15 дней октября( глава 3)
17 мая 2014 -
Юрий Гончаренко
Вылазка.
Передовому отряду курсантов
объединившемуся с держащими тут же оборону
юхновскими десантниками к-на Сторчака,
удалось с ходу выбить немцев из села Красный Столб
и отбросить на западный берег р. Угры.
Как Суворов великий любил говорить,
Чарку подняв на дружеском пире:
« - Не количеством, парень – уменьем бери!
Дело в хитрости брат, а не в силе!»
Мы заветы его не забыли в веках
И слова на усы намотали.
Мы ударили разом - на риск и на страх -
Словно мстительных призраков стая.
А у страха, известно, глаза велики,
И длины также ноги у страха.
Немцы в окна скакали, схватив сапоги,
Как покойники – в белых рубахах.
Но куда не бросайся, в любом уголке,
Будь то хата, река ли, сугроб ли,
Наши пули и штык доставали везде
Покорителей гордой Европы.
Бой был кратким... Телами усыпавши снег,
Побросав мотоциклы и танки,
С ходу в Угру бросались, в предутренней мгле,
Уцелевших героев остатки.
И по кругу пуская трофейный бычок,
С табачком вкус победы смакуя,
Мы решили тогда: а не так страшен чёрт,
Как его нам писаки малюют!
Подошло подкрепленье: обоз, лазарет;
Закурились дымки над кострами.
И, крестясь по старинке, на божеский свет
Собрались к сельсовету селяне.
Было мало их лапотных. Душ пятьдесят.
Да и то, старики да старухи.
Жидкий мох бородёнок, прищуренный взгляд,
Загрубелые тёмные руки.
Ни объятий, ни слёз, ни цветущих речей;
Всё топтались смущенно в сторонке.
Лишь бабёнка глазастая, всех побойчей,
Плат сатиновый снежкою скомкав,
Подошла к нам, курящим: « - Надолго, сынки?»
Так спокойно и просто спросила;
И печалью извечной славянской тоски
От негромких тех слов засквозило.
И почудилось мне в глубине этих глаз,
Темно - синих, как мартовский омут,
Что тоску эту я уже видел не раз…
Только где вот? Никак не припомню…
«- Как прикажут, маманя.… А вы - то, как тут?
Поддостали, наверное, фрицы?
Улыбнулась слегка, уголочками губ:
«-Что рассказывать? Сами смотрите…»
И кивнула куда – то, поверх головы,
Где берёзы под ветром шумели.
На берёзках тех тонких, жутки и белы,
Три недвижные тела висели…
«- Председатель с комсоргом – сказала крестясь –
А, что справа, в шинелке – из ваших.
С окружения вышел. Погибла вся часть.
Хоронился в подполе, у Глаши…
Переждать - бы чуток, отсидеться ему,
Немчура уберётся покуда…»
«- Нешто сдался?» Махнула: «- Какое, сынки!
Указали. Нашёлся Иуда».
В гневе сжались разбитые в кровь кулаки:
«- Эх, попался бы только нам в руки!»
«- Чо искать - то? Да вон, с своей бабой стоит;
В малахае и рыжем тулупе!»
« Где? Который? Держи!» - загалдели вразброд.
Кто - то холодно щёлкнул затвором.
И шумливой ватагой попёрли вперёд,
К мужичонке кривому, под сорок.
Тот всё понял. Но, вида не подав, стоял,
Исподлобья взирая угрюмо;
Только лишь изо рта самокрутку достал
Да под ноги презрительно сплюнул.
И когда мести жаждущим полукольцом
На него мы ватагой насели,
Кто – то бросил нам в спину: « - То, Стёпка Немой.
Кулака Ерофеева семя…
Ненавидит Советы, как люту змею
(Да такое забудешь, едва ли!)
В 19 – ом «ваши» евойну семью,
За соседним леском разменяли…
Бабку с мамкою, старших братьёв да отца:
(В землю прятали хлеб - кулаки же!)
А ему повезло… Пожалели мальца;
Дескать, так уже Богом обижен…»
«- Повезло да ненадолго. Баста, видать!-
Молвил холодно кто – то из наших –
Мы предательство будем огнём выжигать
Из поруганной памяти павших!»
Поддержали его: «- Поделом же ему,
Кулаку и кулацкому сыну!
Жить хотелось, видать, и солдату тому…
Выбирай себе, контра, осину!»
« Ну, давай, шевелись!» – подтолкнули вперёд
Подошвою холодных прикладов.
Но, растрёпанной птицей простреленной влёт,
Тут, нам под ноги, бросилась баба…
«- Пожалейте родимые: Богом молю!
Не лишайте детишек кормильца!
А, коль нет, то и мне уж, другую петлю
Рядом с ним на берёзе накиньте!
Вы ведь все матерями на свет рождены;
Я вас именем их заклинаю!
Не берите вы на душу тяжкой вины,
Из солдат становясь палачами!»
И мольбе ее вторя, на сумрачных нас,
Отупевших, как будто с похмелья,
Восемь пар не по – детски задумчивых глаз
Безотрывно и молча смотрели…
Серебрился порхая искристый снежок,
Солнце воду лакало из блюдца…
Тихо взводный сказал: «- Ну, к монахам, его!
Тут другие, без нас, разберутся…»
И забросив на плечи винтовок ремни,
Словно нехотя, шатко и грузно,
Мы, один за другим, восвояси пошли
Друг от друга, лицо отвернувши.
И, наверно, в тот миг вряд ли кто-нибудь мнил
Из вчерашних мальчишек безусых,
Что, не ведая сам, здесь дилемму решил,
Разрешенную классиком русским…
* * *
Солнце тусклое медленно в реку ползло.
Мы, колонною по три, и в ногу,
Уходя вслед за ним покидали село,
Выходя на большую дорогу.
И, как будто храня от напастей и бед
С молчаливостью мамки старушки,
Осеняли нас крестным знаменьем вослед
Три стены обгорелой церквушки.
Знать на славу трудилися зодчие встарь;
Средь руин, головой непокорной,
Словно Феникс из пепла, разбитый алтарь,
Восставал, от пожарища чёрный.
И, как будто, из древних проглянув начал,
От Руси, окрещенной но дикой,
Вдруг - та самая - скорбно дохнула печаль
Нам в лицо…с Богородицы лика.
(Продолжение следует)
[Скрыть]
Регистрационный номер 0215259 выдан для произведения:
Глава 3
Вылазка.
Передовому отряду курсантов
объединившемуся с держащими тут же оборону
юхновскими десантниками к-на Сторчака,
удалось с ходу выбить немцев из села Красный Столб
и отбросить на западный берег р. Угры.
Как Суворов великий любил говорить,
Чарку подняв на дружеском пире:
« - Не количеством, парень – уменьем бери!
Дело в хитрости брат, а не в силе!»
Мы заветы его не забыли в веках
И слова на усы намотали.
Мы ударили разом - на риск и на страх -
Словно мстительных призраков стая.
А у страха, известно, глаза велики,
И длины также ноги у страха.
Немцы в окна скакали, схватив сапоги,
Как покойники – в белых рубахах.
Но куда не бросайся, в любом уголке,
Будь то хата, река ли, сугроб ли,
Наши пули и штык доставали везде
Покорителей гордой Европы.
Бой был кратким... Телами усыпавши снег,
Побросав мотоциклы и танки,
С ходу в Угру бросались, в предутренней мгле,
Уцелевших героев остатки.
И по кругу пуская трофейный бычок,
С табачком вкус победы смакуя,
Мы решили тогда: а не так страшен чёрт,
Как его нам писаки малюют!
Подошло подкрепленье: обоз, лазарет;
Закурились дымки над кострами.
И, крестясь по старинке, на божеский свет
Собрались к сельсовету селяне.
Было мало их лапотных. Душ пятьдесят.
Да и то, старики да старухи.
Жидкий мох бородёнок, прищуренный взгляд,
Загрубелые тёмные руки.
Ни объятий, ни слёз, ни цветущих речей;
Всё топтались смущенно в сторонке.
Лишь бабёнка глазастая, всех побойчей,
Плат сатиновый снежкою скомкав,
Подошла к нам, курящим: « - Надолго, сынки?»
Так спокойно и просто спросила;
И печалью извечной славянской тоски
От негромких тех слов засквозило.
И почудилось мне в глубине этих глаз,
Темно - синих, как мартовский омут,
Что тоску эту я уже видел не раз…
Только где вот? Никак не припомню…
«- Как прикажут, маманя.… А вы - то, как тут?
Поддостали, наверное, фрицы?
Улыбнулась слегка, уголочками губ:
«-Что рассказывать? Сами смотрите…»
И кивнула куда – то, поверх головы,
Где берёзы под ветром шумели.
На берёзках тех тонких, жутки и белы,
Три недвижные тела висели…
«- Председатель с комсоргом – сказала крестясь –
А, что справа, в шинелке – из ваших.
С окружения вышел. Погибла вся часть.
Хоронился в подполе, у Глаши…
Переждать - бы чуток, отсидеться ему,
Немчура уберётся покуда…»
«- Нешто сдался?» Махнула: «- Какое, сынки!
Указали. Нашёлся Иуда».
В гневе сжались разбитые в кровь кулаки:
«- Эх, попался бы только нам в руки!»
«- Чо искать - то? Да вон, с своей бабой стоит;
В малахае и рыжем тулупе!»
« Где? Который? Держи!» - загалдели вразброд.
Кто - то холодно щёлкнул затвором.
И шумливой ватагой попёрли вперёд,
К мужичонке кривому, под сорок.
Тот всё понял. Но, вида не подав, стоял,
Исподлобья взирая угрюмо;
Только лишь изо рта самокрутку достал
Да под ноги презрительно сплюнул.
И когда мести жаждущим полукольцом
На него мы ватагой насели,
Кто – то бросил нам в спину: « - То, Стёпка Немой.
Кулака Ерофеева семя…
Ненавидит Советы, как люту змею
(Да такое забудешь, едва ли!)
В 19 – ом «ваши» евойну семью,
За соседним леском разменяли…
Бабку с мамкою, старших братьёв да отца:
(В землю прятали хлеб - кулаки же!)
А ему повезло… Пожалели мальца;
Дескать, так уже Богом обижен…»
«- Повезло да ненадолго. Баста, видать!-
Молвил холодно кто – то из наших –
Мы предательство будем огнём выжигать
Из поруганной памяти павших!»
Поддержали его: «- Поделом же ему,
Кулаку и кулацкому сыну!
Жить хотелось, видать, и солдату тому…
Выбирай себе, контра, осину!»
« Ну, давай, шевелись!» – подтолкнули вперёд
Подошвою холодных прикладов.
Но, растрёпанной птицей простреленной влёт,
Тут, нам под ноги, бросилась баба…
«- Пожалейте родимые: Богом молю!
Не лишайте детишек кормильца!
А, коль нет, то и мне уж, другую петлю
Рядом с ним на берёзе накиньте!
Вы ведь все матерями на свет рождены;
Я вас именем их заклинаю!
Не берите вы на душу тяжкой вины,
Из солдат становясь палачами!»
И мольбе ее вторя, на сумрачных нас,
Отупевших, как будто с похмелья,
Восемь пар не по – детски задумчивых глаз
Безотрывно и молча смотрели…
Серебрился порхая искристый снежок,
Солнце воду лакало из блюдца…
Тихо взводный сказал: «- Ну, к монахам, его!
Тут другие, без нас, разберутся…»
И забросив на плечи винтовок ремни,
Словно нехотя, шатко и грузно,
Мы, один за другим, восвояси пошли
Друг от друга, лицо отвернувши.
И, наверно, в тот миг вряд ли кто-нибудь мнил
Из вчерашних мальчишек безусых,
Что, не ведая сам, здесь дилемму решил,
Разрешенную классиком русским…
* * *
Солнце тусклое медленно в реку ползло.
Мы, колонною по три, и в ногу,
Уходя вслед за ним покидали село,
Выходя на большую дорогу.
И, как будто храня от напастей и бед
С молчаливостью мамки старушки,
Осеняли нас крестным знаменьем вослед
Три стены обгорелой церквушки.
Знать на славу трудилися зодчие встарь;
Средь руин, головой непокорной,
Словно Феникс из пепла, разбитый алтарь,
Восставал, от пожарища чёрный.
И, как будто, из древних проглянув начал,
От Руси, окрещенной но дикой,
Вдруг - та самая - скорбно дохнула печаль
Нам в лицо…с Богородицы лика.
(Продолжение следует)
Вылазка.
Передовому отряду курсантов
объединившемуся с держащими тут же оборону
юхновскими десантниками к-на Сторчака,
удалось с ходу выбить немцев из села Красный Столб
и отбросить на западный берег р. Угры.
Как Суворов великий любил говорить,
Чарку подняв на дружеском пире:
« - Не количеством, парень – уменьем бери!
Дело в хитрости брат, а не в силе!»
Мы заветы его не забыли в веках
И слова на усы намотали.
Мы ударили разом - на риск и на страх -
Словно мстительных призраков стая.
А у страха, известно, глаза велики,
И длины также ноги у страха.
Немцы в окна скакали, схватив сапоги,
Как покойники – в белых рубахах.
Но куда не бросайся, в любом уголке,
Будь то хата, река ли, сугроб ли,
Наши пули и штык доставали везде
Покорителей гордой Европы.
Бой был кратким... Телами усыпавши снег,
Побросав мотоциклы и танки,
С ходу в Угру бросались, в предутренней мгле,
Уцелевших героев остатки.
И по кругу пуская трофейный бычок,
С табачком вкус победы смакуя,
Мы решили тогда: а не так страшен чёрт,
Как его нам писаки малюют!
Подошло подкрепленье: обоз, лазарет;
Закурились дымки над кострами.
И, крестясь по старинке, на божеский свет
Собрались к сельсовету селяне.
Было мало их лапотных. Душ пятьдесят.
Да и то, старики да старухи.
Жидкий мох бородёнок, прищуренный взгляд,
Загрубелые тёмные руки.
Ни объятий, ни слёз, ни цветущих речей;
Всё топтались смущенно в сторонке.
Лишь бабёнка глазастая, всех побойчей,
Плат сатиновый снежкою скомкав,
Подошла к нам, курящим: « - Надолго, сынки?»
Так спокойно и просто спросила;
И печалью извечной славянской тоски
От негромких тех слов засквозило.
И почудилось мне в глубине этих глаз,
Темно - синих, как мартовский омут,
Что тоску эту я уже видел не раз…
Только где вот? Никак не припомню…
«- Как прикажут, маманя.… А вы - то, как тут?
Поддостали, наверное, фрицы?
Улыбнулась слегка, уголочками губ:
«-Что рассказывать? Сами смотрите…»
И кивнула куда – то, поверх головы,
Где берёзы под ветром шумели.
На берёзках тех тонких, жутки и белы,
Три недвижные тела висели…
«- Председатель с комсоргом – сказала крестясь –
А, что справа, в шинелке – из ваших.
С окружения вышел. Погибла вся часть.
Хоронился в подполе, у Глаши…
Переждать - бы чуток, отсидеться ему,
Немчура уберётся покуда…»
«- Нешто сдался?» Махнула: «- Какое, сынки!
Указали. Нашёлся Иуда».
В гневе сжались разбитые в кровь кулаки:
«- Эх, попался бы только нам в руки!»
«- Чо искать - то? Да вон, с своей бабой стоит;
В малахае и рыжем тулупе!»
« Где? Который? Держи!» - загалдели вразброд.
Кто - то холодно щёлкнул затвором.
И шумливой ватагой попёрли вперёд,
К мужичонке кривому, под сорок.
Тот всё понял. Но, вида не подав, стоял,
Исподлобья взирая угрюмо;
Только лишь изо рта самокрутку достал
Да под ноги презрительно сплюнул.
И когда мести жаждущим полукольцом
На него мы ватагой насели,
Кто – то бросил нам в спину: « - То, Стёпка Немой.
Кулака Ерофеева семя…
Ненавидит Советы, как люту змею
(Да такое забудешь, едва ли!)
В 19 – ом «ваши» евойну семью,
За соседним леском разменяли…
Бабку с мамкою, старших братьёв да отца:
(В землю прятали хлеб - кулаки же!)
А ему повезло… Пожалели мальца;
Дескать, так уже Богом обижен…»
«- Повезло да ненадолго. Баста, видать!-
Молвил холодно кто – то из наших –
Мы предательство будем огнём выжигать
Из поруганной памяти павших!»
Поддержали его: «- Поделом же ему,
Кулаку и кулацкому сыну!
Жить хотелось, видать, и солдату тому…
Выбирай себе, контра, осину!»
« Ну, давай, шевелись!» – подтолкнули вперёд
Подошвою холодных прикладов.
Но, растрёпанной птицей простреленной влёт,
Тут, нам под ноги, бросилась баба…
«- Пожалейте родимые: Богом молю!
Не лишайте детишек кормильца!
А, коль нет, то и мне уж, другую петлю
Рядом с ним на берёзе накиньте!
Вы ведь все матерями на свет рождены;
Я вас именем их заклинаю!
Не берите вы на душу тяжкой вины,
Из солдат становясь палачами!»
И мольбе ее вторя, на сумрачных нас,
Отупевших, как будто с похмелья,
Восемь пар не по – детски задумчивых глаз
Безотрывно и молча смотрели…
Серебрился порхая искристый снежок,
Солнце воду лакало из блюдца…
Тихо взводный сказал: «- Ну, к монахам, его!
Тут другие, без нас, разберутся…»
И забросив на плечи винтовок ремни,
Словно нехотя, шатко и грузно,
Мы, один за другим, восвояси пошли
Друг от друга, лицо отвернувши.
И, наверно, в тот миг вряд ли кто-нибудь мнил
Из вчерашних мальчишек безусых,
Что, не ведая сам, здесь дилемму решил,
Разрешенную классиком русским…
* * *
Солнце тусклое медленно в реку ползло.
Мы, колонною по три, и в ногу,
Уходя вслед за ним покидали село,
Выходя на большую дорогу.
И, как будто храня от напастей и бед
С молчаливостью мамки старушки,
Осеняли нас крестным знаменьем вослед
Три стены обгорелой церквушки.
Знать на славу трудилися зодчие встарь;
Средь руин, головой непокорной,
Словно Феникс из пепла, разбитый алтарь,
Восставал, от пожарища чёрный.
И, как будто, из древних проглянув начал,
От Руси, окрещенной но дикой,
Вдруг - та самая - скорбно дохнула печаль
Нам в лицо…с Богородицы лика.
(Продолжение следует)
Рейтинг: +1
473 просмотра
Комментарии (0)
Нет комментариев. Ваш будет первым!