Брат

25 ноября 2015 - Николай Волков
БРАТ 

Меня забрали среди ночи, 
Втолкнули в «чёрный воронок» 
И по дороге мимо рощи 
Помчали в сонный городок. 

Там в доме бывшего купчишки 
НКВДэшный следовик, 
Не тратя времени не лишки, 
Сказал с порога напрямик: 

«С тобой возиться нет резона. 
Амбар с зерном дотла сгорел. 
Под суд пойдешь, а там и зона, 
А может даже и расстрел». 

Как рыба воздух ртом хватаю, 
Понять пытаясь – что к чему – 
«Какой амбар? – его пытаю, - 
Не виноват!» - твержу ему. 

Но за неделю очень скоро, 
Хоть отбивался, как уж мог, 
Мне двадцать пять, аж до упора, 
Влепили судьи за поджог. 

И по этапу, ноги в руки, 
Под лай собак и стражи ор 
Сквозь всю страну погнали в муки 
Великий строить Беломор 

И там, горбатясь на канале, 
В мозгах ворочал я вопрос – 
Из-за какой же это твари 
Я без вины страданья нёс? 

И хоть настойчиво, упрямо 
Догадка билась мне об лоб – 
Её отбрасывал я рьяно 
И загонял в себя, как в гроб. 

Мне не хотелось верить в это, 
Пусть даже скажет кто стократ, 
Что изживал меня со света 
Мой самый близкий родной брат. 

Но это так, мой брат Василий 
(Он был моложе на пять лет) 
Без сожалений и усилий 
Состряпал на меня навет. 

А что тому было причиной 
Я разобрался лишь потом, 
Когда с войны седым мужчиной 
Назад вернулся в родной дом. 

То будет позже, а покуда 
Копал лопатой я канал, 
А брат что сволочь и Иуда – 
Имел догадку, но не знал. 

И умываясь горьким потом, 
Среди болот и комарья 
Вгрызался год за годом, 
Как «враг народа», в землю я. 

Затем другие были стройки, 
Другие нары и барак, 
Другие вышки и надстройки 
И злобный лай других собак. 

А Сталин – «вождь, учитель, гений» - 
Свой проявляя гуманизм, 
Народ, поднявшийся с коленей, 
Гнал в эту пору в социализм. 

И всех держал в смертельном страхе 
И, правя крепкою рукой, 
Он несогласных сёк на плахе 
И кровь пускал у них рекой. 

За гвоздь, не так забитый в стену, 
За разговоры-пересуд, 
За план, недоданный за смену, 
За пересохший в жару пруд, 

За колосок, поднятый в поле, 
За лемех, списанный в утиль, 
Гноил всех в лагерной неволе 
И по этапу слал в Сибирь. 

По морю слёз и морю крови, 
Пуская дым в свой рыжий ус, 
Народы вёл он к светлой нови, 
Великий строя наш Союз. 

Что получилось? – теперь знаем… 
Тот социализм не так хорош 
В нём жизнь нам кажется лишь раем 
И вместо правды в нём лишь ложь. 

Я не допил страданий чашу, 
Не все невзгоды перемог, 
Когда ступил на землю нашу 
Фашиста грозного сапог. 

Тогда без лишних разговоров, 
Прогнав обиды, словно дым, 
Встал я, ЗК – Иван Егоров – 
У «сорокапятки» подносным. 

За всю войну, аж до Берлину, 
Пройдя тяжёлый ратный путь, 
Я получил осколок в спину 
И «За Кавказ» медаль на грудь. 

И в тридцать пять седой, усталый, 
Лишенья вынесший горбом, 
Я воротился в хутор старый, 
Вошёл в родительский свой дом. 

«Ну, здравствуй, брат, - сказал я брату, - 
Небось, не думал, что живой?» 
А он в ответ, как через вату: 
«Что ж, проходи, в дверях не стой». 

Ко мне не бросился для встречи, 
А опустивши в пол глаза, 
В момент лишившись дара речи, 
К столу присел под образа. 

Но ныне там не образ Бога 
И не святых сияет лик – 
С картинок смотрят: Ленин строго, 
С прищуром – Сталин «ученик». 

Забыл, видать, былую веру, 
Продал её брат за гроши 
И, поклоняясь изуверу, 
Утратил ценности души… 

Я, сняв шинельку у порога, 
На лавку бросил свой баул, 
Воды черпнул, отпив немного, 
К столу широкому шагнул. 

И вот сидим друг перед другом, 
Я на него уставил взгляд – 
В морщинах, словно был под плугом, 
Не брит давно и весь помят. 

Зажав в колени свои руки, 
Унять пытается в них дрожь, 
Связать в слова не может звуки 
И сам с собой ничуть не схож. 

И я сижу, сцепивши нервы, 
Смотрю в лицо ему в упор 
И не могу начать я первым 
Столь долгожданный разговор. 

Бьет о стекло устало муха, 
Вползает тихо полумрак… 
Мы с ним молчим и лишь до уха 
Часы доносят «тик» и «так». 

Но долго так молчать не гоже, 
Пора всё ставить по местам! 
Коль он молчит, тогда, ну что же – 
Тот разговор начну я сам. 

Доставши хлеб, бутылку, сало 
И два солёных огурца, 
Ему сказал: «Давай сначала 
Помянем мать, брат, и отца. 

Пусть будет им землица пухом 
И вечный рай среди небес…» - 
И, осушив стакан весь духом, 
Слезы смахнул горячий вес. 

Он также выпил, только молча, 
Не вставил даже и словцо, 
И лишь ухмылка, словно волчья, 
Его прорезала лицо. 

И взгляд колючий из-под бровей 
Метнул короткий он в меня – 
Я в нём увидел жажду крови 
И пламя злобы и огня. 

«А ну-ка, брат, ответь-ка брату, 
Вернув назад времённый бег, 
Всё без утайки и по ладу – 
За что на душу взял ты грех? 

Побудь сегодня хоть мужчиной 
И не крути словесный бред – 
Явилось что тому причиной 
Погнать меня в пучину бед? 

Неужто только из-за дома? 
Могу поверить, но с трудом – 
На крыше сгнила вся солома, 
Трухляв стоит, пора на слом. 

Иль может всё же из-за Насти? 
Тут ближе истина видна - 
Ужель хотел ты чашу счастья 
Испить за брата всю до дна?» 

Себе плеснул в стакан он водки, 
Махнул и разом весь обмяк 
И, как ягнёнок, стал вдруг кроткий – 
Не человек, а так – тюфяк. 

«Ты хочешь знать, как всё то было? 
Что ж, слушай исповедь мою, 
Ведь здесь слова нужны, не сила… 
Я ничего не утаю…» 

И начал брат рассказ свой долгий 
Вести с мальчишеской поры, 
И вспомнил: как со мной до Волги 
Съезжал в санях с крутой горы. 

И как ходили на рыбалку, 
На лодках плавали в затон, 
Как первый раз встал за сажалку 
В пятнадцать лет неполных он. 

А я работал землемером, 
Мог подменить и кузнеца 
И был ему во всём примером, 
И вместо мамы и отца. 

Они ушли из жизни рано 
И друг за другом в один год – 
В ту пору смерть косила рьяно, 
Как очумелая, народ. 

Года то шли, а то – летели, 
Подобно птице со двора. 
Мы подросли, мы повзрослели – 
Пришла влюблённости пора. 

Влюбился я. Соседка Настя 
Мой потревожила покой. 
И выше не было мне счастья 
Рассвет встречать с ней над рекой. 

А Вася, брат, как оказалось, 
В Настёну тоже был влюблен. 
Когда со мной она встречалась – 
В подушки выл белугой он. 

И чтоб соперника лишиться, 
Любовь его была так зла, 
Сумел на подлость брат решиться – 
Амбар с зерном спалил дотла. 

Затем писульку же на брата, 
Мозгой обдумав неспешна, 
Карябал левой куда надо, 
По жизни был хоть и правша. 

Меня забрали, срок влепили, 
А он к Настёне в тот же миг, 
Мол, брата нет, загибнет в гнили, 
Иди ко мне, чем не жених? 

Она ему же отказала 
И на пороге, встав к стене 
«Люблю Ивана, - так сказала, - 
И не ходи, прошу, ко мне…» 

С утра до ночи в поле ль, дома 
Тащила Настя тяжкий воз 
И по решению обкома 
В войну возглавила колхоз. 

В колхозе ж были одни бабы, 
Да дед Кузьма, да дед Степан – 
На фронт и их забрали б, кабы 
Кровь не текла из старых ран. 

А мужики горели в танках 
На Курской огненной дуге, 
В морях тонули на «жестянках» 
И мёрзли на полях в пурге. 

Не все вернулись с войны лютой – 
Лежат, зарыты в шар земной, 
А брат вернулся, чтоб Иудой 
Ответ держать передо мной. 

Пришел с контузией до дому, 
Не слышал даже по первой, 
Ревел в ночи, подобно грому, 
И рвался всё в незримый бой. 

Затем запил, стал куролесить, 
К Настасьи снова приставал 
И, коль не врёт, разов аж десять, 
К себе в супруги её звал. 

Она ему же всё твердила 
Упрямо, твердо: «Нет!» и «Нет!» 
А вскоре в город укатила 
Возглавить важный комитет. 

И где-то там сейчас при власти 
Решает сложные дела, 
А брат с весны не видел Насти – 
Судьба дороги развела. 

Ну, вот и всё, к рассказу больше 
Добавить нечего ему – 
Кому из нас же было горше 
Пусть судит жизнь, да по уму. 

Вот так вот встретился я с братом… 
И повидав, что в нём, внутри, 
Я обозвал Василия «гадом», 
Расставил точки все над И. 

Хоть брат он мне и даже 
В нас кровь одна, одна и плоть – 
Не знаю в жизни его гаже, 
Он мне – отрезанный ломоть… 

© Copyright: Николай Волков, 2015

Регистрационный номер №0318344

от 25 ноября 2015

[Скрыть] Регистрационный номер 0318344 выдан для произведения: БРАТ 

Меня забрали среди ночи, 
Втолкнули в «чёрный воронок» 
И по дороге мимо рощи 
Помчали в сонный городок. 

Там в доме бывшего купчишки 
НКВДэшный следовик, 
Не тратя времени не лишки, 
Сказал с порога напрямик: 

«С тобой возиться нет резона. 
Амбар с зерном дотла сгорел. 
Под суд пойдешь, а там и зона, 
А может даже и расстрел». 

Как рыба воздух ртом хватаю, 
Понять пытаясь – что к чему – 
«Какой амбар? – его пытаю, - 
Не виноват!» - твержу ему. 

Но за неделю очень скоро, 
Хоть отбивался, как уж мог, 
Мне двадцать пять, аж до упора, 
Влепили судьи за поджог. 

И по этапу, ноги в руки, 
Под лай собак и стражи ор 
Сквозь всю страну погнали в муки 
Великий строить Беломор 

И там, горбатясь на канале, 
В мозгах ворочал я вопрос – 
Из-за какой же это твари 
Я без вины страданья нёс? 

И хоть настойчиво, упрямо 
Догадка билась мне об лоб – 
Её отбрасывал я рьяно 
И загонял в себя, как в гроб. 

Мне не хотелось верить в это, 
Пусть даже скажет кто стократ, 
Что изживал меня со света 
Мой самый близкий родной брат. 

Но это так, мой брат Василий 
(Он был моложе на пять лет) 
Без сожалений и усилий 
Состряпал на меня навет. 

А что тому было причиной 
Я разобрался лишь потом, 
Когда с войны седым мужчиной 
Назад вернулся в родной дом. 

То будет позже, а покуда 
Копал лопатой я канал, 
А брат что сволочь и Иуда – 
Имел догадку, но не знал. 

И умываясь горьким потом, 
Среди болот и комарья 
Вгрызался год за годом, 
Как «враг народа», в землю я. 

Затем другие были стройки, 
Другие нары и барак, 
Другие вышки и надстройки 
И злобный лай других собак. 

А Сталин – «вождь, учитель, гений» - 
Свой проявляя гуманизм, 
Народ, поднявшийся с коленей, 
Гнал в эту пору в социализм. 

И всех держал в смертельном страхе 
И, правя крепкою рукой, 
Он несогласных сёк на плахе 
И кровь пускал у них рекой. 

За гвоздь, не так забитый в стену, 
За разговоры-пересуд, 
За план, недоданный за смену, 
За пересохший в жару пруд, 

За колосок, поднятый в поле, 
За лемех, списанный в утиль, 
Гноил всех в лагерной неволе 
И по этапу слал в Сибирь. 

По морю слёз и морю крови, 
Пуская дым в свой рыжий ус, 
Народы вёл он к светлой нови, 
Великий строя наш Союз. 

Что получилось? – теперь знаем… 
Тот социализм не так хорош 
В нём жизнь нам кажется лишь раем 
И вместо правды в нём лишь ложь. 

Я не допил страданий чашу, 
Не все невзгоды перемог, 
Когда ступил на землю нашу 
Фашиста грозного сапог. 

Тогда без лишних разговоров, 
Прогнав обиды, словно дым, 
Встал я, ЗК – Иван Егоров – 
У «сорокапятки» подносным. 

За всю войну, аж до Берлину, 
Пройдя тяжёлый ратный путь, 
Я получил осколок в спину 
И «За Кавказ» медаль на грудь. 

И в тридцать пять седой, усталый, 
Лишенья вынесший горбом, 
Я воротился в хутор старый, 
Вошёл в родительский свой дом. 

«Ну, здравствуй, брат, - сказал я брату, - 
Небось, не думал, что живой?» 
А он в ответ, как через вату: 
«Что ж, проходи, в дверях не стой». 

Ко мне не бросился для встречи, 
А опустивши в пол глаза, 
В момент лишившись дара речи, 
К столу присел под образа. 

Но ныне там не образ Бога 
И не святых сияет лик – 
С картинок смотрят: Ленин строго, 
С прищуром – Сталин «ученик». 

Забыл, видать, былую веру, 
Продал её брат за гроши 
И, поклоняясь изуверу, 
Утратил ценности души… 

Я, сняв шинельку у порога, 
На лавку бросил свой баул, 
Воды черпнул, отпив немного, 
К столу широкому шагнул. 

И вот сидим друг перед другом, 
Я на него уставил взгляд – 
В морщинах, словно был под плугом, 
Не брит давно и весь помят. 

Зажав в колени свои руки, 
Унять пытается в них дрожь, 
Связать в слова не может звуки 
И сам с собой ничуть не схож. 

И я сижу, сцепивши нервы, 
Смотрю в лицо ему в упор 
И не могу начать я первым 
Столь долгожданный разговор. 

Бьет о стекло устало муха, 
Вползает тихо полумрак… 
Мы с ним молчим и лишь до уха 
Часы доносят «тик» и «так». 

Но долго так молчать не гоже, 
Пора всё ставить по местам! 
Коль он молчит, тогда, ну что же – 
Тот разговор начну я сам. 

Доставши хлеб, бутылку, сало 
И два солёных огурца, 
Ему сказал: «Давай сначала 
Помянем мать, брат, и отца. 

Пусть будет им землица пухом 
И вечный рай среди небес…» - 
И, осушив стакан весь духом, 
Слезы смахнул горячий вес. 

Он также выпил, только молча, 
Не вставил даже и словцо, 
И лишь ухмылка, словно волчья, 
Его прорезала лицо. 

И взгляд колючий из-под бровей 
Метнул короткий он в меня – 
Я в нём увидел жажду крови 
И пламя злобы и огня. 

«А ну-ка, брат, ответь-ка брату, 
Вернув назад времённый бег, 
Всё без утайки и по ладу – 
За что на душу взял ты грех? 

Побудь сегодня хоть мужчиной 
И не крути словесный бред – 
Явилось что тому причиной 
Погнать меня в пучину бед? 

Неужто только из-за дома? 
Могу поверить, но с трудом – 
На крыше сгнила вся солома, 
Трухляв стоит, пора на слом. 

Иль может всё же из-за Насти? 
Тут ближе истина видна - 
Ужель хотел ты чашу счастья 
Испить за брата всю до дна?» 

Себе плеснул в стакан он водки, 
Махнул и разом весь обмяк 
И, как ягнёнок, стал вдруг кроткий – 
Не человек, а так – тюфяк. 

«Ты хочешь знать, как всё то было? 
Что ж, слушай исповедь мою, 
Ведь здесь слова нужны, не сила… 
Я ничего не утаю…» 

И начал брат рассказ свой долгий 
Вести с мальчишеской поры, 
И вспомнил: как со мной до Волги 
Съезжал в санях с крутой горы. 

И как ходили на рыбалку, 
На лодках плавали в затон, 
Как первый раз встал за сажалку 
В пятнадцать лет неполных он. 

А я работал землемером, 
Мог подменить и кузнеца 
И был ему во всём примером, 
И вместо мамы и отца. 

Они ушли из жизни рано 
И друг за другом в один год – 
В ту пору смерть косила рьяно, 
Как очумелая, народ. 

Года то шли, а то – летели, 
Подобно птице со двора. 
Мы подросли, мы повзрослели – 
Пришла влюблённости пора. 

Влюбился я. Соседка Настя 
Мой потревожила покой. 
И выше не было мне счастья 
Рассвет встречать с ней над рекой. 

А Вася, брат, как оказалось, 
В Настёну тоже был влюблен. 
Когда со мной она встречалась – 
В подушки выл белугой он. 

И чтоб соперника лишиться, 
Любовь его была так зла, 
Сумел на подлость брат решиться – 
Амбар с зерном спалил дотла. 

Затем писульку же на брата, 
Мозгой обдумав неспешна, 
Карябал левой куда надо, 
По жизни был хоть и правша. 

Меня забрали, срок влепили, 
А он к Настёне в тот же миг, 
Мол, брата нет, загибнет в гнили, 
Иди ко мне, чем не жених? 

Она ему же отказала 
И на пороге, встав к стене 
«Люблю Ивана, - так сказала, - 
И не ходи, прошу, ко мне…» 

С утра до ночи в поле ль, дома 
Тащила Настя тяжкий воз 
И по решению обкома 
В войну возглавила колхоз. 

В колхозе ж были одни бабы, 
Да дед Кузьма, да дед Степан – 
На фронт и их забрали б, кабы 
Кровь не текла из старых ран. 

А мужики горели в танках 
На Курской огненной дуге, 
В морях тонули на «жестянках» 
И мёрзли на полях в пурге. 

Не все вернулись с войны лютой – 
Лежат, зарыты в шар земной, 
А брат вернулся, чтоб Иудой 
Ответ держать передо мной. 

Пришел с контузией до дому, 
Не слышал даже по первой, 
Ревел в ночи, подобно грому, 
И рвался всё в незримый бой. 

Затем запил, стал куролесить, 
К Настасьи снова приставал 
И, коль не врёт, разов аж десять, 
К себе в супруги её звал. 

Она ему же всё твердила 
Упрямо, твердо: «Нет!» и «Нет!» 
А вскоре в город укатила 
Возглавить важный комитет. 

И где-то там сейчас при власти 
Решает сложные дела, 
А брат с весны не видел Насти – 
Судьба дороги развела. 

Ну, вот и всё, к рассказу больше 
Добавить нечего ему – 
Кому из нас же было горше 
Пусть судит жизнь, да по уму. 

Вот так вот встретился я с братом… 
И повидав, что в нём, внутри, 
Я обозвал Василия «гадом», 
Расставил точки все над И. 

Хоть брат он мне и даже 
В нас кровь одна, одна и плоть – 
Не знаю в жизни его гаже, 
Он мне – отрезанный ломоть… 
 
Рейтинг: +1 450 просмотров
Комментарии (0)

Нет комментариев. Ваш будет первым!