Я - ваша мама

      Вечерело. Анна стояла у калитки, наблюдая за колонной евреев, уныло бредущих по улице в сторону вокзала, несущих в руках свои скудные пожитки в баулах и чемоданчиках. Она никогда не делила людей по национальностям. Для неё всегда существовал один критерий - плохой человек или хороший. Ещё недавно эти жили в гетто. Про дела, творимые там, ходили страшные слухи. Женщина старалась обходить тот район стороной. В её голове не укладывалось, как можно обращаться с людьми, как со скотом. Евреев со всего города согнали на территорию старой фабрики и оставили жить под открытым небом. Фабрика давно представляла собой руины. Квартиры их давно были разграблены. Во многих уже поселились новые жильцы. Эта новость, прокатившаяся по маленькому городку, ошеломила многих. Но были и такие, что радовались этому. Раньше Анна думала, что хороших людей на свете больше. Но с начала войны поменяла своё мнение.
- Откуда столько гнили в человеческих душах? Хорошо раньше жили, дружно, а сейчас сосед соседа боится. И куда этих бедолаг ведут? Все измождённые,грязные. Дети, как призраки, зыркают голодными глазами.
    Где-то впереди возник затор. Люди остановились, но прибывающие сзади напирали на них. Колонна расширилась, вплотную приблизившись  к заборам. Женщина метнулась в дом, схватила со стола хлеб, казанок с картошкой. Крикнула старшему сыну:
- Пашка, яблок нарви и раздай.
Выскочила за калитку и стала раздавать в протянутые руки еду. С других дворов выскочили хозяйки, как будто сговорившись. Следом бежали дети Анны с яблоками. Солдаты делали вид, что не видят, или в самом деле в этой толчее ничего не замечали. Офицер что-то гортанно прокричал и полицаи забегали вдоль колоны, пытаясь протиснуться и отогнать людей, прижатых к заборам. Прикладами отгоняли женщин с едой от колонны, крича:
- Прекратить! Отойти от колонны, будем стрелять!
Анна встретилась взглядом с еврейкой:
- Спаси сына...
Она сунула в её руку тёплую ладошку мальчика лет пяти. Анна оцепенела на мгновение. До конца не понимая, что делает, подтолкнула его к старшему сыну.
- А ну марш домой!
Дети исчезли за забором. Она развернулась, но почувствовала, что кто-то  крепко вцепился в неё. Это был молодой мужчина.
- И нашего возьмите...
Рядом с ним стояла совсем молодая мама, крепко прижимая к груди малыша, завёрнутого в атласное одеяльце. Анна машинально протянула руки, но женщина, глянув затравленно, ещё сильней прижала к себе драгоценный свёрток. Мужчина пытался разжать её руки, но безрезультатно.  Раздалась автоматная очередь. Крики, плач огласили улицу. Старая еврейка что-то произнесла на своём языке. Женщина обмякла и разжала руки. Подхватив свёрток, Анна юркнула в свой двор. Дети застыли у окна, наблюдая за колонной, которая вновь зазмеилась по улице. Куда их вели? Зачем? Но раз матери отдавали своих детей в чужие руки, наверняка, что-то знали худое.
  - Пашка, покорми мальца и сами поешьте, а потом к бабке Зине за молоком сгоняй.
 В одеяльце оказалась девочка. Ей от роду было всего-то несколько месяцев. Только сейчас до женщины дошло, что встряла она в великую халепу. Но назад пути не было. словно успокаивая себя, произнесла вслух:
- Где трое, там и пятеро...
Дети сели за стол. Мальчик, произнеся молитву, принялся аккуратно есть. На его шее красовался носовой платок, как салфетка.
- Ой, лишенько!
По манерам сразу видно, еврейский ребёнок. Критически оглядела его одежду: новенькие ботиночки, костюмчик, приличное пальто и кепочка. А когда он поблагодарил за еду, страх охватил Анну, дикий и неописуемый. С трудом справившись с ним, спросила:
- Как звать тебя?
- Самуил.
- Тебя Самуил мама мне доверила. Теперь тебя будут звать Саша и вести ты себя должен, как они, ничем не отличаясь, а то... 
Она замялась, не зная, что сказать.
- А то всем нам будет худо. Паша, ты уж проследи за всем. Ставь, сынок, воду. купать будем братика. Одёжу приготовь нашу. 
Самуил пытался скрыть слёзы, но они текли по его щекам потоком. Плечи вздрагивали. Анна прижала его к себе.
- Это всё временно, малыш. Вот кончится война. Приедет твоя мама и будет всё, как прежде. Только сейчас потерпеть надо. А сейчас расскажи , что знаешь о своих родителях. На какой улице вы жили? Мы тоже будем искать твою маму.
Покосилась на атласное одеяльце. Девочке тоже надо всё поменять, иначе быть беде.  Накормив малышку, уложила на свою кровать и принялась записывать слова Самуила. Мальчик оказался смышлёным. Рассказывая всё подробно, он даже немного успокоился. Уложила его с ребятами - пусть привыкает к новой жизни. Пашке уже 12 лет, Ивану - 8 годков, совсем большие, приглядят, если что... Пятилетний Петруша - ровесник Самуила. Подружаться, а старшие их в обиду не дадут. Малыши дружно сопели. Паша приподнялся на топчане.
- Мам, а как ты родителей его будешь искать? Их наверно, того...
- Пусть надеется...
Стукнула входная дверь. Никогда она так не пугалась, как сейчас. Перекрестилась испуганно.В свете лампадки увидела соседку. 
- Чего двери настежь? Не боишься что ль ничего? 
 
- А ты чего шастаешь, на ночь глядя.
- Что теперь делать -то будем?
- Ты о чём?
- О жизни нашей... Сегодня евреев погнали, завтра за нас возьмутся. Страху я натерпелась, как стрелять начали.
На кровати завозилась, кряхтя, девочка
- Ой, кто это? Так ты еврейское дитё взяла?!
- Двоих... Так получилось...
Соседка охнула, тут же прикрыв рот рукой. Они долго сидели, перешёптываясь, обсуждая произошедшее.
- Ты, молодец! А я вот сдрейфила... Так на меня одна из колонны смотрела... До сих пор этот взгляд чувствую... Расчитывай на меня, помогу. Главное, чтоб на твоих походили во всём. Жить надо тихо и неприметно. Не век же войне длиться.  
- А ты если что, Нинка, подтвердишь, что роды принимала у меня. Месяца три девчушке, не боле. Бог не выдаст, свинья не съест.
Провожая подругу до калитки, ещё немного пошептались.
- Жаль, не знаю, как девчушку зовут... Не до того было, как стрелять начали... Интересно, что старуха той молодой сказала, что та отдала дитё?
Анна ещё немного постояла у калитки, перекрестив соседку вслед. Эта не выдаст, сызмальства дружбу водили. Вдруг из темноты, где-то у её ног, раздался шёпот.
- Девочку зовут Сара. Моя бабушка сказала Рахель, что если выживет, та найдёт свою дочь.
- Кто здесь? Выходь!
Из зарослей сирени выполз подросток
- Ты откуда здесь?
- Я из гетто... Меня зовут Абрам.
Оглянувшись настороженно по сторонам, схватила мальчишку и потащила в дом. Достала остатки еды. Прежде чем сесть за стол, он протянул Анне небольшой узелок.
- Бабушка сказала, отдать Вам.
Развернула. Там лежали золотые украшения. Отодвинула от себя.
- Берите. Немцы и полицаи золото любят. Даже если вы меня не оставите, вам Сару и Самуила кормить надо. Бабушка сказала уйти, если вы скажите нет.
Анна смахнула слезу.
- Ешь уже и спать.
Всю ночь она не сомкнула глаз. Всё думала... Думы были невесёлые. Три лишних рта свалилось на неё в одночасье.Она уже не мучилась вопросом, правильно ли поступила. Другие вопросы встали перед ней - как отбить у детей эти интеллигентские замашки, чтоб и себя не выдали и на них беду не накликали? Как прокормить эту орду? Не выдаст ли кто из своих? Снова вспомнила свою мать-покойницу, что любила приговаривать:
- Мир не без добрых людей... Будет день, будет и пища...
На душе стало спокойней. Забылась под утро коротким тревожным сном. Увидела себя девчонкой. Явилась к ней матушка, всё гладила по головке и приговаривала:
- Глаза страшатся, а руки  делают.
Проснулась Анна, как будто, кто в грудь толкнул. Вскочила, непонимающе огляделась вокруг. Дети тихо сидели за столом. Пашка возился с примусом. Женщина подсела к столу.
- Слушайте меня все внимательно. Теперь я ваша мама. Самуила зовите Сашей, Абрама - Мишей. Сара теперь зовётся Лизой, как бабушка наша. Запомните, родилась три месяца назад, дома тётка Нина приняла её. Пока со двора ни ногой. Саша пусть пока на улице помалкивает. Скажем, когда бомбили, сильно напугался и теперь не говорит. Вы должны быть похожи на обычных детей с улицы. Забудьте, как вас учили родители. Молитвы и язык свой на время забудьте. Нам надо выжить и дождаться своих. Время сейчас такое...

И потянулись будни, серые и беспросветные. Анна не делала никому поблажек, спрашивала , как со своих. Все её думы теперь были о детях. Страх иногда возвращался, но она гнала его.
- Скорей бы война кончилась. Даст Бог, все наши вернуться.
В минуты отчаяния молилась рьяно и неистово, словно этим отводила беду от дома и детей. Все дети звали её мамой и быстро привязались к ней. Приёмные были послушны во всём . Анна была скупа на ласку, считая это баловством, но иногда в порыве чувства, внезапно нахлынувшего на неё, обнимала и прижимала детей к себе, словно пыталась согреть их теплом своей души, успокоить, защитить от тягот, свалившихся на их головы.
    Мише часто снилась бабушка, наставляла и учила его, как раньше, а он ей рассказывал, как живётся в новой семье. Просыпаясь, думал:
- Когда кончится война, за нами вернутся. Я расскажу Рахель и Розе, какая замечательная женщина Анна, как она любит Сару и Самуила. А бабушка и так всё знает...


 

© Copyright: Людмила Комашко-Батурина, 2019

Регистрационный номер №0463181

от 10 декабря 2019

[Скрыть] Регистрационный номер 0463181 выдан для произведения:       Вечерело. Анна стояла у калитки, наблюдая за колонной евреев, уныло бредущих по улице в сторону вокзала, несущих в руках свои скудные пожитки в баулах и чемоданчиках. Она никогда не делила людей по национальностям. Для неё всегда существовал один критерий - плохой человек или хороший. Ещё недавно эти жили в гетто. Про дела, творимые там, ходили страшные слухи. Женщина старалась обходить тот район стороной. В её голове не укладывалось, как можно обращаться с людьми, как со скотом. Евреев со всего города согнали на территорию старой фабрики и оставили жить под открытым небом. Фабрика давно представляла собой руины. Квартиры их давно были разграблены. Во многих уже поселились новые жильцы. Эта новость, прокатившаяся по маленькому городку, ошеломила многих. Но были и такие, что радовались этому. Раньше Анна думала, что хороших людей на свете больше. Но с начала войны поменяла своё мнение.
- Откуда столько гнили в человеческих душах? Хорошо раньше жили, дружно, а сейчас сосед соседа боится. И куда этих бедолаг ведут? Все измождённые,грязные. Дети, как призраки, зыркают голодными глазами.
    Где-то впереди возник затор. Люди остановились, но прибывающие сзади напирали на них. Колонна расширилась, вплотную приблизившись  к заборам. Женщина метнулась в дом, схватила со стола хлеб, казанок с картошкой. Крикнула старшему сыну:
- Пашка, яблок нарви и раздай.
Выскочила за калитку и стала раздавать в протянутые руки еду. С других дворов выскочили хозяйки, как будто сговорившись. Следом бежали дети Анны с яблоками. Солдаты делали вид, что не видят, или в самом деле в этой толчее ничего не замечали. Офицер что-то гортанно прокричал и полицаи забегали вдоль колоны, пытаясь протиснуться и отогнать людей, прижатых к заборам. Прикладами отгоняли женщин с едой от колонны, крича:
- Прекратить! Отойти от колонны, будем стрелять!
Анна встретилась взглядом с еврейкой:
- Спаси сына...
Она сунула в её руку тёплую ладошку мальчика лет пяти. Анна оцепенела на мгновение. До конца не понимая, что делает, подтолкнула его к старшему сыну.
- А ну марш домой!
Дети исчезли за забором. Она развернулась, но почувствовала, что кто-то  крепко вцепился в неё. Это был молодой мужчина.
- И нашего возьмите...
Рядом с ним стояла совсем молодая мама, крепко прижимая к груди малыша, завёрнутого в атласное одеяльце. Анна машинально протянула руки, но женщина, глянув затравленно, ещё сильней прижала к себе драгоценный свёрток. Мужчина пытался разжать её руки, но безрезультатно.  Раздалась автоматная очередь. Крики, плач огласили улицу. Старая еврейка что-то произнесла на своём языке. Женщина обмякла и разжала руки. Подхватив свёрток, Анна юркнула в свой двор. Дети застыли у окна, наблюдая за колонной, которая вновь зазмеилась по улице. Куда их вели? Зачем? Но раз матери отдавали своих детей в чужие руки, наверняка, что-то знали худое.
  - Пашка, покорми мальца и сами поешьте, а потом к бабке Зине за молоком сгоняй.
 В одеяльце оказалась девочка. Ей от роду было всего-то несколько месяцев. Только сейчас до женщины дошло, что встряла она в великую халепу. Но назад пути не было. словно успокаивая себя, произнесла вслух:
- Где трое, там и пятеро...
Дети сели за стол. Мальчик, произнеся молитву, принялся аккуратно есть. На его шее красовался носовой платок, как салфетка.
- Ой, лишенько!
По манерам сразу видно, еврейский ребёнок. Критически оглядела его одежду: новенькие ботиночки, костюмчик, приличное пальто и кепочка. А когда он поблагодарил за еду, страх охватил Анну, дикий и неописуемый. С трудом справившись с ним, спросила:
- Как звать тебя?
- Самуил.
- Тебя Самуил мама мне доверила. Теперь тебя будут звать Саша и вести ты себя должен, как они, ничем не отличаясь, а то... 
Она замялась, не зная, что сказать.
- А то всем нам будет худо. Паша, ты уж проследи за всем. Ставь, сынок, воду. купать будем братика. Одёжу приготовь нашу. 
Самуил пытался скрыть слёзы, но они текли по его щекам потоком. Плечи вздрагивали. Анна прижала его к себе.
- Это всё временно, малыш. Вот кончится война. Приедет твоя мама и будет всё, как прежде. Только сейчас потерпеть надо. А сейчас расскажи , что знаешь о своих родителях. На какой улице вы жили? Мы тоже будем искать твою маму.
Покосилась на атласное одеяльце. Девочке тоже надо всё поменять, иначе быть беде.  Накормив малышку, уложила на свою кровать и принялась записывать слова Самуила. Мальчик оказался смышлёным. Рассказывая всё подробно, он даже немного успокоился. Уложила его с ребятами - пусть привыкает к новой жизни. Пашке уже 12 лет, Ивану - 8 годков, совсем большие, приглядят, если что... Пятилетний Петруша - ровесник Самуила. Подружаться, а старшие их в обиду не дадут. Малыши дружно сопели. Паша приподнялся на топчане.
- Мам, а как ты родителей его будешь искать? Их наверно, того...
- Пусть надеется...
Стукнула входная дверь. Никогда она так не пугалась, как сейчас. Перекрестилась испуганно.В свете лампадки увидела соседку. 
- Чего двери настежь? Не боишься что ль ничего? 
 
- А ты чего шастаешь, на ночь глядя.
- Что теперь делать -то будем?
- Ты о чём?
- О жизни нашей... Сегодня евреев погнали, завтра за нас возьмутся. Страху я натерпелась, как стрелять начали.
На кровати завозилась, кряхтя, девочка
- Ой, кто это? Так ты еврейское дитё взяла?!
- Двоих... Так получилось...
Соседка охнула, тут же прикрыв рот рукой. Они долго сидели, перешёптываясь, обсуждая произошедшее.
- Ты, молодец! А я вот сдрейфила... Так на меня одна из колонны смотрела... До сих пор этот взгляд чувствую... Расчитывай на меня, помогу. Главное, чтоб на твоих походили во всём. Жить надо тихо и неприметно. Не век же войне длиться.  
- А ты если что, Нинка, подтвердишь, что роды принимала у меня. Месяца три девчушке, не боле. Бог не выдаст, свинья не съест.
Провожая подругу до калитки, ещё немного пошептались.
- Жаль, не знаю, как девчушку зовут... Не до того было, как стрелять начали... Интересно, что старуха той молодой сказала, что та отдала дитё?
Анна ещё немного постояла у калитки, перекрестив соседку вслед. Эта не выдаст, сызмальства дружбу водили. Вдруг из темноты, где-то у её ног, раздался шёпот.
- Девочку зовут Сара. Моя бабушка сказала Рахель, что если выживет, та найдёт свою дочь.
- Кто здесь? Выходь!
Из зарослей сирени выполз подросток
- Ты откуда здесь?
- Я из гетто... Меня зовут Абрам.
Оглянувшись настороженно по сторонам, схватила мальчишку и потащила в дом. Достала остатки еды. Прежде чем сесть за стол, он протянул Анне небольшой узелок.
- Бабушка сказала, отдать Вам.
Развернула. Там лежали золотые украшения. Отодвинула от себя.
- Берите. Немцы и полицаи золото любят. Даже если вы меня не оставите, вам Сару и Самуила кормить надо. Бабушка сказала уйти, если вы скажите нет.
Анна смахнула слезу.
- Ешь уже и спать.
Всю ночь она не сомкнула глаз. Всё думала... Думы были невесёлые. Три лишних рта свалилось на неё в одночасье.Она уже не мучилась вопросом, правильно ли поступила. Другие вопросы встали перед ней - как отбить у детей эти интеллигентские замашки, чтоб и себя не выдали и на них беду не накликали? Как прокормить эту орду? Не выдаст ли кто из своих? Снова вспомнила свою мать-покойницу, что любила приговаривать:
- Мир не без добрых людей... Будет день, будет и пища...
На душе стало спокойней. Забылась под утро коротким тревожным сном. Увидела себя девчонкой. Явилась к ней матушка, всё гладила по головке и приговаривала:
- Глаза страшатся, а руки  делают.
Проснулась Анна, как будто, кто в грудь толкнул. Вскочила, непонимающе огляделась вокруг. Дети тихо сидели за столом. Пашка возился с примусом. Женщина подсела к столу.
- Слушайте меня все внимательно. Теперь я ваша мама. Самуила зовите Сашей, Абрама - Мишей. Сара теперь зовётся Лизой, как бабушка наша. Запомните, родилась три месяца назад, дома тётка Нина приняла её. Пока со двора ни ногой. Саша пусть пока на улице помалкивает. Скажем, когда бомбили, сильно напугался и теперь не говорит. Вы должны быть похожи на обычных детей с улицы. Забудьте, как вас учили родители. Молитвы и язык свой на время забудьте. Нам надо выжить и дождаться своих. Время сейчас такое...

И потянулись будни, серые и беспросветные. Анна не делала никому поблажек, спрашивала , как со своих. Все её думы теперь были о детях. Страх иногда возвращался, но она гнала его.
- Скорей бы война кончилась. Даст Бог, все наши вернуться.
В минуты отчаяния молилась рьяно и неистово, словно этим отводила беду от дома и детей. Все дети звали её мамой и быстро привязались к ней. Приёмные были послушны во всём . Анна была скупа на ласку, считая это баловством, но иногда в порыве чувства, внезапно нахлынувшего на неё, обнимала и прижимала детей к себе, словно пыталась согреть их теплом своей души, успокоить, защитить от тягот, свалившихся на их головы.
    Мише часто снилась бабушка, наставляла и учила его, как раньше, а он ей рассказывал, как живётся в новой семье. Просыпаясь, думал:
- Когда кончится война, за нами вернутся. Я расскажу Рахель и Розе, какая замечательная женщина Анна, как она любит Сару и Самуила. А бабушка и так всё знает...


 
 
Рейтинг: +10 217 просмотров
Комментарии (8)
Елена Нацаренус # 11 декабря 2019 в 00:48 +1
Даже не знаю, что сказать...Подвиг тех женщин, которые в войну принимали чужих детей, тем более, евреев - это отдельная страница истории ВОВ.Читала с содроганием сердца. Мужественная женщина! Надеюсь, что хоть кто-то, из родственников этих детейй выжили и нашли их. cvety-rozy-16
Людмила Комашко-Батурина # 11 декабря 2019 в 01:11 +2
Спасибо, Елена за такой развёрнутый комментарий. Когда набирала рассказ, пришла мысль, что нужно написать продолжение. В коротком рассказе о подвиге таких женщин не расскажешь... История перекраивается безбожно, внося смятение и раздор в наши души. Я хочу, чтоб об этом помнили!
Таня Петербуржская # 11 декабря 2019 в 06:46 +1
Невозможно без боли в душе читать эти строки, Людмила. Добро женщины-матери никогда не умрёт.
А в минуту горя и бед становится более мужественным и смелым. Люди обязаны знать и помнить, что доброму сердцу не страшны ни тяготы, ни пули. Сколько таких СВОИХ детей разбросаны по миру и не сосчитать.
Благодарю Вас! Мы все должны помнить - только добро спасёт мир.
Елена Майстренко # 11 декабря 2019 в 07:05 +1
Пронзительно.
До спазма в горле.

cvety-v-korzine
Наталия Суханова # 11 декабря 2019 в 22:29 +1
Тронули Ваши строки, Людмила, до глубины души! smayliki-prazdniki-34
Татьяна Петухова # 11 декабря 2019 в 23:44 +1
Пронзительное повествование! Трижды,Людмила, успеха!
read-9
Марта Шаула # 13 декабря 2019 в 02:10 +1
Людмила дорогая! с замиранием сердца читала рассказ о страшной войне и тех переживаниях,что выпали на долю детей, особенно еврейских, и о женщине,сохранившей им жизнь, приютив их и став для них приёмной матерью!!! Очень пронзительно и поучительно для сегодняшних матерей,бросающих на произвол судьбы своих детей!!! спасибо за такую память о былых событиях в ВОВ. Вам всего лучшего желаю в наступающем году!!! spasibo-13
Галина Дашевская # 24 декабря 2019 в 11:52 +1
Людмилочка, мне всегда тяжело читать такие пронзительные истории, до боли в сердце. Спасибо тебе!