ГлавнаяСтихиКрупные формыПьесы → Утешение (пьеса)

Утешение (пьеса)

1 сентября 2023 - Анна Богодухова
Утешение
Сказка по мотивам моего одноимённого рассказа
В одном действии
ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА:
Графиня – женщина добродетельная, холодная, вежливая
Граф – несчастный, с трудом выносящий своё несчастье человек
Дэйна – любовница Графа, взятая им из числа служанок
София – сестра Графини, женщина решительная
Советник – муж Софии, занимает высокий пост при дворе, умеет пользоваться случаем
Корнел – повар Графа, человек сердечный, любит свою работу
Мосли – управляющий поместьем. Человек тяжёлый, но справедливый. Страдает совестью от собственных гневных срывов на других
Гожо – мальчик, мелкий слуга, вороват, умеет терпеть боль
Эмос – наследник Графа, его сын, ровсеник Гожо, сострадательный, воспитан в терпении и сочувствии
Прислуга – массовка
Сцена 1.1
            Поместье Графа. Двор. Прислуга и Мосли наблюдают за тем, как Корнел наказывает Гожо. Корнел бьёт мальчонку ивовым прутом – тот страшно рассекает воздух. Гожо всхлипывает, но настоящих слёз нет – он привык к настоящей боли, а Корнел больше шумит, чем по-настоящему бьёт. Мосли стоит, скрестив руки на груди. Он отдалён ото всех.
Корнел.
            Подлец! Мерзавец! Вор!
            Что, захотел кнута?
            Ну, как тебе наш приговор,
            Рыдаешь? А совесть твоя нечиста!
            Так получай – ты заслужил!
            Скажешь нет? ну?!
Корнел видит и знает, что Гожо не так больно, как хочет он то показать. Но и Корнел не хочет засечь мальчонку или по-настоящему ударить его.
            (отбрасывая прут)
            Довольно! Выбился я из сил,
            И больше учить не могу.
Мосли (спокойно и даже мрачно).
            Надеюсь, усвоен урок?
            Он пойдёт тебе на благо…
            Ну что?
Гожо (мгновенно сообразив, слезливо, потирая «увечные» места).
            Урок пойдёт впрок!
            Так было учить и надо.
Кланяется Мосли.
Мосли.
            Ступай, Гожо!
            Трудись лучше, да служи хорошо!
Гожо, не забывая изображать избитого, плетётся прочь. Прислуга по знаку Гожо расходится, в том числе и Корнел. Мосли провожает его недобрым взглядом.
Сцена 1.2
            У кухоньки. Прислуга перешёптывается, но при виде Корнела усиленно бросается в работу: кто моет, кто чистит, кто начинает мыть полы и заниматься печкой. Корнел явно раздосадован.
Корнел (тихо, чтобы его никто не услышал).
            Если бы ты попросил…
            Или, дурак, не попался…
            Разве тебя б я побил?
            Разве бы дать отказался?
            Но нет же – надо украсть!
            Но нет же…дурак!
            Ну что, воровская страсть
            Привела тебя? И будет так!
В ярости начинает месить тесто. Прислуга не трогает его – она занята своим делом.
            Что же стоило тебе…
            Эх, дурак ты, Гожо!
            Окажешься на само дне,
            По глупости, а мог бы жить хорошо!
Сцена 1.3
            Та же кухня. Всё ярче огонь, всё громче голоса Прислуги, переговаривающейся о чём-то своём. Корнел всё яростнее работает.
Корнел.
            Каждому – хоть пекарю, хоть королю,
            Хоть принцессе или воину в бою,
            Хоть шуту, хоть торговцу вином,
            Хоть тому, кому улица дом…
            Каждому, каждому нужно утешение,
            Утешение от поступка, от слова.
            Каждому, каждому – иначе мучение,
            И сердце куёт стальные оковы.
            Я наказал, я побил его.
            Но Мосли побил бы сильнее.
            А я ничего…
            Я добрее.
            Я утешаюсь лишь этим.
            Он всё-таки вор,
            И немного заслужил приговор,
            Но за это не я ли в ответе?..
            Каждому, каждому нужно оно –
            Утешение, чтобы дальше жить.
            Я знаю, я сделал добро,
            И в этом сумею себя убедить.
Сцена 1.4
            Та же кухня. Корнел решительно замешивает тесто на новую порцию пряников. Появляются кухонные работники, они тут же, на подхвате, всё в кухне работает слаженно, кипит, шипит, шкварчит…
Корнел.
            Моё утешение дело!
            Праздник грядёт, и я
            Много должен успеть.
            Надо спешить – тесто поспело,
            Ожидает меня,
            Кухонный труд ещё нужно уметь!
Ловко кидает куски теста на присыпанную мукой доску. Руки его яростны и аккуратны в движениях.
            Пряники вот, например!
            Когда поддадутся, а когда и нет.
            Здесь нужно своё загадать,
            Сумев в пучине дел
            Вымолить и выгадать момент,
            И в тот же миг без жалости вмешать!
В его распоряжении миски, чашки, заполненные самым разным – начинки, приправы, какие-то соусы, глазурь…
            Сюда черемухи плоды,
            Они дадут миндальный аромат.
            О, как свеж! О, как чисты,
            Замесил, пусть постоят…
Берётся за другой кусок теста.
            Сюда: лимонную корку,
            Ваниль да мяту – вот тайна!
            Одного добавить с горкой,
            Другого щепоть – не случайно!
            Так друг друга не перекроют,
            Так смешают, так дополнят.
Отставляет чашу с тестом, берёт третью порцию.
            Сюда гвоздики в три порядка.
            Сицилийского укропа с грядки,
            Пряный вкус! Славный вздох –
            Настоять и вот, почти готов!
Возвращается к первой партии теста.
            Но для лучшего итога
            Есть один помощник мне.
            Ложка золотого мёда…
            Аромат и вкус на самом дне,
            Оттеняют – не заметишь,
            А отнимешь – тесто глухо.
            Мёда если не замесишь,
            Будет, значится, невкусно, сухо.
Корнел осторожно добавляет мёд.
            Мёд, золотой мёд,
            Потом будут глазурь да узоры.
            но главное – здесь!
            Мёд, как с ним пойдёт,
            Такими и пряники будут скоро,
            Главное, какой мёд есть.
Корнелу веселее.
            Моё утешение – дело!
            Каждый на путь свой заточен.
            Каждый своё обретает.
            Надо спешить – в печи заалело,
            Пряник давно позолочен,
            А значит – уже поспевает.
Пережитое утром отпускает Корнела, но весел и бодр.
Сцена 1.5
            Всё тот же двор. Но теперь внимание на окна, выходящие туда. В окне – мальчонка, ровесник наказанного Гожо – сын Графа и Графини, юный наследник – Эмос. Чисто одетый, прилизанный по-должному, он с ужасом взирает на расходящихся после трёпки Гожо слуг.
Эмос.
            Боже, какая жестокая трёпка!
            Боже, какой страшный прут!
            Он – вор, но зачем так жестоко?
            Он слуга, но ещё – мой друг.
            Он наказан и хватит того,
            Я должен ему утешение дать.
            Он уже понял – я знаю его,
            Что нельзя воровать.
Освещённый мыслью об утешении слуги и друга, Эмос приободряется. Ужас проходит.
            Сын Бога страданье терпел,
            И нам повторить велел.
            Гожо выпала участь эта,
            Да…так ему и скажу.
            «Участь терпеть, как Он для света,
            Гожо, утешься!» – попрошу.
Эмос в нетерпении. Он верит, что слова его – настоящее утешение.
            Ах, я знаю, что воровать нельзя,
            Но всё же так бить – к чему?
            Что ж, он послушает меня,
            Утешение скажу ему.
            Боже, какой страшный звук,
            И крик. И стыда мгновение…
            Гожо, пусть вор, но мой друг,
            И я ему дам утешение!
С этой мыслью Эмос идёт по коридору.
Сцена 1.6
            Эмос идёт вперёд и нос к носу сталкивается с Гожо. Тот побит, но не выглядит угнетённым или расстроенным – просто взлохмачен и растрёпан.
            Эмос, неожиданно даже для себя вдруг выдаёт совсем не то, что репетировал и что собирался сказать.
Эмос.
            И всё же – зачем ты украл?
            Неужели стоило того –
            Позора всего?
Гожо (очевидно, смущён и растерян упрёком друга).
            Ты сам не знаешь что сказал…
Эмос.
            К чему?! Ведь это пряник лишь!
            Хотел ли? Попроси! К чему
            Тебе и воровать?
Гожо.
            Ты меня не простишь,
            Если я начну объяснять.
            Ты не знаешь меня,
            И жизни моей.
            Я не знаю тебя –
            Мы отблески разных свечей.
Мальчики стоят друг против друга.
Сцена 1.7
            Гожо в печальной насмешке, Эмос в яростно-расстроенных чувствах. В душе самого Эмоса происходит борьба, но длится она недолго. Он решается.
Эмос.
            Ты прав! Равенства нет
            С рождения до смерти.
            Ведёт имя, оно – след,
            Но он не один на свете.
            Ты – слуга, я – господин,
            Ты одиночка, и я один.
            И в этом похожи,
            И этим привычны…
Гожо (он даже вздрагивает от слов Эмоса, в которых ожидал гнева).
            Наша дружба покроется ложью,
            А память вторична.
            И пропасть меж нами
            Уже залегла.
            Мы разными идём путями
            Господин и слуга.
Эмос (запальчиво).
            Стыдись! Как я стыжусь!
            Друга мне дороже нет.
Гожо.
            Не умея молиться – молюсь,
            За ваш правильный след.
Эмос.
            Пропасть ляжет, а мы?
            Неужели позволим пролечь?
Гожо.
            Пропасть есть у света и тьмы,
            Где-то мир, а где-то меч.
Эмос (недолго раздумывает, но его порывы непоколебимы).
            Пропасть меж нами…
            Но почему? Кто в ответе?
Гожо.
            Разница между путями –
            С рождения и до смерти.
            Ты родился в парче и в шелках,
            Радость в семью принеся.
            Тебя рядили в жемчугах,
            Любимое дитя…
Эмос (чуть не плача).
            Ты родился в лачуге, где
            Места нет, света нет,
            Где скамья на земле.
Гожо.
            Таков был мой первый след,
            Среди братьев и сестёр не вдохнуть.
            И я замотан, слабым был,
            От голода сводило маме грудь.
Эмос.
            Пропасть ляжет меж нами.
Гожо.
            Пропасть уже легла.
Эмос.
            Мы разными пойдём путями
Гожо.
            Господин и слуга.
Эмос.
            Но ведь пока нет отчаяния,
            И мы не станем о том.
            Это тоже твой дом!
            И общее у нас молчание.
Сцена 1.8
            Эмос и Гожо стоят друг против друга. У них уже нет уверенности в собствненом положении и молчание – их единственное утешение.
            Гожо что-то хочет сказать, но Эмос возражает.
Эмос.
Молчи! Молчи как я молчу.
            Ты мне сегодня друг,
            И это всего важней.
Гожо (едва-едва улыбаясь).
            Я память сохранить хочу,
            Пока не замкнётся круг
            Обязанностей и страстей.
Эмос.
            Молчи! Уже неважно
            Что будет однажды,
            Какой укор, какое отчаяние…
Гожо.
            Ты друг, клянусь тебе, мой,
            Вечно верь…я с тобой,
            Как спасительное молчание.
Друзья обнимаются. В этом их утешение.
Сцена 1.9
            Кухня Корнела. Повар и кухонные слуги на короткой передышке. Врывается Мосли. Он взбешён ещё утренним происшествием и теперь передышка Корнела ему кажется очередным преступлением.
Мосли (гневно, обрушиваясь).
            Я так и знал!
            За всеми нужен здесь контроль.
            Ты всех пораспускал!
            А я держал железною рукой.
            Развёл здесь вора да лентяя,
            Развёл! Ну, верно говорю,
            Я, за хозяйством поспевая,
            И кухню, что ль, теперь храню?!
Напуганные слуги вскакивают с мест. Но Мосли не реагирует на их движения. Он выскакивает прочь, взбешенный, взмученный собственным характером…Корнел остаётся спокойным.
Сцена 1.10
            После ухода Мосли слуги ещё немного молчат, дожидаясь, чтобы Мосли точно ушёл. Затем среди них поднимается общий ропот, но с тем расчётом, чтобы ропот этот не дошёл до Мосли.
Слуга 1.
            Вот же…чёрствый сухарь!
            Самодур-управитель.
Служанка 1.
            Мальчонку жаль
            А этот-то…что обвинитель!
Корнел усмехается. Слова кажутся ему несправедливыми.
Корнел.
            Если вам жаль юнца,
            Что ж никто не вступился
            Пока я в поте лица
            Его сёк – тем трудился?
            Перед Мосли вы все в тишине,
            Он ушёл, вы: «Сухарь!»
            Только чего ж говорить это мне,
            Мо, он – негодяй?
Заступничество Корнела путает кухонную прислугу.
Слуга 2.
            Ты в адвокаты подался?
            Мосли чёрств – знают все!
Служанка 2.
            Это так! Как бы ты ни старался,
            Он словно муха в молоке.
Корнел.
            Дурни вы! вот и всё!
            Или забыли разом?
            Мосли заступался опять и ещё,
            И пользовался каждым лазом,
            Чтобы кому-то минуту,
            Кому-то и день отдохнуть,
            Кому-то ближе к уюту…
            А кому нищета давит грудь?
            Он же знает всё это!
            Всегда радеет за нас,
            И если бывают моменты,
            То это ведь только сейчас.
            Когда прибавку вымолит нам,
            Когда в труде облегчение…
            Когда отвадит нас от драм,
            Прикроет чьё-то неумение!
Корнел яростно оглядывает кухонных слуг, как бы призывая спорить.
Слуга 1.
            Меня он выручил монетой.
Служанка 1.
            А мне помог убраться пред обедом.
Слуга 2.
            За меня пред графом встал…
Служанка 2.
            А мне и отпуском воздал.
Корнел.
            Вы это помните и знайте,
            Преж чем о нём заговорить!
            И справедливо воздавайте,
            Не смея воду замутить!
Корнел берёт поднос с готовыми уже пряниками и уносит их прочь. Слуги переглядываются.
Слуга 1.
            И всё же…Мосли как отрава.
            Ему так надо всё узнать!
Служанка 1.
            Кто и на что имеет право
            Непременно указать!
Слуга 2.
            Всюду влезть, везде вломиться,
            Сказать о ком-то «негодяй».
Служанка 2.
            Ещё «подлец», «болван», «тупица»,
            Мосли наш в душе сухарь!
Ворча, расходятся по рабочим местам.
Сцена 1.11
            Двор, затем коридоры и холодные стены графского дома. Страдающий Мосли. Он страдает сам с собой.
Мосли.
            Снова это со мной,
            Снова эта напасть!
            Я ведь совсем не плохой,
            Но ярость имеет власть.
            Я тут накричу,
            Там разгневлюсь,
            Но истинно ведь не хочу,
            Я сам гнева боюсь.
            Где крик – там обида,
            Где брань – там раздор.
            Я сам пёс побитый,
            И спокойствия вор.
Слуги, не желая попадаться Мосли на глаза, торопливо исчезают с его глаз, Мосли же бредёт, как ослепший, не замечая их.
            За Корнелом тут нет
            Ни вины, ни проступка.
            Но я гневлюсь, а это не ответ,
            Это чья-то жестокая шутка.
            Я покорный слуга
            С тяжёлой ношей.
            Гневится! Душа слаба,
            Но верьте: я хороший.
            Тут накричу,
            Там заступлюсь.
            Но истинно ведь не хочу,
            Я сам гнева боюсь.
            Там истребую плату,
            А здесь оскорбляю,
            Там ставлю я виноватых,
            А здесь защищаю.
Мосли скорбит. Скорбит о себе.
            Я покорный слуга
            С тяжёлой ношей.
            Гневится! Душа слаба,
            Но верьте: я хороший.
            Верьте мне: я сам не свой,
            Я сам с собой борюсь.
            Я мечтаю обрести покой,
            Но против воли я гневлюсь.
            Я исправлю этот крик,
            Как и те, душа…
Останавливается, сражённый мыслью.
            Гнев жесток и гнев велик,
            В нём и близость вся чужда…
            Корнелу отпуск дам,
            Ничего – найду на смену.
            Ничего, я совладал
            С гневом, и маску надену.
            Я покорный слуга
            С тяжёлой ношей.
            Гневится! Душа слаба,
            Но верьте: я хороший!
            Я всё исправлю, верьте мне!
            Пусть порой гневлюсь.
            Я в гневе этом, как в тюрьме,
            Сейчас пойду и заступлюсь!
            И искуплю последний крик,
            Заслужу прощенье божье!
            Гнев жесток и гнев велик,
            Но я – то ведь хороший!
Охваченный этой мыслью, Мосли бросается в дом, наверх, всё выше и выше, минует комнату Графини, останавливается на мгновение у комнаты Графа, но собирается с духом и входит.
Сцена 1.12
            В комнате Графа самого Графа нет. Зато в его постели – нескрываемая уже Графом от жены любовница – из числа горничных – Дэйна. Она нежится в постели, валяется в спокойствии и миролюбии, явно упивается своим положением.
            Дэйна сначала вздрагивает, затем, увидев, что явился всего лишь Мосли, принимается насмешничать, явно чувствуя свою власт, данную ей Графом. Временно данную. Но Дэйна в иллюзии.
Дэйна.
            Фи! А я-то думаю, гадаю,
            С чего тут начало смердить.
            А это ты, старик!
            Уж сколько лет тебе, не знаю,
            Неужто не устал ты жить?
            Или так к земле привык?
Она смеётся.
            Всё не рассыплешься никак,
            Вся мрачность и не скрыта.
            Ну-ну? Всё дело знаешь?
            Чего ж ты встал, дурак?
            Что стоишь как пёс побитый?
            При госпоже и рта не раскрываешь?..
Мосли улыбается.
Сцена 1.13
            Мосли улыбается. Для него поведение Дэйны – прекрасная возможность хоть как-то утешиться, совершив добрый поступок, в данном случае: отстаивая Графиню, хотя бы  в этом, жалком поединке. Сначала Дэйна улыбается, слушая Мосли, но затем улыбка покидает её, на лице проступают уродливые красные пятна…
Мосли.
            Ты права, Дэйна, я
            Старик! На пятнадцать лет обошёл тебя.
            Но наш господин
            Меня на семь лет обошёл.
            Ну что ж? Не за то он любим?
            Не за титул? Не за дом?
            Ты, девочка, не думай о себе,
            Что ты здесь всех умней.
            Не думай, что юность вечна.
            Граф останется при жене,
            Я видал таких, и даже наглей,
            И с ним ты пока, как все они, беспечна.
Дэйна кутается в одеяла, словно те могут её защитить, её явно бьёт дрожь – Мосли затрагивает те её мысли, от которых сама Дэйна бежала.
            Служивка ты, хоть горничной зовёшься.
            Мы все знаем суть твою.
            И путь проведали давно.
            Коль рыпнешься – сорвёшься!
            Внимай, ведь я не повторю,
            Ты, наглёвочка, ничто.
            Таких как ты и даже краше
            Я не одну здесь повидал.
            И не одну ещё узнал…
            Но пьёте вы из единой чаши,
            Он вас забыл пока перебирал…
            Он не расстанется с женою,
            Хотя её он предавал.
            Поразвлечётся он с тобою,
            А дальше…вещь! Ему ты не нужна.
            Погонит прочь, как экипаж продаст,
            А здесь останется жена,
            Таков уж росчерк и весь сказ!
Мосли упивается сам своими словами. Ему кажется, что он даже совершает хороший поступок по отношению к самой Дэйне, не только к Графине, четсь которой пытается отстоять.
            Молчала б ты, не знала бед,
            Молчала б, глупое дитя!
            Не первая ты, и не последняя, о, нет!
            И спальня эта не твоя.
            Их брак пред небом заключён,
            Сошлись два рода, капитала,
            И тем построен этот дом,
            А ты хоть что-то представляла?
Дэйна чуть не плачет. Одновременно с этим – бесится. Ей явно хочется устроить скандал, только не Мосли – тот слишком жесток, но Графу, который пока ещё в неё влюблён и, очевидно, пока ещё в её власти. Хоть немного.
            Веди себя ты, Дэйна, лучше,
            И может свой кусок получишь,
            А госпожа чиста, честна – она
            Терпеливая жена.
            И ей одной служу я так,
            Как никому и не служил.
            С тем откланиваюсь, я не ваш дурак,
            А биться с нею…нет, тебе не хватит сил!
Мосли, довольный собою, уходит. Дэйна плачет. Мосли спокоен, он утешил свою совесть заступничеством за Графиню и попыткой спасти Дэйну от очевидной участи.
Сцена 1.14
            Мосли скитается по коридорам поместья, но на этот раз он уже счастливее и спокойнее.
Мосли.
            Бедная графиня! За вас
            Я посмел, отомстил!
            Сколько Дэйн уже было…
            В несчастный для дома час,
            Как хватает у вас сил?
            Как вмещаете вы столько мира?..
            Они одинаковы, они похожи,
            Они глупы и их легко меняют.
            Они блестят и думают, что кожа
            Юная и вечная…а истины не знают!
            На ваше место им не стать,
            И графиней им не зваться,
            Какого бы блага им не вменяли,
            Все же придётся упасть,
            И с домом этим расстаться,
            Но вы, Графиня, как прождали?..
            Как вмещает сердце ваше
            Всех этих Дэйн и глупых дев,
            И все неверности супруга?..
Мосли останавливается, спохватываясь в своих мыслях.
            Но вы не показали гнев,
            Не обнажили муку.
            Я вами горжусь как слуга,
            Как пёс хозяином гордится,
            Молюсь, чтоб у вас хватило сил,
            Вы – Графиня, всей душой светла,
            И пусть к душе не подступится,
            За вас сегодня отомстил!
Мосли вспоминает о своих обязанностях, и снова – мрачный и жестокий идёт вниз, в столовую.
Сцена 1.15
            Столовая. Мосли прислуживает. За столом Граф, Графиня. Место сына – Эмоса – не тронуто, тарелки стоят, дымятся.
            Граф мрачен. Очевидно – Дэйна устроила ему сцену после визита Мосли. Графиня улыбается, пытаясь создать иллюзию семейного счастья.
Графиня.
            Вы прежнего мрачней, мой друг,
            Что случилось? Что легло?
            Какая из путанных мук
            Вас оплела?
Граф (очень мрачно и недовольно).
            Всё хорошо.
Графиня.
            Что ж, как угодно вам будет,
            Знайте только – я не враг.
            И не вхожу в сословье судей,
            Я не тревожу…
Граф.
            Я и сам не дурак!
            Что же лезет вы,
            Святую изображая?
            Ваши чувства пусты,
            А пропасть давно между нами!
Мосли с неодобрением поглядывает на Грфа – поведение хозяина ему не нравится, он на стороне Графини. Графиня, однако, сохраняет лицо, хотя видно, что она готова расплакаться.
Графиня.
            Это грубо, но что же
            Не думайте вы, что я слепа.
            Есть суд справедливый – божий,
            Я перед ним слаба.
            Я знаю…
Граф слегка вздрагивает, но смотрит с прежней мрачностью.
            Про Дэйну и тех,
            Что с вами плелись до неё.
            Но сплетен не надо – грех
            Поступать на их вороньё!
            Я знаю, всё вижу и знаю,
            И много просила хоть сделать вид…
            Я скандалить не буду и умоляю,
            Пусть ваш грех будет скрыт!
Граф слушает с каким-то отвращением.
            Вам ни к чему,
            Мне тоже..
            Споры – один к одному,
            Пересудов безбожье.
            Таите тайну свою!
            Ото всех, от меня,
            Сделайте вид, молю,
            Что мы – семья.
            Знаю сама:
            Сошлись капиталы, а не любовь,
            Но вы муж, я – жена,
            А в сердце обида вновь.
            Таите тайну!
            От себя, от меня,
            Пусть всё случайно,
            Пусть мы – семья.
Сцена 1.16
            Граф слушает всё с тем же презрением, наконец, его прорывает. Он в бешенстве отшвыривает приборы, и Мосли тихой тенью подбирает их, прислушиваясь с ужасом к словам Графа.
Граф.
            Снова ты в благородство играешь!
            Снова ты говоришь об одном.
            Слёзы в душе ты скрываешь,
            Как будто не видит их дом!
            Как будто их нельзя понять,
            И даже слугам рассмотреть.
            Лучше б ты научилась кричать,
            Знаешь, я не могу тебя терпеть!
Мосли замирает, Графиня тоже.
            За твой холод!
            За твою немоту!
            Ты молода, и я ещё молод,
            Нас поженили, скроив пустоту.
            Ты мне не нужна,
            И я тебе не нужен.
            Ты верная жена,
            Я неверностью простужен.
            Я подлец, а ты – святая,
            Не умеешь гневно смотреть.
            Я не нужен. И ты не нужна.
            За это тебя не могу терпеть!
            У нас есть сын,
            У нас и дом, и имя,
            Но нету сил,
            А в семье – пустыня.
Граф видит оцепенение Графини и заканчивает уже тише.
            Я думал – сумею, смогу,
            Надо беречь кровь и капитал.
            Но лучше б твою немоту
            Скандал б разорвал!
            Знаешь, сносить тебя,
            Такую святость! – как тлеть.
            И я ненавижу себя,
            И не могу терпеть.
Граф замолкает. Мосли и Графиня держатся в тишине. Графиня молчит, бледнеет, собираясь с силами, но не плачет, Мосли смотрит на неё с жалостью.
Сцена 1.17
            Граф успокаивается. В нём вина.
Граф.
            Скажи хоть слово,
            Не молчи.
            Молчание – оковы,
            Заплачь иль закричи?..
Графиня кивает, поднимается.
Графиня.
            Сказать? Скажу.
            Мосли, я вас прошу…
Граф в недоумении, Мосли подскакивает к ней в изумлении.
            Повару передать мои
            Благодарности – пряники легки,
            Они славно удались ему.
            Мосли, скажете?
Мосли (глухим голосом, глядя на ошалевшего Графа).
            Да, госпожа, скажу.
Графиня улыбается и выходит из комнаты. Каждый шаг даётся ей трудно, но она не позволяет себе скандала.
Сцена 1.18
            Графиня выходит во двор, жестом велев закладывать коляску. Граф наблюдает за ней из окна. Мосли нагоняет Графиню. Она смотрит на него со спокойным удивлением.
Мосли.
            Госпожа! Простите,
            Это всё я.
            Мне было обидно за вас.
            Вы поймите:
            Злой язык у меня,
            И Дэйна в недобрый час…
Осекается. Спохватывается. Начинает опять.
            Госпожа, все слова его
            Злые, и вы
            Их не заслужили совсем.
            Не верьте! Они – ничто!
            Они – пусты.
            Моя вина, язык – мой плен…
Сцена 1.19
            Графиня всё знает. Она знает и про Дэйну, и догадывается про то, что злость её супруга вызвана сценой, которую Дэйна закатила, и теперь она понимает и причину этой сцены от Дэйны, но в ней нет ярости по отношению к Мосли. Она спешит утешить его.
Графиня.
            О, Мосли!  Милый мой,
            Ступай спокойно –
            Пусть будет Бог с тобой.
            Никогда на себя не бери
            Того, что желаешь невольно.
            О, Мосли, пойми:
            Не будет счастья тут никогда.
            Все мои капиталы да его дома,
            Титулы: его да мой.
            Мосли, прошу, ступай,
            Пусть будет Бог с тобой.
            Корнелу благодарность передай…
            Пряники на славу удались.
            Всё остальное – жизнь.
Она уезжает, оставляя Мосли со словами своего утешения.
Сцена 1.20
            Дом Софии – сестры Графини. Графиня, на себя не похожая, униженная, сломленная очередной жестокостью мужа, рыдает в кресле. София хлопочет вокруг неё, она решительна, бледна, яростна.
Графиня.
            Спасибо тебе, София, за то,
            Что приняла меня.
            Мне было прийти нелегко…
София.
            Брось! Ты и я
            Кровь одна, дух един,
            Он скреплён родством,
            Что случилось?..
Графиня.
            Нет больше сил
            Дом беречь, он пуст – тот дом,
            У сына свои заботы, хотя
            Он ещё мал, ещё он дитя.
            А муж ненавидит меня,
            О том мне сказал,
            Сказал, что жалеет, что я
            Не умею ни в крик, ни в скандал.
Софья усмехается, но Графиня этого не замечает.
            Сказал, что дом ему клеть,
            И что меня он не может терпеть.
София.
            Нахал!
Графиня (будто не слышит её).
            Я знаю – были молоды мы,
            Я знаю, нас влёк капитал.
            Вели родителей умы…
София.
            Все мужчины себе на уме.
Графиня.
            Нет, я вижу ведь по твоей семье.
София улыбается, но не возражает.
            Твой супруг
            С тобой нежен и мил.
София.
            Да, он прежде мне друг,
            А потом… но много сил
            И мне отдать пришлось,
            Чтобы у нас сошлось.
            Впрочем, чего уж теперь?
            На каждого зверя есть зверь!
            Запомни одно:
            Никто не посмеет, никто!
            Тебя оскорбить.
            А сейчас, и не стоит просить!
            Я скажу тебе одно:
            Всё налажу! Я точно знаю о том…
Графиня успокаивается. Она за тем и приехала сюда – за утешением. София, которая может справиться там, где не может она – и есть то самое утешение.
Сцена 1.21
            София мечется ещё по комнате, затем берёт себя в руки, что-то придумывает. Обращается к сестре, успокаивает.
София.
            Милая сестра, ступай домой,
            Всё наладится. Я обещаю!
            Он будет нежнее с тобой…
Графиня.
            Что задумала ты? Умоляю…
София.
            Ступай домой, дорогая сестра,
            Нельзя горю позволить тлеть,
            Погаси все отблески костра,
            Иначе в гневе – смерть.
            Ступай домой и жди,
            Всё будет иначе, пусть без любви.
            Но и без неё можно жить,
            Если семье служить,
            Ступай домой, дорогая,
            Иначе всё будет, я обещаю.
Обнимает сестру, провожает.
Графиня.
            Ты – София, в утешение мне!
            Видимо, Богом дана.
София.
            Ступай, и живи в новом дне,
            Где будут хотя бы осколки тепла.
Сёстры прощаются. Графиня, получив утешение, спешит домой. София идёт к мужу – Советнику.
Сцена 1.22
            Советник мирно и с любопытством наблюдает за метанием по кабинету своей жены – Софии. Софию трясёт от гнева.
София.
            Он негодяй! При живой жене!
            Чувств её не жалея…
            О, попался б он мне!
            Я отдала б его всем змеям!
            Сестра моя слаба,
            Сестра моя не я.
            Она хорошая жена…
Вдруг останавливается, глядя на мужа.
            Помоги ей…от меня.
Советник.
            Что я могу?
            Она его жена.
София.
            Ты короля советник! А он ищет ход ко двору,
            Намекни ему, что есть дела,
            Честь и брак, и ему бы терпеть…
            А что не по нраву – отнимет смерть.
            Что он не смеет обижать
            Моей сестры!
            Защити её! кого мне умолять?!
Советник раздумывает. Предложение ему не очень нравится, но София явно нуждается в успокоении и он не отказывает ей.
Советник.
            Хорошо, если хочешь ты.
            Я припугну его,
            Заклеймлю, но…
            Это не любовь их дому.
София.
            А что ей любовь? Честь дороже!
            Он её оскорбил, а сам? Ничтожен!
            Он не поймёт по-другому.
Сцена 1.23
            Советник ещё раздумывает, затем решается, поднимается навстречу Софии.
Советник.
            Я обещаю тебе,
            Что на него повлияю.
            Можешь сказать сестре,
            Я слов не бросаю.
            Не любовь, но холода мир
            В дом их придёт.
            Король святость брака чтит, и,
            Меня, коль узнает, поймёт.
Он находит очевидную выгоду для себя и это нахождение служит уже ему утешением в том, что София от него просит.
            Это будет шантаж, угроза,
            Но сестре передай:
            Она не будет лить слёзы,
            За меня о том обещай.
            Я скажу ему о чести и слезах,
            Скажу, что королю я донесу.
            Он трус, потеряется в словах,
            Я знаю – напугать могу.
            Он затрясётся
            И в дом вернётся.
            Но любви там не будет.
София (успокоившись, льнёт к нему).
            И пусть! И ладно,
            Не мы им судьи.
            Но честь знать надо,
            Моя сестра рыдать устала…
Советник.
            Ну что ж, скажи, что наладится ныне,
            Что не будет рыдать как рыдала,
            Но знай: её дом – пустыня.
На том и договариваются.
Сцена 1.24
            Поместье Графа. Его покои. Сам Граф взбешён. Он мечется по комнате, бесится, то подходит к столу, то отходит от него к окну, то ищет какого-то ругательства, то сам себя обрывает. Вид у него взлохмаченный…
Граф.
            Низость! Подлость! Отрава!
            Как смел угрожать он мне?
            Сестра…о да, нашла управу,
            Что забыла она в моей семье?
            Что ей-то неймётся?
            Что ей-то за дело?
            Лучше мужем своим пусть займётся,
            Если за мною следить посмела!
Не находит себе места.
            Низость! Гадство! Подлог!
            Этот Советник решил что он бог!
            Он мне велел жить с женой,
            И брак хранить перед светом.
            Да кто он, скажите, такой,
            Чтобы призвал меня бы к ответу?
            Советник короля…
            далась тебе моя семья?
            Что лезешь ты ко мне,
            К моей семье?
            Что любовницы тебе мои и жена,
            Что тебе… ах да, твоей же сестра!
            Какая низость, какой подлог,
            Этот советник решил, что он бог!
            А эта…
Смеётся. Смех его бешеный, злой.
            Эта тоже хороша!
            С виду смирная жена,
            Но нет – и жалоба идёт,
            На сто кругов и настаёт…
            Он отвёл меня прочь от толпы,
            Сказал, что по порученью жены,
            Сказал, что я нарываюсь на гнев
            короля…что я падок на дев.
            Сказал! Сказал, что надо смириться,
            Что надо таиться,
            Что надо жену уважать
            И скрываться, скрывать!
Мечется в бешенстве.
            Какая низость! Какой подлог,
            Этот советник решил, что он бог!
            Что он может мне диктовать,
            Как мне жить и кого уважать…
            Что ж, он может, и власть дана,
            Но она всё же моя жена,
            И ему не страшить меня,
            Ведь это…моя семья!
Страшная ярость становится ему маской. Он перестаёт метаться, останавливается, на лице его проступает страх. Всё-таки спорить сразу и открыто он не посмеет.
            Надо мне затаиться,
            Прежде чем на что-то решиться.
            Да, придётся, но какой подлец!
            Этот гнусный советник сердец!
Ярость переходит в опасное спокойствие. Ему хочется выплеснуть свой гнев, и тем перейти в трусость, в смирение перед словами Советника. Словно по заказу, открывается дверь, на пороге его сын – Эмос.
Сцена 1.25
            Эмос появляется невовремя. Его появление – это повод выплеснуть свой гнев, достичь утешения через ярость для Графа. Он вспоминает, что это ЕЁ сын, забывая, что это и ЕГО ребёнок.
Граф.
            А…это ты, я тебя не признал,
            С бродягою спутал сперва.
Эмос.
            Отец, прости, я…
Граф.
            Я слова тебе не давал,
            Да и что мне твои слова?
            Не новы они для меня!
Граф приближается к сыну, придирчиво оглядывает его – молчащего, ошеломлённого.
            Как ты на неё похож!
            И как при этом похож на меня.
            Если б только не этот вид…
            Все слова твои тоже ложь,
            Ложь эта жизнь моя.
Эмос.
Отец, сегодня мой друг был бит,
За то, что пытался украсть…
Но он хороший, поверь!
Граф.
Друг? Снова тот служок?
Моё слово тебе не власть!
Так немедленно выйди за дверь!
Помнится, я тебе, сынок,
Запрещал его другом звать,
Запрещал общаться и с ним играть…
Эмос.
Он хороший, отец!
Не виновен же он в том,
Не виновен наконец,
Что его от рождения дом…
Граф.
Ты такой же как она!
Добродетель! О, дела
Твои, Господни, тяжелы…
Мой сын – разочарование!
Водится с бродягой, и слова его пусты,
Он во главу угла поставил сострадание
К нему, к служаке, не к отцу!
И на отца он наплевал.
Эмос (уже в слезах)
            Отец!
Граф.
Молчи, покуда говорю,
Я слова тебе не давал.
Ты такой же как она,
Ты такой же! Но бродяжки вид,
Граф ли ты? И чья вина,
О боже, что за стыд!
Растрепан волос,
В глазах твоих слеза…
В словах – заступка за слугу.
Ну что за вид? Ну что за голос,
Дрожит, как у раба,
Я поверить уже не могу,
Что ты мой сын –
Дома сего господин,
Что ты хоть в чём-то похож на меня…
Эмос.
            Отец! Но я…
Граф.
Уйди, пока я другого тебе не сказал.
Уйди, пока я сына в тебе не признал.
Эмос в слезах убегает. Отец до того никогда не был с ним так жесток. Эмос не знает такого отношения к себе.
Сцена 1.26
            Эмос плачет в коридорах – холодных, неприветливых. У него непонимание, он потерян. И ещё – нуждается в утешении, которое находит в неожиданном для себя источнике.
Эмос.
Отец, за что? За что?
Что я сделал? Что совершил?
Я не такой как ты бы хотел, но
Я же твой сын!
Зачем ты так говоришь со мной?
Зачем ты мне такие слова сказал?
Чем я тебе неугоден? Чем я не такой,
За что ты меня так обругал?..
Слезы растерянности сменяются новым чувством. В этом чувстве странное, болезненное утешение.
Ненавидишь меня? сына во мне
Ты не видишь ещё? Ну что ж…
Пусть будет так! я научусь – в семье
Быть совсем ни на кого не похож.
Я научусь…и тебе будет больно,
И ты увидишь, как ошибался теперь.
Ты увидишь, и будет довольно
Закрыть перед тобой своего сердца дверь.
Ты не знаешь во мне сына,
Тогда я в тебе не знаю отца!
Я отрекаюсь от любви – постижимо,
И будет так до моего конца.
Я отрекаюсь, теперь я тебя
Как отца не вижу, не слышу.
Если ты так сказал про меня,
То я теперь тебя ненавижу…
Из-за поворота появляется неожиданно Гожо. Вид у него уже счастливый, он явно забыл о недавнем происшествии. В руках у него кусочек пряника – всё-таки дорвался. Видя Эмоса в таком состоянии, Гожо останавливается в изумлении. Эмос смотрит на него со слезами и надеждой. Гожо всё быстро понимает.
Сцена 1.27
            Гожо понимает, что его друг нуждается в утешении, но в утешении действием… он раздумывает.
Гожо.
Спросить что случилось или не надо?
Больно ль тебе говорить о том?
Эмос.
Я сам не понял – правда,
Но мне противен и отец, и дом.
Гожо.
Люди в гневе часто бывают злы,
Возможно, ты чего-то не знаешь.
Он пожалеет и сам о том.
Эмос.
            Пусть! Но слова его черны,
            Ты даже не представляешь…
Спохватывается.
            Пожалеет? Я бы хотел поквитаться с отцом!
Гожо в изумлении.
Гожо.
            Поквитаться? Да мстил ль ты когда?
Эмос.
            Нет, но… я не могу смириться.
            Хочу, чтобы его досада взяла,
            Хочу, чтоб он стал браниться.
            Хочу, чтоб он ничего поделать не мог,
            Понял, что не отец он, не бог,
            Что б что-то стало известно ему,
            Я сейчас его ненавижу…
Гожо.
            Мне спросить почему?
Эмос мотает головой. Гожо раздумывает. Состояние Эмоса ему не нравится, и не нравятся слова. Он понимает – надо отвлечь его на что-то, на какую-то маленькую месть, которая успокоит Эмоса. Надо отвлечь, дать ему это утешение действием, иначе он сделает что-то своё, более дурное.
            Ну что ж… давай подумаем что
            Разозлит его?
Эмос растерян. Он не представляет.
            Давай-ка…вот что сделаем мы.
            Сейчас коридоры пока пусты.
            Мы с тобой вдвоём
            Через них пойдём,
            На кухню – там ваш повар, Корнел
            Пряники готовит к утру.
Эмос не понимает.
            Вот! Мы с тобой наделаем дел,
            Появимся, я его отвлечь смогу,
            А ты один…нет, сразу целый таз
            Бери и беги, беги в тот же час.
            Твой отец узнает о том,
            И зол будет, ещё бы сын и вор!
Эмос смеётся, видимо, представив ярость отца.
Гожо.
            Наказать тебя они не посмеют.
            Но отцу твоему донесут.
            И что же? Будет вершить он суд
            За пряников таз? Не верю!
Эмос.
            Пойдём! Он получит! Он получит сполна!
            Гожо, ты не просто мой друг! Ты – голова!
Утешившийся Эмос бежит по коридору. Гожо ещё мгновение смотрит ему вслед, затем срывается за ним. Мальчики смеются, скрываясь в коридорах.
КОНЕЦ
 


               

© Copyright: Анна Богодухова, 2023

Регистрационный номер №0520000

от 1 сентября 2023

[Скрыть] Регистрационный номер 0520000 выдан для произведения: Утешение
Сказка по мотивам моего одноимённого рассказа
В одном действии
ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА:
Графиня – женщина добродетельная, холодная, вежливая
Граф – несчастный, с трудом выносящий своё несчастье человек
Дэйна – любовница Графа, взятая им из числа служанок
София – сестра Графини, женщина решительная
Советник – муж Софии, занимает высокий пост при дворе, умеет пользоваться случаем
Корнел – повар Графа, человек сердечный, любит свою работу
Мосли – управляющий поместьем. Человек тяжёлый, но справедливый. Страдает совестью от собственных гневных срывов на других
Гожо – мальчик, мелкий слуга, вороват, умеет терпеть боль
Эмос – наследник Графа, его сын, ровсеник Гожо, сострадательный, воспитан в терпении и сочувствии
Прислуга – массовка
Сцена 1.1
            Поместье Графа. Двор. Прислуга и Мосли наблюдают за тем, как Корнел наказывает Гожо. Корнел бьёт мальчонку ивовым прутом – тот страшно рассекает воздух. Гожо всхлипывает, но настоящих слёз нет – он привык к настоящей боли, а Корнел больше шумит, чем по-настоящему бьёт. Мосли стоит, скрестив руки на груди. Он отдалён ото всех.
Корнел.
            Подлец! Мерзавец! Вор!
            Что, захотел кнута?
            Ну, как тебе наш приговор,
            Рыдаешь? А совесть твоя нечиста!
            Так получай – ты заслужил!
            Скажешь нет? ну?!
Корнел видит и знает, что Гожо не так больно, как хочет он то показать. Но и Корнел не хочет засечь мальчонку или по-настоящему ударить его.
            (отбрасывая прут)
            Довольно! Выбился я из сил,
            И больше учить не могу.
Мосли (спокойно и даже мрачно).
            Надеюсь, усвоен урок?
            Он пойдёт тебе на благо…
            Ну что?
Гожо (мгновенно сообразив, слезливо, потирая «увечные» места).
            Урок пойдёт впрок!
            Так было учить и надо.
Кланяется Мосли.
Мосли.
            Ступай, Гожо!
            Трудись лучше, да служи хорошо!
Гожо, не забывая изображать избитого, плетётся прочь. Прислуга по знаку Гожо расходится, в том числе и Корнел. Мосли провожает его недобрым взглядом.
Сцена 1.2
            У кухоньки. Прислуга перешёптывается, но при виде Корнела усиленно бросается в работу: кто моет, кто чистит, кто начинает мыть полы и заниматься печкой. Корнел явно раздосадован.
Корнел (тихо, чтобы его никто не услышал).
            Если бы ты попросил…
            Или, дурак, не попался…
            Разве тебя б я побил?
            Разве бы дать отказался?
            Но нет же – надо украсть!
            Но нет же…дурак!
            Ну что, воровская страсть
            Привела тебя? И будет так!
В ярости начинает месить тесто. Прислуга не трогает его – она занята своим делом.
            Что же стоило тебе…
            Эх, дурак ты, Гожо!
            Окажешься на само дне,
            По глупости, а мог бы жить хорошо!
Сцена 1.3
            Та же кухня. Всё ярче огонь, всё громче голоса Прислуги, переговаривающейся о чём-то своём. Корнел всё яростнее работает.
Корнел.
            Каждому – хоть пекарю, хоть королю,
            Хоть принцессе или воину в бою,
            Хоть шуту, хоть торговцу вином,
            Хоть тому, кому улица дом…
            Каждому, каждому нужно утешение,
            Утешение от поступка, от слова.
            Каждому, каждому – иначе мучение,
            И сердце куёт стальные оковы.
            Я наказал, я побил его.
            Но Мосли побил бы сильнее.
            А я ничего…
            Я добрее.
            Я утешаюсь лишь этим.
            Он всё-таки вор,
            И немного заслужил приговор,
            Но за это не я ли в ответе?..
            Каждому, каждому нужно оно –
            Утешение, чтобы дальше жить.
            Я знаю, я сделал добро,
            И в этом сумею себя убедить.
Сцена 1.4
            Та же кухня. Корнел решительно замешивает тесто на новую порцию пряников. Появляются кухонные работники, они тут же, на подхвате, всё в кухне работает слаженно, кипит, шипит, шкварчит…
Корнел.
            Моё утешение дело!
            Праздник грядёт, и я
            Много должен успеть.
            Надо спешить – тесто поспело,
            Ожидает меня,
            Кухонный труд ещё нужно уметь!
Ловко кидает куски теста на присыпанную мукой доску. Руки его яростны и аккуратны в движениях.
            Пряники вот, например!
            Когда поддадутся, а когда и нет.
            Здесь нужно своё загадать,
            Сумев в пучине дел
            Вымолить и выгадать момент,
            И в тот же миг без жалости вмешать!
В его распоряжении миски, чашки, заполненные самым разным – начинки, приправы, какие-то соусы, глазурь…
            Сюда черемухи плоды,
            Они дадут миндальный аромат.
            О, как свеж! О, как чисты,
            Замесил, пусть постоят…
Берётся за другой кусок теста.
            Сюда: лимонную корку,
            Ваниль да мяту – вот тайна!
            Одного добавить с горкой,
            Другого щепоть – не случайно!
            Так друг друга не перекроют,
            Так смешают, так дополнят.
Отставляет чашу с тестом, берёт третью порцию.
            Сюда гвоздики в три порядка.
            Сицилийского укропа с грядки,
            Пряный вкус! Славный вздох –
            Настоять и вот, почти готов!
Возвращается к первой партии теста.
            Но для лучшего итога
            Есть один помощник мне.
            Ложка золотого мёда…
            Аромат и вкус на самом дне,
            Оттеняют – не заметишь,
            А отнимешь – тесто глухо.
            Мёда если не замесишь,
            Будет, значится, невкусно, сухо.
Корнел осторожно добавляет мёд.
            Мёд, золотой мёд,
            Потом будут глазурь да узоры.
            но главное – здесь!
            Мёд, как с ним пойдёт,
            Такими и пряники будут скоро,
            Главное, какой мёд есть.
Корнелу веселее.
            Моё утешение – дело!
            Каждый на путь свой заточен.
            Каждый своё обретает.
            Надо спешить – в печи заалело,
            Пряник давно позолочен,
            А значит – уже поспевает.
Пережитое утром отпускает Корнела, но весел и бодр.
Сцена 1.5
            Всё тот же двор. Но теперь внимание на окна, выходящие туда. В окне – мальчонка, ровесник наказанного Гожо – сын Графа и Графини, юный наследник – Эмос. Чисто одетый, прилизанный по-должному, он с ужасом взирает на расходящихся после трёпки Гожо слуг.
Эмос.
            Боже, какая жестокая трёпка!
            Боже, какой страшный прут!
            Он – вор, но зачем так жестоко?
            Он слуга, но ещё – мой друг.
            Он наказан и хватит того,
            Я должен ему утешение дать.
            Он уже понял – я знаю его,
            Что нельзя воровать.
Освещённый мыслью об утешении слуги и друга, Эмос приободряется. Ужас проходит.
            Сын Бога страданье терпел,
            И нам повторить велел.
            Гожо выпала участь эта,
            Да…так ему и скажу.
            «Участь терпеть, как Он для света,
            Гожо, утешься!» – попрошу.
Эмос в нетерпении. Он верит, что слова его – настоящее утешение.
            Ах, я знаю, что воровать нельзя,
            Но всё же так бить – к чему?
            Что ж, он послушает меня,
            Утешение скажу ему.
            Боже, какой страшный звук,
            И крик. И стыда мгновение…
            Гожо, пусть вор, но мой друг,
            И я ему дам утешение!
С этой мыслью Эмос идёт по коридору.
Сцена 1.6
            Эмос идёт вперёд и нос к носу сталкивается с Гожо. Тот побит, но не выглядит угнетённым или расстроенным – просто взлохмачен и растрёпан.
            Эмос, неожиданно даже для себя вдруг выдаёт совсем не то, что репетировал и что собирался сказать.
Эмос.
            И всё же – зачем ты украл?
            Неужели стоило того –
            Позора всего?
Гожо (очевидно, смущён и растерян упрёком друга).
            Ты сам не знаешь что сказал…
Эмос.
            К чему?! Ведь это пряник лишь!
            Хотел ли? Попроси! К чему
            Тебе и воровать?
Гожо.
            Ты меня не простишь,
            Если я начну объяснять.
            Ты не знаешь меня,
            И жизни моей.
            Я не знаю тебя –
            Мы отблески разных свечей.
Мальчики стоят друг против друга.
Сцена 1.7
            Гожо в печальной насмешке, Эмос в яростно-расстроенных чувствах. В душе самого Эмоса происходит борьба, но длится она недолго. Он решается.
Эмос.
            Ты прав! Равенства нет
            С рождения до смерти.
            Ведёт имя, оно – след,
            Но он не один на свете.
            Ты – слуга, я – господин,
            Ты одиночка, и я один.
            И в этом похожи,
            И этим привычны…
Гожо (он даже вздрагивает от слов Эмоса, в которых ожидал гнева).
            Наша дружба покроется ложью,
            А память вторична.
            И пропасть меж нами
            Уже залегла.
            Мы разными идём путями
            Господин и слуга.
Эмос (запальчиво).
            Стыдись! Как я стыжусь!
            Друга мне дороже нет.
Гожо.
            Не умея молиться – молюсь,
            За ваш правильный след.
Эмос.
            Пропасть ляжет, а мы?
            Неужели позволим пролечь?
Гожо.
            Пропасть есть у света и тьмы,
            Где-то мир, а где-то меч.
Эмос (недолго раздумывает, но его порывы непоколебимы).
            Пропасть меж нами…
            Но почему? Кто в ответе?
Гожо.
            Разница между путями –
            С рождения и до смерти.
            Ты родился в парче и в шелках,
            Радость в семью принеся.
            Тебя рядили в жемчугах,
            Любимое дитя…
Эмос (чуть не плача).
            Ты родился в лачуге, где
            Места нет, света нет,
            Где скамья на земле.
Гожо.
            Таков был мой первый след,
            Среди братьев и сестёр не вдохнуть.
            И я замотан, слабым был,
            От голода сводило маме грудь.
Эмос.
            Пропасть ляжет меж нами.
Гожо.
            Пропасть уже легла.
Эмос.
            Мы разными пойдём путями
Гожо.
            Господин и слуга.
Эмос.
            Но ведь пока нет отчаяния,
            И мы не станем о том.
            Это тоже твой дом!
            И общее у нас молчание.
Сцена 1.8
            Эмос и Гожо стоят друг против друга. У них уже нет уверенности в собствненом положении и молчание – их единственное утешение.
            Гожо что-то хочет сказать, но Эмос возражает.
Эмос.
Молчи! Молчи как я молчу.
            Ты мне сегодня друг,
            И это всего важней.
Гожо (едва-едва улыбаясь).
            Я память сохранить хочу,
            Пока не замкнётся круг
            Обязанностей и страстей.
Эмос.
            Молчи! Уже неважно
            Что будет однажды,
            Какой укор, какое отчаяние…
Гожо.
            Ты друг, клянусь тебе, мой,
            Вечно верь…я с тобой,
            Как спасительное молчание.
Друзья обнимаются. В этом их утешение.
Сцена 1.9
            Кухня Корнела. Повар и кухонные слуги на короткой передышке. Врывается Мосли. Он взбешён ещё утренним происшествием и теперь передышка Корнела ему кажется очередным преступлением.
Мосли (гневно, обрушиваясь).
            Я так и знал!
            За всеми нужен здесь контроль.
            Ты всех пораспускал!
            А я держал железною рукой.
            Развёл здесь вора да лентяя,
            Развёл! Ну, верно говорю,
            Я, за хозяйством поспевая,
            И кухню, что ль, теперь храню?!
Напуганные слуги вскакивают с мест. Но Мосли не реагирует на их движения. Он выскакивает прочь, взбешенный, взмученный собственным характером…Корнел остаётся спокойным.
Сцена 1.10
            После ухода Мосли слуги ещё немного молчат, дожидаясь, чтобы Мосли точно ушёл. Затем среди них поднимается общий ропот, но с тем расчётом, чтобы ропот этот не дошёл до Мосли.
Слуга 1.
            Вот же…чёрствый сухарь!
            Самодур-управитель.
Служанка 1.
            Мальчонку жаль
            А этот-то…что обвинитель!
Корнел усмехается. Слова кажутся ему несправедливыми.
Корнел.
            Если вам жаль юнца,
            Что ж никто не вступился
            Пока я в поте лица
            Его сёк – тем трудился?
            Перед Мосли вы все в тишине,
            Он ушёл, вы: «Сухарь!»
            Только чего ж говорить это мне,
            Мо, он – негодяй?
Заступничество Корнела путает кухонную прислугу.
Слуга 2.
            Ты в адвокаты подался?
            Мосли чёрств – знают все!
Служанка 2.
            Это так! Как бы ты ни старался,
            Он словно муха в молоке.
Корнел.
            Дурни вы! вот и всё!
            Или забыли разом?
            Мосли заступался опять и ещё,
            И пользовался каждым лазом,
            Чтобы кому-то минуту,
            Кому-то и день отдохнуть,
            Кому-то ближе к уюту…
            А кому нищета давит грудь?
            Он же знает всё это!
            Всегда радеет за нас,
            И если бывают моменты,
            То это ведь только сейчас.
            Когда прибавку вымолит нам,
            Когда в труде облегчение…
            Когда отвадит нас от драм,
            Прикроет чьё-то неумение!
Корнел яростно оглядывает кухонных слуг, как бы призывая спорить.
Слуга 1.
            Меня он выручил монетой.
Служанка 1.
            А мне помог убраться пред обедом.
Слуга 2.
            За меня пред графом встал…
Служанка 2.
            А мне и отпуском воздал.
Корнел.
            Вы это помните и знайте,
            Преж чем о нём заговорить!
            И справедливо воздавайте,
            Не смея воду замутить!
Корнел берёт поднос с готовыми уже пряниками и уносит их прочь. Слуги переглядываются.
Слуга 1.
            И всё же…Мосли как отрава.
            Ему так надо всё узнать!
Служанка 1.
            Кто и на что имеет право
            Непременно указать!
Слуга 2.
            Всюду влезть, везде вломиться,
            Сказать о ком-то «негодяй».
Служанка 2.
            Ещё «подлец», «болван», «тупица»,
            Мосли наш в душе сухарь!
Ворча, расходятся по рабочим местам.
Сцена 1.11
            Двор, затем коридоры и холодные стены графского дома. Страдающий Мосли. Он страдает сам с собой.
Мосли.
            Снова это со мной,
            Снова эта напасть!
            Я ведь совсем не плохой,
            Но ярость имеет власть.
            Я тут накричу,
            Там разгневлюсь,
            Но истинно ведь не хочу,
            Я сам гнева боюсь.
            Где крик – там обида,
            Где брань – там раздор.
            Я сам пёс побитый,
            И спокойствия вор.
Слуги, не желая попадаться Мосли на глаза, торопливо исчезают с его глаз, Мосли же бредёт, как ослепший, не замечая их.
            За Корнелом тут нет
            Ни вины, ни проступка.
            Но я гневлюсь, а это не ответ,
            Это чья-то жестокая шутка.
            Я покорный слуга
            С тяжёлой ношей.
            Гневится! Душа слаба,
            Но верьте: я хороший.
            Тут накричу,
            Там заступлюсь.
            Но истинно ведь не хочу,
            Я сам гнева боюсь.
            Там истребую плату,
            А здесь оскорбляю,
            Там ставлю я виноватых,
            А здесь защищаю.
Мосли скорбит. Скорбит о себе.
            Я покорный слуга
            С тяжёлой ношей.
            Гневится! Душа слаба,
            Но верьте: я хороший.
            Верьте мне: я сам не свой,
            Я сам с собой борюсь.
            Я мечтаю обрести покой,
            Но против воли я гневлюсь.
            Я исправлю этот крик,
            Как и те, душа…
Останавливается, сражённый мыслью.
            Гнев жесток и гнев велик,
            В нём и близость вся чужда…
            Корнелу отпуск дам,
            Ничего – найду на смену.
            Ничего, я совладал
            С гневом, и маску надену.
            Я покорный слуга
            С тяжёлой ношей.
            Гневится! Душа слаба,
            Но верьте: я хороший!
            Я всё исправлю, верьте мне!
            Пусть порой гневлюсь.
            Я в гневе этом, как в тюрьме,
            Сейчас пойду и заступлюсь!
            И искуплю последний крик,
            Заслужу прощенье божье!
            Гнев жесток и гнев велик,
            Но я – то ведь хороший!
Охваченный этой мыслью, Мосли бросается в дом, наверх, всё выше и выше, минует комнату Графини, останавливается на мгновение у комнаты Графа, но собирается с духом и входит.
Сцена 1.12
            В комнате Графа самого Графа нет. Зато в его постели – нескрываемая уже Графом от жены любовница – из числа горничных – Дэйна. Она нежится в постели, валяется в спокойствии и миролюбии, явно упивается своим положением.
            Дэйна сначала вздрагивает, затем, увидев, что явился всего лишь Мосли, принимается насмешничать, явно чувствуя свою власт, данную ей Графом. Временно данную. Но Дэйна в иллюзии.
Дэйна.
            Фи! А я-то думаю, гадаю,
            С чего тут начало смердить.
            А это ты, старик!
            Уж сколько лет тебе, не знаю,
            Неужто не устал ты жить?
            Или так к земле привык?
Она смеётся.
            Всё не рассыплешься никак,
            Вся мрачность и не скрыта.
            Ну-ну? Всё дело знаешь?
            Чего ж ты встал, дурак?
            Что стоишь как пёс побитый?
            При госпоже и рта не раскрываешь?..
Мосли улыбается.
Сцена 1.13
            Мосли улыбается. Для него поведение Дэйны – прекрасная возможность хоть как-то утешиться, совершив добрый поступок, в данном случае: отстаивая Графиню, хотя бы  в этом, жалком поединке. Сначала Дэйна улыбается, слушая Мосли, но затем улыбка покидает её, на лице проступают уродливые красные пятна…
Мосли.
            Ты права, Дэйна, я
            Старик! На пятнадцать лет обошёл тебя.
            Но наш господин
            Меня на семь лет обошёл.
            Ну что ж? Не за то он любим?
            Не за титул? Не за дом?
            Ты, девочка, не думай о себе,
            Что ты здесь всех умней.
            Не думай, что юность вечна.
            Граф останется при жене,
            Я видал таких, и даже наглей,
            И с ним ты пока, как все они, беспечна.
Дэйна кутается в одеяла, словно те могут её защитить, её явно бьёт дрожь – Мосли затрагивает те её мысли, от которых сама Дэйна бежала.
            Служивка ты, хоть горничной зовёшься.
            Мы все знаем суть твою.
            И путь проведали давно.
            Коль рыпнешься – сорвёшься!
            Внимай, ведь я не повторю,
            Ты, наглёвочка, ничто.
            Таких как ты и даже краше
            Я не одну здесь повидал.
            И не одну ещё узнал…
            Но пьёте вы из единой чаши,
            Он вас забыл пока перебирал…
            Он не расстанется с женою,
            Хотя её он предавал.
            Поразвлечётся он с тобою,
            А дальше…вещь! Ему ты не нужна.
            Погонит прочь, как экипаж продаст,
            А здесь останется жена,
            Таков уж росчерк и весь сказ!
Мосли упивается сам своими словами. Ему кажется, что он даже совершает хороший поступок по отношению к самой Дэйне, не только к Графине, четсь которой пытается отстоять.
            Молчала б ты, не знала бед,
            Молчала б, глупое дитя!
            Не первая ты, и не последняя, о, нет!
            И спальня эта не твоя.
            Их брак пред небом заключён,
            Сошлись два рода, капитала,
            И тем построен этот дом,
            А ты хоть что-то представляла?
Дэйна чуть не плачет. Одновременно с этим – бесится. Ей явно хочется устроить скандал, только не Мосли – тот слишком жесток, но Графу, который пока ещё в неё влюблён и, очевидно, пока ещё в её власти. Хоть немного.
            Веди себя ты, Дэйна, лучше,
            И может свой кусок получишь,
            А госпожа чиста, честна – она
            Терпеливая жена.
            И ей одной служу я так,
            Как никому и не служил.
            С тем откланиваюсь, я не ваш дурак,
            А биться с нею…нет, тебе не хватит сил!
Мосли, довольный собою, уходит. Дэйна плачет. Мосли спокоен, он утешил свою совесть заступничеством за Графиню и попыткой спасти Дэйну от очевидной участи.
Сцена 1.14
            Мосли скитается по коридорам поместья, но на этот раз он уже счастливее и спокойнее.
Мосли.
            Бедная графиня! За вас
            Я посмел, отомстил!
            Сколько Дэйн уже было…
            В несчастный для дома час,
            Как хватает у вас сил?
            Как вмещаете вы столько мира?..
            Они одинаковы, они похожи,
            Они глупы и их легко меняют.
            Они блестят и думают, что кожа
            Юная и вечная…а истины не знают!
            На ваше место им не стать,
            И графиней им не зваться,
            Какого бы блага им не вменяли,
            Все же придётся упасть,
            И с домом этим расстаться,
            Но вы, Графиня, как прождали?..
            Как вмещает сердце ваше
            Всех этих Дэйн и глупых дев,
            И все неверности супруга?..
Мосли останавливается, спохватываясь в своих мыслях.
            Но вы не показали гнев,
            Не обнажили муку.
            Я вами горжусь как слуга,
            Как пёс хозяином гордится,
            Молюсь, чтоб у вас хватило сил,
            Вы – Графиня, всей душой светла,
            И пусть к душе не подступится,
            За вас сегодня отомстил!
Мосли вспоминает о своих обязанностях, и снова – мрачный и жестокий идёт вниз, в столовую.
Сцена 1.15
            Столовая. Мосли прислуживает. За столом Граф, Графиня. Место сына – Эмоса – не тронуто, тарелки стоят, дымятся.
            Граф мрачен. Очевидно – Дэйна устроила ему сцену после визита Мосли. Графиня улыбается, пытаясь создать иллюзию семейного счастья.
Графиня.
            Вы прежнего мрачней, мой друг,
            Что случилось? Что легло?
            Какая из путанных мук
            Вас оплела?
Граф (очень мрачно и недовольно).
            Всё хорошо.
Графиня.
            Что ж, как угодно вам будет,
            Знайте только – я не враг.
            И не вхожу в сословье судей,
            Я не тревожу…
Граф.
            Я и сам не дурак!
            Что же лезет вы,
            Святую изображая?
            Ваши чувства пусты,
            А пропасть давно между нами!
Мосли с неодобрением поглядывает на Грфа – поведение хозяина ему не нравится, он на стороне Графини. Графиня, однако, сохраняет лицо, хотя видно, что она готова расплакаться.
Графиня.
            Это грубо, но что же
            Не думайте вы, что я слепа.
            Есть суд справедливый – божий,
            Я перед ним слаба.
            Я знаю…
Граф слегка вздрагивает, но смотрит с прежней мрачностью.
            Про Дэйну и тех,
            Что с вами плелись до неё.
            Но сплетен не надо – грех
            Поступать на их вороньё!
            Я знаю, всё вижу и знаю,
            И много просила хоть сделать вид…
            Я скандалить не буду и умоляю,
            Пусть ваш грех будет скрыт!
Граф слушает с каким-то отвращением.
            Вам ни к чему,
            Мне тоже..
            Споры – один к одному,
            Пересудов безбожье.
            Таите тайну свою!
            Ото всех, от меня,
            Сделайте вид, молю,
            Что мы – семья.
            Знаю сама:
            Сошлись капиталы, а не любовь,
            Но вы муж, я – жена,
            А в сердце обида вновь.
            Таите тайну!
            От себя, от меня,
            Пусть всё случайно,
            Пусть мы – семья.
Сцена 1.16
            Граф слушает всё с тем же презрением, наконец, его прорывает. Он в бешенстве отшвыривает приборы, и Мосли тихой тенью подбирает их, прислушиваясь с ужасом к словам Графа.
Граф.
            Снова ты в благородство играешь!
            Снова ты говоришь об одном.
            Слёзы в душе ты скрываешь,
            Как будто не видит их дом!
            Как будто их нельзя понять,
            И даже слугам рассмотреть.
            Лучше б ты научилась кричать,
            Знаешь, я не могу тебя терпеть!
Мосли замирает, Графиня тоже.
            За твой холод!
            За твою немоту!
            Ты молода, и я ещё молод,
            Нас поженили, скроив пустоту.
            Ты мне не нужна,
            И я тебе не нужен.
            Ты верная жена,
            Я неверностью простужен.
            Я подлец, а ты – святая,
            Не умеешь гневно смотреть.
            Я не нужен. И ты не нужна.
            За это тебя не могу терпеть!
            У нас есть сын,
            У нас и дом, и имя,
            Но нету сил,
            А в семье – пустыня.
Граф видит оцепенение Графини и заканчивает уже тише.
            Я думал – сумею, смогу,
            Надо беречь кровь и капитал.
            Но лучше б твою немоту
            Скандал б разорвал!
            Знаешь, сносить тебя,
            Такую святость! – как тлеть.
            И я ненавижу себя,
            И не могу терпеть.
Граф замолкает. Мосли и Графиня держатся в тишине. Графиня молчит, бледнеет, собираясь с силами, но не плачет, Мосли смотрит на неё с жалостью.
Сцена 1.17
            Граф успокаивается. В нём вина.
Граф.
            Скажи хоть слово,
            Не молчи.
            Молчание – оковы,
            Заплачь иль закричи?..
Графиня кивает, поднимается.
Графиня.
            Сказать? Скажу.
            Мосли, я вас прошу…
Граф в недоумении, Мосли подскакивает к ней в изумлении.
            Повару передать мои
            Благодарности – пряники легки,
            Они славно удались ему.
            Мосли, скажете?
Мосли (глухим голосом, глядя на ошалевшего Графа).
            Да, госпожа, скажу.
Графиня улыбается и выходит из комнаты. Каждый шаг даётся ей трудно, но она не позволяет себе скандала.
Сцена 1.18
            Графиня выходит во двор, жестом велев закладывать коляску. Граф наблюдает за ней из окна. Мосли нагоняет Графиню. Она смотрит на него со спокойным удивлением.
Мосли.
            Госпожа! Простите,
            Это всё я.
            Мне было обидно за вас.
            Вы поймите:
            Злой язык у меня,
            И Дэйна в недобрый час…
Осекается. Спохватывается. Начинает опять.
            Госпожа, все слова его
            Злые, и вы
            Их не заслужили совсем.
            Не верьте! Они – ничто!
            Они – пусты.
            Моя вина, язык – мой плен…
Сцена 1.19
            Графиня всё знает. Она знает и про Дэйну, и догадывается про то, что злость её супруга вызвана сценой, которую Дэйна закатила, и теперь она понимает и причину этой сцены от Дэйны, но в ней нет ярости по отношению к Мосли. Она спешит утешить его.
Графиня.
            О, Мосли!  Милый мой,
            Ступай спокойно –
            Пусть будет Бог с тобой.
            Никогда на себя не бери
            Того, что желаешь невольно.
            О, Мосли, пойми:
            Не будет счастья тут никогда.
            Все мои капиталы да его дома,
            Титулы: его да мой.
            Мосли, прошу, ступай,
            Пусть будет Бог с тобой.
            Корнелу благодарность передай…
            Пряники на славу удались.
            Всё остальное – жизнь.
Она уезжает, оставляя Мосли со словами своего утешения.
Сцена 1.20
            Дом Софии – сестры Графини. Графиня, на себя не похожая, униженная, сломленная очередной жестокостью мужа, рыдает в кресле. София хлопочет вокруг неё, она решительна, бледна, яростна.
Графиня.
            Спасибо тебе, София, за то,
            Что приняла меня.
            Мне было прийти нелегко…
София.
            Брось! Ты и я
            Кровь одна, дух един,
            Он скреплён родством,
            Что случилось?..
Графиня.
            Нет больше сил
            Дом беречь, он пуст – тот дом,
            У сына свои заботы, хотя
            Он ещё мал, ещё он дитя.
            А муж ненавидит меня,
            О том мне сказал,
            Сказал, что жалеет, что я
            Не умею ни в крик, ни в скандал.
Софья усмехается, но Графиня этого не замечает.
            Сказал, что дом ему клеть,
            И что меня он не может терпеть.
София.
            Нахал!
Графиня (будто не слышит её).
            Я знаю – были молоды мы,
            Я знаю, нас влёк капитал.
            Вели родителей умы…
София.
            Все мужчины себе на уме.
Графиня.
            Нет, я вижу ведь по твоей семье.
София улыбается, но не возражает.
            Твой супруг
            С тобой нежен и мил.
София.
            Да, он прежде мне друг,
            А потом… но много сил
            И мне отдать пришлось,
            Чтобы у нас сошлось.
            Впрочем, чего уж теперь?
            На каждого зверя есть зверь!
            Запомни одно:
            Никто не посмеет, никто!
            Тебя оскорбить.
            А сейчас, и не стоит просить!
            Я скажу тебе одно:
            Всё налажу! Я точно знаю о том…
Графиня успокаивается. Она за тем и приехала сюда – за утешением. София, которая может справиться там, где не может она – и есть то самое утешение.
Сцена 1.21
            София мечется ещё по комнате, затем берёт себя в руки, что-то придумывает. Обращается к сестре, успокаивает.
София.
            Милая сестра, ступай домой,
            Всё наладится. Я обещаю!
            Он будет нежнее с тобой…
Графиня.
            Что задумала ты? Умоляю…
София.
            Ступай домой, дорогая сестра,
            Нельзя горю позволить тлеть,
            Погаси все отблески костра,
            Иначе в гневе – смерть.
            Ступай домой и жди,
            Всё будет иначе, пусть без любви.
            Но и без неё можно жить,
            Если семье служить,
            Ступай домой, дорогая,
            Иначе всё будет, я обещаю.
Обнимает сестру, провожает.
Графиня.
            Ты – София, в утешение мне!
            Видимо, Богом дана.
София.
            Ступай, и живи в новом дне,
            Где будут хотя бы осколки тепла.
Сёстры прощаются. Графиня, получив утешение, спешит домой. София идёт к мужу – Советнику.
Сцена 1.22
            Советник мирно и с любопытством наблюдает за метанием по кабинету своей жены – Софии. Софию трясёт от гнева.
София.
            Он негодяй! При живой жене!
            Чувств её не жалея…
            О, попался б он мне!
            Я отдала б его всем змеям!
            Сестра моя слаба,
            Сестра моя не я.
            Она хорошая жена…
Вдруг останавливается, глядя на мужа.
            Помоги ей…от меня.
Советник.
            Что я могу?
            Она его жена.
София.
            Ты короля советник! А он ищет ход ко двору,
            Намекни ему, что есть дела,
            Честь и брак, и ему бы терпеть…
            А что не по нраву – отнимет смерть.
            Что он не смеет обижать
            Моей сестры!
            Защити её! кого мне умолять?!
Советник раздумывает. Предложение ему не очень нравится, но София явно нуждается в успокоении и он не отказывает ей.
Советник.
            Хорошо, если хочешь ты.
            Я припугну его,
            Заклеймлю, но…
            Это не любовь их дому.
София.
            А что ей любовь? Честь дороже!
            Он её оскорбил, а сам? Ничтожен!
            Он не поймёт по-другому.
Сцена 1.23
            Советник ещё раздумывает, затем решается, поднимается навстречу Софии.
Советник.
            Я обещаю тебе,
            Что на него повлияю.
            Можешь сказать сестре,
            Я слов не бросаю.
            Не любовь, но холода мир
            В дом их придёт.
            Король святость брака чтит, и,
            Меня, коль узнает, поймёт.
Он находит очевидную выгоду для себя и это нахождение служит уже ему утешением в том, что София от него просит.
            Это будет шантаж, угроза,
            Но сестре передай:
            Она не будет лить слёзы,
            За меня о том обещай.
            Я скажу ему о чести и слезах,
            Скажу, что королю я донесу.
            Он трус, потеряется в словах,
            Я знаю – напугать могу.
            Он затрясётся
            И в дом вернётся.
            Но любви там не будет.
София (успокоившись, льнёт к нему).
            И пусть! И ладно,
            Не мы им судьи.
            Но честь знать надо,
            Моя сестра рыдать устала…
Советник.
            Ну что ж, скажи, что наладится ныне,
            Что не будет рыдать как рыдала,
            Но знай: её дом – пустыня.
На том и договариваются.
Сцена 1.24
            Поместье Графа. Его покои. Сам Граф взбешён. Он мечется по комнате, бесится, то подходит к столу, то отходит от него к окну, то ищет какого-то ругательства, то сам себя обрывает. Вид у него взлохмаченный…
Граф.
            Низость! Подлость! Отрава!
            Как смел угрожать он мне?
            Сестра…о да, нашла управу,
            Что забыла она в моей семье?
            Что ей-то неймётся?
            Что ей-то за дело?
            Лучше мужем своим пусть займётся,
            Если за мною следить посмела!
Не находит себе места.
            Низость! Гадство! Подлог!
            Этот Советник решил что он бог!
            Он мне велел жить с женой,
            И брак хранить перед светом.
            Да кто он, скажите, такой,
            Чтобы призвал меня бы к ответу?
            Советник короля…
            далась тебе моя семья?
            Что лезешь ты ко мне,
            К моей семье?
            Что любовницы тебе мои и жена,
            Что тебе… ах да, твоей же сестра!
            Какая низость, какой подлог,
            Этот советник решил, что он бог!
            А эта…
Смеётся. Смех его бешеный, злой.
            Эта тоже хороша!
            С виду смирная жена,
            Но нет – и жалоба идёт,
            На сто кругов и настаёт…
            Он отвёл меня прочь от толпы,
            Сказал, что по порученью жены,
            Сказал, что я нарываюсь на гнев
            короля…что я падок на дев.
            Сказал! Сказал, что надо смириться,
            Что надо таиться,
            Что надо жену уважать
            И скрываться, скрывать!
Мечется в бешенстве.
            Какая низость! Какой подлог,
            Этот советник решил, что он бог!
            Что он может мне диктовать,
            Как мне жить и кого уважать…
            Что ж, он может, и власть дана,
            Но она всё же моя жена,
            И ему не страшить меня,
            Ведь это…моя семья!
Страшная ярость становится ему маской. Он перестаёт метаться, останавливается, на лице его проступает страх. Всё-таки спорить сразу и открыто он не посмеет.
            Надо мне затаиться,
            Прежде чем на что-то решиться.
            Да, придётся, но какой подлец!
            Этот гнусный советник сердец!
Ярость переходит в опасное спокойствие. Ему хочется выплеснуть свой гнев, и тем перейти в трусость, в смирение перед словами Советника. Словно по заказу, открывается дверь, на пороге его сын – Эмос.
Сцена 1.25
            Эмос появляется невовремя. Его появление – это повод выплеснуть свой гнев, достичь утешения через ярость для Графа. Он вспоминает, что это ЕЁ сын, забывая, что это и ЕГО ребёнок.
Граф.
            А…это ты, я тебя не признал,
            С бродягою спутал сперва.
Эмос.
            Отец, прости, я…
Граф.
            Я слова тебе не давал,
            Да и что мне твои слова?
            Не новы они для меня!
Граф приближается к сыну, придирчиво оглядывает его – молчащего, ошеломлённого.
            Как ты на неё похож!
            И как при этом похож на меня.
            Если б только не этот вид…
            Все слова твои тоже ложь,
            Ложь эта жизнь моя.
Эмос.
Отец, сегодня мой друг был бит,
За то, что пытался украсть…
Но он хороший, поверь!
Граф.
Друг? Снова тот служок?
Моё слово тебе не власть!
Так немедленно выйди за дверь!
Помнится, я тебе, сынок,
Запрещал его другом звать,
Запрещал общаться и с ним играть…
Эмос.
Он хороший, отец!
Не виновен же он в том,
Не виновен наконец,
Что его от рождения дом…
Граф.
Ты такой же как она!
Добродетель! О, дела
Твои, Господни, тяжелы…
Мой сын – разочарование!
Водится с бродягой, и слова его пусты,
Он во главу угла поставил сострадание
К нему, к служаке, не к отцу!
И на отца он наплевал.
Эмос (уже в слезах)
            Отец!
Граф.
Молчи, покуда говорю,
Я слова тебе не давал.
Ты такой же как она,
Ты такой же! Но бродяжки вид,
Граф ли ты? И чья вина,
О боже, что за стыд!
Растрепан волос,
В глазах твоих слеза…
В словах – заступка за слугу.
Ну что за вид? Ну что за голос,
Дрожит, как у раба,
Я поверить уже не могу,
Что ты мой сын –
Дома сего господин,
Что ты хоть в чём-то похож на меня…
Эмос.
            Отец! Но я…
Граф.
Уйди, пока я другого тебе не сказал.
Уйди, пока я сына в тебе не признал.
Эмос в слезах убегает. Отец до того никогда не был с ним так жесток. Эмос не знает такого отношения к себе.
Сцена 1.26
            Эмос плачет в коридорах – холодных, неприветливых. У него непонимание, он потерян. И ещё – нуждается в утешении, которое находит в неожиданном для себя источнике.
Эмос.
Отец, за что? За что?
Что я сделал? Что совершил?
Я не такой как ты бы хотел, но
Я же твой сын!
Зачем ты так говоришь со мной?
Зачем ты мне такие слова сказал?
Чем я тебе неугоден? Чем я не такой,
За что ты меня так обругал?..
Слезы растерянности сменяются новым чувством. В этом чувстве странное, болезненное утешение.
Ненавидишь меня? сына во мне
Ты не видишь ещё? Ну что ж…
Пусть будет так! я научусь – в семье
Быть совсем ни на кого не похож.
Я научусь…и тебе будет больно,
И ты увидишь, как ошибался теперь.
Ты увидишь, и будет довольно
Закрыть перед тобой своего сердца дверь.
Ты не знаешь во мне сына,
Тогда я в тебе не знаю отца!
Я отрекаюсь от любви – постижимо,
И будет так до моего конца.
Я отрекаюсь, теперь я тебя
Как отца не вижу, не слышу.
Если ты так сказал про меня,
То я теперь тебя ненавижу…
Из-за поворота появляется неожиданно Гожо. Вид у него уже счастливый, он явно забыл о недавнем происшествии. В руках у него кусочек пряника – всё-таки дорвался. Видя Эмоса в таком состоянии, Гожо останавливается в изумлении. Эмос смотрит на него со слезами и надеждой. Гожо всё быстро понимает.
Сцена 1.27
            Гожо понимает, что его друг нуждается в утешении, но в утешении действием… он раздумывает.
Гожо.
Спросить что случилось или не надо?
Больно ль тебе говорить о том?
Эмос.
Я сам не понял – правда,
Но мне противен и отец, и дом.
Гожо.
Люди в гневе часто бывают злы,
Возможно, ты чего-то не знаешь.
Он пожалеет и сам о том.
Эмос.
            Пусть! Но слова его черны,
            Ты даже не представляешь…
Спохватывается.
            Пожалеет? Я бы хотел поквитаться с отцом!
Гожо в изумлении.
Гожо.
            Поквитаться? Да мстил ль ты когда?
Эмос.
            Нет, но… я не могу смириться.
            Хочу, чтобы его досада взяла,
            Хочу, чтоб он стал браниться.
            Хочу, чтоб он ничего поделать не мог,
            Понял, что не отец он, не бог,
            Что б что-то стало известно ему,
            Я сейчас его ненавижу…
Гожо.
            Мне спросить почему?
Эмос мотает головой. Гожо раздумывает. Состояние Эмоса ему не нравится, и не нравятся слова. Он понимает – надо отвлечь его на что-то, на какую-то маленькую месть, которая успокоит Эмоса. Надо отвлечь, дать ему это утешение действием, иначе он сделает что-то своё, более дурное.
            Ну что ж… давай подумаем что
            Разозлит его?
Эмос растерян. Он не представляет.
            Давай-ка…вот что сделаем мы.
            Сейчас коридоры пока пусты.
            Мы с тобой вдвоём
            Через них пойдём,
            На кухню – там ваш повар, Корнел
            Пряники готовит к утру.
Эмос не понимает.
            Вот! Мы с тобой наделаем дел,
            Появимся, я его отвлечь смогу,
            А ты один…нет, сразу целый таз
            Бери и беги, беги в тот же час.
            Твой отец узнает о том,
            И зол будет, ещё бы сын и вор!
Эмос смеётся, видимо, представив ярость отца.
Гожо.
            Наказать тебя они не посмеют.
            Но отцу твоему донесут.
            И что же? Будет вершить он суд
            За пряников таз? Не верю!
Эмос.
            Пойдём! Он получит! Он получит сполна!
            Гожо, ты не просто мой друг! Ты – голова!
Утешившийся Эмос бежит по коридору. Гожо ещё мгновение смотрит ему вслед, затем срывается за ним. Мальчики смеются, скрываясь в коридорах.
КОНЕЦ
 


               
 
Рейтинг: 0 67 просмотров
Комментарии (0)

Нет комментариев. Ваш будет первым!