Вторая натура Клима Ахполова.

                      Вторая натура Клима Ахполова.
 
  С Климом Ахполовым я учился в нашей замечательной мужской школе №6 с первого класса.
  И с первого же урока все мы узнали о его удивительной привычке: повторять за учителем его объяснения.
  Когда наша добрейшая  Екатерина Дмитриевна произнесла: «Это, ребята, буква «А», Клим тут  же подтвердил: «Правильно, это «А».
  В течение прошедших лет учебы мы привыкли к этой странности  нашего одноклассника, пока в девятом, предвыпускном,  классе не произошел случай, положивший  конец   этому, как считала наша классная руководительница Раиса Михайловна,  безобразию. 
  Вообще-то, Клим был добрейшим пацаном и запросто прощал тех, кто пытался издевнуться над этой  его странной привычкой. И даже к шуткам, относящимся  к другой своей странности, гораздо более обидным.  он относился легко, присоединяясь к всеобщему смеху без тени  досады от наших оскорбительных, как мне казалось, забав.
  Дело в том, что рос он в очень бедной семье, недоедал и одевался очень скромно.
  У него были удивительные брюки, каких не носил ни один из учеников нашего класса. Они были сшиты из какого-то очень прочного, толстого материала, чрезвычайно  редкой окраски: что-то среднее между желтым, коричневым и зеленым   цветом. И нас особенно удивляло и забавляло то, что  он рос, и эти брюки росли вместе с ним. Начиная    с четвертого и заканчивая выпускным, десятым классом. И именно эти брюки стали предметом  веселого розыгрыша,  который был устроен по инициативе очень талантливого режиссера, знавшего, что такое опера – фарс.
  Этим режиссером был тоже наш одноклассник Юрка Баскаев, сын одного из высокопоставленных чиновников нашего города и всего региона, хорошо знавший и любивший музыку, кино и живопись. Однажды в отсутствие Клима он предложил нам разыграть его, поставив собственными силами оперу, главными героями которой будут Клим и его знаменитые брюки.
  И, проведя две репетиции, он сказал нам, чтобы назавтра мы все пришли  в школу пораньше.
 А теперь представьте себе такую картину.
 Клим входит в класс, и все ученики встают при его появлении.
  Юрка взмахивает дирижерской палочкой, и группа басов начинает петь:
                             «Как у Клима – подхалима …»
Потом вступают тенора, повторяя:
                             «Как у Клима – подхалима …»
  Фальцеты на высокой ноте подхватывают ту же строку:
                             «Как у Клима – подхалима …»
  И затем звучит общий хор:
                              «Долгосрочные штаны!»
  После этого наступает   мертвая тишина, в которой через какое-то время раздается одинокий  смех … объекта этого подлого розыгрыша, то есть, Клима.
  Смех этот искренен и весел, и никто не сможет сказать, что Клим просто притворяется.
  И тогда мы хохочем все. 
  Скажу честно:  именно после этого мы стали уважать Клима и относиться к нему как к выдающейся личности, каковыми в нашем  классе были спортсмены, отличники и воры.
       Да-да, не удивляйтесь. В те трудные  послевоенные  годы эти нарушители закона были у нас, мальчишек, в почете, потому что у них всегда были деньги и они «подкармливали» тех учеников, семьи которых просто-напросто голодали.
  Но это уже отступление от темы, да простит меня взыскательный читатель.
 А дальше я хочу рассказать вам о том трагикомическом случае, который произошел с Климом в девятом классе и о котором я уже упоминал в начале своего повествования.
  Учителем математики у нас был пожилой, худой и сутулый мужчина, часто болевший и пропускавший множество уроков.
  Звали его Иван Петрович.
  Говорили, что у него был туберкулез легких, его даже отстраняли от работы, но потом восстановили, когда рентген показал его полное выздоровление и отсутствие опасности заразить нас этой страшной болезнью.
  Материал он объяснял с трудом, потому что ему, во-первых, было нелегко говорить, а, во-вторых, он начал уже забывать все эти сложнейшие теоремы и формулы.
  В тот день он рисовал на доске какие-то геометрические фигуры и пытался разъяснить нам, почему углы в них не равны, а стороны не параллельны.
  А Клим, сидевший за первой партой, как всегда поддакивал ему.
  - Правильно, - говорил он, - этот угол равен девяноста градусам … А этот – сорока пяти …
  И так продолжалось минут пятнадцать. У учителя на доске что-то не сходилось, он постоянно стирал там линии и цифры, и Клим повторял все его действия и слова:
  - Правильно, это неправильно… Здесь мы, извините, ошиблись …
  И  Иван Петрович не выдержал. Он подошел к столу, припечатал к нему кусок мела, который держал в руке, и  крикнул, вернее, попытался крикнуть, насколько ему позволяли его больные легкие:
  - Ахполов, прекрати пускать мне пыль в глаза!
 Пораженный  Клим медленно поднялся со своего места и ошеломленно произнес:
  - Какую пыль? Какую пыль? Нет у меня никакой  пыли.
  И в доказательство этого он протянул вперед свои руки ладонями вверх…
  Наш хохот был настолько громок и заразителен, что даже Иван Петрович весело и широко улыбнулся…
 
  Именно после этого случая Клим перестал повторять за учителями их объяснения материала. Наверное, это далось ему с огромным трудом, но это никак не сказалось на его, как говорят сейчас, имидже.
 
   Через много лет, приехав в родной город, я узнал, что Клим Ахполов работает директором горно-металлургического  техникума и преподает там математику.
  Встретиться нам не удалось, но одна из студенток этого техникума, дочь моих хороших знакомых, рассказала мне, что любимой фразой их директора является следующая:
   - Ты мне пыль в глаза не пускай!         
 
 
 
 
 
 
 

© Copyright: Борис Аксюзов, 2018

Регистрационный номер №0413862

от 8 апреля 2018

[Скрыть] Регистрационный номер 0413862 выдан для произведения:                       Вторая натура Клима Ахполова.
 
  С Климом Ахполовым я учился в нашей замечательной мужской школе №6 с первого класса.
  И с первого же урока все мы узнали о его удивительной привычке: повторять за учителем его объяснения.
  Когда наша добрейшая  Екатерина Дмитриевна произнесла: «Это, ребята, буква «А», Клим тут подтвердил: «Правильно, это «А».
  В течение прошедших лет учебы мы привыкли к этой странности  нашего одноклассника, пока в девятом, предвыпускном,  классе не произошел случай, положивший  конец   этому, как считала наша классная руководительница Раиса Михайловна,  безобразию. 
  Вообще-то, Клим был добрейшим пацаном и запросто прощал тех, кто пытался издевнуться над этой  его странной привычкой. И даже к шуткам, относящимся  к другой своей странности, гораздо более обидным.  он относился легко, присоединяясь к всеобщему смеху без тени  досады от наших оскорбительных, как мне казалось, забав.
  Дело в том, что рос он в очень бедной семье, недоедал и одевался очень скромно.
  У него были удивительные брюки, каких не носил ни один из учеников нашего класса. Они были сшиты из какого-то очень прочного, толстого материала, чрезвычайно  редкой окраски: что-то среднее между желтым, коричневым и зеленым   цветом. И нас особенно удивляло и забавляло то, что  он рос, и эти брюки росли вместе с ним. Начиная    с четвертого и заканчивая выпускным, десятым классом. И именно эти брюки стали предметом  веселого розыгрыша,  который был устроен по инициативе очень талантливого режиссера, знавшего, что такое опера – фарс.
  Этим режиссером был тоже наш одноклассник Юрка Баскаев, сын одного из высокопоставленных чиновников нашего города и всего региона, хорошо знавший и любивший музыку, кино и живопись. Однажды в отсутствие Клима он предложил нам разыграть его, поставив собственными силами оперу, главными героями которой будут Клим и его знаменитые брюки.
  И, проведя две репетиции, он сказал нам, чтобы назавтра мы все пришли  в школу пораньше.
 А теперь представьте себе такую картину.
 Клим входит в класс, и все ученики встают при его появлении.
  Юрка взмахивает дирижерской палочкой, и группа басов начинает петь:
                             «Как у Клима – подхалима …»
Потом вступают тенора, повторяя:
                             «Как у Клима – подхалима …»
  Фальцеты на высокой ноте подхватывают ту же строку:
                             «Как у Клима – подхалима …»
  И затем звучит общий хор:
                              «Долгосрочные штаны!»
  После этого наступает   мертвая тишина, в которой через какое-то время раздается одинокий  смех … объекта этого подлого розыгрыша, то есть, Клима.
  Смех этот искренен и весел, и никто не сможет сказать, что Клим просто притворяется.
  И тогда мы хохочем все. 
  Скажу честно:  именно после этого мы стали уважать Клима и относиться к нему как к выдающейся личности, каковыми в нашем  классе были спортсмены, отличники и воры.
       Да-да, не удивляйтесь. В те трудные  послевоенные  годы эти нарушители закона были у нас, мальчишек, в почете, потому что у них всегда были деньги и они «подкармливали» тех учеников, семьи которых просто-напросто голодали.
  Но это уже отступление от темы, да простит меня взыскательный читатель.
 А дальше я хочу рассказать вам о том трагикомическом случае, который произошел с Климом в девятом классе и о котором я уже упоминал в начале своего повествования.
  Учителем математики у нас был пожилой, худой и сутулый мужчина, часто болевший и пропускавший множество уроков.
  Звали его Иван Петрович.
  Говорили, что у него был туберкулез легких, его даже отстраняли от работы, но потом восстановили, когда рентген показал его полное выздоровление и отсутствие опасности заразить нас этой страшной болезнью.
  Материал он объяснял с трудом, потому что ему, во-первых, было нелегко говорить, а, во-вторых, он начал уже забывать все эти сложнейшие теоремы и формулы.
  В тот день он рисовал на доске какие-то геометрические фигуры и пытался разъяснить нам, почему углы в них не равны, а стороны не параллельны.
  А Клим, сидевший за первой партой, как всегда поддакивал ему.
  - Правильно, - говорил он, - этот угол равен девяноста градусам … А этот – сорока пяти …
  И так продолжалось минут пятнадцать. У учителя на доске что-то не сходилось, он постоянно стирал там линии и цифры, и Клим повторял все его действия и слова:
  - Правильно, это неправильно… Здесь мы, извините, ошиблись …
  И  Иван Петрович не выдержал. Он подошел к столу, припечатал к нему кусок мела, который держал в руке, и  крикнул, вернее, попытался крикнуть, насколько ему позволяли его больные легкие:
  - Ахполов, прекрати пускать мне пыль в глаза!
 Пораженный  Клим медленно поднялся со своего места и ошеломленно произнес:
  - Какую пыль? Какую пыль? Нет у меня никакой  пыли.
  И в доказательство этого он протянул вперед свои руки ладонями вверх…
  Наш хохот был настолько громок и заразителен, что даже Иван Петрович весело и широко улыбнулся…
 
  Именно после этого случая Клим перестал повторять за учителями их объяснения материала. Наверное, это далось ему с огромным трудом, но это никак не сказалось на его, как говорят сейчас, имидже.
 
   Через много лет, приехав в родной город, я узнал, что Клим Ахполов работает директором горно-металлургического  техникума и преподает там математику.
  Встретиться нам не удалось, но одна из студенток этого техникума, дочь моих хороших знакомых, рассказала мне, что любимой фразой их директора является следующая:
   - Ты мне пыль в глаза не пускай!         
 
 
 
 
 
 
 

 

Спасание на водах.

Сын штрафного батальона