Тысяча вторая ночь

12 ноября 2020 - Вадим Ионов

Он сидел за столом и смотрел в окно. За стеклом стылый ноябрьский ветер срывал последние листья с ослабевших деревьев и, кружа, нёс их вдоль окоченелой улицы. Деревенька ещё не спала. Кое-где среди темени светились окна – квадраты призрачного тепла во вселенной мрака и холода. Он слегка поёжился, представив заблудившегося сейчас в лесу человека.
Но в печке потрескивали дрова, и в доме уже обжилось спокойствие предзимней неторопливой лени.

Рыжий кот, сомлев и не чувствуя никакого подвоха или опасности, дремал рядом, вверх беспечным пуховым брюхом. На столе лежали несколько листов писчей бумаги и пара карандашей. Справа же у окна стояла старая лампа – существо из прошлого века. Она напоминала ему древнюю старушенцию с тонкой гофрированной шеей, голова которой была покрыта грязно-зелёным капором. В затылке у «старушенции» торчала кнопка выключателя, при нажатии на которую существо либо просыпалось, и будто суетясь, бормотало: «Ага-ага… Я здесь, я здесь…», - или же погружалось в глубокий летаргический сон.

Он любил это неказистое творение ширпотребовского дизайна. С этим светилом ему было уютно, а иногда даже казалось, будто бы она излучает тихие светлые мысли, которые он потом смаковал в своих сказках. Вот и сегодня, в этот промозглый вечер, он дописывал в круге мягкого света свою новую историю – о дружбе, и не совсем дружбе, .. о конопатом герое и припортфельной нечисти, .. о долгой и вечно сомневающейся вере в добро, и обворожительной улыбке священного нильского крокодила.

Если же кто-то думает, что сказки - дело плёвое (ну не шпалы же ворочать), то он совсем не прав. Попробуй-ка, подумай на трёх страничках и за жрецов, и за конопатого влюблённого, а то и за цветик-семицветик. Погуляй часов пять с крючконосым Тотом и четырьмя десятками разбойников по заповедным лесам трёх медведей! И так чтоб без Маши,..да и без каши…

Сказка у него сегодня нарисовалась маленькая и кругленькая, как сдобная булочка. Оставалось лишь дописать пару ничего не значащих строк – кто, где был, что пил, и почему застряло в усах. Он отложил карандаш и снова посмотрел в окно. Ветер, выхватываемый одиноким уличным фонарём, съев последние листья, принялся за худые чёрные ветки берёз и тополей. Он немного попечалился, гладя по пузу обнаглевшего кота. И вдруг почувствовал, как на него грузным затхлым мешком наваливается усталость, тревожа в нём брезгливое ощущение жизненной неустроенности: «А кто же ты сам - то, мил друг? Сказочник ли? Или же.... »

Ветер тем временем развернулся и навалился на окно. И тут, усталая капризная «старуха», без всякого давления на затылок, своевольно взбрыкнув, впала в спячку. Он упал в кромешную темень, и подумал: «Опять где-то перехлестнуло провода». Затем встал и поставил на стол керосиновую сестрицу уснувшей бездельницы. Но у той в утробе оказалось полное нищенство огнетворной жидкости, и она еле-еле боролась за рождённый огонёк.

Он подумал: «Вот и наступила тысяча вторая ночь перебродивших невесёлых сказок….» Однако на вопрос о самом себе хочешь - не хочешь, а надо было отвечать, потому как без ответа, тот мог надолго застрять в мозгах, и от него потом не будет никакого спасу.

Он погладил рыжего счастливчика, и сказал: «Ну, ты-то у нас, конечно же, любимый и беспечный Алладин!.. А я?» Тут он посмотрел на тлеющий фитиль, и, наклонившись к острому пушистому уху, тихо-тихо прошептал: «А я… А я, как не крути… обречённый Раб лампы…»

Регистрационный номер №0483504

от 12 ноября 2020

[Скрыть] Регистрационный номер 0483504 выдан для произведения: Он сидел за столом и смотрел в окно. За стеклом стылый ноябрьский ветер срывал последние листья с ослабевших деревьев и, кружа, нёс их вдоль окоченелой улицы. Деревенька ещё не спала. Кое-где среди темени светились окна – квадраты призрачного тепла во вселенной мрака и холода. Он слегка поёжился, представив заблудившегося сейчас в лесу человека.
Но в печке потрескивали дрова, и в доме уже обжилось спокойствие предзимней неторопливой лени.

Рыжий кот, сомлев и не чувствуя никакого подвоха или опасности, дремал рядом, вверх беспечным пуховым брюхом. На столе лежали несколько листов писчей бумаги и пара карандашей. Справа же у окна стояла старая лампа – существо из прошлого века. Она напоминала ему древнюю старушенцию с тонкой гофрированной шеей, голова которой была покрыта грязно-зелёным капором. В затылке у «старушенции» торчала кнопка выключателя, при нажатии на которую существо либо просыпалось, и будто суетясь, бормотало: «Ага-ага… Я здесь, я здесь…», - или же погружалось в глубокий летаргический сон.

Он любил это неказистое творение ширпотребовского дизайна. С этим светилом ему было уютно, а иногда даже казалось, будто бы она излучает тихие светлые мысли, которые он потом смаковал в своих сказках. Вот и сегодня, в этот промозглый вечер, он дописывал в круге мягкого света свою новую историю – о дружбе, и не совсем дружбе, .. о конопатом герое и припортфельной нечисти, .. о долгой и вечно сомневающейся вере в добро, и обворожительной улыбке священного нильского крокодила.

Если же кто-то думает, что сказки - дело плёвое (ну не шпалы же ворочать), то он совсем не прав. Попробуй-ка, подумай на трёх страничках и за жрецов, и за конопатого влюблённого, а то и за цветик-семицветик. Погуляй часов пять с крючконосым Тотом и четырьмя десятками разбойников по заповедным лесам трёх медведей! И так чтоб без Маши,..да и без каши…

Сказка у него сегодня нарисовалась маленькая и кругленькая, как сдобная булочка. Оставалось лишь дописать пару ничего не значащих строк – кто, где был, что пил, и почему застряло в усах. Он отложил карандаш и снова посмотрел в окно. Ветер, выхватываемый одиноким уличным фонарём, съев последние листья, принялся за худые чёрные ветки берёз и тополей. Он немного попечалился, гладя по пузу обнаглевшего кота. И вдруг почувствовал, как на него грузным затхлым мешком наваливается усталость, тревожа в нём брезгливое ощущение жизненной неустроенности: «А кто же ты сам - то, мил друг? Сказочник ли? Или же.... »

Ветер тем временем развернулся и навалился на окно. И тут, усталая капризная «старуха», без всякого давления на затылок, своевольно взбрыкнув, впала в спячку. Он упал в кромешную темень, и подумал: «Опять где-то перехлестнуло провода». Затем встал и поставил на стол керосиновую сестрицу уснувшей бездельницы. Но у той в утробе оказалось полное нищенство огнетворной жидкости, и она еле-еле боролась за рождённый огонёк.

Он подумал: «Вот и наступила тысяча вторая ночь перебродивших невесёлых сказок….» Однако на вопрос о самом себе хочешь - не хочешь, а надо было отвечать, потому как без ответа, тот мог надолго застрять в мозгах, и от него потом не будет никакого спасу.

Он погладил рыжего счастливчика, и сказал: «Ну, ты-то у нас, конечно же, любимый и беспечный Алладин!.. А я?» Тут он посмотрел на тлеющий фитиль, и, наклонившись к острому пушистому уху, тихо-тихо прошептал: «А я… А я, как не крути… обречённый Раб лампы…»

Про мышь и уголок

Покаяние

Рейтинг: +17 232 просмотра

Кому понравилось произведение? >>

Комментарии (12)