себе.
		 
Прерву я сон свой безмятежный,
		 
Мне стало в тягость на земле.
		 
Все. Решено. Нет сил и нервов
		 
Сносить презрение других,
		 
Ханжей, невежд и лицемеров.
		 
Пусть я бессилен против них.
		 
Но в десять раз страданье больше –
		 
Свое бессилье сознавать
		 
И жить, как прежде, дальше, дольше…
		 
Не стоит лучшего мне ждать.
		 
Свою мечту хранил я скупо
		 
От плотской похоти людской.
		 
Но всё напрасно. О, как глупо
		 
Надеждой тешиться пустой,
		 
Что всё пройдёт, и счастье снова
		 
К тебе вернется, лишь представь,
		 
Что ты у очага родного.
		 
Нет. Сон красивее, чем явь.
		 
  
Как часто я сквозь дымку дали
		 
Мог видеть чудные сады,
		 
Где птицы дивные летали
		 
И зрели вкусные плоды.
		 
Витал я в розовых туманах.
		 
Но вот мечта моя сбылась,
		 
Что ж отыскал я в этих странах? –
		 
Всё ту же мерзость, ту же грязь.
		 
Всё ту же скуку и рутину,
		 
Людей снующих суету,
		 
Забот их мелких паутину.
		 
Я загубил свою мечту!
		 
  
Нет, всё, шабаш, с меня довольно!
		 
Об этом вспомним мы не раз,
		 
Когда мучительно и больно
		 
Признаться будет, что для нас
		 
Уж не вернуть былые годы,
		 
Что буйный ветер непогоды
		 
Как прежде нас не веселит,
		 
А тело ноет и болит.
		 
  
Тогда в людском водовороте
		 
И в суете мирских забот
		 
Мы вдруг поймем в холодном поте,
		 
Как время движется вперёд.
		 
Под гнётом времени растаяв,
		 
Назад тогда ты оглянись.
		 
Ведь жизнь, что лестница крутая, –
		 
Кто вверх идёт по ней, кто вниз.
		 
  
Смотри, как мир наш необъятен,
		 
А ты – песчинка средь полей.
		 
На солнце много тёмных пятен,
		 
А в жизни много горьких дней.
		 
Там, где царят одни раздоры,
		 
Где правят ложь, тугой карман,
		 
Поймёшь ли ты судьбы укоры,
		 
Поймёшь ли ты, что всё – обман.
		 
Что ты, заботой удручённый,
		 
Жар-птицу счастья упустил,
		 
И жизнь прожить ты обречённый
		 
В чужом краю, что так постыл.
		 
  
Как в этом мире душно, тесно!
		 
Нет! На страдальческой земле
		 
Я не найду такого места,
		 
Чтоб жить я мог, как нужно мне.
		 
Так нужно ль дольше притворяться,
		 
Идя дорогою потерь
		 
С судьбой безликого паяца?
		 
И нужно ль дальше жить теперь?!»
		 
  
  
Читатель, друг ты мой любезный,
		 
Прошу тебя: не пей вино!
		 
В нём нет ни капельки полезной,
		 
Оно не в радость нам дано.
		 
Немало я ходил по морю,
		 
Но можешь и не верить мне:
		 
В вине есть истина, не спорю,
		 
Но в том… что нет её в вине!
		 
Тебе, поди, не девятнадцать;
		 
Ты что, ни разу не был пьян?
		 
Тогда тебе не догадаться,
		 
Как поведёт себя Костян.
		 
  
  
Иллюминатор нараспашку.
		 
Удобно круглое окно:
		 
Крутнул блестящую болвашку –
		 
И вмиг распахнуто оно.
		 
И дух солёный океана,
		 
Прохладный, влажный и хмельной,
		 
Пахнул в лицо свежо и пряно –
		 
Так пахнет жизнью и весной.
		 
«Так пахнет жизнью… но отныне
		 
Так пахнет смерть и забытьё.
		 
И не узнать теперь Марине,
		 
Что сделал я из-за неё».
		 
  
Просунув голову и плечи,
		 
Он видел пламенный закат.
		 
Там в тёмном небе знойный вечер
		 
Раскрасил в розы облака.
		 
Там даль сверкала и блестела
		 
И пела в воздухе свирель,
		 
И солнца огненное тело
		 
Сходило в алую купель.
		 
  
Спускалось, будто разомлело,
		 
Бредя по небу день-деньской,
		 
И охладиться захотело
		 
В воде живительной морской,
		 
Где волн весёлых хороводы
		 
Кружили стайки пёстрых рыб…
		 
И в этом празднике природы
		 
Он видел: путь ему открыт.
		 
  
Уже он верил в предсказанье,
		 
Что слышал некогда во сне:
		 
«Потушат и сожгут страданье
		 
Огонь в воде, вода в огне!»
		 
Ещё был шанс остановиться,
		 
Еще не поздно было, но…
		 
Что нам предсказано – случится,
		 
Чтоб ни случилось, всё равно.
		 
  
Толчок. Стремительное тело
		 
Вдруг распласталось над волной.
		 
Какой-то миг оно летело
		 
И пало в воду за кормой.
		 
И мрак осенней южной ночи
		 
Укрыл собою беглеца,
		 
И он, судьбу себе пророчив,
		 
Поплыл в предчувствии конца.
		 
  
  
Распространённый миф, что в море
		 
Нам плавать просто и легко,
		 
Что в голубом его просторе
		 
Уплыть нетрудно далеко –
		 
Есть только миф, мираж и сказка.
		 
Приятно плыть вдоль бережка,
		 
Приятна волн солёных ласка
		 
Вблизи запретного флажка.
		 
  
Красуюсь этаким героем,
		 
Я б целый день еще проплыл,
		 
Как Аполлон, красив и строен,
		 
И плыть хоть к туркам хватит сил!
		 
Но знаю я, что берег рядом,
		 
Что белый катер на волне
		 
Уже готов примчать ко мне
		 
С лихим спасательным отрядом.
		 
  
Совсем не так, когда случайно
		 
Волной вас в море унесло,
		 
И вы один, как ни печально,
		 
И даже длинное весло,
		 
Что чудом в вас не угодило,
		 
Спасенья вам не принесло,
		 
Ведь, если сразу не убило,
		 
Вас на мученья обрекло.
		 
  
И вы отчаявшийся, жалкий,
		 
Глотая слёз солёный яд,
		 
Кидаете прощальный взгляд
		 
На небо, где цветут фиалки.
		 
А чайки – мерзкие нахалки –
		 
В глаза всё клюнуть норовят.
		 
  
  
От страха уж в глазах рябило,
		 
Уже в ушах звенел звонок,
		 
Но дрожь трусливая не била
		 
И не сводила рук и ног.
		 
Он грёб не сильно, осторожно,
		 
В душе ругал себя и клял,
		 
И каждый всплеск воды тревожно
		 
Сжиматься сердце заставлял.
		 
  
Он плыл на запад, наудачу,
		 
Боясь привлечь к себе акул,
		 
Туда, где контур гор маячил,
		 
Где луч последний утонул.
		 
Кружил в предутреннем тумане,
		 
Не замечая, как поток
		 
Его относит в океане
		 
Всё дальше… дальше… на восток.