Когда на дороге через село потянулись первые беженцы, Дарья с Иваном не помышляли об отъезде. Кормили, давали передохнуть. Выслушивая рассказы беженцев, не могли смириться с бедой, что пришла откуда и не ждали. Дарья зажигала в ночи свечу и молилась за детей, ушедших на фронт, за скорейшее окончание этого бессмысленного кровопролития.
Страх и отчаяние, ранее неведомые ей, казалось, поселились теперь в сердце навсегда. Её пугали пролетающие над головой самолёты. с диким угрожающим рёвом. Она цепенела от этого звука. Ноги отказывались слушаться, дыхание перехватывали спазмы. Ежедневно переживая подобные пугающие минуты, всё равно не помышляла об отъезде, хотя сыновья давно настаивали на этом.
Фронт неумолимо приближался. Ночами небо окрашивалось заревами далёких пожарищ. Грохот взрывов становился обыденной реальностью. Близлежащие поля были в глубоких воронках. Тяжёлые думы обуревали всех.
- Как хлеб нынче собирать будем? И каков будет урожай?
Дарья даже в страшном сне представить не могла, что ей придётся когда-нибудь бросать дом с нажитым добром и отправляться неведомо куда. Она неистово молилась, уповая на Божью милость. И всё-таки такой день настал...
Обстрел села многих застал врасплох. Хотя все понимали, что всё к этому идёт. Целую улицу, как ветром, сдуло. Под обломками своего дома погибла старая Авдотья, парализованная ещё восемь лет назад. Погиб мгновенно и девяностолетний дед Архип, сидящий, как обычно, на лавочке у ворот. Покойников наспех предали земле, раненым оказали первую помощь. Село пришло в движение, готовое покинуть родные насиженные места. Иван вывел из гаража свой видавший виды Жигулёнок и бросил жене на ходу:
- Собирай самое необходимое. Едем!
Засуетилась-заметалась Дарья, не зная за что хвататься. Всё было важное - и одежда, и продукты в дорогу. Не забыть бы впопыхах про документы, деньги и золото. Хоть и немного его было: свадебные кольца, серьги да цепочка подаренные за рождение сыновей, но берегла их, как память, и терять не хотела. Кто знает, что там впереди... Может менять на продукты придётся, как матушка выменивала всё во время войны, чтоб она с сестрами с голоду не умерли.
- Ох, лишенько! Какие времена настали!
Иван убежал куда-то с канистрами, а жена таскала узлы в машину, забив её до отказа. Во двор вбежала Донка, соседка-цыганка. Пятилетний смуглый мальчуган держался за подол яркой юбки матери. У ног его крутился пёс. Молодая цыганка прижимала к груди годовалую малышку одной рукой , в другой держала узел из большого платка. Дарья отвела взгляд от выпирающего живота соседки.
- Нет у нас места, сама видишь. Ступай на дорогу, кто-то подберёт.
Цыганка стола молча. А в груди Дарьи росли и боролись смятение и стыд, страх и злость. Сердце её разрывалось от боли, что бросает дом, в котором была так счастлива. Всё, что наживалось годами тяжким трудом всей семьёй,теперь приходится бросать. Тут совесть подала свой голос:
- Это бесчеловечно! Ты же не такая! Всегда по совести и справедливости жила. Что ж с тобой сейчас?!
Ей казалось, что взгляд Донки прожигает насквозь. Она резко обернулась, готовая обрушить на виновницу её смятения все недобрые чувства, переполнившие душу. Донки во дворе не было. Появился запыхавшийся Иван. Кивнул в сторону соседей.
- Донку с детьми забрать надо.
Не моргнув глазом, ответила:
- Её уже забрали, да и некуда нам. Всё под завязку загрузила.
Она припала к груди мужа. Слёзы хлынули ручьём.
- Куда же мы, Ванечка, из родной хаты?! Всё прахом пошло. Никто нас нигде не ждёт. Где голову преклоним на старости.
- Живы будем, наживём всё. Мир не без добрых людей, так матушка твоя говаривала. Приютят нас. Нам сейчас от войны уйти надо , чтоб живыми быть и сыновей дождаться. Садись, мешкать нельзя.
Мотор заурчал и машина выехала на пыльную дорогу, по которой вереницей двигались машины, покидающие село. Когда Дарья на развилке увидела Донку, сердце её в испуге сжалось. Та брела вперёд, не голосуя, не оборачиваясь. Ветер развевал ей цветастую юбку, трепал выбившиеся пряди, которые она не пыталась заправить под платок.
- Господи! Хоть бы Иван её не увидел!
Увидел... и так глянул на жену, будто ударил. От страха и стыда, охвативших её, стало дурно.
- Как в глаза Роману будем смотреть?! Он там с нашими сыновьями плечом к плечу, а мы его семью не уберегли. Кто ей поможет, если не мы. Иные сейчас ценности. Неужели до тебя это ещё не дошло?!
Иван резко затормозил и, распахнув дверцу, стал выбрасывать из машины узлы.
- Садись, Донка! С нами едешь!
Дважды повторять не пришлось. Но садясь в машину, цыганка подхватила один из узлов, выброшенных Иваном, и втиснула в машину. Ехали молча, а следом за ними, мчался, заходясь звонким лаем ,пёс. Старший сын что-то лепетал на цыганском. Мать старалась его успокоить. Малыш притих, но громкие всхлипывания, говорили о постигшем ребёнка большом горе. Муж глянул в бок жены, та поняла.
- Тормози!
Иван подождал запыхавшегося пса и, подняв его на руки, передал жене. Та примостила его на сумке, лежащей на коленях. Ехать было страшно неудобно. Под ногами канистры с бензином. Под носом соседская псина. Мальчик, увидев своего ушастого друга, залопотал уже веселее. А с души Дарьи словно камень упал. Мысли завертелись в голове.
- Как всё изменилось в один миг. Всегда говорилось, что ценности неизменны. Война всё изменила. Вся гниль из нас прёт, а из кого-то благородство. Уж как Ваня борова с любовью растил, а отдал за так волонтёрам, чтоб беженцев было чем кормить. Теперь мы сами беженцы... Ничего нет ценней жизни. В войну матушка сказывала, что последним делились, чужих детей в семьи брали, хотя и своих нечем было кормить. Выходит предки наши совестливее и милосерднее нас были. А я вон что учудила - Донку с детьми со двора прогнала... Такой грех на душу взяла, всё из-за барахла проклятого. До конца дней мне этот грех не отмолить.
И накатило тут на неё: и жалость к себе и по брошенному дому; страх за сыновей и перед неизвестностью, ждущей впереди. Невыносимая боль захлестнула её за невинно убиенных и сколько их ещё будет... Сколько материнских сердец будет разбито по обе стороны этой кровавой бойни. Невольно снова вспомнились слова покойной матери.
- Лишь бы войны, доченьки, не было больше на нашем веку. Будет жизнь впереди прекрасная, мирная.
- Ах, матушка! Не извлёк мир урока. Видно, прогневили мы небо, в грехах погрязли. Но рано или поздно все войны кончаются. Скорей бы...
Она не замечала, что лицо её мокрое от слёз. Громкий всхлип вырвался из груди. Иван удивлённо посмотрел на жену. Донка поспешно произнесла:
- Вы нас до райцентра подкиньте, а там мы сами.
- Нет, - дружно выкрикнули старики.
- Вместе держаться будем. Так и Роману твоему спокойней будет. А на меня, дуру старую, зла не держи. Это от страха у меня разум помутился.
Дальше ехали молча. Каждый был погружён в свои думы. Уставшие дети тихо посапывали, прижавшись к матери. Колонна машин увеличивалась после каждого пересечения дорог. Люди уходили от войны...
[Скрыть]Регистрационный номер 0514109 выдан для произведения:
Когда на дороге через село потянулись первые беженцы, Дарья с Иваном не помышляли об отъезде. Кормили, давали передохнуть. Выслушивая рассказы беженцев, не могли смириться с бедой, что пришла откуда и не ждали. Дарья зажигала в ночи свечу и молилась за детей, ушедших на фронт, за скорейшее окончание этого бессмысленного кровопролития.
Страх и отчаяние, ранее неведомые ей, казалось, поселились теперь в сердце навсегда. Её пугали пролетающие над головой самолёты. с диким угрожающим рёвом. Она цепенела от этого звука. Ноги отказывались слушаться, дыхание перехватывали спазмы. Ежедневно переживая подобные пугающие минуты, всё равно не помышляла об отъезде, хотя сыновья давно настаивали на этом.
Фронт неумолимо приближался. Ночами небо окрашивалось заревами далёких пожарищ. Грохот взрывов становился обыденной реальностью. Близлежащие поля были в глубоких воронках. Тяжёлые думы обуревали всех.
- Как хлеб нынче собирать будем? И каков будет урожай?
Дарья даже в страшном сне представить не могла, что ей придётся когда-нибудь бросать дом с нажитым добром и отправляться неведомо куда. Она неистово молилась, уповая на Божью милость. И всё-таки такой день настал...
Обстрел села многих застал врасплох. Хотя все понимали, что всё к этому идёт. Целую улицу, как ветром, сдуло. Под обломками своего дома погибла старая Авдотья, парализованная ещё восемь лет назад. Погиб мгновенно и девяностолетний дед Архип, сидящий, как обычно, на лавочке у ворот. Покойников наспех предали земле, раненым оказали первую помощь. Село пришло в движение, готовое покинуть родные насиженные места. Иван вывел из гаража свой видавший виды Жигулёнок и бросил жене на ходу:
- Собирай самое необходимое. Едем!
Засуетилась-заметалась Дарья, не зная за что хвататься. Всё было важное - и одежда, и продукты в дорогу. Не забыть бы впопыхах про документы, деньги и золото. Хоть и немного его было: свадебные кольца, серьги да цепочка подаренные за рождение сыновей, но берегла их, как память, и терять не хотела. Кто знает, что там впереди... Может менять на продукты придётся, как матушка выменивала всё во время войны, чтоб она с сестрами с голоду не умерли.
- Ох, лишенько! Какие времена настали!
Иван убежал куда-то с канистрами, а жена таскала узлы в машину, забив её до отказа. Во двор вбежала Донка, соседка-цыганка. Пятилетний смуглый мальчуган держался за подол яркой юбки матери. У ног его крутился пёс. Молодая цыганка прижимала к груди годовалую малышку одной рукой , в другой держала узел из большого платка. Дарья отвела взгляд от выпирающего живота соседки.
- Нет у нас места, сама видишь. Ступай на дорогу, кто-то подберёт.
Цыганка стола молча. А в груди Дарьи росли и боролись смятение и стыд, страх и злость. Сердце её разрывалось от боли, что бросает дом, в котором была так счастлива. Всё, что наживалось годами тяжким трудом всей семьёй,теперь приходится бросать. Тут совесть подала свой голос:
- Это бесчеловечно! Ты же не такая! Всегда по совести и справедливости жила. Что ж с тобой сейчас?!
Ей казалось, что взгляд Донки прожигает насквозь. Она резко обернулась, готовая обрушить на виновницу её смятения все недобрые чувства, переполнившие душу. Донки во дворе не было. Появился запыхавшийся Иван. Кивнул в сторону соседей.
- Донку с детьми забрать надо.
Не моргнув глазом, ответила:
- Её уже забрали, да и некуда нам. Всё под завязку загрузила.
Она припала к груди мужа. Слёзы хлынули ручьём.
- Куда же мы, Ванечка, из родной хаты?! Всё прахом пошло. Никто нас нигде не ждёт. Где голову преклоним на старости.
- Живы будем, наживём всё. Мир не без добрых людей, так матушка твоя говаривала. Приютят нас. Нам сейчас от войны уйти надо , чтоб живыми быть и сыновей дождаться. Садись, мешкать нельзя.
Мотор заурчал и машина выехала на пыльную дорогу, по которой вереницей двигались машины, покидающие село. Когда Дарья на развилке увидела Донку, сердце её в испуге сжалось. Та брела вперёд, не голосуя, не оборачиваясь. Ветер развевал ей цветастую юбку, трепал выбившиеся пряди, которые она не пыталась заправить под платок.
- Господи! Хоть бы Иван её не увидел!
Увидел... и так глянул на жену, будто ударил. От страха и стыда, охвативших её, стало дурно.
- Как в глаза Роману будем смотреть?! Он там с нашими сыновьями плечом к плечу, а мы его семью не уберегли. Кто ей поможет, если не мы. Иные сейчас ценности. Неужели до тебя это ещё не дошло?!
Иван резко затормозил и, распахнув дверцу, стал выбрасывать из машины узлы.
- Садись, Донка! С нами едешь!
Дважды повторять не пришлось. Но садясь в машину, цыганка подхватила один из узлов, выброшенных Иваном, и втиснула в машину. Ехали молча, а следом за ними, мчался, заходясь звонким лаем ,пёс. Старший сын что-то лепетал на цыганском. Мать старалась его успокоить. Малыш притих, но громкие всхлипывания, говорили о постигшем ребёнка большом горе. Муж глянул в бок жены, та поняла.
- Тормози!
Иван подождал запыхавшегося пса и, подняв его на руки, передал жене. Та примостила его на сумке, лежащей на коленях. Ехать было страшно неудобно. Под ногами канистры с бензином. Под носом соседская псина. Мальчик, увидев своего ушастого друга, залопотал уже веселее. А с души Дарьи словно камень упал. Мысли завертелись в голове.
- Как всё изменилось в один миг. Всегда говорилось, что ценности неизменны. Война всё изменила. Вся гниль из нас прёт, а из кого-то благородство. Уж как Ваня борова с любовью растил, а отдал за так волонтёрам, чтоб беженцев было чем кормить. Теперь мы сами беженцы... Ничего нет ценней жизни. В войну матушка сказывала, что последним делились, чужих детей в семьи брали, хотя и своих нечем было кормить. Выходит предки наши совестливее и милосерднее нас были. А я вон что учудила - Донку с детьми со двора прогнала... Такой грех на душу взяла, всё из-за барахла проклятого. До конца дней мне этот грех не отмолить.
И накатило тут на неё: и жалость к себе и по брошенному дому; страх за сыновей и перед неизвестностью, ждущей впереди. Невыносимая боль захлестнула её за невинно убиенных и сколько их ещё будет... Сколько материнских сердец будет разбито по обе стороны этой кровавой бойни. Невольно снова вспомнились слова покойной матери.
- Лишь бы войны, доченьки, не было больше на нашем веку. Будет жизнь впереди прекрасная, мирная.
- Ах, матушка! Не извлёк мир урока. Видно, прогневили мы небо, в грехах погрязли. Но рано или поздно все войны кончаются. Скорей бы...
Она не замечала, что лицо её мокрое от слёз. Громкий всхлип вырвался из груди. Иван удивлённо посмотрел на жену. Донка поспешно произнесла:
- Вы нас до райцентра подкиньте, а там мы сами.
- Нет, - дружно выкрикнули старики.
- Вместе держаться будем. Так и Роману твоему спокойней будет. А на меня, дуру старую, зла не держи. Это от страха у меня разум помутился.
Дальше ехали молча. Каждый был погружён в свои думы. Уставшие дети тихо посапывали, прижавшись к матери. Колонна машин увеличивалась после каждого пересечения дорог. Люди уходили от войны...
В страшном сне не могла представить, что придется доживать с такое смутное, военное время. Смотрю репортажи с Украины и ловлю себя на мысли, что это кино показывают. От осознания, что это документальные кадры, просто жуть охватывает. Никто очно не может гарантировать, как бы себя повел в этой ситуации. Автору удачи.
Спасибо автору,что затронул больную тему.Я так и не решилась опубликовать.Писать об этом надо,хотя читать тяжело,слезы бегут,но и отстраняться нельзя. Написано без жесткости,трогает до глубины души. С благодарностью к автору.
Спасибо автору, что прочувствовав нашу боль, правдиво написал об этом кошмаре! Много раз бралась за перо, но второй раз не осмелилась опубликовать свои мысли... Автору желаю удачи!