ГлавнаяСтихиКрупные формыПоэмы → ИСТОРИЯ РОССИЙСКОГО ГОСУДАРСТВА, часть четвёртая

ИСТОРИЯ РОССИЙСКОГО ГОСУДАРСТВА, часть четвёртая

21 апреля 2012 - Владимир Алексеев
article44043.jpg
   XLIX

         1533-1584 гг. Правление великого князя и Первого Царя всея Руси Иоанна IV ГРОЗНОГО Васильевича II (1530-1584 гг.), сорок седьмого правителя Руси.

         1533-1538 гг.

   Имелся страх с кончиной государя:
   Трёхлетний властелин был несмышлён.
   И если вражья рать на Русь ударит,
   Кто защитит российский славный трон?
   В верховной Думе двадцать знаменитых:
   Наместники соседних городов,
   Из них, к тому же, двое было битых –
   Князь Шуйский и Овчина-Телепнёв.
   Ещё был третий – князь Михайло Глинский,
   Честолюбивый, смелый человек,
   Но он был стар, за власть не думал биться -
   Царицы дядя отживал свой век.

   А старший дядя, Юрий, жил в опале,
   Хотя любим в народе князь сей был;
   И порешили в тихой думской зале,
   Что он свой срок в темнице не отбыл.
   Ещё был младший дядя государя –
   Андрей был слаб и телом, и душой, -
   Ему конями дали дань бояре,
   И он поехал в Старицу, домой.
   Тут Бельский князь с Лятцким в Литву сбежали,
   Всем заявив, что Русь – не их страна,
   Их братьев всех, конечно, повязали –
   Судьба таких родных была одна.

   От голода в темнице Юрий умер,
   Андрей в град Волок из Москвы сбежал,
   И в этом несуразном барском шуме
   Большую рать мятежную собрал.
   Князь Телепнев настиг его в Тюхоли,
   Что мщения не будет, слово дал,
   Поверил фавориту сей тихоня,
   А тот Андрея по приезду сдал.
   Окован дядя, вся семья – под стражей,
   И люд Андреев был в темнице бит,
   Его кончина, господа, не краше:
   Через полгода был в тюрьме убит.

   Так за четыре года общего правленья
   Убили братьев царского отца,
   Затем - с Елениного повеленья -
   Царицы дядю, внука-молодца.
   Мир предложили северным державам,
   Царь астраханский грамоту прислал,
   В которой пожелал царю он славы,
   Но быть слугою хан не пожелал.
   Москвы святая цель была Таврида,
   Мятежная Литва и град Казань,
   Саип-Гирей всё не терял из виду,
   У Прони перешёл границ он грань.

   Князья - Пунков и Гатев - рать разбили,
   Саип-Гирея войско разорив,
   И благодарность этим заслужили,
   Развеяв неприступный ханский миф.
   Литовский Сигизмунд травил Россию,
   И Себежскую крепость взять решил,
   Но осознав величественную силу,
   Он от неё с позором отступил.
   Столице снова места не хватало,
   К Москве–реке был ров сооружён,
   Стеною больше в этом месте стало:
   В Москве был Китай-город возведён.

   В правлении Елены чести мало:
   Братоубийство, тирания, кровь,
   Нередко беззаконие бывало…
   И к Телепнёву страстная любовь.
   Презрение и ненависть народа
   Возможно было властию пригнуть,
   Но слабодушием, друзья, такого рода
   Людей и совесть ей не обмануть.
   Политика страны была разумна,
   Но в том княжны большой заслуги нет,
   Решающую роль сыграла Дума,
   Которая за всё несла ответ.

   Царицу смерть безвременно настигла,*
   Красива, в полном здравии жила,
   Любви народной так и не достигла,
   Как говорят, отравлена была.
   Лишь малая заслуга сей царицы:
   Порядок в деньгах русских навела,
   Поддельщиков наказаны все лица,
   И кара им суровая была:
   Рубили руки, олово в рот лили,
   Пока не истребили всех вконец,
   И старую монету перелили:
   С копьём вместо меча Руси отец.**

   * Великая княжна Елена, мать юного государя Иоанна, неожиданно скончалась в полном расцвете сил 3 апреля 1538 года.
   ** С этого времени на серебряных монетах Руси великий князь был на коне не с мечом в руке, а с копьём. Поэтому эти деньги стали называться копейками.

         1538-1546 гг. Продолжение царствования Иоанна Грозного.

   Василий Шуйский первым был в Совете,
   И власть боярин быстро захватил,
   Всем заявил, что Телепнёв в ответе
   И, оковав, в темницу поместил.
   Сестру его в монахини постригли
   И в Каргополь насильно увезли,
   Так Шуйские престол себе воздвигли
   И остальных от власти отвели.
   По Телепнёву Иоанн напрасно плакал,
   Мальчишку Шуйский даже не спросил,
   Любимца государыни он спрятал
   И голодом в темнице уморил.

   Власть Шуйские недаром доказали,
   Окован вскоре Бельский был Иван,
   Советников всех также повязали:
   По деревням был сослан караван.
   Василий неожиданно скончался,
   Его брат тут же принял власть,
   Умом большим Иван не отличался,
   Над всеми он поиздевался всласть.
   Был грубым Шуйский, глупым и нахальным,
   Пред юным государем не вставал,
   Характером он обладал скандальным
   И из казны всё золото прибрал.

   К сему несчастью козни появились:
   Казанцы и крымчане в раж вошли,
   Грабителей набеги участились,
   Которые предместья все пожгли.
   Султан и шведы в дружбе с нами жили,
   Ногайцы и Литва на нас не шли,
   С Саип-Гиреем мир мы заручили…
   К Иосифу бояре все пошли.
   Митрополит с Советом согласился
   И из темницы Бельского вернул,
   Который в Думу тут же возвратился
   И в государстве всё перевернул.

   Правительство усердней стало к благу,
   Опальных отпустили из темниц,
   Героев наградили за отвагу,
   Кто был виновен, сразу пали ниц.
   Лишь Симеон, брат Бельского Ивана,
   Надежды царской оправдать не смог,
   Изменник убежал к Гирею-хану,
   Подвёл он брата и нарушил долг.
   Саип-Гирей с ордой на Русь примчался,
   Хотя Зарайска с ходу взять не смог,
   Там воевода Глебов постарался –
   Назару помогал в защите Бог.

   У Нижнего полки России встали,
   Царь юный тоже с войском быть хотел,
   Бояре долго тихо рассуждали
   И порешили: мал для ратных дел.
   Без государя в станах бунт поднялся,
   Быть воеводой каждый захотел,
   Но юный Иоанн отцом поклялся:
   «За Русь деритесь, за родной удел!
   Любовь и милость храбрым обещаю,
   Ока стеной пусть станет для врагов,
   Я распри в станах на сей раз прощаю
   И детям вашим помогать готов!».

   Письмо читали всенародно в стане,
   Кричали: «За Отечество умрём!
   Ругаться меж собой, Господь, не станем!
   За Русь и Иоанна в бой пойдём!»
   Саип-Гирей дивился русской рати
   И ужасом объятый побежал,
   Изменника ругал хан этот, кстати, -
   Да, Бельский снова в точку не попал.
   Пронск осадил Саип-Гирей могучий,
   Но князь Жулебин ворога отбил,
   А тут и русских появились тучи,
   И хан в Орду в телеге укатил.

   Изгнав врага, Россия ликовала,
   Все славили героев и царя,
   Давно такой победы не бывало,
   Торжествовала русская земля.
   Но Шуйский вновь замыслил вероломство,
   В дому Ивана Бельского схватил
   И, проявив огромнейшее хамство,
   На Белоозере в темницу заточил.
   На этом Шуйский не остановился,
   Злодеям повелев того убить,
   И Бельский с жизнью, наконец, простился,
   Представив негодяю первым быть.

   Испортили бояре Иоанна,
   Впускали к государю лишь своих,
   Смеяться над людьми учили рано,
   На улице юнец был тоже лих:
   На лошади давил людей с весельем,
   С высокого крыльца зверьё кидал,
   Став отроком, попробовал царь зелье
   И только в ловле толк он понимал.
   Не знал князь добродетели и ласки,
   Забавой занимался день за днём,
   Людей казнил с боярской он подсказки,
   И обещал жестоким стать царём.

   1546-1552 гг. Продолжение царствования Иоанна Грозного.

   В семнадцать лет Иван решил жениться
   И на престоле русском восседать,
   Бояре не могли не прослезиться:
   Решил царь из Руси царицу взять.
   Митрополит благословил Ивана
   На царствие и многие лета,
   И чтобы всё случилось без обмана,
   В Успении свершалась месса та.
   Торжественный молебен отслужили,
   На трон воссел прекрасный молодец,
   Крест с бармами на князя возложили,
   Митрополит одел на голову венец.

   В дверях Ивана златом осыпали,
   И здравицу кричали за царя,
   Царёво место* мигом ободрали,
   И новости помчались за моря.
   Шестое царство в Мире объявили:
   Не княжество Русь – как бывало встарь,
   Но имя «Князь Великий» сохранили,
   Хотя именоваться стал он ЦАРЬ.
   Иоасаф, сей патриарх огромный,
   Ивана в сане царском утвердил,
   Усердие своё представил скромно
   И грамотой соборной подтвердил.

   Сановники царицу выбирали
   Для нового российского царя,
   Девицу благородную искали
   По всей Руси, как будто для себя.
   И юную нашли Анастасию,
   Боярина окольничего дочь,
   Прекрасней не найти на всю Россию,
   У всех сомненья улетели прочь.
   Царя с царицей в храме обвенчали,
   Москва шикарный закатила пир,
   А молодые лавру навещали,
   Благословляя Бога и весь Мир.

   Но набожность и вся любовь к супруге
   Царя натуры скрасить не могли,
   Не замечал людские он недуги,
   Другие страсти его душу жгли.
   Иван на благо царства не трудился,
   А был лишь в наказаниях силён,
   На люд он беспричинно часто злился,
   России доставлял один урон.
   И чтобы изменить царя природу,
   Случилось потрясение иметь,
   Несчастье пережить пришлось народу:
   Столица должна была сгореть.

   Увидел царь в пожаре гнев народный
   И страх перед Всевышним испытал,
   Решил, что что-то Богу не угодно,
   Подумал и на праведный путь встал.
   Во-первых, обуздал он чернь в столице,
   Порядок по России утвердил,
   Решил перед народом повиниться,
   Боярских всех изменников смирил.
   Умеренность, дух кротости и мира
   Над строгою отчизной воцарил,
   Народ вновь сотворил себе кумира,
   Который всем надежду подарил.

   Саип-Гирей вновь угрожал России,
   А Иоанн Казань решился брать,
   Но, видно, не хватило нашей силы,
   И повернул домой царь юный рать.
   Мордва, и черемисы, и чуваши
   Царя просили их в Россию взять,
   Он повелел: пусть земли будут наши!
   Решил Свияжск на Волге основать.
   Алей казанский с трона был низложен,
   Казань рискнула Руси присягнуть;
   Такой исход вполне мог быть возможен,
   Но князь Чапкун решил всех обмануть.

   * Царское место – место, где сидел или стоял царь, ободрали на лоскутки на память о великом дне России.

         1552 год. Взятие Казани (2 октября 1552 года).

   Узнал царь о нечестности Чапкуна,
   Стал на Казань готовиться в поход,
   Решил оставить ханов вне закона
   И на войну поднять весь наш народ.
   А в это время ворогам на горе,
   В тяжёлый для родной России год,
   Между Каспийским и Азовским морем
   Отважный появляется народ.
   Азовские то были поселенцы,
   Геройские донские казаки:
   Горячие и гордые упрямцы,
   Неустрашимы и в седле легки.

   Законы христианства соблюдали,
   На русском говорили языке,
   В станицах жили, волю почитали,
   Ловили рыбу на Дону-реке.
   Служить они султану не хотели,
   Ногаев били, грабили купцов,
   У рек и моря крепости имели
   И берегли обычаи отцов.
   Признали власть верховную России,
   Но продолжали по-казачьи жить,
   Примером были в ловкости и силе,
   Отечества хранили рубежи.

   В июне царь простился с москвичами,
   С беременной супругой и двором,
   В церкви Успения молился со свечами
   И с воинством покинул отчий дом.
   У хана Тулу по пути отвоевали,
   В конце июля в Муроме царь был,
   А в августе на Мяне ночевали –
   Там воду на реке Иван святил.
   У стен Алатыря полки Руси встречали,
   Здесь рыбу и лосей люд ратный бил,
   Шестого на Кивате причащали,
   Затем в Свияжске царь свой стан разбил.

   Сияло солнце, воздух был здоровый,
   Природа здесь, на Волге, удалась,
   А в середине августа святого
   Казанская осада началась.
   Славнейший подвиг русского народа
   Лишь с битвой Куликовскою сравним,
   И для ведения войны такого рода
   Осадный опыт был незаменим.
   Народ казанский рабства ужаснулся,
   Решился на жестокий, смертный бой,
   И в этом русский царь не обманулся:
   Далась победа дорогой ценой.

   Царь удивлял великим вдохновеньем,
   Молился в церкви, войско объезжал,
   Рать поражая юношеским рвеньем,
   По целым дням с коня он не слезал.
   Под Арскими вратами грунт взорвали,
   На штурм все вдохновенно поднялись,
   Трещали ружья, пушки грохотали,
   Но в этот день казанцы не сдались.
   В Арском лесу татар немало взяли,
   По царскому указу привели,
   Пред ратью пленных к кольям привязали,
   Чтоб те Казани сдаться помогли.

   А горожанам обещал царь волю,
   Коль те откроют града ворота,
   Привязанным плохая вышла доля:
   Свои же обстреляли те места.
   Кричали горожане государю:
   «От чистой лучше пусть умрут руки!»
   Покрылись снова стены гарью,
   На новый приступ все пошли полки.
   Князь Воротынский занял башню града,
   Там укрепился твёрдостью щитов,
   И в этом москвичам была награда:
   Казань атаковать царь был готов.

   В начале октября пошли на приступ,
   «Пить чашу крови»* - Иоанн сказал,
   Подкопы взорвались, помчались в выступ, -
   Там многие убиты наповал.
   На улицах секлись в ужасной сече,
   В крови дымился Тезицкий весь вал,
   Царь Едигер** совсем лишился речи,
   Когда люд града нам его отдал.
   На небе снова солнце засияло,
   Осенний дождь был всеми позабыт,
   Москва с победой войско ожидала,
   Но ханский двор был мёртвыми покрыт.

   На новый день всех погребли усопших,
   Был счастлив, до победы кто дожил,
   Припомнили друзей в могилах общих –
   Тех, кто России верно послужил.
   Так пало к юным стопам Иоанна
   Одно из самых знаменитых царств,
   Но не исчезло войско Чингисхана -
   С врагами было множество мытарств.
   Но чудный результат царь подытожил:
   Наследник появился, сдался хан,
   В честь взятия Казани им заложен
   Покрова Богоматери был храм.

   * «Пить общую чашу крови» - всем идти на приступ, так как подкопы были уже готовы.
   ** Татары решили сохранить в живых своего царя Эдигера, вельможу Заниеша и двух мамичей (царских воспитанников) и поэтому передали их князю Дмитрию Палецкому. После этого казанское войско продолжило битву с ещё большим ожесточением.

         1552-1560 гг. Продолжение царствования Иоанна Грозного.

   Поехал сына Иоанн крестить,
   Когда царица после родов встала,
   И мощи Сергия святого посетить,
   Который сделал для Руси не так уж мало.
   Он с Дмитрием царей двух окрестил:
   Едигера и Утелиш-Гирея,
   В Спасителя их Веру обратил –
   То ханов была личная идея.
   Хан Едигер был назван Симеоном,
   На дочери Кутузова женат,
   Решил его Иван оставить с троном,
   И послужить России хан был рад.

   Тяжёлая болезнь на Русь напала,
   Был Новгород усеян грудой тел,
   Покоя от казанских банд не стало
   И, наконец, Иван сам заболел.
   Бояре присягнули Иоанну
   На верность сыну Дмитрию на век,
   Не обошлось, конечно, без обмана –
   Владимир, князь, был гордый человек.
   Захарьин и князь Шуйский отказались,
   Но Иоанн их крепко пристыдил,
   Бояре снова долго совещались,
   И разум, наконец-то, победил.

   Бог Иоанна вновь на жизнь настроил,
   Царь милостив и щедр со всеми был,
   Адашеву боярский сан присвоил,
   Но от «друзей» обиды не забыл.
   Обет свой исполняя, данный Богу,
   Отправился царь в храм на Белозерье,
   Не брать молили Дмитрия в дорогу –
   Исполнилось проклятое поверье.
   В пути скончался молодой наследник,
   В беде была царица безутешна,
   Отпел его игумен-правоведник,
   Сказав, что все мы в этом мире грешны.

   В Москву вернулся Иоанн без сына,
   Но главную задачу царь исполнил,
   Была на это веская причина –
   Слова Виссариона* он запомнил:
   «Коль мудрым хочешь быть самодержавцем,
   Совет тебе я дельный смею дать:
   Не слушайся советников-мерзавцев,
   Учить сам должен и повелевать!».
   «Отец не дал бы лучше мне совета», -
   Промолвил царь и длань поцеловал…
   Но Вы не верьте этому совету –
   Ведь истины царь так и не познал.

   Князь Курбский на словах его поправил,
   Конечно, в большей мере – про себя:
   «Коль опасаясь умных, царь, ты правил, -
   То в руки хитрых попадаешь зря.
   Такие притворяются глупцами
   И к цели лишь своей они ведут,
   Прикинутся добрейшими отцами
   И от царя бессмысленности ждут».
   Был Курбский прав: растлили Иоанна,
   Не лучшим был епископа совет,
   И радоваться люду было рано:
   Злость Иоанна всем затмила свет.

   Но внешне царь пока не стал меняться,
   Адашева ласкал и повышал,
   Быть вежливым с боярами старался,
   Но жёсткость он в душе приобретал.
   Занялся царь делами государства:
   Послал полки на Каму и в Казань,
   Завоевал он черемисов царство,
   Медали раздавал, как прежде дань;
   Разбил бунтовщиков по всем селеньям,
   В Лапшев и Чебоксары слал стрельцов,
   Церквами занимался с редким рвеньем
   И новых пастве дал святых отцов.

   Ещё победу праздновал правитель:
   Он Астрахань Орды завоевал,
   России подчинил хазар обитель
   И Дербыша-предателя изгнал.
   Как «покровитель царств» теперь писался
   И к Каспию владения примкнул,
   С хивинским и бухарским царством знался,
   Кавказу руку дружбы протянул.
   Сибирь прислала дань от Едигера,
   В Архангельске встречали англичан,
   В Европе укрепилась наша Вера,
   Богатством восхищая северян.

   Посол России в Лондон был отправлен –
   Непея с королевою сидел,
   Умом и благородством был он славен
   И полюбиться Англии сумел.
   Торговля с англичанами открылась,
   Голландцы стали с Русью торговать,
   Таврида только нам не подчинилась:
   Девлет-Гирей пытался угрожать.
   Его рать россиян в капкан загнала,
   Но вырваться сумел хитрейший хан,
   Доставил он хлопот Руси немало
   И без обоза скрылся в личный стан.

   Швед Багге осадил в тот год Орешек,
   Но русские ему не поддались,
   И вороги, от нас набравшись «шишек»,
   В Финляндию обратно подались.
   Ливонию и немцев попугали,
   Адашев погромил татар в Крыму,
   Затем и Фирстенберга с войском взяли,
   Мариенбург-град сломлен был в дыму.
   Анастасия счастьем наслаждалась,
   Вновь сына, Феодора, родила,
   Арбатского пожара испугалась
   И от болезни тяжкой умерла.

   * В Песношском монастыре царь Иоанн встретился с бывшим коломенским епископом Виссарионом, который когда-то пользовался милостью великого князя Василия, отца Иоанна Грозного, но в боярское правление лишился епархии за своё лукавство и жестокосердие.

         1560-1564 гг. Продолжение царствования Иоанна Грозного.

   Не дремлют злые языки в России,
   Адашева с Сильвестром довели,
   Не нравилось боярам, что те в силе,
   Закрытый суд над ними провели.
   Шептали негодяи, что царицу
   Любимцы Иоанна в гроб свели;
   Сильвестр попал на Соловки – в темницу,
   Адашева в Феллине довели.
   Но Иоанн на этом не смирился,
   Дух негодяев надобно добить,
   Царь клятвы от бояр своих добился,
   Что верно будут век ему служить.

   О свадьбе утешители напели -
   Не век же без супруги куковать;
   Они, признаться, в этом преуспели,
   Невесту Иоанн решил искать.
   Он искренно любил свою супругу,
   Но лёгкость нрава сызмальства имел,
   Не стал он объезжать свою округу -
   На польке царь жениться захотел.
   Забыли грусть, пиры загрохотали,
   Скуратов-Бельский в этом преуспел,
   Басманов с сыном тоже не дремали
   И веселились – царь того хотел!

   От винного веселья дух сводило,
   В смирении царь дерзость признавал,
   А это до безумства доводило -
   На плаху многих государь послал:
   Марию обезглавил с сыновьями,
   Адашева Данила, Сатиных,
   Овчинина зарезал царь ножами,
   Не пожалел он в гневе и иных;
   Никита Шереметов был удушен,
   Пал жертвой своей смелости Репнин…
   Порядок в государстве был нарушен,
   Убили многих, несмотря на чин.

   Но кровопийство злость не утоляет,
   Лишь новой крови требует тиран,
   Смерть жертвы душегуба забавляет,
   Ведь царский сан ему от Бога дан.
   Мучитель не подвержен исправленью,
   Со временем он – более жесток,
   Больная страсть толкает вновь к гоненью,
   Безумствам увеличивая срок.
   Стонала Русь, струилась кровь рекою,
   Развратничала царская братва,
   Конца и края не было запою,
   От страха цепенела вся Москва.

   Мир, между тем, не перестал крутиться,
   Ливонию смогла Русь победить,
   Ландмаршал Бель не стал в округе биться,
   И русским удалось его пленить.
   Дивился мужеству ландмаршала царь русский,
   Ливонец за свободу, честь стоял,
   «Ведь воля, - Бель промолвил, - не игрушки»,
   И варварами россиян назвал.
   За слово гордое заговорил царь гневно
   И приказал ливонцу голову срубить,
   Затем раздумал, отменил, но поздно:
   Ну что ж, решил он, так тому и быть.

   В успехе сватовства не сомневаясь,
   Послов царь в Вильну на просмотр послал,
   На красоту, дородство, ум ссылаясь,
   Екатерину царь женой назвал.
   Но Сигизмунд считал сей брак ненужным,
   Полцарства вдруг затребовал взамен,
   Послы, конечно, отказались дружно:
   Русь не согласна на такой размен.
   За это был сожжён Тарваст ливонский,
   И Сигизмунд письмо царю прислал:
   Просил его оставить край свой польский,
   Хотя взамен земли нам не давал.

   Оставив мысль быть зятем Сигизмунда,
   Решил царь на черкешенке жениться, -
   Прелестной, словно россыпи корунда, -
   В Москву он попросил её явиться.
   Митрополит нарёк её Марией,
   Царь будущей жене провёл смотрины,
   На брак решился сей монарх России,
   Но польской не забыл Екатерины.
   Отказом Иоанн был оскорблён
   И Сигизмунду мстить решил за это,
   Нельзя сказать, что был он уязвлён –
   Здесь гордость царская была задета.

   Литвы твердыню, Полоцк, взял Иван,
   Казну забрал, людей пленил богатых,
   Нанёс он этим Польше много ран
   И пир затеял в честь великой даты.
   Второй брак Иоаннов не был счастлив:
   Анастасию он не смог забыть;
   К Марии царь не ведал прежней страсти
   И вскоре насовсем успел остыть.
   Черкешенка, жестокая душою,
   Ивана в злых наклонностях вела,
   Хотя была красивая собою,
   Лишь сплетнями боярскими жила.

   Преставился митрополит Макарий,
   Он век благому нраву посвятил,
   Святых российских житие представил
   И типографию в России учредил.
   Был Фёдоров отыскан Иоанном –
   Наш первый книжный мастер на Руси,
   Но радоваться делу было рано:
   Все переписчики вдруг принялись гнусить.
   Был изгнан книжный мастер за границу,
   Там типографию в Остроге основал,
   Не стал он с мракобесием мириться
   И люду библию российскую создал.

         1563-1569 гг. Продолжение царствования Иоанна Грозного.

   С Литвою мир совсем недолго длился,
   Град Юрьев царь собрался воевать,
   За Русь здесь Александр Невский бился
   И немцев он казнил большую рать.
   Петр Шуйский был в войне неосторожен,
   Толпою, без доспехов в поле шёл,
   И Радзивилом был князь уничтожен,
   И смерть с дружиной в том бою нашёл.
   Но Юрий Токмаков спас положенье,
   Под Навлей неприятеля разбил
   И, вовремя переменив решенье,
   В родную землю снова отступил.

   Вишневский для других служил примером,
   Но от тирана он в Литву сбежал,
   Не думал князь лить кровь единоверов
   И у султана жизнь свою отдал.
   Князь Андрей Курбский - видный воевода,
   Попал в немилость русского царя
   Герой Казани и всего народа
   Был для России вмиг потерян зря.
   Расставшись с сыном и своей супругой,
   Князь в Вольмар к Сигизмунду ускакал,
   Оттуда, как товарищу и другу,
   Письмо он Иоанну написал.

   Подателя письма царь долго мучил,
   Пытаясь связи тайные узнать,
   Сгустились над Шибановым все тучи,
   Но смог Василий в пытках устоять.
   Слуга был благородней господина,
   Усердие и твёрдость проявил,
   Не испугался царского он чина,
   Чем государя крепко удивил.
   Но Курбский стал предателем недаром,
   К врагам своей отчизны князь пристал,
   Против России воевал он с жаром
   И Сигизмунду честь свою продал.

   Изменник Курбский с войском в Полоцк рвался,
   Девлет-Гирей с ордой в Рязань вступил,
   Но воевода Фёдоров не сдался,
   И крымский хан с позором отступил.
   Был в Полоцке разбит наш неприятель,
   Князь Курбский с Радзивилом отошли,
   А Бутурлин и Вишняков-спаситель
   Окрестности ливонские пожгли.
   Себя ливонцы погубили сами,
   Сражаясь на два фронта* с этих дней,
   Царь внутренне смеялся над врагами,
   Ливонию не мысля не своей.

   Но сердце Иоанново кипело,
   Он всех вельмож злодеями считал,
   Царь лишь в доносах зрил святое дело,
   А в декабре в село вдруг ускакал.**
   Митрополиту позже грамоту вручили,
   В ней Иоанн клеймил позором всех бояр,
   Которые отечество забыли
   И понадеялись в делах на Божий дар;
   Поэтому Москву царь покидает,
   Боярам государство отдаёт,
   Как управлять такой Россией, он не знает
   И уезжает… куда Бог его ведёт.

   « Мы гибнем! Государство пропадает!» -
   Кричал обеспокоенный народ, -
   «Как драться в войнах нам – никто не знает,
   Ты на кого оставил нас, сирот?!».
   Послами люди Пимена избрали,
   А с ним архимандрита Левкия,
   Царю челом ударить наказали,
   Неназванных изменников кляня.
   Возглавить он Россию согласился,
   Но только лишь с условием одним,
   И сколько Пимен с Левкием не бился,
   Промолвил царь: «Потом поговорим».

   В Москву приехав, он на сбор явился,
   Опять про бунты долго говорил,
   Царём Руси остаться согласился,
   Опричнины Устав всем предложил:
   Во-первых, скромно собственность оформил,
   Перечитав поштучно города,
   Московские строения дополнил,
   Но свой дворец покинул навсегда;
   Телохранителей – своих и государства –
   Им тысяча назначена была,
   И для работ в своём особом тёмном царстве –
   Дворецкий, казначеи, повара…

   Опричниной теперь двор царский звался,
   А земщиной – огромная страна,
   От всей земли царь русский отделялся,
   А Бельскому Россия отдана.
   На третий день в присутствии народа
   Мнимых изменников казнили без суда,
   И первым оказался воевода
   Горбатый-Шуйский, вот ведь в чём беда.
   Был этот князь из суздальского рода,
   Умён, искусен в боевых делах,
   Великого потомок Всеволода –
   Он первый, кто увидел веры крах.

   Он с юным сыном шёл на казнь без страха,
   Князь первый под топор главу сложил,
   Эх, тяжела ты, шапка Мономаха,
   Для тех, кто верой Родине служил.
   Пётр Ховрин, Кашин, Головин, Горенский –
   Все к вечеру на плахе казнены,
   И ещё долго слышен был плач детский,
   Отцов чьих наказали без вины.
   Лишь Яковлева Иоанн простил,
   Хвалясь своим великим милосердием,
   И Воротынского в державу воротил,
   Чтобы служил ему с любовью и усердием.

   А после казней царь другим занялся,
   Свою дружину стал он набирать:
   Кто был развратен, хамства не стеснялся,
   Кто за царя готов убить был мать.
   Набрал шесть тысяч царь таких уродов,
   Кромешник*** – так их стали называть,
   Опричник был губителем народа,
   Соседа грабить мог и притеснять.
   Чем ненавистнее для люда был кромешник,
   Тем больше царь такому доверял,
   С метлой в седле, распутник и насмешник,
   С собачьей головой он разъезжал.

   Москвы царь не любил, врагов боялся,
   В Невольной Слободе хотел бывать,
   С боярами земскими он не знался –
   Его любимцы стали забавлять.
   Игуменом себя царь обозначил,
   Опричников он братией назвал
   И Вяземского келарем назначил,
   А Бельский параклисиархом стал.****
   В четыре все к Заутрене спешили,
   «Игумен» наставления читал,
   Затем все до отвала ели, пили,
   А вечером несчастных царь пытал.

   Послов встречал в Москве монарх российский,
   Блестящие одежды надевал,
   У трона, как всегда, Малюта Бельский,
   И земских в эти дни царь привечал.
   Гостям он признавался в трудном царстве,
   Нередко духовенство, люд честил,
   Князей ругал за то, что жили в барстве
   И… лучших воевод своих губил.
   Великий старец церкви Афанасий,
   Оставил митрополию свою;
   Хотел казанец сгинуть от напасти,
   Но Германа представили царю.

   Но старец стал учить царя закону,
   От Страшного Суда хотел спасти,
   И понял Иоанн: не быть такому,
   От Германа пристало отойти.
   Поехал царь на остров Соловецкий,
   Нашёл Филиппа и в Москву привёз,
   Хотел поговорить по-молодецки,
   Но этим старца лишь довёл до слёз.
   Угрозами и лестью сан представил -
   Опричникам на горе и на страх,
   Руси митрополитом сам поставил,
   И стал царь меньше думать о пирах.

   Но тишина была предтечей бури,
   Царь заговор замыслил доказать,
   Бояр честнейших запугал до дури
   И грамоты им приказал раздать.
   Их, якобы, привёз посланник польский,
   Сам Сигизмунд звал в вотчину свою.
   Ответ бояр сих оказался жёстким:
   Мы все погибнем за царя в бою.
   Но Фёдоров, конюший государя,
   Был оклеветан тайною молвой,
   Ножом он Иоанновым ударен,
   Затем добит кромешною ордой.

   Жену Марию тут же умертвили,
   Ростовского казнили у реки,
   Куракина-Булгакова добили
   И Ряполовского убили дураки.
   Щенятеву, лихому полководцу,
   Вбивали иглы, жгли в сковороде,
   Кого топили в собственном колодце,
   Но никого не мучили… в суде.
   Других забили – как царю угодно,
   Когда в приказы или в церковь шли,
   А Тютина с женою всенародно
   На части негодяи рассекли.

   Народ к Филиппу приходил, рыдая
   И принося растерзанных родных,
   Митрополит, беду прекрасно зная,
   Пообещал всем пощадить живых.
   Однажды, в день воскресный, в час Обедни,
   Филипп царю в соборе всё сказал,
   Конечно, поплатился старец бедный,
   Иван его с митрополитов снял.
   Суд над Филиппом тут же учинили,
   Сорвав одежды, в ризу облекли,
   В собор Богоявленский затворили,
   А позже в Тверь страдальца отвезли.

   На внешнем фронте всё было спокойно:
   Серебряный литовцев вновь громил,
   Девлет-Гирей не действовал достойно,
   Но о войне пока лишь говорил;
   Со шведами вели переговоры,
   Руки Екатерины царь просил,
   Но мелкие взаимные укоры
   Потребовали очень много сил.
   С Елизаветой Иоанн был в дружбе,
   У англичан убежища молил,
   Ждал Божьей кары, плакался о службе,
   Хотя в России страх он наводил.

   * В этот момент ливонцы сражались с россиянами и шведами, а на море ещё и с датчанами.
   ** В декабре 1564 года царь забрал всё золота из дворца и вместе с семьёй, любимцами и полком вооружённых людей ускакал в село Коломенское.
   *** Опричник или кромешник – второе название опричников происходит от слова «кроме», синонима «оприч» - отдельный, особый. Связь с «кромешной тьмой» - невесёлый народный каламбур.
   **** Параклисиарх – церковный причетник, зажигающий свечи и лампады, прислуживающий в алтаре и звонящий на колокольне.

         1569-1572 гг. Продолжение царствования Иоанна Грозного.

   Скончалась вдруг супруга Иоанна –
   Вторая государева жена,
   Царю казалась смерть Марии странной,
   Хотя любимой не была она.
   Царём был слух распущен, что царица,
   Отравлена, как первая, врагом,
   И снова шли на плаху «злые» лица,
   Кто «виноват» был в злодеяньи том.
   Владимир, князь, был первым в этом списке,
   Его с семьёй царь ядом отравил,
   Служанок расстрелял и прочих близких,
   А князя мать в Шексне он утопил.

   Затем царь Новгород со Псковым обесчестил,
   Сначала в Клин ворвался - как к врагу,
   И до Твери дошли дурные вести:
   Царь всё громит на Волжском берегу.
   Малюта в монастырь Тверской пробрался,
   И на Филиппе затянул петлю,
   А братии он будто бы признался,
   Что старец в келье отошёл в жару.
   Затем в Торжок мучители примчались,
   Где войско негодяев всё пожгло,
   Но пленники жестоко защищались
   И ранили Малюту тяжело.

   И Новгороду выпала опала:
   Царь с сыном за день тысячи казнил,
   Но этого ему казалось мало –
   Жён новгородцев он с детьми топил.
   Кто выплывал, того копьём добили,
   Жгли, вешали, рубили на куски,
   Так шесть недель опричники здесь жили,
   Пока не подустали… от тоски.
   Лишь Псков смог уцелеть, совету внемля,
   Хотя готовил царь и здесь погром,
   Хотел он истребить и эти земли,
   Но спас юродивый Никола… словно гром.

   Дал он царю кусок сырого мяса,
   Сказав, что тот питается людьми,
   И Иоанн, не подождав и часа,
   Уехал от того, кто не судим.
   В Москву царь, наконец-то, возвратился
   И над любимцами свой учинил он суд:
   Не долго Вяземский на дыбе колотился,
   Басманов сыном был заколот точно в грудь.
   Отцеубийством Фёдор всё-таки не спасся,
   Его царь Грозный всё равно велел казнить,
   И как его любимец и не трясся,
   Со всеми царь велел его убить.

   Скуратов-Бельский, предводитель душегубов,
   Тела погибших топорами рассекал,
   Снимал с них сапоги, шарфы и шубы,
   Затем собакам на съеденье отдавал.
   Жён убиенных москвичей к реке сводили,
   У тёмной проруби всех ставили рядком,
   И, не спеша, почти торжественно топили,
   А непокорных добивали молотком.
   Князь Пётр Серебряный был зарублен,
   Затем Кашкаров, Очин, Лыков казнены,
   А Мясоед Вислой с женою был загублен -
   Малютой головы им были снесены.

   На бочке с порохом был взорван Голохвастов,
   Князя Шаховского убил царь булавой,
   Мещерских государь зарезать хвастал,
   Но поле боя помогло пасть с головой.*
   С Оленкиным Андреем вышло то же:
   На поле чести князя мёртвого нашли,
   Но его детям учинил Иван месть всё же:
   Они от голода в темнице отошли.
   Но смерть мгновенная уже казалась раем,
   В те дни опричники до ужаса дошли:
   Жгли на сковороде, огнём играя,
   Медведями травили, как могли;

   Железными клещами ноздри рвали,
   Суставы все дробили, жгли в печах,
   Верёвками тела перетирали,
   Выкраивали кожу на плечах,
   Под ногти загоняли иглы востры,
   Надоедало, в дело шёл кинжал,
   Ну, в общем, веселились, словно монстры…
   Коль миловал, царь уши отрезал.
   Облил шута Гвоздёва Грозный щами,
   Затем, играя, поразил ножом,
   Когда тот умер, царь махнул руками,
   Сел веселиться, называя псом.

   Таков был царь, такие были нравы,
   В мучительстве Иван всех превзошёл,
   И вы, друзья, пожалуй, тоже правы,
   Что люд себя в терпении нашёл.
   Тиранство приписали гневу Бога,
   В России люди каялись в грехах,
   Для подданных была одна дорога:
   Опричников ждать в собственных домах.
   В отчизне люди смерти не боялись,
   Сопротивляться Богу не могли,
   Служить монарху ревностно старались,
   Могущество российское спасли!

   С Ливонией Иван частенько спорил,
   Со шведами не заключал он мир,
   Зато Девлет-Гирей с царём повздорил
   И предвкушал в Руси кровавый пир.
   Прослышал хан, что рать царя распалась,
   И на Москву открыт сегодня путь,
   Что Иоанну лишь бежать осталось…
   Что надо хану Русь себе вернуть.
   Изменники, к несчастью, были правы:
   В Москве не стало сильных воевод -
   Иван заполнил ими все канавы -
   И в рати неисправный был народ.

   Хан к Серпухову быстро приближался,
   А Иоанн панически бежал, -
   Он воевод московских испугался,
   До Ярославля с «братией» домчал.
   Девлет-Гирей Москву спалил вчистую,
   Лишь Кремль не торопился осаждать,
   Сам испугался, в сторону родную,
   В Тавриду, повернул большую рать.
   Но по пути селения хан грабил,
   Людей и скот с собою уводил,
   Пожар и пепел за собой оставил,
   Сто тысяч пленных в рабство захватил.

   Когда гонцы Девлета прискакали,
   Царь непристойно бил ему челом,
   Просил его… чтоб вновь не нападали,
   И Астрахань решил отдать… потом.
   Враз заскучал, задумал вновь жениться,
   Марфу Собакину решил он в жёны взять,
   Но девушка решила повиниться,
   Что стала сохнуть и заболевать.
   Царь снова был невестой не уважен,
   В Москве опять убийства начались:
   Князь Темгрюкович на кол был посажен,
   А остальные… яду напились.**

   Сыграли свадьбу, пир большой созвали,
   Но через месяц Марфа умерла,
   И люди недвусмысленно гадали:
   Повинна ль в жертвах девушка была?
   Утешился царь местью беспричинной,
   Занялся безопасностью Москвы:
   Посады уничтожил купцов чинных,
   Сославшись, что строения слабы.
   Сам войско осмотрел, Саин-Булату
   К Орешку продвигаться приказал,
   Оставил Грановитую палату
   И в Новгород с дружиной ускакал.

   Царь в Новгороде милость обозначил
   И незлобиво шведам погрозил,
   Огромный выкуп королю назначил
   И с ворогом войну вновь отложил.
   Вернувшись в Слободу, решил жениться,
   Тем самым беззаконие свершив,
   С Колтовскими решил он породниться…
   Митрополит, подумав, разрешил.
   Но был предупреждён народ строптивый:
   Кто думает четвёртый брак иметь,
   Анафеме тот будет предан живо
   И долго станет о таком жалеть.

   На свадьбе шурина царь пировал с друзьями,
   Когда Девлет-Гирей к Оке пришёл,
   Князь Воротынский с прочими князьями
   В смертельный бой на недруга пошёл.
   Сто двадцать тысяч слуг было у хана,
   Он Астрахань с Казанью взять хотел,
   Но пировать Гирею было рано:
   Народ наш за Отечество радел.
   Разбит был хан, нам помогли молитвы,
   Отвагой русской враг был изумлён,
   На тех курганах, в честь великой битвы,
   В герои Воротынский возведён!

   * Когда опричники прискакали зарезать Никиту и Андрея Мещерских, те уже пали в бою с крымцами, защищая новую Донскую крепость.
   ** Доктор Елисей Бомелий предложил царю истреблять своих врагов ядом. Он составлял своё зельё с таким искусством, что отравленный умирал в назначенную тираном минуту.

         1572-1577 гг. Продолжение царствования Иоанна Грозного.

   Со славой Иоанн в Москву приехал,
   Враги исчезли, бедствия прошли,
   Болезни прекратились, голод съехал,
   Войска в столицу с гордостью вошли,
   Султан боялся, хан почти смирился,
   Литва и Польша в дружбе нам клялись,
   Король ливонский враз угомонился,
   У шведов тоже силы не нашлись.
   Мог Иоанн взять Польшу без усилий
   И землю наших предков возвратить,
   Но внутренний мятеж злобных усилий
   Не дал царю то дело завершить.

   Сопротивления врагов не видя ныне,
   Задумал царь с опричниной кончать;
   Во-первых, люд был рад такой картине,
   Да он и недругов заставил замолчать.
   Вся земщина была опять Россией,
   Опричники разоблачились вмиг,
   Бояре оказались снова в силе,
   Не стало государственных интриг.
   Иван вновь стал царём – не атаманом,
   Убийства миновали, грабежи,
   Но радоваться было ещё рано,
   Народ шептал: молись и не спеши.

   Утешить царь людей решил немного, -
   Губителей Филиппа наказать,
   Филиппова отправил он в дорогу,
   Паисия скомандовал сослать,
   На Каменном был заточён Кобылин,
   Филофея епископства лишил,
   А также многих, кто ещё был в силе,
   В монастырях навеки заточил.
   Но вот один из клевретов тиранства
   Престол остался царский охранять,
   Он помнил всё: пиры, убийства, пьянство…
   Но за Малюту* царь мог всё отдать.

   Любил царь молодого Годунова,
   Оруженосца редкой красоты,
   Ума и благородства пребольшого,
   С которым лишь Скуратов был на «ты»;
   От всех убийств искусно уклонялся,
   Участия в крови не принимал,
   Делами царедворства занимался,
   Царю всегда участливо внимал.
   Борис был тих, но крайне дальновиден,
   Нельзя сказать, что был он очень лих,
   В опричнине был Годунов не виден,
   Но неуклонен в замыслах своих.

   Царь в письмах пожурил Девлет-Гирея,
   Василия Грязнова пожалел,
   Затем, от недовольства свирепея,
   Со шведами вновь драться захотел.
   Царя поляки в сейме записали
   Как претендента на Варшавский трон,
   Но испугались, Генриха избрали,
   А тот, затосковав, подался вон.
   Поляки снова Иоанна звали,
   Но царь их пожеланья отклонил,
   Тогда в Варшаве короля назвали:
   Стефан Баторий ими избран был.

   Московский царь был с королём любезен,
   Но Стефан нам Ливонию не дал,
   Но был Ивану русский север тесен,
   И на Литву наш государь напал.
   Три месяца крушила рать ливонцев,
   Без малого взяв тридцать городов,
   Добычу брали полностью, до донца,
   Лишь в Вендене** поналомали дров:
   Георгий Вильке на кол был посажен,
   А граждане, жестокости боясь -
   Народ в сем граде был весьма отважен, -
   Себя с детьми взорвали, помолясь.

   В Ливонии успех был несомненен,
   Хотя для нас, потомков, невелик,
   Но оборот судьбы жестокой верен:
   Царь снова показал свой злобный лик.
   Князь Воротынский, наш герой Казани,
   Был по доносу тайному пленён,
   Тиранскому подвержен наказанью:
   Иваном был на угольях сожжён.
   Замучен с ним Никита Одоевский,
   Морозов с сыновьями и женой,
   Пётр Зайцев – этот был опричник дерзкий…
   Собакин поплатился головой.

   Был необуздан Иоанн в любовной страсти,
   Он Анну в Тихвине безмолвно заточил,
   И в пятый раз не миновал людской напасти:
   С Васильчиковой царь без брака жил.
   Шестою Иоанновой супругой
   Красавица Мелентьева была,
   И эта оказалась лишь подругой,
   А не женой – такие вот дела.
   С Мелентьевой Иван жил без обрядов –
   Молитву для сожития с ней взял, -
   Нельзя сказать, что церковь была рада,
   Но царь привычек с детства не менял.

   * Малюта Григорий Лукьянович Скуратов-Бельский – главный телохранитель государя, вершитель всех разбойничьих выходок Иоанна, мастер пыток, закоренелый убийца, предводитель шайки опричников.
   ** Знаменитая венденская кара принадлежит к ужаснейшим подвигам Иоаннова тиранства. За то, что горожане не сдались добровольно и взорвали себя в замке вместе с семьями, Иоанн истребил всех мирных жителей города: их мучили и казнили, секли и жгли, на улицах бесчестили жён и девиц, трупы долго лежали непогребённые.

         1577-1582 гг. Продолжение царствования Иоанна Грозного.

   Опасностей больших не замечая,
   Царь всё-таки союзников искал,
   Изгнать Стефана из Литвы желая,
   Рудольфу – императору – писал:
   Желал с ним мир надолго обеспечить,
   Ливонию с Литвой завоевать,
   О горестной Молдавии вёл речи
   И Венгрии задумал помогать.
   Датчанин Фредерик хотел быть другом,
   В Иване он сподвижника искал,
   Но дело с миром продвигалось туго,
   Лишь перемирие датчанин подписал.

   Девлет-Гирей слабеющий скончался,
   И сын его, Магмет, вступил на трон,
   Он в дружбе Иоанну изъяснялся,
   Литве нанёс значительный урон,
   Но Астрахань просил взамен за это,
   С Днепра задумал казаков убрать,
   И хотя в письмах не давал обета,
   Литву и Польшу обещал отдать.
   Хотел купить с ним дружбу царь России,
   Дарами хана щедро наделил,
   Но Стефан, распознав об этом мире,
   В содружестве царя опередил.

   Дела в России начали меняться:
   Швед Гилленанкер Нарву разорил,
   Сумели немцы к Вердену прорваться,
   Но Иоанн врага остановил.
   Литва и шведы город окружали
   И конницу татарскую смели;
   Голицин с Шереметевым сбежали,
   А Сицкий с Воронцовым смерть нашли.
   Враг верности российской изумился:
   В плен сдаться наши люди не смогли,
   Когда швед на позиции явился,
   Повесились на пушках пушкари.

   Король войну с Иваном начал честно –
   Баторий государя известил –
   Завоевать Россию было крайне лестно,
   И в августе он Полоцк осадил.
   Там войска для защиты было мало,
   Но русские отчаянно дрались,
   Их участь пленных вовсе не пугала,
   Гнев государя был страшнее – жизнь.
   Волынский крепость Стефану оставил,
   И древний Полоцк был Литве прощён,
   Король литовский город в сейм добавил,
   Екатериной в Русь был возвращён.*

   Пока Баторию царь в письмах изъяснялся,
   Тот вероломно Луки захватил,
   По бездорожью наступать пытался,
   Идя на Псков, он гати наводил.
   Молил Иван Батория о мире,
   А тот спокойно города крушил,
   Царь русский больше горевал о пире,
   А Стефан Псков старинный осадил.
   Но к этому страна была готова:
   Защиту Пскова Шуйский основал,
   На приступ Стефан снова шёл… и снова,
   Но в град войти народ наш не давал.

   Врага крушили залпами орудий,
   На пики брали, лили вниз смолу,
   Любимый город защищали грудью
   И заслужили от Руси хвалу.
   Жаль, князь Голицин в Новгороде скрылся,
   Мстиславский в граде Волоке сидел,
   Царь от испуга в Слободе укрылся,
   А Симеон всё за Москву радел.
   Но Радзивила москвичи уняли,
   Взять Торопец сей молодец не смог,
   Литовцев с Волги кое-как прогнали,
   Наверно, Русь, порой, спасает Бог.

   А на войне для русских Бог - мороз жестокий,
   Такой, что немцу видеть не пришлось,
   Болота, дебри, топи и… дороги,
   И, непременно, волшебство – родной АВОСЬ!
   Судьба сегодня Шуйского хранила,
   Поляк Замойский ларь ему прислал,
   Писал, что в Польше жить ему не мило,
   И чтобы злато до прихода сохранял.
   Но воеводы князю ларчик вскрыть не дали,
   И мастер ларь тот очень бережно открыл,
   А там лежали заряжённые пищали,
   Неосторожный Шуйский больше бы не жил.

   Письмом ответил Шуйский с укоризной,
   Что храбрецы бьют ворога в бою,
   На честный бой Замойского он вызвал,
   Сказав, что «в нём, насмешник, я тебя побью!».
   Зимой псковцы Замойского добили,
   Сановников пленили, взяли дань,
   И этим вражье войско усмирили,
   Хотя в посольстве продолжалась брань.
   На десять лет мир всё же заключили,
   Закончилась трёхлетняя война,
   Нельзя сказать: ливонцы победили,
   Ивана трусость – вот всему вина.

   Наследника царь в старшем сыне видел,
   С ним вместе государство объезжал,
   Тот так же, как отец, всех ненавидел,
   И также часто женщин обижал.
   Но юноша в порыве благородном
   За родину любимую страдал,
   И видя ропот, даже гнев народный,
   Отцу при всех решительно сказал:
   «Прошу тебя, отец, мне войско вверить,
   чтоб Псков у неприятеля отбить,
   Хочу себя в бою за Русь проверить
   И честь отчизны вновь восстановить!».

   Но гневный государь мятеж в том видел
   И сыну жезлом голову пронзил,
   Такого царь, конечно, не предвидел,
   И Годунов его не упредил.
   Царь побледнел и в ужасе воскликнул:
   «О, Боже мой, ведь сына я убил!»
   Обнял, рыдая, лекарей он кликнул,
   Но умер тот, кого он так любил.**
   Свершился божий суд над сим тираном,
   Всевышний мститель злобу покарал,
   Возмездие пришло не слишком рано,
   Господь сыноубийцу наказал.

   Иезуит Антоний в Кремль явился,
   Призвав две веры вновь соединить,
   Но сколько в объяснениях не бился,
   Не смог царя он переубедить.
   Остался христианству верен Грозный,
   Он веру предков трепетно хранил,
   Вот только понял государь наш поздно,
   Что страх его Руси честь умалил.
   И не посол апостольского рода
   Стефану указал на мирный ход,
   А мужество российского народа,
   И доблесть славных псковских воевод.

   * Полоцк возвращён в состав России в 1772 году, во времена правления Екатерины II.
   ** Старший сын Грозного Иоанн умер от смертельной раны, полученной им от отца, 19 ноября 1582 года в Александровской Слободе и был похоронен в церкви Святого Михаила Архангела у памятников своих предков.

         1581-1584 гг. Первое завоевание Сибири.

   В то время как Иван терял владенья,
   Имея триста тысяч молодцов,
   Шайка бродяг, без царского веленья,
   Завоевала мир Сибири для купцов.
   Мир хладный и безлюдный, но привольный,
   Металлами и золотом богат,
   Здесь можно зверя бить легко и вольно,
   А хочешь, разводи фруктовый сад.
   В озёрах – рыба, судоходны реки,
   В лесах дремучих – тьма пушных зверей,
   Довольно редки пни и… дровосеки,
   На всём пространстве нет почти людей.

   Татары были тут, монголы, чуди,
   Убежище здесь Ной себе создал,
   На скалах хана Дизавула жили люди,
   Сам Чингисхан усул* здесь основал.
   Царём сибирским был Кучюм киргизский,
   Крепость Сибирь князь Лятик основал,
   Для москвичей был путь сюда не близким,
   Но Строганов, купец, и здесь бывал.
   На Чусовой он города поставил,
   На Волоке – град-крепость Кергедан,
   Бродяг работать на себя заставил -
   Царём ему был край сибирский дан.

   Решили Строгановы казаков доставить,
   Собрать дружину, Пермь оборонять.
   Им грамоту послали: краем править,
   500 отважных удальцов набрать.
   Купцы писали: «Грабить надоело?
   Имеем крепости, но не имеем рать,
   Мы предлагаем славное вам дело:
   Быть не разбойниками – воинами стать».
   Пять атаманов вызвались на это:
   Яков Михайлов, Пан и Мещеряк,
   С Кольцо Ивана снять решили вето,
   И самый буйный – атаман Ермак.

   Казаки грудью встали на защиту,
   Мурзу Бегулия разбили в пух и прах,
   Набеги остяков канули в лету,
   Притих неверный и смирился враг.
   Испытав верность, разум и отвагу
   Вождя лихих казаков – Ермака,
   Купцы решили: гордую ватагу
   Послать Кучюма выгнать на века.
   Восемьсот сорок ратников собрали,
   Для мест сибирских – это всё же рать,
   Решили осмотреть родные дали,
   А заодно – Сибирь завоевать.

   Четыре дня вверх плыли атаманы
   По быстрой, каменистой Чусовой,
   Татары им не ставили капканы,
   Рать ждали дальше – за Серебряной рекой.
   Здесь Кукуй-город был основан казаками -
   Он безопасность рати русской укреплял, -
   Затем до Жаравли шли волоком, брегами,
   До реки Туры… и никто не нападал.
   У городка, где князь Епанчи правил,
   Пришельцев повстречала туча стрел,
   Туда Ермак гром пушек всех направил
   И разорить сей городок сумел.

   На Иртыше Карачу победили,
   И взяли городок Атик-Мурзы,
   Слепой Кучюм был далеко не в силе
   И испугался пушечной грозы.
   Ермак с Кольцо шли первыми стеною,
   Хан Маметкул был ранен и ушёл,
   Татары были не готовы к бою,
   В степях Ишимских схрон Кучюм нашёл.
   Сто семь бойцов в той славной сече пало,
   В церквах их поминают до сих пор,
   Ермак добыл здесь для России славу,
   Господство Руси до Тобольских гор.

   В Искер Ермак торжественно вступил –
   Столицу новоявленного царства,
   Возвышенный молебен отслужил,
   И здесь нашёл несметные богатства:
   Меха и азиатскую парчу,
   Камней ценнейших тьму и много злата…
   Такое не приснится богачу,
   Но атаман всё разделил солдатам.
   Боар, остятский князь, пришёл с дарами
   И Ермака с дружиной накормил,
   А атаман утешил их речами
   И с милостью по юртам отпустил.

   Казаки рыбной ловлей занимались,
   Но хитрый Маметкул был недалече,
   И воины тихонечко подкрались,
   И двадцать атаманов пали в сече.
   Ермак настиг его близ Абалака,
   Рассеял, взял тела своих убитых,
   А Маметкул, как хитрая собака,
   Решил, что с атаманом они квиты.
   Мурза однажды атамана известил,
   Что Маметкул кочует на Вагае,
   Ермак впотьмах царевича пленил,
   Заложником оставив в тайном крае.

   Оставив часть дружинников в Искере,
   Ермак поплыл на север Иртышом,
   Демьяна он побил в своей манере,
   К Тарханскому Нарыму подошёл.
   Остятский князь Самар хвалился силой,
   Для битвы с Ермаком собрал князей,
   Но рать его во сне предстала хилой,
   От первой пули умер ротозей.
   Завоевав Назым, столицу края,
   Никиту Пана, друга, схоронив,
   Ермак вдруг понял, что нет дальше рая,
   И он в Сибири… лишь на час калиф.

   Спешили Строгановы на доклад в столицу,
   Молили в Русь сибирский край принять,
   Велел царь бить в колокола во всех звонницах
   И подвиг русских казаков благословлять.
   Болховского царь отрядил к герою,
   Чтоб плыл по следу чудо-казака,
   И Строгановых наградил, не скрою, -
   Беспошлинно здесь торговать века.
   Кольцо вернулся с царскими дарами:
   Две брони, шуба с царского плеча
   И грамота с похвальными речами,
   С которой можно воевод встречать.

   На этом радости у казаков закрылись,
   Припасы кончились, замучила цинга,
   Стрельцы московские в Сибири сил лишились,
   Морозы довели, метель, пурга.
   Мурза Карача тешился коварством:
   Убил Кольцо и сорок казаков,
   Искер сибирский перестал быть царством:
   Ермак владел лишь парочкой домов.
   Матвей Мещерский в стане Саускане
   Разбил Карача, многих умертвил,
   С окрестностей собрал немного дани
   И с торжеством в свой город поспешил.

   Ермак поход придумал вверх по рекам,
   Бил Бегиша, Ишим завоевал,
   Князь Еличай был хитрым человеком
   И вместе с данью дочь свою отдал.
   Но атаман отверг такой подарок,
   И девушку в отцовский дом вернул,
   Взял Ташаткан, где бой был тоже жарок,
   И вновь в Искер знакомый повернул.
   Там ждал купцов-товарищей бухарских,
   Но хан Кучюм им путь загородил,
   Ермак пошёл на недругов татарских
   И тут неосторожность проявил.

   Лил сильный дождь, река вблизи шумела,
   Глубокий сон казачий стан сморил,
   Был утомлён Ермак, душа болела,
   И вылазку врага он пропустил.
   Всех казаков зарезал хан коварный,
   Лишь двум героям удалось уйти:
   Один бежал в Искер, град Богом данный,
   Ермак Иртыш задумал перейти.
   До лодок не доплыл герой Сибири,
   Своя броня на дно уволокла,
   Ермак лишился жизни в этом мире,
   Но память на Руси о нём жива!

   * Усул – стойбище батыевых татар, якутов, калмыков… кочевников; волость.

         1582-1584 гг. Продолжение царствования Иоанна Грозного.

   Батория обезоружив даром,
   Со шведами решил царь воевать
   И доказать Европе и татарам,
   Что Руси не пристало отступать.
   Баторий тоже наступал на шведа,
   А русские князья на Нарву шли,
   И в Лялипах приспела к нам победа,
   И на Неве викторию нашли.
   Но Швеции судьба благоволила:
   Сейм Стефану не дал продолжить пир,
   А Иоанна вновь смутила сила,
   И де-ла-Гарди* предложил он мир.

   Позорный мир на Плюсе стал возможен,
   Копорье, Ивангород швед забрал -
   Во-первых, мир с Литвой был не надёжен,
   А во-вторых, бунт царь наш усмирял.
   Восстали черемисы луговые,
   К бунтовщикам примкнул Магмет-Гирей,
   Собрал Иван все силы боевые -
   Русь снова оказалась всех сильней.
   И воеводы вспомнили о долге,
   Хан, видя силу, в стане выжидал;
   Для усмирения бунтовщиков на Волге
   Козмодемьянск Туренин основал.

   С английской королевой царь был дружен
   И Писемского в Англию послал,
   Ивану с Гастингс брак тогда был нужен,
   Но Баус несогласие передал.
   За то, что Баус с ним не соглашался,
   Царь выгнал непокорного гонца
   И вновь послать послов он собирался,
   Но занемог в предчувствии конца.
   Комета смерть Ивану предсказала,
   Астрологов он вызвал во дворец,
   Они сказали: жить осталось мало,
   Мы в марте предсказали твой конец.**

   Волхвам наш государь ещё не верил,
   Но завещание он приказал писать,
   Пяти князьям царь родину доверил,
   Советниками повелев назвать.
   То были: Шуйский, Годунов, Мстиславский,
   Никита Юрьев, Бельский-удалец,
   Малюта, ко всему, любимец царский,
   Царевича был избранный отец.
   Младенцу Дмитрию с любимою супругой
   Назначил город Углич царь в удел,
   Скуратову, товарищу и другу,
   Он воспитать царевича велел.

   Царю все люди здравия желали,
   Хотя не многих государь спасал,
   Монарха силы явно покидали,
   В беспамятстве он сына громко звал.
   После горячей ванны царь повеселел,
   Делами государства занимался,
   Астрологов казнить он повелел,***
   Но в этот раз монарх наш ошибался.
   Царь ванну принял, в шашки сел играть,
   Весёлым, жизнерадостным казался,
   Но вдруг упал, слабея, на кровать,
   Закрыл глаза и… больше не поднялся.

   В палатах наступила тишина,
   Никто не верил в гибель Иоанна,
   Но всех пугала не его вина,
   А слабый ум наследника тирана.
   Иван полвека пробыл на престоле,
   Пережила Россия иго, гнев, войну,
   Себя подвергнув жесточайшей доле,
   Страна мучений не пошла ко дну.
   Все разоряли Русь: царь, воеводы,
   Врагов и внешних множество нашлось,
   Но терпеливей русского народа
   Увидеть Миру больше не пришлось.

   Характер Иоанна был загадкой:
   Монарх любимцев часто награждал,
   Мог в гневе насладиться местью жалкой,
   Врагов не часто в битвах побеждал;
   Сановников казнил и лихоимцев,
   За пьянство всех в темницу отсылал,
   Выслушивал с любовью иноземцев,
   Но грубую лесть тоже презирал;
   Имел царь русский разум превосходный,
   Был памятью прекрасной наделён,
   Начитан был, глаголом жёг свободно,
   И занимал по праву царский трон.

   Царь приказных людей значительно возвысил,
   Дворянам думным больше власти дал,
   И хотя в битвах часто крепко трусил,
   Он войско превосходное создал.
   Баторий русских воинов ценил
   За то, что не жалеют в битве жизни,
   За то, что жёны рядом - в меру сил,
   Царю не изменяют и отчизне;
   Сражаясь день и ночь, лишь хлеб едят,
   Жестоко, до последнего все бьются,
   Морозы терпят, под намётом спят
   И даже в окруженьи не сдаются!

   Царь основал немало городов
   Для безопасности отечества пределов:
   Козмодемьянск, Алатырь и Донков,
   Чернь, Чебоксары, Епифан и Венев;
   Коктажск, Тетюши, Волхов, Арзамас,
   Орёл наш гордый и Лапшёв дремучий –
   Российские пристанища для масс,
   Отчизны дорогой форпост могучий.
   Все стены этих новых крепостей
   Были из дерева, покрытого землёю,
   Хотя и продержались мало дней,
   Но, тем не менее, готовы были к бою.

   Мы помним только славу Иоанна,
   Забыв его тиранство и разбой,
   Все годы царства – для народа рана,
   Хотя в историю вошёл он как герой.
   Забыл народ название – Мучитель,
   Дела ужасные в хранилищах лежат,
   Рублева современник, «Покоритель»,
   В истории – вершитель славных дат.
   Блистало имя Грозного в законах,
   Три ханства он монгольских покорил,
   Забылось зло… не говоря о жёнах,
   Тем царь потомков память заслужил.

   ДЕЛА ДАВНО МИНУВШИХ ДНЕЙ,
   ПРЕДАНЬЯ СТАРИНЫ ГЛУБОКОЙ.

   * Шведский генерал де-ла-Гарди потерпел поражение под Орешком, но заключил весьма выгодный мир с Россией в Шелонской пятине на реке Плюсе 26 мая 1583 года.
   ** Шестьдесят астрологов предсказали Иоанну смерть 18 марта 1584 года.
   *** Утром 18 марта 1584 года царь приказал казнить астрологов, так как почувствовал себя лучше, но они ответили: «Ещё не вечер». L

   Большая Смута* на отчизну пала,
   Пережила опричнину Мать-Русь,
   Царей великих родина узнала,
   Но я Вам описать их не берусь.
   Лишь список я продолжу лиц сих важных –
   Ничто от вас, ребята, не тая, -
   Когда трусливых, а когда отважных,
   Что делать… это Русь, земля моя.
   А молодым я от души желаю
   Любить Россию строгую, как мать,
   Дань отдавать родному караваю,
   Власы седые вечно уважать.

   * Фактически Большая Смута продолжалась в России со смерти Ивана IV Грозного до начала царствования Михаила Фёдоровича: с 1584 по 1613 гг., но реально – до 1689, когда на престол вступил Пётр I, то есть ЦЕЛЫЙ ВЕК.

© Copyright: Владимир Алексеев, 2012

Регистрационный номер №0044043

от 21 апреля 2012

[Скрыть] Регистрационный номер 0044043 выдан для произведения:

 

 
  •  
 
 
 
 
 
   
ИСТОРИЯ РОССИЙСКОГО ГОСУДАРСТВА, часть IV, гл. XLIX-LXXXV (продолжение)
 
 
                                                                                  XLIX

         1533-1584 гг. Правление великого князя и Первого Царя всея Руси Иоанна IV ГРОЗНОГО Васильевича II (1530-1584 гг.), сорок седьмого правителя Руси.

         1533-1538 гг.

   Имелся страх с кончиной государя:
   Трёхлетний властелин был несмышлён.
   И если вражья рать на Русь ударит,
   Кто защитит российский славный трон?
   В верховной Думе двадцать знаменитых:
   Наместники соседних городов,
   Из них, к тому же, двое было битых –
   Князь Шуйский и Овчина-Телепнёв.
   Ещё был третий – князь Михайло Глинский,
   Честолюбивый, смелый человек,
   Но он был стар, за власть не думал биться -
   Царицы дядя отживал свой век.

   А старший дядя, Юрий, жил в опале,
   Хотя любим в народе князь сей был;
   И порешили в тихой думской зале,
   Что он свой срок в темнице не отбыл.
   Ещё был младший дядя государя –
   Андрей был слаб и телом, и душой, -
   Ему конями дали дань бояре,
   И он поехал в Старицу, домой.
   Тут Бельский князь с Лятцким в Литву сбежали,
   Всем заявив, что Русь – не их страна,
   Их братьев всех, конечно, повязали –
   Судьба таких родных была одна.

   От голода в темнице Юрий умер,
   Андрей в град Волок из Москвы сбежал,
   И в этом несуразном барском шуме
   Большую рать мятежную собрал.
   Князь Телепнев настиг его в Тюхоли,
   Что мщения не будет, слово дал,
   Поверил фавориту сей тихоня,
   А тот Андрея по приезду сдал.
   Окован дядя, вся семья – под стражей,
   И люд Андреев был в темнице бит,
   Его кончина, господа, не краше:
   Через полгода был в тюрьме убит.

   Так за четыре года общего правленья
   Убили братьев царского отца,
   Затем - с Елениного повеленья -
   Царицы дядю, внука-молодца.
   Мир предложили северным державам,
   Царь астраханский грамоту прислал,
   В которой пожелал царю он славы,
   Но быть слугою хан не пожелал.
   Москвы святая цель была Таврида,
   Мятежная Литва и град Казань,
   Саип-Гирей всё не терял из виду,
   У Прони перешёл границ он грань.

   Князья - Пунков и Гатев - рать разбили,
   Саип-Гирея войско разорив,
   И благодарность этим заслужили,
   Развеяв неприступный ханский миф.
   Литовский Сигизмунд травил Россию,
   И Себежскую крепость взять решил,
   Но осознав величественную силу,
   Он от неё с позором отступил.
   Столице снова места не хватало,
   К Москве–реке был ров сооружён,
   Стеною больше в этом месте стало:
   В Москве был Китай-город возведён.

   В правлении Елены чести мало:
   Братоубийство, тирания, кровь,
   Нередко беззаконие бывало…
   И к Телепнёву страстная любовь.
   Презрение и ненависть народа
   Возможно было властию пригнуть,
   Но слабодушием, друзья, такого рода
   Людей и совесть ей не обмануть.
   Политика страны была разумна,
   Но в том княжны большой заслуги нет,
   Решающую роль сыграла Дума,
   Которая за всё несла ответ.

   Царицу смерть безвременно настигла,*
   Красива, в полном здравии жила,
   Любви народной так и не достигла,
   Как говорят, отравлена была.
   Лишь малая заслуга сей царицы:
   Порядок в деньгах русских навела,
   Поддельщиков наказаны все лица,
   И кара им суровая была:
   Рубили руки, олово в рот лили,
   Пока не истребили всех вконец,
   И старую монету перелили:
   С копьём вместо меча Руси отец.**

   * Великая княжна Елена, мать юного государя Иоанна, неожиданно скончалась в полном расцвете сил 3 апреля 1538 года.
   ** С этого времени на серебряных монетах Руси великий князь был на коне не с мечом в руке, а с копьём. Поэтому эти деньги стали называться копейками.

         1538-1546 гг. Продолжение царствования Иоанна Грозного.

   Василий Шуйский первым был в Совете,
   И власть боярин быстро захватил,
   Всем заявил, что Телепнёв в ответе
   И, оковав, в темницу поместил.
   Сестру его в монахини постригли
   И в Каргополь насильно увезли,
   Так Шуйские престол себе воздвигли
   И остальных от власти отвели.
   По Телепнёву Иоанн напрасно плакал,
   Мальчишку Шуйский даже не спросил,
   Любимца государыни он спрятал
   И голодом в темнице уморил.

   Власть Шуйские недаром доказали,
   Окован вскоре Бельский был Иван,
   Советников всех также повязали:
   По деревням был сослан караван.
   Василий неожиданно скончался,
   Его брат тут же принял власть,
   Умом большим Иван не отличался,
   Над всеми он поиздевался всласть.
   Был грубым Шуйский, глупым и нахальным,
   Пред юным государем не вставал,
   Характером он обладал скандальным
   И из казны всё золото прибрал.

   К сему несчастью козни появились:
   Казанцы и крымчане в раж вошли,
   Грабителей набеги участились,
   Которые предместья все пожгли.
   Султан и шведы в дружбе с нами жили,
   Ногайцы и Литва на нас не шли,
   С Саип-Гиреем мир мы заручили…
   К Иосифу бояре все пошли.
   Митрополит с Советом согласился
   И из темницы Бельского вернул,
   Который в Думу тут же возвратился
   И в государстве всё перевернул.

   Правительство усердней стало к благу,
   Опальных отпустили из темниц,
   Героев наградили за отвагу,
   Кто был виновен, сразу пали ниц.
   Лишь Симеон, брат Бельского Ивана,
   Надежды царской оправдать не смог,
   Изменник убежал к Гирею-хану,
   Подвёл он брата и нарушил долг.
   Саип-Гирей с ордой на Русь примчался,
   Хотя Зарайска с ходу взять не смог,
   Там воевода Глебов постарался –
   Назару помогал в защите Бог.

   У Нижнего полки России встали,
   Царь юный тоже с войском быть хотел,
   Бояре долго тихо рассуждали
   И порешили: мал для ратных дел.
   Без государя в станах бунт поднялся,
   Быть воеводой каждый захотел,
   Но юный Иоанн отцом поклялся:
   «За Русь деритесь, за родной удел!
   Любовь и милость храбрым обещаю,
   Ока стеной пусть станет для врагов,
   Я распри в станах на сей раз прощаю
   И детям вашим помогать готов!».

   Письмо читали всенародно в стане,
   Кричали: «За Отечество умрём!
   Ругаться меж собой, Господь, не станем!
   За Русь и Иоанна в бой пойдём!»
   Саип-Гирей дивился русской рати
   И ужасом объятый побежал,
   Изменника ругал хан этот, кстати, -
   Да, Бельский снова в точку не попал.
   Пронск осадил Саип-Гирей могучий,
   Но князь Жулебин ворога отбил,
   А тут и русских появились тучи,
   И хан в Орду в телеге укатил.

   Изгнав врага, Россия ликовала,
   Все славили героев и царя,
   Давно такой победы не бывало,
   Торжествовала русская земля.
   Но Шуйский вновь замыслил вероломство,
   В дому Ивана Бельского схватил
   И, проявив огромнейшее хамство,
   На Белоозере в темницу заточил.
   На этом Шуйский не остановился,
   Злодеям повелев того убить,
   И Бельский с жизнью, наконец, простился,
   Представив негодяю первым быть.

   Испортили бояре Иоанна,
   Впускали к государю лишь своих,
   Смеяться над людьми учили рано,
   На улице юнец был тоже лих:
   На лошади давил людей с весельем,
   С высокого крыльца зверьё кидал,
   Став отроком, попробовал царь зелье
   И только в ловле толк он понимал.
   Не знал князь добродетели и ласки,
   Забавой занимался день за днём,
   Людей казнил с боярской он подсказки,
   И обещал жестоким стать царём.

   1546-1552 гг. Продолжение царствования Иоанна Грозного.

   В семнадцать лет Иван решил жениться
   И на престоле русском восседать,
   Бояре не могли не прослезиться:
   Решил царь из Руси царицу взять.
   Митрополит благословил Ивана
   На царствие и многие лета,
   И чтобы всё случилось без обмана,
   В Успении свершалась месса та.
   Торжественный молебен отслужили,
   На трон воссел прекрасный молодец,
   Крест с бармами на князя возложили,
   Митрополит одел на голову венец.

   В дверях Ивана златом осыпали,
   И здравицу кричали за царя,
   Царёво место* мигом ободрали,
   И новости помчались за моря.
   Шестое царство в Мире объявили:
   Не княжество Русь – как бывало встарь,
   Но имя «Князь Великий» сохранили,
   Хотя именоваться стал он ЦАРЬ.
   Иоасаф, сей патриарх огромный,
   Ивана в сане царском утвердил,
   Усердие своё представил скромно
   И грамотой соборной подтвердил.

   Сановники царицу выбирали
   Для нового российского царя,
   Девицу благородную искали
   По всей Руси, как будто для себя.
   И юную нашли Анастасию,
   Боярина окольничего дочь,
   Прекрасней не найти на всю Россию,
   У всех сомненья улетели прочь.
   Царя с царицей в храме обвенчали,
   Москва шикарный закатила пир,
   А молодые лавру навещали,
   Благословляя Бога и весь Мир.

   Но набожность и вся любовь к супруге
   Царя натуры скрасить не могли,
   Не замечал людские он недуги,
   Другие страсти его душу жгли.
   Иван на благо царства не трудился,
   А был лишь в наказаниях силён,
   На люд он беспричинно часто злился,
   России доставлял один урон.
   И чтобы изменить царя природу,
   Случилось потрясение иметь,
   Несчастье пережить пришлось народу:
   Столица должна была сгореть.

   Увидел царь в пожаре гнев народный
   И страх перед Всевышним испытал,
   Решил, что что-то Богу не угодно,
   Подумал и на праведный путь встал.
   Во-первых, обуздал он чернь в столице,
   Порядок по России утвердил,
   Решил перед народом повиниться,
   Боярских всех изменников смирил.
   Умеренность, дух кротости и мира
   Над строгою отчизной воцарил,
   Народ вновь сотворил себе кумира,
   Который всем надежду подарил.

   Саип-Гирей вновь угрожал России,
   А Иоанн Казань решился брать,
   Но, видно, не хватило нашей силы,
   И повернул домой царь юный рать.
   Мордва, и черемисы, и чуваши
   Царя просили их в Россию взять,
   Он повелел: пусть земли будут наши!
   Решил Свияжск на Волге основать.
   Алей казанский с трона был низложен,
   Казань рискнула Руси присягнуть;
   Такой исход вполне мог быть возможен,
   Но князь Чапкун решил всех обмануть.

   * Царское место – место, где сидел или стоял царь, ободрали на лоскутки на память о великом дне России.

         1552 год. Взятие Казани (2 октября 1552 года).

   Узнал царь о нечестности Чапкуна,
   Стал на Казань готовиться в поход,
   Решил оставить ханов вне закона
   И на войну поднять весь наш народ.
   А в это время ворогам на горе,
   В тяжёлый для родной России год,
   Между Каспийским и Азовским морем
   Отважный появляется народ.
   Азовские то были поселенцы,
   Геройские донские казаки:
   Горячие и гордые упрямцы,
   Неустрашимы и в седле легки.

   Законы христианства соблюдали,
   На русском говорили языке,
   В станицах жили, волю почитали,
   Ловили рыбу на Дону-реке.
   Служить они султану не хотели,
   Ногаев били, грабили купцов,
   У рек и моря крепости имели
   И берегли обычаи отцов.
   Признали власть верховную России,
   Но продолжали по-казачьи жить,
   Примером были в ловкости и силе,
   Отечества хранили рубежи.

   В июне царь простился с москвичами,
   С беременной супругой и двором,
   В церкви Успения молился со свечами
   И с воинством покинул отчий дом.
   У хана Тулу по пути отвоевали,
   В конце июля в Муроме царь был,
   А в августе на Мяне ночевали –
   Там воду на реке Иван святил.
   У стен Алатыря полки Руси встречали,
   Здесь рыбу и лосей люд ратный бил,
   Шестого на Кивате причащали,
   Затем в Свияжске царь свой стан разбил.

   Сияло солнце, воздух был здоровый,
   Природа здесь, на Волге, удалась,
   А в середине августа святого
   Казанская осада началась.
   Славнейший подвиг русского народа
   Лишь с битвой Куликовскою сравним,
   И для ведения войны такого рода
   Осадный опыт был незаменим.
   Народ казанский рабства ужаснулся,
   Решился на жестокий, смертный бой,
   И в этом русский царь не обманулся:
   Далась победа дорогой ценой.

   Царь удивлял великим вдохновеньем,
   Молился в церкви, войско объезжал,
   Рать поражая юношеским рвеньем,
   По целым дням с коня он не слезал.
   Под Арскими вратами грунт взорвали,
   На штурм все вдохновенно поднялись,
   Трещали ружья, пушки грохотали,
   Но в этот день казанцы не сдались.
   В Арском лесу татар немало взяли,
   По царскому указу привели,
   Пред ратью пленных к кольям привязали,
   Чтоб те Казани сдаться помогли.

   А горожанам обещал царь волю,
   Коль те откроют града ворота,
   Привязанным плохая вышла доля:
   Свои же обстреляли те места.
   Кричали горожане государю:
   «От чистой лучше пусть умрут руки!»
   Покрылись снова стены гарью,
   На новый приступ все пошли полки.
   Князь Воротынский занял башню града,
   Там укрепился твёрдостью щитов,
   И в этом москвичам была награда:
   Казань атаковать царь был готов.

   В начале октября пошли на приступ,
   «Пить чашу крови»* - Иоанн сказал,
   Подкопы взорвались, помчались в выступ, -
   Там многие убиты наповал.
   На улицах секлись в ужасной сече,
   В крови дымился Тезицкий весь вал,
   Царь Едигер** совсем лишился речи,
   Когда люд града нам его отдал.
   На небе снова солнце засияло,
   Осенний дождь был всеми позабыт,
   Москва с победой войско ожидала,
   Но ханский двор был мёртвыми покрыт.

   На новый день всех погребли усопших,
   Был счастлив, до победы кто дожил,
   Припомнили друзей в могилах общих –
   Тех, кто России верно послужил.
   Так пало к юным стопам Иоанна
   Одно из самых знаменитых царств,
   Но не исчезло войско Чингисхана -
   С врагами было множество мытарств.
   Но чудный результат царь подытожил:
   Наследник появился, сдался хан,
   В честь взятия Казани им заложен
   Покрова Богоматери был храм.

   * «Пить общую чашу крови» - всем идти на приступ, так как подкопы были уже готовы.
   ** Татары решили сохранить в живых своего царя Эдигера, вельможу Заниеша и двух мамичей (царских воспитанников) и поэтому передали их князю Дмитрию Палецкому. После этого казанское войско продолжило битву с ещё большим ожесточением.

         1552-1560 гг. Продолжение царствования Иоанна Грозного.

   Поехал сына Иоанн крестить,
   Когда царица после родов встала,
   И мощи Сергия святого посетить,
   Который сделал для Руси не так уж мало.
   Он с Дмитрием царей двух окрестил:
   Едигера и Утелиш-Гирея,
   В Спасителя их Веру обратил –
   То ханов была личная идея.
   Хан Едигер был назван Симеоном,
   На дочери Кутузова женат,
   Решил его Иван оставить с троном,
   И послужить России хан был рад.

   Тяжёлая болезнь на Русь напала,
   Был Новгород усеян грудой тел,
   Покоя от казанских банд не стало
   И, наконец, Иван сам заболел.
   Бояре присягнули Иоанну
   На верность сыну Дмитрию на век,
   Не обошлось, конечно, без обмана –
   Владимир, князь, был гордый человек.
   Захарьин и князь Шуйский отказались,
   Но Иоанн их крепко пристыдил,
   Бояре снова долго совещались,
   И разум, наконец-то, победил.

   Бог Иоанна вновь на жизнь настроил,
   Царь милостив и щедр со всеми был,
   Адашеву боярский сан присвоил,
   Но от «друзей» обиды не забыл.
   Обет свой исполняя, данный Богу,
   Отправился царь в храм на Белозерье,
   Не брать молили Дмитрия в дорогу –
   Исполнилось проклятое поверье.
   В пути скончался молодой наследник,
   В беде была царица безутешна,
   Отпел его игумен-правоведник,
   Сказав, что все мы в этом мире грешны.

   В Москву вернулся Иоанн без сына,
   Но главную задачу царь исполнил,
   Была на это веская причина –
   Слова Виссариона* он запомнил:
   «Коль мудрым хочешь быть самодержавцем,
   Совет тебе я дельный смею дать:
   Не слушайся советников-мерзавцев,
   Учить сам должен и повелевать!».
   «Отец не дал бы лучше мне совета», -
   Промолвил царь и длань поцеловал…
   Но Вы не верьте этому совету –
   Ведь истины царь так и не познал.

   Князь Курбский на словах его поправил,
   Конечно, в большей мере – про себя:
   «Коль опасаясь умных, царь, ты правил, -
   То в руки хитрых попадаешь зря.
   Такие притворяются глупцами
   И к цели лишь своей они ведут,
   Прикинутся добрейшими отцами
   И от царя бессмысленности ждут».
   Был Курбский прав: растлили Иоанна,
   Не лучшим был епископа совет,
   И радоваться люду было рано:
   Злость Иоанна всем затмила свет.

   Но внешне царь пока не стал меняться,
   Адашева ласкал и повышал,
   Быть вежливым с боярами старался,
   Но жёсткость он в душе приобретал.
   Занялся царь делами государства:
   Послал полки на Каму и в Казань,
   Завоевал он черемисов царство,
   Медали раздавал, как прежде дань;
   Разбил бунтовщиков по всем селеньям,
   В Лапшев и Чебоксары слал стрельцов,
   Церквами занимался с редким рвеньем
   И новых пастве дал святых отцов.

   Ещё победу праздновал правитель:
   Он Астрахань Орды завоевал,
   России подчинил хазар обитель
   И Дербыша-предателя изгнал.
   Как «покровитель царств» теперь писался
   И к Каспию владения примкнул,
   С хивинским и бухарским царством знался,
   Кавказу руку дружбы протянул.
   Сибирь прислала дань от Едигера,
   В Архангельске встречали англичан,
   В Европе укрепилась наша Вера,
   Богатством восхищая северян.

   Посол России в Лондон был отправлен –
   Непея с королевою сидел,
   Умом и благородством был он славен
   И полюбиться Англии сумел.
   Торговля с англичанами открылась,
   Голландцы стали с Русью торговать,
   Таврида только нам не подчинилась:
   Девлет-Гирей пытался угрожать.
   Его рать россиян в капкан загнала,
   Но вырваться сумел хитрейший хан,
   Доставил он хлопот Руси немало
   И без обоза скрылся в личный стан.

   Швед Багге осадил в тот год Орешек,
   Но русские ему не поддались,
   И вороги, от нас набравшись «шишек»,
   В Финляндию обратно подались.
   Ливонию и немцев попугали,
   Адашев погромил татар в Крыму,
   Затем и Фирстенберга с войском взяли,
   Мариенбург-град сломлен был в дыму.
   Анастасия счастьем наслаждалась,
   Вновь сына, Феодора, родила,
   Арбатского пожара испугалась
   И от болезни тяжкой умерла.

   * В Песношском монастыре царь Иоанн встретился с бывшим коломенским епископом Виссарионом, который когда-то пользовался милостью великого князя Василия, отца Иоанна Грозного, но в боярское правление лишился епархии за своё лукавство и жестокосердие.

         1560-1564 гг. Продолжение царствования Иоанна Грозного.

   Не дремлют злые языки в России,
   Адашева с Сильвестром довели,
   Не нравилось боярам, что те в силе,
   Закрытый суд над ними провели.
   Шептали негодяи, что царицу
   Любимцы Иоанна в гроб свели;
   Сильвестр попал на Соловки – в темницу,
   Адашева в Феллине довели.
   Но Иоанн на этом не смирился,
   Дух негодяев надобно добить,
   Царь клятвы от бояр своих добился,
   Что верно будут век ему служить.

   О свадьбе утешители напели -
   Не век же без супруги куковать;
   Они, признаться, в этом преуспели,
   Невесту Иоанн решил искать.
   Он искренно любил свою супругу,
   Но лёгкость нрава сызмальства имел,
   Не стал он объезжать свою округу -
   На польке царь жениться захотел.
   Забыли грусть, пиры загрохотали,
   Скуратов-Бельский в этом преуспел,
   Басманов с сыном тоже не дремали
   И веселились – царь того хотел!

   От винного веселья дух сводило,
   В смирении царь дерзость признавал,
   А это до безумства доводило -
   На плаху многих государь послал:
   Марию обезглавил с сыновьями,
   Адашева Данила, Сатиных,
   Овчинина зарезал царь ножами,
   Не пожалел он в гневе и иных;
   Никита Шереметов был удушен,
   Пал жертвой своей смелости Репнин…
   Порядок в государстве был нарушен,
   Убили многих, несмотря на чин.

   Но кровопийство злость не утоляет,
   Лишь новой крови требует тиран,
   Смерть жертвы душегуба забавляет,
   Ведь царский сан ему от Бога дан.
   Мучитель не подвержен исправленью,
   Со временем он – более жесток,
   Больная страсть толкает вновь к гоненью,
   Безумствам увеличивая срок.
   Стонала Русь, струилась кровь рекою,
   Развратничала царская братва,
   Конца и края не было запою,
   От страха цепенела вся Москва.

   Мир, между тем, не перестал крутиться,
   Ливонию смогла Русь победить,
   Ландмаршал Бель не стал в округе биться,
   И русским удалось его пленить.
   Дивился мужеству ландмаршала царь русский,
   Ливонец за свободу, честь стоял,
   «Ведь воля, - Бель промолвил, - не игрушки»,
   И варварами россиян назвал.
   За слово гордое заговорил царь гневно
   И приказал ливонцу голову срубить,
   Затем раздумал, отменил, но поздно:
   Ну что ж, решил он, так тому и быть.

   В успехе сватовства не сомневаясь,
   Послов царь в Вильну на просмотр послал,
   На красоту, дородство, ум ссылаясь,
   Екатерину царь женой назвал.
   Но Сигизмунд считал сей брак ненужным,
   Полцарства вдруг затребовал взамен,
   Послы, конечно, отказались дружно:
   Русь не согласна на такой размен.
   За это был сожжён Тарваст ливонский,
   И Сигизмунд письмо царю прислал:
   Просил его оставить край свой польский,
   Хотя взамен земли нам не давал.

   Оставив мысль быть зятем Сигизмунда,
   Решил царь на черкешенке жениться, -
   Прелестной, словно россыпи корунда, -
   В Москву он попросил её явиться.
   Митрополит нарёк её Марией,
   Царь будущей жене провёл смотрины,
   На брак решился сей монарх России,
   Но польской не забыл Екатерины.
   Отказом Иоанн был оскорблён
   И Сигизмунду мстить решил за это,
   Нельзя сказать, что был он уязвлён –
   Здесь гордость царская была задета.

   Литвы твердыню, Полоцк, взял Иван,
   Казну забрал, людей пленил богатых,
   Нанёс он этим Польше много ран
   И пир затеял в честь великой даты.
   Второй брак Иоаннов не был счастлив:
   Анастасию он не смог забыть;
   К Марии царь не ведал прежней страсти
   И вскоре насовсем успел остыть.
   Черкешенка, жестокая душою,
   Ивана в злых наклонностях вела,
   Хотя была красивая собою,
   Лишь сплетнями боярскими жила.

   Преставился митрополит Макарий,
   Он век благому нраву посвятил,
   Святых российских житие представил
   И типографию в России учредил.
   Был Фёдоров отыскан Иоанном –
   Наш первый книжный мастер на Руси,
   Но радоваться делу было рано:
   Все переписчики вдруг принялись гнусить.
   Был изгнан книжный мастер за границу,
   Там типографию в Остроге основал,
   Не стал он с мракобесием мириться
   И люду библию российскую создал.

         1563-1569 гг. Продолжение царствования Иоанна Грозного.

   С Литвою мир совсем недолго длился,
   Град Юрьев царь собрался воевать,
   За Русь здесь Александр Невский бился
   И немцев он казнил большую рать.
   Петр Шуйский был в войне неосторожен,
   Толпою, без доспехов в поле шёл,
   И Радзивилом был князь уничтожен,
   И смерть с дружиной в том бою нашёл.
   Но Юрий Токмаков спас положенье,
   Под Навлей неприятеля разбил
   И, вовремя переменив решенье,
   В родную землю снова отступил.

   Вишневский для других служил примером,
   Но от тирана он в Литву сбежал,
   Не думал князь лить кровь единоверов
   И у султана жизнь свою отдал.
   Князь Андрей Курбский - видный воевода,
   Попал в немилость русского царя
   Герой Казани и всего народа
   Был для России вмиг потерян зря.
   Расставшись с сыном и своей супругой,
   Князь в Вольмар к Сигизмунду ускакал,
   Оттуда, как товарищу и другу,
   Письмо он Иоанну написал.

   Подателя письма царь долго мучил,
   Пытаясь связи тайные узнать,
   Сгустились над Шибановым все тучи,
   Но смог Василий в пытках устоять.
   Слуга был благородней господина,
   Усердие и твёрдость проявил,
   Не испугался царского он чина,
   Чем государя крепко удивил.
   Но Курбский стал предателем недаром,
   К врагам своей отчизны князь пристал,
   Против России воевал он с жаром
   И Сигизмунду честь свою продал.

   Изменник Курбский с войском в Полоцк рвался,
   Девлет-Гирей с ордой в Рязань вступил,
   Но воевода Фёдоров не сдался,
   И крымский хан с позором отступил.
   Был в Полоцке разбит наш неприятель,
   Князь Курбский с Радзивилом отошли,
   А Бутурлин и Вишняков-спаситель
   Окрестности ливонские пожгли.
   Себя ливонцы погубили сами,
   Сражаясь на два фронта* с этих дней,
   Царь внутренне смеялся над врагами,
   Ливонию не мысля не своей.

   Но сердце Иоанново кипело,
   Он всех вельмож злодеями считал,
   Царь лишь в доносах зрил святое дело,
   А в декабре в село вдруг ускакал.**
   Митрополиту позже грамоту вручили,
   В ней Иоанн клеймил позором всех бояр,
   Которые отечество забыли
   И понадеялись в делах на Божий дар;
   Поэтому Москву царь покидает,
   Боярам государство отдаёт,
   Как управлять такой Россией, он не знает
   И уезжает… куда Бог его ведёт.

   « Мы гибнем! Государство пропадает!» -
   Кричал обеспокоенный народ, -
   «Как драться в войнах нам – никто не знает,
   Ты на кого оставил нас, сирот?!».
   Послами люди Пимена избрали,
   А с ним архимандрита Левкия,
   Царю челом ударить наказали,
   Неназванных изменников кляня.
   Возглавить он Россию согласился,
   Но только лишь с условием одним,
   И сколько Пимен с Левкием не бился,
   Промолвил царь: «Потом поговорим».

   В Москву приехав, он на сбор явился,
   Опять про бунты долго говорил,
   Царём Руси остаться согласился,
   Опричнины Устав всем предложил:
   Во-первых, скромно собственность оформил,
   Перечитав поштучно города,
   Московские строения дополнил,
   Но свой дворец покинул навсегда;
   Телохранителей – своих и государства –
   Им тысяча назначена была,
   И для работ в своём особом тёмном царстве –
   Дворецкий, казначеи, повара…

   Опричниной теперь двор царский звался,
   А земщиной – огромная страна,
   От всей земли царь русский отделялся,
   А Бельскому Россия отдана.
   На третий день в присутствии народа
   Мнимых изменников казнили без суда,
   И первым оказался воевода
   Горбатый-Шуйский, вот ведь в чём беда.
   Был этот князь из суздальского рода,
   Умён, искусен в боевых делах,
   Великого потомок Всеволода –
   Он первый, кто увидел веры крах.

   Он с юным сыном шёл на казнь без страха,
   Князь первый под топор главу сложил,
   Эх, тяжела ты, шапка Мономаха,
   Для тех, кто верой Родине служил.
   Пётр Ховрин, Кашин, Головин, Горенский –
   Все к вечеру на плахе казнены,
   И ещё долго слышен был плач детский,
   Отцов чьих наказали без вины.
   Лишь Яковлева Иоанн простил,
   Хвалясь своим великим милосердием,
   И Воротынского в державу воротил,
   Чтобы служил ему с любовью и усердием.

   А после казней царь другим занялся,
   Свою дружину стал он набирать:
   Кто был развратен, хамства не стеснялся,
   Кто за царя готов убить был мать.
   Набрал шесть тысяч царь таких уродов,
   Кромешник*** – так их стали называть,
   Опричник был губителем народа,
   Соседа грабить мог и притеснять.
   Чем ненавистнее для люда был кромешник,
   Тем больше царь такому доверял,
   С метлой в седле, распутник и насмешник,
   С собачьей головой он разъезжал.

   Москвы царь не любил, врагов боялся,
   В Невольной Слободе хотел бывать,
   С боярами земскими он не знался –
   Его любимцы стали забавлять.
   Игуменом себя царь обозначил,
   Опричников он братией назвал
   И Вяземского келарем назначил,
   А Бельский параклисиархом стал.****
   В четыре все к Заутрене спешили,
   «Игумен» наставления читал,
   Затем все до отвала ели, пили,
   А вечером несчастных царь пытал.

   Послов встречал в Москве монарх российский,
   Блестящие одежды надевал,
   У трона, как всегда, Малюта Бельский,
   И земских в эти дни царь привечал.
   Гостям он признавался в трудном царстве,
   Нередко духовенство, люд честил,
   Князей ругал за то, что жили в барстве
   И… лучших воевод своих губил.
   Великий старец церкви Афанасий,
   Оставил митрополию свою;
   Хотел казанец сгинуть от напасти,
   Но Германа представили царю.

   Но старец стал учить царя закону,
   От Страшного Суда хотел спасти,
   И понял Иоанн: не быть такому,
   От Германа пристало отойти.
   Поехал царь на остров Соловецкий,
   Нашёл Филиппа и в Москву привёз,
   Хотел поговорить по-молодецки,
   Но этим старца лишь довёл до слёз.
   Угрозами и лестью сан представил -
   Опричникам на горе и на страх,
   Руси митрополитом сам поставил,
   И стал царь меньше думать о пирах.

   Но тишина была предтечей бури,
   Царь заговор замыслил доказать,
   Бояр честнейших запугал до дури
   И грамоты им приказал раздать.
   Их, якобы, привёз посланник польский,
   Сам Сигизмунд звал в вотчину свою.
   Ответ бояр сих оказался жёстким:
   Мы все погибнем за царя в бою.
   Но Фёдоров, конюший государя,
   Был оклеветан тайною молвой,
   Ножом он Иоанновым ударен,
   Затем добит кромешною ордой.

   Жену Марию тут же умертвили,
   Ростовского казнили у реки,
   Куракина-Булгакова добили
   И Ряполовского убили дураки.
   Щенятеву, лихому полководцу,
   Вбивали иглы, жгли в сковороде,
   Кого топили в собственном колодце,
   Но никого не мучили… в суде.
   Других забили – как царю угодно,
   Когда в приказы или в церковь шли,
   А Тютина с женою всенародно
   На части негодяи рассекли.

   Народ к Филиппу приходил, рыдая
   И принося растерзанных родных,
   Митрополит, беду прекрасно зная,
   Пообещал всем пощадить живых.
   Однажды, в день воскресный, в час Обедни,
   Филипп царю в соборе всё сказал,
   Конечно, поплатился старец бедный,
   Иван его с митрополитов снял.
   Суд над Филиппом тут же учинили,
   Сорвав одежды, в ризу облекли,
   В собор Богоявленский затворили,
   А позже в Тверь страдальца отвезли.

   На внешнем фронте всё было спокойно:
   Серебряный литовцев вновь громил,
   Девлет-Гирей не действовал достойно,
   Но о войне пока лишь говорил;
   Со шведами вели переговоры,
   Руки Екатерины царь просил,
   Но мелкие взаимные укоры
   Потребовали очень много сил.
   С Елизаветой Иоанн был в дружбе,
   У англичан убежища молил,
   Ждал Божьей кары, плакался о службе,
   Хотя в России страх он наводил.

   * В этот момент ливонцы сражались с россиянами и шведами, а на море ещё и с датчанами.
   ** В декабре 1564 года царь забрал всё золота из дворца и вместе с семьёй, любимцами и полком вооружённых людей ускакал в село Коломенское.
   *** Опричник или кромешник – второе название опричников происходит от слова «кроме», синонима «оприч» - отдельный, особый. Связь с «кромешной тьмой» - невесёлый народный каламбур.
   **** Параклисиарх – церковный причетник, зажигающий свечи и лампады, прислуживающий в алтаре и звонящий на колокольне.

         1569-1572 гг. Продолжение царствования Иоанна Грозного.

   Скончалась вдруг супруга Иоанна –
   Вторая государева жена,
   Царю казалась смерть Марии странной,
   Хотя любимой не была она.
   Царём был слух распущен, что царица,
   Отравлена, как первая, врагом,
   И снова шли на плаху «злые» лица,
   Кто «виноват» был в злодеяньи том.
   Владимир, князь, был первым в этом списке,
   Его с семьёй царь ядом отравил,
   Служанок расстрелял и прочих близких,
   А князя мать в Шексне он утопил.

   Затем царь Новгород со Псковым обесчестил,
   Сначала в Клин ворвался - как к врагу,
   И до Твери дошли дурные вести:
   Царь всё громит на Волжском берегу.
   Малюта в монастырь Тверской пробрался,
   И на Филиппе затянул петлю,
   А братии он будто бы признался,
   Что старец в келье отошёл в жару.
   Затем в Торжок мучители примчались,
   Где войско негодяев всё пожгло,
   Но пленники жестоко защищались
   И ранили Малюту тяжело.

   И Новгороду выпала опала:
   Царь с сыном за день тысячи казнил,
   Но этого ему казалось мало –
   Жён новгородцев он с детьми топил.
   Кто выплывал, того копьём добили,
   Жгли, вешали, рубили на куски,
   Так шесть недель опричники здесь жили,
   Пока не подустали… от тоски.
   Лишь Псков смог уцелеть, совету внемля,
   Хотя готовил царь и здесь погром,
   Хотел он истребить и эти земли,
   Но спас юродивый Никола… словно гром.

   Дал он царю кусок сырого мяса,
   Сказав, что тот питается людьми,
   И Иоанн, не подождав и часа,
   Уехал от того, кто не судим.
   В Москву царь, наконец-то, возвратился
   И над любимцами свой учинил он суд:
   Не долго Вяземский на дыбе колотился,
   Басманов сыном был заколот точно в грудь.
   Отцеубийством Фёдор всё-таки не спасся,
   Его царь Грозный всё равно велел казнить,
   И как его любимец и не трясся,
   Со всеми царь велел его убить.

   Скуратов-Бельский, предводитель душегубов,
   Тела погибших топорами рассекал,
   Снимал с них сапоги, шарфы и шубы,
   Затем собакам на съеденье отдавал.
   Жён убиенных москвичей к реке сводили,
   У тёмной проруби всех ставили рядком,
   И, не спеша, почти торжественно топили,
   А непокорных добивали молотком.
   Князь Пётр Серебряный был зарублен,
   Затем Кашкаров, Очин, Лыков казнены,
   А Мясоед Вислой с женою был загублен -
   Малютой головы им были снесены.

   На бочке с порохом был взорван Голохвастов,
   Князя Шаховского убил царь булавой,
   Мещерских государь зарезать хвастал,
   Но поле боя помогло пасть с головой.*
   С Оленкиным Андреем вышло то же:
   На поле чести князя мёртвого нашли,
   Но его детям учинил Иван месть всё же:
   Они от голода в темнице отошли.
   Но смерть мгновенная уже казалась раем,
   В те дни опричники до ужаса дошли:
   Жгли на сковороде, огнём играя,
   Медведями травили, как могли;

   Железными клещами ноздри рвали,
   Суставы все дробили, жгли в печах,
   Верёвками тела перетирали,
   Выкраивали кожу на плечах,
   Под ногти загоняли иглы востры,
   Надоедало, в дело шёл кинжал,
   Ну, в общем, веселились, словно монстры…
   Коль миловал, царь уши отрезал.
   Облил шута Гвоздёва Грозный щами,
   Затем, играя, поразил ножом,
   Когда тот умер, царь махнул руками,
   Сел веселиться, называя псом.

   Таков был царь, такие были нравы,
   В мучительстве Иван всех превзошёл,
   И вы, друзья, пожалуй, тоже правы,
   Что люд себя в терпении нашёл.
   Тиранство приписали гневу Бога,
   В России люди каялись в грехах,
   Для подданных была одна дорога:
   Опричников ждать в собственных домах.
   В отчизне люди смерти не боялись,
   Сопротивляться Богу не могли,
   Служить монарху ревностно старались,
   Могущество российское спасли!

   С Ливонией Иван частенько спорил,
   Со шведами не заключал он мир,
   Зато Девлет-Гирей с царём повздорил
   И предвкушал в Руси кровавый пир.
   Прослышал хан, что рать царя распалась,
   И на Москву открыт сегодня путь,
   Что Иоанну лишь бежать осталось…
   Что надо хану Русь себе вернуть.
   Изменники, к несчастью, были правы:
   В Москве не стало сильных воевод -
   Иван заполнил ими все канавы -
   И в рати неисправный был народ.

   Хан к Серпухову быстро приближался,
   А Иоанн панически бежал, -
   Он воевод московских испугался,
   До Ярославля с «братией» домчал.
   Девлет-Гирей Москву спалил вчистую,
   Лишь Кремль не торопился осаждать,
   Сам испугался, в сторону родную,
   В Тавриду, повернул большую рать.
   Но по пути селения хан грабил,
   Людей и скот с собою уводил,
   Пожар и пепел за собой оставил,
   Сто тысяч пленных в рабство захватил.

   Когда гонцы Девлета прискакали,
   Царь непристойно бил ему челом,
   Просил его… чтоб вновь не нападали,
   И Астрахань решил отдать… потом.
   Враз заскучал, задумал вновь жениться,
   Марфу Собакину решил он в жёны взять,
   Но девушка решила повиниться,
   Что стала сохнуть и заболевать.
   Царь снова был невестой не уважен,
   В Москве опять убийства начались:
   Князь Темгрюкович на кол был посажен,
   А остальные… яду напились.**

   Сыграли свадьбу, пир большой созвали,
   Но через месяц Марфа умерла,
   И люди недвусмысленно гадали:
   Повинна ль в жертвах девушка была?
   Утешился царь местью беспричинной,
   Занялся безопасностью Москвы:
   Посады уничтожил купцов чинных,
   Сославшись, что строения слабы.
   Сам войско осмотрел, Саин-Булату
   К Орешку продвигаться приказал,
   Оставил Грановитую палату
   И в Новгород с дружиной ускакал.

   Царь в Новгороде милость обозначил
   И незлобиво шведам погрозил,
   Огромный выкуп королю назначил
   И с ворогом войну вновь отложил.
   Вернувшись в Слободу, решил жениться,
   Тем самым беззаконие свершив,
   С Колтовскими решил он породниться…
   Митрополит, подумав, разрешил.
   Но был предупреждён народ строптивый:
   Кто думает четвёртый брак иметь,
   Анафеме тот будет предан живо
   И долго станет о таком жалеть.

   На свадьбе шурина царь пировал с друзьями,
   Когда Девлет-Гирей к Оке пришёл,
   Князь Воротынский с прочими князьями
   В смертельный бой на недруга пошёл.
   Сто двадцать тысяч слуг было у хана,
   Он Астрахань с Казанью взять хотел,
   Но пировать Гирею было рано:
   Народ наш за Отечество радел.
   Разбит был хан, нам помогли молитвы,
   Отвагой русской враг был изумлён,
   На тех курганах, в честь великой битвы,
   В герои Воротынский возведён!

   * Когда опричники прискакали зарезать Никиту и Андрея Мещерских, те уже пали в бою с крымцами, защищая новую Донскую крепость.
   ** Доктор Елисей Бомелий предложил царю истреблять своих врагов ядом. Он составлял своё зельё с таким искусством, что отравленный умирал в назначенную тираном минуту.

         1572-1577 гг. Продолжение царствования Иоанна Грозного.

   Со славой Иоанн в Москву приехал,
   Враги исчезли, бедствия прошли,
   Болезни прекратились, голод съехал,
   Войска в столицу с гордостью вошли,
   Султан боялся, хан почти смирился,
   Литва и Польша в дружбе нам клялись,
   Король ливонский враз угомонился,
   У шведов тоже силы не нашлись.
   Мог Иоанн взять Польшу без усилий
   И землю наших предков возвратить,
   Но внутренний мятеж злобных усилий
   Не дал царю то дело завершить.

   Сопротивления врагов не видя ныне,
   Задумал царь с опричниной кончать;
   Во-первых, люд был рад такой картине,
   Да он и недругов заставил замолчать.
   Вся земщина была опять Россией,
   Опричники разоблачились вмиг,
   Бояре оказались снова в силе,
   Не стало государственных интриг.
   Иван вновь стал царём – не атаманом,
   Убийства миновали, грабежи,
   Но радоваться было ещё рано,
   Народ шептал: молись и не спеши.

   Утешить царь людей решил немного, -
   Губителей Филиппа наказать,
   Филиппова отправил он в дорогу,
   Паисия скомандовал сослать,
   На Каменном был заточён Кобылин,
   Филофея епископства лишил,
   А также многих, кто ещё был в силе,
   В монастырях навеки заточил.
   Но вот один из клевретов тиранства
   Престол остался царский охранять,
   Он помнил всё: пиры, убийства, пьянство…
   Но за Малюту* царь мог всё отдать.

   Любил царь молодого Годунова,
   Оруженосца редкой красоты,
   Ума и благородства пребольшого,
   С которым лишь Скуратов был на «ты»;
   От всех убийств искусно уклонялся,
   Участия в крови не принимал,
   Делами царедворства занимался,
   Царю всегда участливо внимал.
   Борис был тих, но крайне дальновиден,
   Нельзя сказать, что был он очень лих,
   В опричнине был Годунов не виден,
   Но неуклонен в замыслах своих.

   Царь в письмах пожурил Девлет-Гирея,
   Василия Грязнова пожалел,
   Затем, от недовольства свирепея,
   Со шведами вновь драться захотел.
   Царя поляки в сейме записали
   Как претендента на Варшавский трон,
   Но испугались, Генриха избрали,
   А тот, затосковав, подался вон.
   Поляки снова Иоанна звали,
   Но царь их пожеланья отклонил,
   Тогда в Варшаве короля назвали:
   Стефан Баторий ими избран был.

   Московский царь был с королём любезен,
   Но Стефан нам Ливонию не дал,
   Но был Ивану русский север тесен,
   И на Литву наш государь напал.
   Три месяца крушила рать ливонцев,
   Без малого взяв тридцать городов,
   Добычу брали полностью, до донца,
   Лишь в Вендене** поналомали дров:
   Георгий Вильке на кол был посажен,
   А граждане, жестокости боясь -
   Народ в сем граде был весьма отважен, -
   Себя с детьми взорвали, помолясь.

   В Ливонии успех был несомненен,
   Хотя для нас, потомков, невелик,
   Но оборот судьбы жестокой верен:
   Царь снова показал свой злобный лик.
   Князь Воротынский, наш герой Казани,
   Был по доносу тайному пленён,
   Тиранскому подвержен наказанью:
   Иваном был на угольях сожжён.
   Замучен с ним Никита Одоевский,
   Морозов с сыновьями и женой,
   Пётр Зайцев – этот был опричник дерзкий…
   Собакин поплатился головой.

   Был необуздан Иоанн в любовной страсти,
   Он Анну в Тихвине безмолвно заточил,
   И в пятый раз не миновал людской напасти:
   С Васильчиковой царь без брака жил.
   Шестою Иоанновой супругой
   Красавица Мелентьева была,
   И эта оказалась лишь подругой,
   А не женой – такие вот дела.
   С Мелентьевой Иван жил без обрядов –
   Молитву для сожития с ней взял, -
   Нельзя сказать, что церковь была рада,
   Но царь привычек с детства не менял.

   * Малюта Григорий Лукьянович Скуратов-Бельский – главный телохранитель государя, вершитель всех разбойничьих выходок Иоанна, мастер пыток, закоренелый убийца, предводитель шайки опричников.
   ** Знаменитая венденская кара принадлежит к ужаснейшим подвигам Иоаннова тиранства. За то, что горожане не сдались добровольно и взорвали себя в замке вместе с семьями, Иоанн истребил всех мирных жителей города: их мучили и казнили, секли и жгли, на улицах бесчестили жён и девиц, трупы долго лежали непогребённые.

         1577-1582 гг. Продолжение царствования Иоанна Грозного.

   Опасностей больших не замечая,
   Царь всё-таки союзников искал,
   Изгнать Стефана из Литвы желая,
   Рудольфу – императору – писал:
   Желал с ним мир надолго обеспечить,
   Ливонию с Литвой завоевать,
   О горестной Молдавии вёл речи
   И Венгрии задумал помогать.
   Датчанин Фредерик хотел быть другом,
   В Иване он сподвижника искал,
   Но дело с миром продвигалось туго,
   Лишь перемирие датчанин подписал.

   Девлет-Гирей слабеющий скончался,
   И сын его, Магмет, вступил на трон,
   Он в дружбе Иоанну изъяснялся,
   Литве нанёс значительный урон,
   Но Астрахань просил взамен за это,
   С Днепра задумал казаков убрать,
   И хотя в письмах не давал обета,
   Литву и Польшу обещал отдать.
   Хотел купить с ним дружбу царь России,
   Дарами хана щедро наделил,
   Но Стефан, распознав об этом мире,
   В содружестве царя опередил.

   Дела в России начали меняться:
   Швед Гилленанкер Нарву разорил,
   Сумели немцы к Вердену прорваться,
   Но Иоанн врага остановил.
   Литва и шведы город окружали
   И конницу татарскую смели;
   Голицин с Шереметевым сбежали,
   А Сицкий с Воронцовым смерть нашли.
   Враг верности российской изумился:
   В плен сдаться наши люди не смогли,
   Когда швед на позиции явился,
   Повесились на пушках пушкари.

   Король войну с Иваном начал честно –
   Баторий государя известил –
   Завоевать Россию было крайне лестно,
   И в августе он Полоцк осадил.
   Там войска для защиты было мало,
   Но русские отчаянно дрались,
   Их участь пленных вовсе не пугала,
   Гнев государя был страшнее – жизнь.
   Волынский крепость Стефану оставил,
   И древний Полоцк был Литве прощён,
   Король литовский город в сейм добавил,
   Екатериной в Русь был возвращён.*

   Пока Баторию царь в письмах изъяснялся,
   Тот вероломно Луки захватил,
   По бездорожью наступать пытался,
   Идя на Псков, он гати наводил.
   Молил Иван Батория о мире,
   А тот спокойно города крушил,
   Царь русский больше горевал о пире,
   А Стефан Псков старинный осадил.
   Но к этому страна была готова:
   Защиту Пскова Шуйский основал,
   На приступ Стефан снова шёл… и снова,
   Но в град войти народ наш не давал.

   Врага крушили залпами орудий,
   На пики брали, лили вниз смолу,
   Любимый город защищали грудью
   И заслужили от Руси хвалу.
   Жаль, князь Голицин в Новгороде скрылся,
   Мстиславский в граде Волоке сидел,
   Царь от испуга в Слободе укрылся,
   А Симеон всё за Москву радел.
   Но Радзивила москвичи уняли,
   Взять Торопец сей молодец не смог,
   Литовцев с Волги кое-как прогнали,
   Наверно, Русь, порой, спасает Бог.

   А на войне для русских Бог - мороз жестокий,
   Такой, что немцу видеть не пришлось,
   Болота, дебри, топи и… дороги,
   И, непременно, волшебство – родной АВОСЬ!
   Судьба сегодня Шуйского хранила,
   Поляк Замойский ларь ему прислал,
   Писал, что в Польше жить ему не мило,
   И чтобы злато до прихода сохранял.
   Но воеводы князю ларчик вскрыть не дали,
   И мастер ларь тот очень бережно открыл,
   А там лежали заряжённые пищали,
   Неосторожный Шуйский больше бы не жил.

   Письмом ответил Шуйский с укоризной,
   Что храбрецы бьют ворога в бою,
   На честный бой Замойского он вызвал,
   Сказав, что «в нём, насмешник, я тебя побью!».
   Зимой псковцы Замойского добили,
   Сановников пленили, взяли дань,
   И этим вражье войско усмирили,
   Хотя в посольстве продолжалась брань.
   На десять лет мир всё же заключили,
   Закончилась трёхлетняя война,
   Нельзя сказать: ливонцы победили,
   Ивана трусость – вот всему вина.

   Наследника царь в старшем сыне видел,
   С ним вместе государство объезжал,
   Тот так же, как отец, всех ненавидел,
   И также часто женщин обижал.
   Но юноша в порыве благородном
   За родину любимую страдал,
   И видя ропот, даже гнев народный,
   Отцу при всех решительно сказал:
   «Прошу тебя, отец, мне войско вверить,
   чтоб Псков у неприятеля отбить,
   Хочу себя в бою за Русь проверить
   И честь отчизны вновь восстановить!».

   Но гневный государь мятеж в том видел
   И сыну жезлом голову пронзил,
   Такого царь, конечно, не предвидел,
   И Годунов его не упредил.
   Царь побледнел и в ужасе воскликнул:
   «О, Боже мой, ведь сына я убил!»
   Обнял, рыдая, лекарей он кликнул,
   Но умер тот, кого он так любил.**
   Свершился божий суд над сим тираном,
   Всевышний мститель злобу покарал,
   Возмездие пришло не слишком рано,
   Господь сыноубийцу наказал.

   Иезуит Антоний в Кремль явился,
   Призвав две веры вновь соединить,
   Но сколько в объяснениях не бился,
   Не смог царя он переубедить.
   Остался христианству верен Грозный,
   Он веру предков трепетно хранил,
   Вот только понял государь наш поздно,
   Что страх его Руси честь умалил.
   И не посол апостольского рода
   Стефану указал на мирный ход,
   А мужество российского народа,
   И доблесть славных псковских воевод.

   * Полоцк возвращён в состав России в 1772 году, во времена правления Екатерины II.
   ** Старший сын Грозного Иоанн умер от смертельной раны, полученной им от отца, 19 ноября 1582 года в Александровской Слободе и был похоронен в церкви Святого Михаила Архангела у памятников своих предков.

         1581-1584 гг. Первое завоевание Сибири.

   В то время как Иван терял владенья,
   Имея триста тысяч молодцов,
   Шайка бродяг, без царского веленья,
   Завоевала мир Сибири для купцов.
   Мир хладный и безлюдный, но привольный,
   Металлами и золотом богат,
   Здесь можно зверя бить легко и вольно,
   А хочешь, разводи фруктовый сад.
   В озёрах – рыба, судоходны реки,
   В лесах дремучих – тьма пушных зверей,
   Довольно редки пни и… дровосеки,
   На всём пространстве нет почти людей.

   Татары были тут, монголы, чуди,
   Убежище здесь Ной себе создал,
   На скалах хана Дизавула жили люди,
   Сам Чингисхан усул* здесь основал.
   Царём сибирским был Кучюм киргизский,
   Крепость Сибирь князь Лятик основал,
   Для москвичей был путь сюда не близким,
   Но Строганов, купец, и здесь бывал.
   На Чусовой он города поставил,
   На Волоке – град-крепость Кергедан,
   Бродяг работать на себя заставил -
   Царём ему был край сибирский дан.

   Решили Строгановы казаков доставить,
   Собрать дружину, Пермь оборонять.
   Им грамоту послали: краем править,
   500 отважных удальцов набрать.
   Купцы писали: «Грабить надоело?
   Имеем крепости, но не имеем рать,
   Мы предлагаем славное вам дело:
   Быть не разбойниками – воинами стать».
   Пять атаманов вызвались на это:
   Яков Михайлов, Пан и Мещеряк,
   С Кольцо Ивана снять решили вето,
   И самый буйный – атаман Ермак.

   Казаки грудью встали на защиту,
   Мурзу Бегулия разбили в пух и прах,
   Набеги остяков канули в лету,
   Притих неверный и смирился враг.
   Испытав верность, разум и отвагу
   Вождя лихих казаков – Ермака,
   Купцы решили: гордую ватагу
   Послать Кучюма выгнать на века.
   Восемьсот сорок ратников собрали,
   Для мест сибирских – это всё же рать,
   Решили осмотреть родные дали,
   А заодно – Сибирь завоевать.

   Четыре дня вверх плыли атаманы
   По быстрой, каменистой Чусовой,
   Татары им не ставили капканы,
   Рать ждали дальше – за Серебряной рекой.
   Здесь Кукуй-город был основан казаками -
   Он безопасность рати русской укреплял, -
   Затем до Жаравли шли волоком, брегами,
   До реки Туры… и никто не нападал.
   У городка, где князь Епанчи правил,
   Пришельцев повстречала туча стрел,
   Туда Ермак гром пушек всех направил
   И разорить сей городок сумел.

   На Иртыше Карачу победили,
   И взяли городок Атик-Мурзы,
   Слепой Кучюм был далеко не в силе
   И испугался пушечной грозы.
   Ермак с Кольцо шли первыми стеною,
   Хан Маметкул был ранен и ушёл,
   Татары были не готовы к бою,
   В степях Ишимских схрон Кучюм нашёл.
   Сто семь бойцов в той славной сече пало,
   В церквах их поминают до сих пор,
   Ермак добыл здесь для России славу,
   Господство Руси до Тобольских гор.

   В Искер Ермак торжественно вступил –
   Столицу новоявленного царства,
   Возвышенный молебен отслужил,
   И здесь нашёл несметные богатства:
   Меха и азиатскую парчу,
   Камней ценнейших тьму и много злата…
   Такое не приснится богачу,
   Но атаман всё разделил солдатам.
   Боар, остятский князь, пришёл с дарами
   И Ермака с дружиной накормил,
   А атаман утешил их речами
   И с милостью по юртам отпустил.

   Казаки рыбной ловлей занимались,
   Но хитрый Маметкул был недалече,
   И воины тихонечко подкрались,
   И двадцать атаманов пали в сече.
   Ермак настиг его близ Абалака,
   Рассеял, взял тела своих убитых,
   А Маметкул, как хитрая собака,
   Решил, что с атаманом они квиты.
   Мурза однажды атамана известил,
   Что Маметкул кочует на Вагае,
   Ермак впотьмах царевича пленил,
   Заложником оставив в тайном крае.

   Оставив часть дружинников в Искере,
   Ермак поплыл на север Иртышом,
   Демьяна он побил в своей манере,
   К Тарханскому Нарыму подошёл.
   Остятский князь Самар хвалился силой,
   Для битвы с Ермаком собрал князей,
   Но рать его во сне предстала хилой,
   От первой пули умер ротозей.
   Завоевав Назым, столицу края,
   Никиту Пана, друга, схоронив,
   Ермак вдруг понял, что нет дальше рая,
   И он в Сибири… лишь на час калиф.

   Спешили Строгановы на доклад в столицу,
   Молили в Русь сибирский край принять,
   Велел царь бить в колокола во всех звонницах
   И подвиг русских казаков благословлять.
   Болховского царь отрядил к герою,
   Чтоб плыл по следу чудо-казака,
   И Строгановых наградил, не скрою, -
   Беспошлинно здесь торговать века.
   Кольцо вернулся с царскими дарами:
   Две брони, шуба с царского плеча
   И грамота с похвальными речами,
   С которой можно воевод встречать.

   На этом радости у казаков закрылись,
   Припасы кончились, замучила цинга,
   Стрельцы московские в Сибири сил лишились,
   Морозы довели, метель, пурга.
   Мурза Карача тешился коварством:
   Убил Кольцо и сорок казаков,
   Искер сибирский перестал быть царством:
   Ермак владел лишь парочкой домов.
   Матвей Мещерский в стане Саускане
   Разбил Карача, многих умертвил,
   С окрестностей собрал немного дани
   И с торжеством в свой город поспешил.

   Ермак поход придумал вверх по рекам,
   Бил Бегиша, Ишим завоевал,
   Князь Еличай был хитрым человеком
   И вместе с данью дочь свою отдал.
   Но атаман отверг такой подарок,
   И девушку в отцовский дом вернул,
   Взял Ташаткан, где бой был тоже жарок,
   И вновь в Искер знакомый повернул.
   Там ждал купцов-товарищей бухарских,
   Но хан Кучюм им путь загородил,
   Ермак пошёл на недругов татарских
   И тут неосторожность проявил.

   Лил сильный дождь, река вблизи шумела,
   Глубокий сон казачий стан сморил,
   Был утомлён Ермак, душа болела,
   И вылазку врага он пропустил.
   Всех казаков зарезал хан коварный,
   Лишь двум героям удалось уйти:
   Один бежал в Искер, град Богом данный,
   Ермак Иртыш задумал перейти.
   До лодок не доплыл герой Сибири,
   Своя броня на дно уволокла,
   Ермак лишился жизни в этом мире,
   Но память на Руси о нём жива!

   * Усул – стойбище батыевых татар, якутов, калмыков… кочевников; волость.

         1582-1584 гг. Продолжение царствования Иоанна Грозного.

   Батория обезоружив даром,
   Со шведами решил царь воевать
   И доказать Европе и татарам,
   Что Руси не пристало отступать.
   Баторий тоже наступал на шведа,
   А русские князья на Нарву шли,
   И в Лялипах приспела к нам победа,
   И на Неве викторию нашли.
   Но Швеции судьба благоволила:
   Сейм Стефану не дал продолжить пир,
   А Иоанна вновь смутила сила,
   И де-ла-Гарди* предложил он мир.

   Позорный мир на Плюсе стал возможен,
   Копорье, Ивангород швед забрал -
   Во-первых, мир с Литвой был не надёжен,
   А во-вторых, бунт царь наш усмирял.
   Восстали черемисы луговые,
   К бунтовщикам примкнул Магмет-Гирей,
   Собрал Иван все силы боевые -
   Русь снова оказалась всех сильней.
   И воеводы вспомнили о долге,
   Хан, видя силу, в стане выжидал;
   Для усмирения бунтовщиков на Волге
   Козмодемьянск Туренин основал.

   С английской королевой царь был дружен
   И Писемского в Англию послал,
   Ивану с Гастингс брак тогда был нужен,
   Но Баус несогласие передал.
   За то, что Баус с ним не соглашался,
   Царь выгнал непокорного гонца
   И вновь послать послов он собирался,
   Но занемог в предчувствии конца.
   Комета смерть Ивану предсказала,
   Астрологов он вызвал во дворец,
   Они сказали: жить осталось мало,
   Мы в марте предсказали твой конец.**

   Волхвам наш государь ещё не верил,
   Но завещание он приказал писать,
   Пяти князьям царь родину доверил,
   Советниками повелев назвать.
   То были: Шуйский, Годунов, Мстиславский,
   Никита Юрьев, Бельский-удалец,
   Малюта, ко всему, любимец царский,
   Царевича был избранный отец.
   Младенцу Дмитрию с любимою супругой
   Назначил город Углич царь в удел,
   Скуратову, товарищу и другу,
   Он воспитать царевича велел.

   Царю все люди здравия желали,
   Хотя не многих государь спасал,
   Монарха силы явно покидали,
   В беспамятстве он сына громко звал.
   После горячей ванны царь повеселел,
   Делами государства занимался,
   Астрологов казнить он повелел,***
   Но в этот раз монарх наш ошибался.
   Царь ванну принял, в шашки сел играть,
   Весёлым, жизнерадостным казался,
   Но вдруг упал, слабея, на кровать,
   Закрыл глаза и… больше не поднялся.

   В палатах наступила тишина,
   Никто не верил в гибель Иоанна,
   Но всех пугала не его вина,
   А слабый ум наследника тирана.
   Иван полвека пробыл на престоле,
   Пережила Россия иго, гнев, войну,
   Себя подвергнув жесточайшей доле,
   Страна мучений не пошла ко дну.
   Все разоряли Русь: царь, воеводы,
   Врагов и внешних множество нашлось,
   Но терпеливей русского народа
   Увидеть Миру больше не пришлось.

   Характер Иоанна был загадкой:
   Монарх любимцев часто награждал,
   Мог в гневе насладиться местью жалкой,
   Врагов не часто в битвах побеждал;
   Сановников казнил и лихоимцев,
   За пьянство всех в темницу отсылал,
   Выслушивал с любовью иноземцев,
   Но грубую лесть тоже презирал;
   Имел царь русский разум превосходный,
   Был памятью прекрасной наделён,
   Начитан был, глаголом жёг свободно,
   И занимал по праву царский трон.

   Царь приказных людей значительно возвысил,
   Дворянам думным больше власти дал,
   И хотя в битвах часто крепко трусил,
   Он войско превосходное создал.
   Баторий русских воинов ценил
   За то, что не жалеют в битве жизни,
   За то, что жёны рядом - в меру сил,
   Царю не изменяют и отчизне;
   Сражаясь день и ночь, лишь хлеб едят,
   Жестоко, до последнего все бьются,
   Морозы терпят, под намётом спят
   И даже в окруженьи не сдаются!

   Царь основал немало городов
   Для безопасности отечества пределов:
   Козмодемьянск, Алатырь и Донков,
   Чернь, Чебоксары, Епифан и Венев;
   Коктажск, Тетюши, Волхов, Арзамас,
   Орёл наш гордый и Лапшёв дремучий –
   Российские пристанища для масс,
   Отчизны дорогой форпост могучий.
   Все стены этих новых крепостей
   Были из дерева, покрытого землёю,
   Хотя и продержались мало дней,
   Но, тем не менее, готовы были к бою.

   Мы помним только славу Иоанна,
   Забыв его тиранство и разбой,
   Все годы царства – для народа рана,
   Хотя в историю вошёл он как герой.
   Забыл народ название – Мучитель,
   Дела ужасные в хранилищах лежат,
   Рублева современник, «Покоритель»,
   В истории – вершитель славных дат.
   Блистало имя Грозного в законах,
   Три ханства он монгольских покорил,
   Забылось зло… не говоря о жёнах,
   Тем царь потомков память заслужил.

   ДЕЛА ДАВНО МИНУВШИХ ДНЕЙ,
   ПРЕДАНЬЯ СТАРИНЫ ГЛУБОКОЙ.

   * Шведский генерал де-ла-Гарди потерпел поражение под Орешком, но заключил весьма выгодный мир с Россией в Шелонской пятине на реке Плюсе 26 мая 1583 года.
   ** Шестьдесят астрологов предсказали Иоанну смерть 18 марта 1584 года.
   *** Утром 18 марта 1584 года царь приказал казнить астрологов, так как почувствовал себя лучше, но они ответили: «Ещё не вечер». L

   Большая Смута* на отчизну пала,
   Пережила опричнину Мать-Русь,
   Царей великих родина узнала,
   Но я Вам описать их не берусь.
   Лишь список я продолжу лиц сих важных –
   Ничто от вас, ребята, не тая, -
   Когда трусливых, а когда отважных,
   Что делать… это Русь, земля моя.
   А молодым я от души желаю
   Любить Россию строгую, как мать,
   Дань отдавать родному караваю,
   Власы седые вечно уважать.

   * Фактически Большая Смута продолжалась в России со смерти Ивана IV Грозного до начала царствования Михаила Фёдоровича: с 1584 по 1613 гг., но реально – до 1689, когда на престол вступил Пётр I, то есть ЦЕЛЫЙ ВЕК.
 
Рейтинг: 0 5635 просмотров
Комментарии (0)

Нет комментариев. Ваш будет первым!