Самоволка

16 апреля 2023 - Василий Мищенко

1

         Отличник боевой и политической подготовки, гвардии сержант Гоша Кушкин тёмной августовской ночью отправился в самоволку. Совершить сей неблаговидный и строго наказуемый поступок вынудила очень весомая и убедительная, как кулак прапора Сидорова, причина. Этой причиной являлась ОНА. Ксения, Ксюша, а точнее, хирург больницы городка Андреаполь (не путать с турецким Адрианополем), Ксения Сергеевна, полторы недели назад оперировавшая Гошу и удалившая из него бесполезный по мнению учёного И.Мечникова червеобразный отросток, аппендикс. Вместе с аппендиксом Кушкин потерял покой и сон, но обрёл новое, ранее неведомое чувство. Ночами, ворочаясь на скрипучей койке в палате гарнизонной медсанчасти, он в своих грёзах приближался к таким сокровенным подробностям, что сердце колотилось в груди, ухало вниз и сладостно там замирало. Гоша поделился своей тайной с сослуживцем и соседом по палате ефрейтором Лункаускасом, и тот посоветовал сержанту действовать решительно, смело и виртуозно. А короче, пойти в городскую больницу и признаться доктору в любви. Литовец, между прочим, ходил в самоволку почти каждую ночь, тайно встречаясь с дочерью начштаба подполковника Павленко. Сказано - сделано. После полуночи бойцы проникли в рентген-кабинет, располагавшийся на первом этаже. Кушкин надел висевшую в шкафу парадную форму недавно прибывшего в гарнизон заместителя начальника санчасти лейтенанта Савчаева, которой уже неоднократно пользовался ефрейтор Лункаускас. Затем вылез в окно и пошёл по тропинке, проторенной ногами многих поколений солдатиков к дырке в заборе.
- Ни пуха, - громким шёпотом, напутствовал Гошу литовец.
- К чёрту, - ответил тот, просовывая голову в дырку.

2

Гоша Кушкин пошёл в армию, можно сказать, добровольно. Хотя мог и не пойти по причине близорукости. На призывной комиссии военком так и сказал, мол, хочешь служить - пойдёшь, не хочешь - не пойдёшь, имеешь полное право. В те времена получить «белый билет» было позорно и унизительно, поэтому Гошик не раздумывал. Однако, военком всё же парня завернул. Доучиваться. Поскольку тот ещё не закончил вечернюю школу. И правильно сделал, ибо имея среднее образование, попал он в элитный ВВС, а не в стройбат, куда был определён после прохождения комиссии. Полгода обучался в ВАШМе - Военно-авиационной школе механиков на юго-западе Москвы, а затем отправился в полк, базировавшийся в Андреаполе на линии первого кольца ПВО.
Служил Гоша уже почти год в технико-эксплуатационной части, сокращённо ТЭЧ, в группе «Радио» по специализации «система наведения на цель» и в солдатской иерархии значился «черпаком». Заключалась его служба в проведении профилактических и ремонтных работ аппаратуры этой самой «системы». Освоился он довольно быстро, дело знал хорошо и даже подал несколько рацпредложений, за что получил кроме денежного вознаграждения, соответствующие свидетельства. Начальство Кушкина ценило, всячески поощряло и даже предлагало остаться на службе прапорщиком. Кроме всего прочего, водил Гоша дружбу с замполитом капитаном Ерофеевым и выполнял его поручения: выпускал к праздникам стенгазеты, боевые листки, рисовал карикатуры на нарушителей Устава и сочинял про них юморные стишки. Были у него и серьёзные стихи. Одно из них даже было опубликовано в газете «На боевом посту». Ещё написал сержант пару песен, которые исполнял в доме офицеров на концертах и танцах, будучи гитаристом гарнизонного вокально-инструментального ансамбля. Дом офицеров находился в городе и, понятное дело, там собирались не только военные но и местная молодёжь. Многие девчонки были влюблены в сержанта, передавали ему записочки, приглашали на свидания.
Личный состав ТЭЧ ходил в наряды нечасто, каждому выпадало попасть в караул пару раз в месяц. В общем-то, не царское это дело, ибо имелись в гарнизоне специально обученные люди из роты охраны. Охраняемыми объектами были три эскадрильи самолётов, склады ракет, боеприпасов и ГСМ, а также посты в штабе у знамени и на «губе» - гарнизонной гауптвахте, но туда, к счастью, Гоша ни разу не попадал. Стоять два часа навытяжку с карабином у правой ноги, конечно, почётно, но тяжеловато. Да и Муза, вряд ли, посетит, ибо там офицеры постоянно шныряют туда-сюда. Скорее всего, проигнорирует Муза и такое неприятное место, как «губа». Самое тягостное время в карауле от двух до четырёх часов ночи. Спать хочется жутко. Кушкин на посту, в отличие от некоторых несознательных бойцов, никогда не спал. Ходил по периметру и сочинял стихи. Уставом это не запрещено, по крайней мере, там об этом ничего не сказано. Никаких эксцессов, обычно, не случалось. Оно и понятно, какому дебилу придёт в голову переться на склад, дабы украсть боевую ракету или ящик с боеприпасами. Хотя однажды Гоша поймал в одном из капониров у самолёта придурка, пытавшегося слить «султыгу» - тормозную жидкость. Её некоторые отморозки пили вместо водки. Задерживать и сдавать он его не стал, просто влепил пенделя и отобрал чайник, который отдал потом прапору Сидорову. Старшина у них был уникальный. Он имел не только пудовые кулаки, но ещё и внешность, трудно отличимую от артиста Савелия Крамарова. Время от времени прапор строил подразделение в казарме и говорил, потрясая кулаком: «Моё кредо: всё в роту, и ничего из роты. Нашёл сломанный стул, ведро, да хоть черенок лопаты - всё неси сюда, в каптёрку. Это понятно, караси?»

3

            В том злосчастном наряде Кушкину выпало охранять склад боеприпасов, располагавшийся в лесу. Заступив на пост в полночь и наблюдая за красавицами - «сушками», стремительно, с оглушительным рёвом взмывавшими в звёздное небо, сержант переполнялся чувством гордости за великую и могучую страну, армию и себя, сопричастного к этому могуществу. Затем полёты закончились, и сразу наступила плотная, какая-то оцепенелая тишина. Приближалось время смены караула, и тут Гоша внезапно почувствовал резкую боль в правом боку. С трудом сдерживая стон, сержант снял с плеча карабин, согнулся пополам, затем лёг на бетонку, подтянув колени к подбородку.
Разводящий караула, подходя со сменой к воротам поста, услышал вместо положенного «Стой, кто идёт?», какие-то странные булькающие звуки. Посветив фонарём, часовые обнаружили сержанта Кушкина, лежавшего под воротами, свернувшись калачиком и крепко прижав к себе карабин.
Забирал Гошу с поста №5 лично начальник медсанчасти капитан Сырцев на своём «Газике». Он же доставил его в городскую больницу и помогал в качестве ассистента делать операцию молоденькой женщине хирургу, у которой это было первое дежурство, а сержант Кушкин оказался первым пациентом. Всё это время боец находился в полуобморочном состоянии от боли и плохо соображал, что происходит и где находится. В какой-то полудрёме он слышал бубнящий голос капитана, который снимал с него брюки, гимнастёрку, сапоги и всё остальное. А потом явилась ОНА. Женщина-ангел с прекрасным лицом, нежными руками и скальпелем. Гоше даже стало легче, когда её нежные пальчики щупали живот, промокали салфеткой лицо, делали укол, и вскоре он отключился.
Затем, то ли во сне, то ли наяву, в операционной появились «деды», а иначе, старослужащие Копытов и Радик Нуртдинов, которых он недавно по заданию замполита карикатурно, с шутками-прибаутками изобразил в стенгазете. У Радика в руке был большой ржавый штык. Копытов прижал голову Кушкина к столу, а злой татарин воткнул штык в бок. Гоша заорал благим матом, и тут откуда ни возьмись рядом оказался замполит Ерофеев.
- Что вы творите, вурдалаки, вы же зарезали великого советского поэта. Кушкин - это наше всё! Кто теперь будет оформлять стенгазеты к праздникам? - капитан принялся хлестать Гошу по щекам, - сержант Кушкин, не смейте умирать!
Гоша с трудом разлепил веки. Перед ним стояла девчушка,    молоденькая, лет восемнадцати, в белом халатике. Из-под шапочки кокетливо выглядывала светлая прядка.
- Как вы, Георгий, шов болит? Я вам лёд принесла. И давайте температуру измерим.
Продолжая щебетать, она ловко приложила свёрток со льдом к боку, ввернула градусник подмышку.
- А вы кто? - Кушкин, отходя от наркоза, соображал туговато.
- Я - медсестра. Алёна. И я вас знаю, мы были на концерте в Доме офицеров. Мне очень нравится, как вы играете и поёте.
Утром Кушкин, осторожно встав с койки, отправился в туалет, хотя дедок, сосед по палате, посоветовал воспользоваться «уткой». Ещё чего! А вдруг войдёт ОНА. И Гоша, тихонечко, мелкими шажками двинулся в другой конец коридора. Спустя сутки он уже гулял в больничном парке и там встретил Ксению и медсестру Алёну. У сержанта перехватило дух, он остановился и стоял, как истукан, глядя на точёную тоненькую фигурку в белом халате.
- Как чувствуете себя, Кушкин? - женщина остановилась, внимательно рассматривая остолбеневшего пациента.
- У нас всё хорошо, Ксения Сергеевна, - затараторила Алёна, - температура в норме, шов не болит, мы уже встаём.
- Мы? Вот как, - врач понимающе взглянула на медсестру, - Ну что же, тогда через пару дней выпишу вас. Будете долечиваться в своей санчасти.
На следующий день, побродив по окрестностям, он набрал полевых цветов и зашёл в ординаторскую.
- Ой, это мне? - обрадовалась Алёна, увидев сержанта с букетиком в руке.
- Ну да... - смутился Гоша, - Вот зашёл попрощаться. А где Ксения Сергеевна?
- В операционной. Я передам, что вы заходили.


4

Страхуясь и петляя по переулкам, дабы не встретиться с патрулём, сержант приближался к зданию больницы. Оставалось пройти всего сотню метров по хорошо освещённой улице, но тут из-за поворота показались четверо патрульных. Гоша юркнул в кусты, упал в траву и затаился. Патрульные не спеша прошли мимо. В этот момент в глубине сквера послышались женские крики. Не раздумывая, боец выскочил на плохо освещённую дорожку и увидел двоих мужиков, пытавшихся затащить женщину в кусты. Схватка была короткой, злодеи ретировались, но один из них ухитрился полоснуть сержанта ножом по запястью.
- Гоша! Это вы? - медсестра Алёна, казалось, была более озадачена не нападением, а тем, что её спасителем оказался именно сержант Кушкин, - А что вы здесь делали, и что это у вас за форма?
- Да это…я, в общем-то, случайно…
      Они вышли на освещённую дорогу, и тут Алёна увидела окровавленную ладонь Гоши. Ловко перевязав рану платочком, она повела сержанта в сторону больницы.
- Кушкин? Что-то вы к нам зачастили, - Ксения Сергеевна уже собиралась отправиться домой, - О-о-у, да вы уже офицер?
- Ксения Сергеевна, Гоша - герой! Тут в парке на меня придурки какие-то напали, и если бы не он…
Спустя полчаса сержант с зашитой и перевязанной раной, в сопровождении медсестры Алёны отправился в гарнизонную медсанчасть. Однако, на этом приключения не закончились. Патрульные задержали самовольщика у знаменитой дырки в заборе и, не взирая на просьбы, увещевания и даже угрозы медсестры, доставили его в комендатуру. Дежурный офицер доложил командиру полка, и тот, не долго думая, приказал отправить нарушителя на гаупвахту.
«Сидельцы» камеры общего содержания несказанно удивились, когда среди ночи к ним заселился «лейтенант» в парадной форме. Но вскоре за «офицером» явился начальник караула. У гауптвахты Кушкина поджидал на «газике» капитан Сырцев. Рядом с водителем сидела Алёна.
- Ну ты наворотил дел, сержант, - капитан яростно крутил баранку, - благодари вон Алёнку и жену мою. Но от «губы» всё одно не отвертишься. Уговорил полковника, что отсидишь свои пять суток как миленький, когда выпишу тебя из санчасти. Надо же, у Савчаева форму украл. Ты чего в больницу попёрся-то? Небось "султыги" выпил? Ну смотри сержант, доиграешься.
Далее начмед, которого частенько привлекали в горбольницу для вскрытия трупов в качестве патологоанатома, принялся рассказывать известную всем байку о том, что из двадцати вскрытых им покойников больше половины были алкоголиками.
- Представь, у нормального человека, - кричал капитан, - мозги, как пластилин. А у алкаша - как раскисшая глина и сивухой воняют. Спивается нация!
- Дядя Рома, я же вам рассказала. Ничего Гоша не пил, он ко мне на свидание шёл, а на меня бандиты напали, они ему руку порезали. Ксения Сергеевна швы наложила, и мы пошли, а потом нас патруль принял, - Алёна тараторила, время от времени оборачиваясь назад, держа в поле зрения Кушкина, сидевшего на заднем сидении и клевавшего носом, - Гоша, не спи. Дядя Рома добрый, и он мой крёстный папа, а Ксения Сергеевна его жена. Это она нас послала, чтобы мы тебя с «губы» изъяли. Ты же раненый и должен находиться в санчасти, а не на «нарах».


5

         Долечившись, сержант Кушкин вернулся в свою роту и прямиком отправился на гауптвахту отбывать наказание, которое наложил на него комполка в виде пяти суток ареста в общей камере. В это же время на «губе» находился и ефрейтор Лункаускас, получивший десять суток «одиночки» за драку с патрулём при задержании. Неуловимого литовца, постоянно ходившего в самоволку на протяжении года, взяли-таки с поличным. Надо сказать, сидел Гоша по-царски. Утром во время развода на работы, к «губе» подъезжал на «газике» капитан Сырцев и вёз сержанта к кому-либо из офицеров ремонтировать теле-радио аппаратуру. Побывал он и у замполита Ерофеева, который встретил его, как родного.
- Спасибо тебе, Гоша. Алёнка мне о тебе все уши прожужжала, какой ты герой и большой молодец. Одни мы с ней. Жена умерла, скоро вот уже пятнадцать лет будет.
- А...Алёна ваша дочь?
- Так точно. Это она и организовала твою отсидку с таким комфортом.
Замполит уехал на аэродром. «Арестант» взялся за не подававшую признаков жизни радиолу «Латвия», но дело не ладилось, он не мог сосредоточиться. В последние дни бойкая и весёлая медсестричка заполнила всё мыслимое и немыслимое пространство в сердце, напрочь вытеснив образ доктора Ксении Сергеевны, так неожиданно и вероломно оказавшейся женой капитана Сырцева. И сейчас, находясь в её чистой и уютной квартире рядом с мебелью и вещами, к которым она прикасалась, Гоша ощущал необычную трепетность, но в то же время покой и умиротворение.
Спустя полгода бойцы из призыва сержанта Кушкина уже начали готовиться к демобилизации, вот-вот должен был выйти приказ министра обороны. Перешивалась и подгонялась парадная форма, добывались всяческие значки и шевроны, оформлялись дембельские альбомы. А в Доме офицеров непрерывно шли репетиции большого концерта в честь Международного женского дня. Восьмого марта зал оказался забит до отказа, люди стояли в проходах и на площадке у здания: концерт транслировался на улицу через громкоговорители.
Когда ведущий объявил знаменитый гарнизонный ВИА «Синее небо», сержант Кушкин, взяв микрофон, сказал:
- Друзья! Мы сегодня исполним много песен для женщин, но эту я хочу посвятить самой чудесной, самой прекрасной девушке на свете. Её зовут Алёна, и она сейчас присутствует в зале.
Зал взорвался аплодисментами. Бас-гитарист прапорщик Курганов громко крикнул: - Текст, музыка и исполнение - гвардии сержант Кушки-и-н!
Алёна сидела в седьмом ряду вместе отцом, доктором Ксенией Сергеевной и капитаном Сырцевым. Но в данный миг она видела и чувствовала одного единственного человека, который стоял у края сцены и пел только для неё.

                           Я с весною навечно повенчан,
                           От любви безоглядно тону,
                           Рядом столько пленительных женщин,
                           Но мне надо одну, лишь одну.
                           И куда-то спешат дни и ночи,
                           Чередуются стужа и зной,
                           Я люблю эту девушку очень,
                           Верю, станет она мне женой.

            Прошло пятнадцать лет. 12 августа, ко Дню авиации, в столицу неожиданно приехал отец Алёны Алексей Львович. Дети, погодки Сашка и Дашка, ещё не вернулись из школы, муж Гоша, обняв тестя, крикнул из прихожей:
- Аля, смотри, кто к нам приехал!
- Папка! - Алёна бросилась к отцу, - что же ты не позвонил, мы бы встретили тебя на вокзале.
- Ладно, ладно, - отмахнулся бывший замполит, доставая из рюкзака бутылку коньяка, - чего меня встречать, пока в состоянии и сам доехать, кормить будешь?
            Пока Алёна накрывала на стол, мужики отправились на балкон перекурить.
- Ну вот, Гоша, пришёл и наш конец, - Алексей Львович глубоко затянулся, - Полк расформировали. Не нужна нам больше авиация, самолёты под пресс, всё продают за три копейки нашим заклятым врагам.
- И чем вы будете заниматься, может быть, к нам переедете?
- Да нет, Гоша. Я почти сорок лет в армии, сперва летал, потом в ТЭЧ служил. Не верю я, что страна может обойтись без военной авиации. Надеюсь, скоро этот морок пройдёт, и мы снова понадобимся. И лётчики, и замполиты. Буду при аэродроме. Хоть сторожем, хоть ВПП подметать.
Вернувшиеся из школы дети, вихрем налетели на деда, он сгрёб их в охапку, целуя макушки.
- Ну и вымахали вы! Я же вас вот такими видел, - Алексей Львович показал рукой, - ровно по метру с кепками.
Потом взрослые поднимали тосты за авиацию, здоровье, детей и всё хорошее. Бывший замполит, немного захмелев и пытаясь сгладить горечь от происходившего в армии и стране бардака, балагурил с детьми, нахваливал бывшего сержанта Гошу, выбравшего его дочь и сделавшего её счастливой. При этом сожалея, что её счастья никогда не увидит мать и его любимая Викуся. Гоша, создавший с нуля процветающую кампанию по ремонту радиоаппаратуры, боготворил жену и ту чрезвычайно экзотическую самоволку. Алёна же за все эти годы так и не попыталась выяснить у мужа, к кому он шёл той памятной ночью. Какая разница, к кому. Ведь пришёл-то он к ней. И это самое главное.

Регистрационный номер №0516363

от 16 апреля 2023

[Скрыть] Регистрационный номер 0516363 выдан для произведения: 1

         Отличник боевой и политической подготовки, гвардии сержант Гоша Кушкин тёмной августовской ночью отправился в самоволку. Совершить сей неблаговидный и строго наказуемый поступок вынудила очень весомая и убедительная, как кулак прапора Сидорова, причина. Этой причиной являлась ОНА. Ксения, Ксюша, а точнее, хирург больницы городка Андреаполь (не путать с турецким Адрианополем), Ксения Сергеевна, полторы недели назад оперировавшая Гошу и удалившая из него бесполезный по мнению учёного И.Мечникова червеобразный отросток, аппендикс. Вместе с аппендиксом Кушкин потерял покой и сон, но обрёл новое, ранее неведомое чувство. Ночами, ворочаясь на скрипучей койке в палате гарнизонной медсанчасти, он в своих грёзах приближался к таким сокровенным подробностям, что сердце колотилось в груди, ухало вниз и сладостно там замирало. Гоша поделился своей тайной с сослуживцем и соседом по палате ефрейтором Лункаускасом, и тот посоветовал сержанту действовать решительно, смело и виртуозно. А короче, пойти в городскую больницу и признаться доктору в любви. Литовец, между прочим, ходил в самоволку почти каждую ночь, тайно встречаясь с дочерью начштаба подполковника Павленко. Сказано - сделано. После полуночи бойцы проникли в рентген-кабинет, располагавшийся на первом этаже. Кушкин надел висевшую в шкафу парадную форму недавно прибывшего в гарнизон заместителя начальника санчасти лейтенанта Савчаева, которой уже неоднократно пользовался ефрейтор Лункаускас. Затем вылез в окно и пошёл по тропинке, проторенной ногами многих поколений солдатиков к дырке в заборе.
         - Ни пуха, - громким шёпотом, напутствовал Гошу литовец.
         - К чёрту, - ответил тот, просовывая голову в дырку.

2

         Гоша Кушкин пошёл в армию, можно сказать, добровольно. Хотя мог и не пойти по причине близорукости. На призывной комиссии военком так и сказал, мол, хочешь служить - пойдёшь, не хочешь - не пойдёшь, имеешь полное право. В те времена получить «белый билет» было позорно и унизительно, поэтому Гошик не раздумывал. Однако, военком всё же парня завернул. Доучиваться. Поскольку тот ещё не закончил вечернюю школу. И правильно сделал, ибо имея среднее образование, попал он в элитный ВВС, а не в стройбат, куда был определён после прохождения комиссии. Полгода обучался в ШМАСе - школе младших авиационных специалистов на юго-западе Москвы, а затем отправился в полк, базировавшийся в Андреаполе на линии первого кольца ПВО.
         Служил Гоша уже почти год в технико-эксплуатационной части, сокращённо ТЭЧ, в группе «Радио» по специализации «система наведения на цель» и в солдатской иерархии значился «черпаком». Заключалась его служба в проведении профилактических и ремонтных работ аппаратуры этой самой «системы». Освоился он довольно быстро, дело знал хорошо и даже подал несколько рацпредложений, за что получил кроме денежного вознаграждения, соответствующие свидетельства. Начальство Кушкина ценило, всячески поощряло и даже предлагало остаться на службе прапорщиком. Кроме всего прочего, водил Гоша дружбу с замполитом капитаном Ерофеевым и выполнял его поручения: выпускал к праздникам стенгазеты, боевые листки, рисовал карикатуры на нарушителей Устава и сочинял про них юморные стишки. Были у него и серьёзные стихи. Одно из них даже было опубликовано в газете «На боевом посту». Ещё написал сержант пару песен, которые исполнял в доме офицеров на концертах и танцах, будучи гитаристом гарнизонного вокально-инструментального ансамбля. Дом офицеров находился в городе и, понятное дело, там собирались не только военные но и местная молодёжь. Многие девчонки были влюблены в сержанта, передавали ему записочки, приглашали на свидания.
         Личный состав ТЭЧ ходил в наряды нечасто, каждому выпадало попасть в караул пару раз в месяц. В общем-то, не царское это дело, ибо имелись в гарнизоне специально обученные люди из роты охраны. Охраняемыми объектами были три эскадрильи самолётов, склады ракет, боеприпасов и ГСМ, а также посты в штабе у знамени и на «губе» - гарнизонной гауптвахте, но туда, к счастью, Гоша ни разу не попадал. Стоять два часа навытяжку с карабином через плечо, конечно, почётно, но тяжеловато. Да и Муза, вряд ли, посетит, ибо там офицеры постоянно шныряют туда-сюда. Скорее всего, проигнорирует Муза и такое неприятное место, как «губа». Самое тягостное время в карауле от двух до четырёх часов ночи. Спать хочется жутко. Кушкин на посту, в отличие от некоторых несознательных бойцов, никогда не спал. Ходил по периметру и сочинял стихи. Уставом это не запрещено, по крайней мере, там об этом ничего не сказано. Никаких эксцессов, обычно, не случалось. Оно и понятно, какому дебилу придёт в голову переться на склад, дабы украсть боевую ракету или ящик с боеприпасами. Хотя однажды Гоша поймал в одном из капониров у самолёта придурка, пытавшегося слить «султыгу» - тормозную жидкость. Её некоторые отморозки пили вместо водки. Задерживать и сдавать он его не стал, просто влепил пенделя и отобрал чайник, который отдал потом прапору Сидорову. Старшина у них был уникальный. Он имел не только пудовые кулаки, но ещё и внешность, трудно отличимую от артиста Савелия Крамарова. Время от времени прапор строил подразделение в казарме и говорил, потрясая кулаком: «Моё кредо: всё в роту, и ничего из роты. Нашёл сломанный стул, ведро, да хоть черенок лопаты - всё неси сюда, в каптёрку. Это понятно, караси?»

3

            В том злосчастном наряде Кушкину выпало охранять склад боеприпасов, располагавшийся в лесу. Заступив на пост в полночь и наблюдая за красавицами - «сушками», стремительно, с оглушительным рёвом взмывавшими в звёздное небо, сержант переполнялся чувством гордости за великую и могучую страну, армию и себя, сопричастного к этому могуществу. Затем полёты закончились, и сразу наступила плотная, какая-то оцепенелая тишина. Приближалось время смены караула, и тут Гоша внезапно почувствовал резкую боль в правом боку. С трудом сдерживая стон, сержант снял с плеча карабин, согнулся пополам, затем лёг на бетонку, подтянув колени к подбородку.
            Разводящий караула, подходя со сменой к воротам поста, услышал вместо положенного «Стой, кто идёт?», какие-то странные булькающие звуки. Посветив фонарём, часовые обнаружили сержанта Кушкина, лежавшего под воротами, свернувшись калачиком и крепко прижав к себе карабин.
            Забирал Гошу с поста №5 лично начальник медсанчасти капитан Сырцев на своём «Газике». Он же доставил его в городскую больницу и помогал в качестве ассистента делать операцию молоденькой женщине хирургу, у которой это было первое дежурство, а сержант Кушкин оказался первым пациентом. Всё это время боец находился в полуобморочном состоянии от боли и плохо соображал, что происходит и где находится. В какой-то полудрёме он слышал бубнящий голос капитана, который снимал с него брюки, гимнастёрку, сапоги и всё остальное. А потом явилась ОНА. Женщина-ангел с прекрасным лицом, нежными руками и скальпелем. Гоше даже стало легче, когда её нежные пальчики щупали живот, промокали салфеткой лицо, делали укол, и вскоре он отключился.
         Затем, то ли во сне, то ли наяву, в операционной появились «деды», то есть старослужащие Копытов и Радик Нуртдинов, которых он недавно по заданию замполита карикатурно, с шутками-прибаутками изобразил в стенгазете. У Радика в руке был большой ржавый штык. Копытов прижал голову Кушкина к столу, а злой татарин воткнул штык в бок. Гоша заорал благим матом, и тут откуда ни возьмись рядом оказался замполит Ерофеев.
         - Что вы творите, вурдалаки, вы же зарезали великого советского поэта. Кушкин - это наше всё! Кто теперь будет оформлять стенгазеты к праздникам? - капитан принялся хлестать Гошу по щекам, - сержант Кушкин, не смейте умирать!
         Гоша с трудом разлепил веки. Перед ним стояла девчушка,    молоденькая, лет восемнадцати, в белом халатике. Из-под шапочки кокетливо выглядывала светлая прядка.
            - Как вы, Георгий, шов болит? Я вам лёд принесла. И давайте температуру измерим.
         Продолжая щебетать, она ловко приложила свёрток со льдом к боку, ввернула градусник подмышку.
            - А вы кто? - Кушкин, отходя от наркоза, соображал туговато.
            - Я - медсестра. Алёна. И я вас знаю, мы были на концерте в Доме офицеров. Мне очень нравится, как вы играете и поёте.
         Утром Кушкин, осторожно встав с койки, отправился в туалет, хотя дедок, сосед по палате, посоветовал воспользоваться «уткой». Ещё чего! А вдруг войдёт ОНА. И Гоша, тихонечко, мелкими шажками двинулся в другой конец коридора. Спустя сутки он уже гулял в больничном парке и там встретил Ксению и медсестру Алёну. У сержанта перехватило дух, он остановился и стоял, как истукан, глядя на точёную тоненькую фигурку в белом халате.
            - Как чувствуете себя, Кушкин? - женщина остановилась, внимательно рассматривая остолбеневшего пациента.
            - У нас всё хорошо, Ксения Сергеевна, - затараторила Алёна, - температура в норме, шов не болит, мы уже встаём.
            - Мы? Вот как, - врач понимающе взглянула на медсестру, - Ну что же, тогда через пару дней выпишу вас. Будете долечиваться в своей санчасти.
         На следующий день, побродив по окрестностям, он набрал полевых цветов и зашёл в ординаторскую.
         - Ой, это мне? - обрадовалась Алёна, увидев сержанта с букетиком в руке.
         - Ну да... - смутился Гоша, - Вот зашёл попрощаться. А где Ксения Сергеевна?
      - В операционной. Я передам, что вы заходили.


4

      Страхуясь и петляя по переулкам, дабы не встретиться с патрулём, сержант приближался к зданию больницы. Оставалось пройти всего сотню метров по хорошо освещённой улице, но тут из-за поворота показались четверо патрульных. Гоша юркнул в кусты, упал в траву и затаился. Патрульные не спеша прошли мимо. В этот момент в глубине сквера послышались женские крики. Не раздумывая, боец выскочил на плохо освещённую дорожку и увидел двоих мужиков, пытавшихся затащить женщину в кусты. Схватка была короткой, злодеи ретировались, но один из них ухитрился полоснуть сержанта ножом по запястью.
      - Гоша! Это вы? - медсестра Алёна, казалось, была более озадачена не нападением, а тем, что её спасителем оказался именно сержант Кушкин, - А что вы здесь делали, и что это у вас за форма?
      - Да это…я, в общем-то, случайно…
      Они вышли на освещённую дорогу, и тут Алёна увидела окровавленную ладонь Гоши. Ловко перевязав рану платочком, она повела сержанта в сторону больницы.
      - Кушкин? Что-то вы к нам зачастили, - Ксения Сергеевна уже собиралась отправиться домой, - О-о-у, да вы уже офицер?
      - Ксения Сергеевна, Гоша - герой! Тут в парке на меня придурки какие-то напали, и если бы не он…
         Спустя полчаса сержант с зашитой и перевязанной раной, в сопровождении медсестры Алёны отправился в гарнизонную медсанчасть. Однако, на этом приключения не закончились. Патрульные задержали самовольщика у знаменитой дырки в заборе и, не взирая на просьбы, увещевания и даже угрозы медсестры, отправили его на гауптвахту. «Сидельцы» камеры общего содержания несказанно удивились, когда среди ночи к ним заселился «лейтенант» в парадной форме. Но вскоре за «офицером» явился начальник караула. У гауптвахты Кушкина поджидал на «газике» капитан Сырцев. Рядом с водителем сидела Алёна.
         - Ну ты наворотил дел, сержант, - капитан яростно крутил баранку, - благодари вон Алёнку и жену мою, но от «губы» всё одно не отвертишься. Вот из санчасти выпишу тебя, и отсидишь свои пять суток как миленький. Надо же, у Савчаева форму украл. Ты чего в больницу попёрся-то? Небось выпил? Ну смотри сержант, доиграешься.
         Далее начмед, которого частенько привлекали в горбольницу для вскрытия трупов в качестве патологоанатома, принялся рассказывать известную всем байку о том, что из двадцати вскрытых им покойников больше половины были алкоголиками.
      - Представь, у нормального человека, - кричал капитан, - мозги, как пластилин. А у алкаша - как раскисшая глина и сивухой воняют. Спивается нация!
      - Дядя Рома, я же вам рассказала. Ничего Гоша не пил, он ко мне на свидание шёл, а на меня бандиты напали, они ему руку порезали. Ксения Сергеевна швы наложила, и мы пошли, а потом нас патруль принял, - Алёна тараторила, время от времени оборачиваясь назад, держа в поле зрения Кушкина, сидевшего на заднем сидении и клевавшего носом, - Гоша, не спи. Дядя Рома добрый, и он мой крёстный папа, а Ксения Сергеевна его жена. Это она нас послала, чтобы мы тебя с «губы» изъяли. Ты же раненый и должен находиться в санчасти, а не на «нарах».


5

         Долечившись, сержант Кушкин вернулся в свою роту и прямиком отправился на гауптвахту отбывать наказание, которое наложил на него комполка в виде пяти суток ареста в общей камере. В это же время на «губе» находился и ефрейтор Лункаускас, получивший десять суток «одиночки» за драку с патрулём при задержании. Неуловимого литовца, постоянно ходившего в самоволку на протяжении года, взяли-таки с поличным. Надо сказать, сидел Гоша по-царски. Утром во время развода на работы, к «губе» подъезжал на «газике» капитан Сырцев и вёз сержанта к кому-либо из офицеров ремонтировать теле-радио аппаратуру. Побывал он и у замполита Ерофеева, который встретил его, как родного.
         - Спасибо тебе, Гоша. Алёнка мне о тебе все уши прожужжала, какой ты герой и большой молодец. Одни мы с ней. Жена умерла, скоро вот уже пятнадцать лет будет.
         - А...Алёна ваша дочь?
         - Так точно. Это она и организовала твою отсидку с таким комфортом.
         Замполит уехал на аэродром. «Арестант» взялся за не подававшую признаков жизни радиолу «Латвия», но дело не ладилось, он не мог сосредоточиться. В последние дни бойкая и весёлая медсестричка заполнила всё мыслимое и немыслимое пространство в сердце, напрочь вытеснив образ доктора Ксении Сергеевны, так неожиданно и вероломно оказавшейся женой капитана Сырцева. И сейчас, находясь в её чистой и уютной квартире рядом с мебелью и вещами, к которым она прикасалась, Гоша ощущал необычную трепетность, но в то же время покой и умиротворение.
            Спустя полгода бойцы из призыва сержанта Кушкина уже начали готовиться к демобилизации, вот-вот должен был выйти приказ министра обороны. Перешивалась и подгонялась парадная форма, добывались всяческие значки и шевроны, оформлялись дембельские альбомы А в Доме офицеров непрерывно шли репетиции большого концерта в честь Международного женского дня. Восьмого марта зал оказался забит до отказа, люди стояли в проходах и на площадке у здания: концерт транслировался на улицу через громкоговорители.
            Когда ведущий объявил знаменитый гарнизонный ВИА «Синее небо», сержант Кушкин, взяв микрофон, сказал:
            - Друзья! Мы сегодня исполним много песен для женщин, но эту я хочу посвятить самой чудесной, самой прекрасной девушке на свете. Её зовут Алёна, и она сейчас присутствует в зале.
            Зал взорвался аплодисментами. Бас-гитарист прапорщик Курганов громко крикнул:
            - Текст, музыка и исполнение - гвардии сержант Кушки-и-н!
            Алёна сидела в седьмом ряду вместе отцом, доктором Ксенией Сергеевной и капитаном Сырцевым. Но в данный миг она видела и чувствовала одного единственного человека, который стоял у края сцены и пел только для неё.

                           Я с весною навечно повенчан,
                           От любви безоглядно тону,
                           Рядом столько пленительных женщин,
                           Но мне надо одну, лишь одну.
                           И куда-то спешат дни и ночи,
                           Чередуются стужа и зной,
                           Я люблю - эту девушку очень,
                           Верю, станет она мне женой.

            Прошло пятнадцать лет. 12 августа, ко Дню авиации, в столицу неожиданно приехал отец Алёны Алексей Львович. Дети, погодки Сашка и Дашка, ещё не вернулись из школы, муж Гоша, обняв тестя, крикнул из прихожей:
         - Аля, смотри, кто к нам приехал!
         - Папка! - Алёна бросилась к отцу, - что же ты не позвонил, мы бы встретили тебя на вокзале.
         - Ладно, ладно, - отмахнулся бывший замполит, доставая из рюкзака бутылку коньяка, - чего меня встречать, пока в состоянии и сам доехать, кормить будешь?
            Пока Алёна накрывала на стол, мужики отправились на балкон перекурить.
            - Ну вот, Гоша, пришёл и наш конец, - Алексей Львович глубоко затянулся, - Полк расформировали. Не нужна нам больше авиация, самолёты под пресс, всё продают за три копейки нашим заклятым врагам.
            - И чем вы будете заниматься, может быть, к нам переедете?
            - Да нет, Гоша. Я почти сорок лет в армии, сперва летал, потом в ТЭЧ служил. Не верю я, что страна может обойтись без военной авиации. Надеюсь, скоро этот морок пройдёт, и мы снова понадобимся. И лётчики, и замполиты. Буду при аэродроме. Хоть сторожем, хоть ВПП подметать.
               Вернувшиеся из школы дети, вихрем налетели на деда, он сгрёб их в охапку, целуя в макушки.
               - Ну и вымахали вы! Я же вас вот такими видел, - Алексей Львович показал рукой, - ровно по метру с кепками.
               Потом взрослые поднимали тосты за авиацию, здоровье, детей и всё хорошее. Бывший замполит, немного захмелев и пытаясь сгладить горечь от происходившего в армии и стране бардака, балагурил с детьми, нахваливал бывшего сержанта Гошу, выбравшего его дочь и сделавшего её счастливой. При этом сожалея, что её счастья никогда не увидит мать и его любимая Викуся. Гоша, создавший с нуля процветающую кампанию по ремонту радиоаппаратуры, боготворил жену и ту чрезвычайно экзотическую самоволку. Алёна же за все эти годы так и не попыталась выяснить у мужа, к кому он шёл той памятной ночью. Какая разница, к кому. Ведь пришёл-то он к ней. И это самое главное.

Золотой юбилей

Моя альтернативная, но правильная версия

Рейтинг: +9 190 просмотров

Кому понравилось произведение? >>

Комментарии (7)

Сергей Шевцов # 17 апреля 2023 в 12:05 +4

"Алёна же за все эти годы так и не попыталась выяснить у мужа, к кому он шёл той памятной ночью. Какая разница, к кому. Ведь пришёл-то он к ней. И это самое главное".

Да, любовь - вещь непредсказуемая...

Александр Джад # 17 апреля 2023 в 13:39 +3

Хороший рассказ, жизненный.
Только патруль лейтенанта останавливать и отправлять на губу за самоволку не будет. Кстати, этот момент (солдат в одетый в офицерскую форму) не несёт никакой нагрузки и его можно благополучно убрать.
Удачи!

Алексей Ананьев # 17 апреля 2023 в 22:03 +5

Отличный рассказ. Есть что вспомнить и о чём подумать. Солдатская любовь - дело суперважное.

Татьяна Белая # 18 апреля 2023 в 06:55 +4

Да, любовные пути тоже неисповедимы. Молодому солдатику привиделось чувство к одной даме, а настоящая любовь сама по себе возникла к Алёнке. Сюжет в целом понравился. Правда, некие излишние, на мой взгляд, подробности солдатской жизни, меня слегка утомили. Но тема раскрыта. Удачи автору от всей души.

Нина Колганова # 19 апреля 2023 в 00:23 +4

Приятно читать. Очень хорошо написан рассказ. Ирония делает его лёгким, очаровательным.
Удачи автору.

Светлана Казаринова # 24 апреля 2023 в 18:45 +3

Вот так бывает, такова она любовь, не знаешь, где встретишь. автору удачи.

Людмила Комашко-Батурина # 24 апреля 2023 в 21:14 +3

Начало показалось немного затянутым с подробным описанием армейских буден.В целом, рассказ, жизненный и забавный, понравился. Удачи автору!

RSS-лента комментариев