Зимовка на плато Путорана.

- Ты на зимовку в этом году не полетишь.

  Муж сказал это спокойно и непрерикаемо, глядя в окно.

  - Почему? – робко спросила она.

  Эта привычка - возражать людям тихо и вежливо – осталась у нее с детства, а переняла она ее у своей бабушки, заметив, что все бабушкины просьбы, произнесенные в таком тоне, беспрекословно выполнялись.

  - А потому что…, -  резко бросил Сергей, но почему-то не договорил и покраснел.

 - Нет, ты скажи, - мягко настаивала она. – Я останусь, но ты только скажи, почему?

  - Потом, - отмахнулся он. - Не хочу говорить об этом на ходу.

  Свой секрет муж открыл ей только через неделю. Они возвращались с работы, и Сергей вдруг остановился у кинотеатра и предложил:

  - А давай в кино сходим. Прямо сейчас, не заходя домой. А вместо ужина пожуём что-нибудь в буфете.

  - Давай! - обрадовалась она, так как в кино они ходили очень редко. Она даже не посмотрела на название фильма и побежала по лестнице, таща за руку мужа.

  Фильм был старый, еще пятидесятых годов, и назывался «Человек родился». Несмотря на то, что Лена была человеком далеко не сентиментальным, история девушки, родившей ребенка вне брака, растрогала ее настолько, что она даже всплакнула в конце фильма.

  Сергей это заметил, но ей показалось, что он даже остался довольным от того, что она расстроилась до слёз.

  По крайней мере,  по окончании фильма он был весел и разговорчив, особенно, когда они вышли на улицу и увидели, что в воздухе кружит легкий снежок, успевший за то время, когда они смотрели  фильм, укрыть улицы легким белоснежным одеяльцем.

  Сергей быстро зачерпнул горсть снега и попытался натереть им её щёки, но Лена завизжала так, что  люди, вышедшие из кинотеатра, разом обернулись   к ним.

  Тогда Сергей увлек её в первый попавшийся переулок,  освещенной редкими фонарями и возле одного из них остановился,  взяв  Лену за руку.

 - Так ты знаешь,  почему ты не полетишь на зимовку? – спросил он..

  - Нет, - коротко ответила она.

  - Пока я буду зимовать на станции, ты родишь мне сына, - торжественно сказал он.

  - Так быстро? – улыбнулась она.

  - Не смейся, я уже все подсчитал, - смешно хмуря брови, ответил Сергей.- Только скажи: ты согласна?

  - Согласна, - потупив голову, тихо ответила она. –  Но я рожу тебе дочку.     

  - Только попробуй! – пригрозил Сергей…. 

  Через несколько недель после того похода в кино она узнала, что у нее будет ребенок. Когда она сказала об этом Сергею, тот расцвел улыбкой, а вечером принес от знакомых огромное количество брошюр о режиме беременных женщин.

   В октябре у Сергея был день рождения. Собрались, в основном, его друзья и сотрудники, те, кому предстояло зимовать на  полярной станции их научно-исследовательского  института.

  Двухкомнатная квартира была набита битком и наполнена музыкой, смехом  и звоном бокалов.

  С небольшим опозданием, как и положено начальнику, пришел завотделом Клюев. Он не закрыл за собой дверь, а, наоборот, распахнув ее во всю ширь, зычно прокричал:

  - Подарок внести!

  Два дюжих носильщика внесли в прихожую большую коробку.

  - Что это, Арсений Петрович?! –  хором закричали гости. 

    Но начальник не спешил с ответом. Он прошел к столу и сам налил себе рюмку водки.

  - Дорогой Сережа! – торжественно начал он. – Разреши мне поднять эту рюмку и произнести тост в твою честь. Вряд ли кто будет возражать, если я скажу, что ты – это человек, на котором держится весь наш отдел.  А потому я, как руководитель этого коллектива, просто обязан заботиться о твоем  здоровье и хорошем настроении. А ты знаешь, когда чувствую, что мое здоровье завтра будет не к черту, а настроение и того хуже? Это когда моя жена Наташа, которая не смогла прийти поздравить тебя, потому что сейчас отдыхает в Анапе, говорит мне вечером: «Арсений, я так устала за весь день, помой, пожалуйста, посуду». Я иду на кухню, где  меня ожидает гора грязной посуды, при виде которой меня начинает трясти и подкидывать. Так вот, чтобы это не случилось с тобой, дорогой наш СНС [1]   Сережа, мы, то есть, руководство нашего НИИ, решили преподнести тебе на твой 30-й день рождения посудомоечную машину с сушилкой.

  - Ура! – закричали все приглашенные, а самый любопытные из них ринулись в прихожую, чтобы распаковать подарок, который был большой редкостью даже в семьях с приличным достатком. 

  - Отставить! – громко приказал завотделом. – Поломаете, а потом будут говорить, что мы подарили бракованный аппарат.

   И в это время из угла комнаты раздался голос профессора Черткова. На различных торжествах он никогда не садился  за общий стол и предпочитал выпивать и закусывать в каком-нибудь тихом и темном месте, на что никто из хозяев и гостей вечеринок не обижался из-за его солидного возраста и добрейшего характера.

   - Серёженька! – густо пробасил он. - Послушайте-ка мой совет и сделайте так, как я сказал. Я знаю, что меня завтра могут уволить за неуважение к начальству, но меня это уже не волнует, потому что мне давно пора на отдых. Вот что я вам скажу, дорогой мой Сережа: выбросьте вы эту машину к черту и мойте посуду, как мыли ее наши предки. Этот процесс полезен в двух отношениях: посуда становится покладистее в ваших теплых руках,  и во время ее мытья можно думать. А что может быть полезнее, чем возможность подумать?  Наш уважаемый Арсений Петрович, вероятно, не знал о такой возможности, а вот его жена знала, потому и просила его делать это, надеясь, что он во время этого процесса сделает какое-нибудь великое научное открытие и получит  Нобелевскую премию      

  Гости рассмеялись,  вернулись к столу и выпили за виновника торжества. Потом, как обычно, пошли разговоры на производственные темы.

  Говорили, в основном, о предстоящей зимовке. Она давала институту не только материал для диссертаций, но и возможность безбедно существовать в  период крушения огромного количества  научных учреждений. Во время  зимних наблюдений за биосферой вырабатывались практические  рекомендации для промышленности, авиации, морского флота и других отраслей экономики, и за это заказчики платили неплохие деньги.

  В  разговоре выяснилось, что руководство уже решило вопрос с начальником зимовки. Им снова должен был стать Лев Шабалин, ведущий биофизик института, очень опытный специалист, но человек с весьма неуживчивым и властным характером, что сказывалось на моральном и физическом состоянии всех участников долгосрочных экспериментальных работ за полярным кругом.

    Гости разошлись за полночь.  

  Перед тем  как заснуть, Сергей сказал:

    - Начальником снова Шабалина назначили. И никто даже не пискнул.

   Лена промолчала, потому что ей очень хотелось спать

    - Вопрос о твоем неучастии в зимовке мы сегодня тоже решили, - добавил Сергей.

  - Ну, и хорошо, - пролепетала Лена и тут же уснула.

  В начале ноября на станцию отправили два вездехода с оборудованием, а через месяц на аэродроме Валёк провожали вертолет с зимовщиками.            Их было двенадцать: три женщины и девять мужчин. Три семейные пары и два холостяка сразу заняли места в вертолете, а остальные стояли  вокруг группками по два человека, прощаясь. Лена переживала такое впервые, и ей было особенно грустно. Сергей чувствовал это и всеми силами пытался развеселить ее. Но у него ничего не получалось, и в конце концов он запечалился сам.

  Вот уже рассталась последняя пара, а они все стояли, держась за руки.

  - Эй,  Калугины! – закричал пилот, высунув из форточки веселое лицо. – Вы забыли, что уже ночь наступила, хоть и полярная. Сейчас начальник порта щелкнет тумблером и будут ваши девушки домой в темноте добираться.

  Сергей поцеловал ее в щёку и побежал к вертолету. Медленно закрутились винты, потом в лицо ударил колючий ветер,  и Лена заплакала.

   Работы в институте прибавилось. Скучать и грустить по поводу  разлуки с мужем ей было некогда.

  ..

  Но однажды, уже в ноябре, ее вызвали в кабинет директора. Он сидел за столом, мрачный и раздерганный, и ломал в руках

 карандаши.

  - Присаживайтесь, голубушка, - пригласил он, стараясь видимо, последним словом сгладить свой  негостеприимный прием. – Извините, но я буду краток, без всяких там джентльменских подходов. Завтра на зимовку летит последний в этом году вертолет, а там у нас ЧП: Шабалин в своем усердии навести порядок попытался применить оружие и моим приказом снят с должности. Оставить его рядовым работником я тоже не могу, потому что теперь другие зимовщики могут применить оружие к нему. Завтра вертолет заберет его с женой, которая написала заявление об увольнении, и таким образом на станции у нас образуется кадровая дыра: нет биофизика, метеоролога и кока, чьи обязанности выполняла Шабалина. Я прошу вас выручить институт  и вылететь завтра на зимовку. Тем более, что теперь начальником ее назначен ваш муж.

  Сначала Лену охватила дикая радость. Она не думала об обстановке на станции и даже не пыталась понять, что значит, «применить оружие» и как она будет выполнять обязанности повара. Она знала только одно: завтра она увидит Серёжу.

  Она уже была выпалить, что согласна,  но остановила мысль о ребенке.

  - А вы знаете, - спросила она, краснея, - что я беременна?

 - Голубушка! - закричал директор, - Да кто же в нашем институте этого не знает! А вы должны знать, что за время зимовок там перебывало сотни беременных женщин и все благополучно вернулись  домой и родили нормальных, здоровых детей.

    - Я согласна, - решительно сказала она, словно боясь, что директор передумает.

 - Ну вот и прекрасно! – расцвел улыбкой директор. – Завтра в десять утра за вами заедет машина и отвезет вас на аэродром. А сейчас вы можете идти домой и собираться. Сергею я сообщать ничего не буду, пусть это окажется для него сюрпризом.

  «Очень неприятным сюрпризом, - подумала она. – Хорошо, что вы не сообщили ему, потому что он смог бы переубедить кого угодно, кто посмел без его ведома  отправить меня на зимовку».

  Полет прошел  нормально. Её даже не успело укачать, как бывало раньше, когда внизу показались скудные огоньки станции, и вертолёт пошел на посадку.

 Когда пилот открыл дверцу, она сразу увидела трех человек, идущих к вертолету. Двое из них были Шабалин с женой, а третий – Гена Третьяков, инженер по наладке и ремонту приборов, отвечавший также за прием авиации и состояние посадочной  площадки.

  Увидев Лену, сходящую по трапику на снег, он высоко поднял фонарь, который держал в руке, и удивленно воскликнул:

  -  Это вы, Елена Андреевна? А мы пополнения, признаться, не ждали. Вот Сергей Кириллович обрадуется!

  Её сначала смутило, что Гена назвал ее и мужа по имени-отчеству, но потом поняла, в чем дело: ведь теперь Сергей - начальник зимовки, и так положено по этикету, заведенному ранее. 

  И еще она подумала о том, что конфликт на станции был действительно серьёзным, так как ни один из участников зимовки не вышел проводить Шабалиных.

  В большой комнате, которую все на станции называли кают –компанией, царил разор, На длинном столе и даже на полу валялись вороха  бумаги,  постоянно мигали мониторы компьютеров, под ногами хрустело стекло из разбитого портрета Эйнштена на стене.

  Сергей сидел за столом, перебирая какие-то файлы с документами. Когда за вошедшей Леной хлопнула дверь, он даже не поднял головы и продолжал работу, повторяя одну и ту же фразу:

  - Это чёрт знает, что такое!

  Он подошла к нему сзади и положила руку на плечи. Сергей вздрогнул, обернулся и застыл, как соляной столб. Потом вскочил на ноги и закричал:

  - Ленка! Ты откуда?!

  Вечером, после роскошного ужина, приготовленного ею самой, они уединились в кабинете начальника, который теперь по праву занимал Сергей.

  - Так что же у вас случилось? – спросила она. И почему такой беспорядок в  кают-компании?

  - Шабалин всегда был самодуром, - принялся объяснять ей Сергей. – А на этот раз он вообще решил показать себя местным царьком. В тот день мы работали на расчистке дороги к реке, вернулись голодные, как черти, но нам сказали, что обеда сегодня не будет, так как Клавдия Ивановна приболела. Выдали нам по пачке печенья и стакану сока. После этого, так сказать,«обеда», мы решили сыграть в домино, когда в кают – компанию ворвался Шабалин и стал кричать, почему мы не работаем. Мы ответили, что устали, а научной работой не занимаемся, потому что еще не установлено оборудование, так как нет приказа на его распаковку. Тут Шабалин понял, что не сделал главного по прибытию на станцию: не составил план работ по расконсервированию старого  и установке нового  оборудования. Посчитав, что в этом тоже виноваты мы, он начал орать пуще прежнего и приказал вернуться на расчистку дороги. Он даже не посмотрел на часы, на которых было уже семь часов вечера, а до места работ надо было идти час. Мы ответили ему отказом, и тогда он сделал то, чего мы никак не ожидали: принес ружье и начал нам угрожать им, если мы не пойдем работать. Это уже было просто смешно, и мы, естественно, расхохотались. Тогда он выпалил, не целясь, и попал … в  Эйнштейна. Как потом выяснилось, он был изрядно пьян, ведь запасы спирта хранятся у нас не на складе, а в его кабинете.

 Мы сразу связались с институтом, сообщили о происшедшем, и там приняли решение, о котором ты уже знаешь. Когда я попросил Шабалина пересдать мне дела, он притащил из кабинета кучу документов и начал разбрасывать их по кают-компании. Вот и все.

   Утром Лена встала раньше всех, приготовила завтрак и навела порядок в кают-компании.  Народ прокричал трижды «гип-гип, ура!» и поочередно приложился к Лениной ручке.

  Потом началась череда дней, а, вернее, сплошных ночей, наполненных работой и счастьем. И никто не ожидал, что может случиться беда.

 Новый год встретили обязательной бутылкой шампанского на троих и традиционным салатом «оливье». Первое января было объявлено выходным, и люди слонялись по станции, не зная, куда себя деть.

  Лена сходила на метеоплощадку, записала данные приборов и села заполнять вахтенный журнал, так как в этот день она была дежурной по станции. Прогноз погоды был плохой: усиление юго-восточного ветра к вечеру до десяти метров в секунду, густой снег, пурга. Температура, правда, должна было повыситься, но только до минус тридцати градусов. 

  На завтрак, который был объявлен на три часа позже, все пришли выспавшимися, но почему-то не слишком веселыми.  Доели вчерашний «Оливье», выпили по чашке кофе с тортом, который ухитрилась на скорую руку приготовить Лена, и уже собрались снова разойтись по своим спальным местам, когда Сергей неожиданно скомандовал:

  - Всем приготовить лыжи, фонарики и экипироваться для короткого броска в тундру! На станции остаются вахтенный и радист. Выходим через полчаса.

  Все оживленно зашумели и бросились собираться, перспектива провести остаток праздничного дня в постели никого не устраивала, все жаждали свободы и движения под полярными звёздами.

  Когда они остались вдвоем, Лена подошла к Сергею и  положила перед ним вахтенный журнал:

  - Ты читал сегодняшнюю сводку?  Я думаю, что ваш поход еще не поздно отменить. Будет пурга.

  Сергей махнул рукой, даже не заглядывая в журнал:

  - Мы совсем ненадолго.  Вернемся до твоей пурги. Жаль, что ты не пойдешь с нами. Недалеко от дороги, которую мы пробиваем к реке, есть небольшой лесок. Мы зажжем там на ёлке свечку, споем новогоднюю песенку и сразу же вернемся назад. Не скучай и ни о чем не беспокойся.

  Он поцеловал ее и ушел собираться.

   Она начала беспокоиться, когда часы в кают-компании пробили пять, и за окном пошел густой снег, пока без ветра. Она хотела поделиться своей тревогой с радистом Жорой, но тот спал на жестком диванчике, укрывшись тулупом.

  В семь часов она вышла на крыльцо и посмотрела вдаль, насколько это позволяла тьма ночи, слегка разбавленная вблизи огнями станции. Тогда Лена включила прожектор на крыше и сразу услышала, как недовольно запыхтел старенький дизель в сарае, который все гордо называли электростанцией.  При его свете стало видно, что снег летит  уже косо и быстро.

  Она вернулась в дом, разбудила Жору и попросила  его включит сирену. Её пронзительные звуки, раздавшиеся вскоре, лишь усилили тревогу Лены, и она заметалась по комнате, не зная, что делать дальше.

  На улице начиналась настоящая метель, завывание ветра было слышно даже сквозь двойные окна.

 Так прошел еще час, когда неожиданно громко хлопнула дверь и в комнату вошли двое: Сергей и геолог Юра Шевелёв. Они обв обессилено упали на стулья, и Сергей глухо сказал:

  - Лена, найди на складе нарты, спирт и побольше тулупов. А ты, Жора, срочно свяжись с городом и запроси, когда они смогут прислать вертолет. А потом пойдешь с нами. Костя Ливкин упал с обрыва, сломал ногу, изодрал в клочья о камни одежду и сильно обморозился. Ребята пока несут его на самодельных носилках, но они уже на пределе. Молодцы, что включили прожектор, без него мы бы еще долго блукали. 

  Город ответил, что в течение трёх суток вертолеты летать не будут.              

  Они вернулись через два часа.  Костя  был без сознания, бледный, как снег.  Биолог Женя Куколкин, исполнявший на станции заодно обязанности фельдшера, привел его в себя, наложил на сломанную ногу шины и отозвал в сторону Сергея.

  - Надо молить Бога, чтобы не началась гангрена,- тревожно сказал он. – У него серьёзно обморожены пальцы  ног и рук. Я ввел ему антибиотик, обычно это помогает избежать гангрены. Но у него случай очень тяжелый: серьёзные ушибы при падении и обморожение третьей степени.

  Ночь прошла неспокойно. По очереди дежурили у постели Кости, отпаивали его лекарствами и горячим чаем. Кроме того, Сергей приказал приготовить всё необходимое для расчистки вертолетной площадки, надеясь, что пурга прекратится и вертолет прилетит раньше.

  Но снег сыпал все три дня, ветер не стихал ни на минуту.

 Утром четвертого дня по рации поступило предупреждение о вылете к ним вертолёта, и начался аврал. Сначала надо пробить хотя бы тропу к площадке. Сделать даже это было непросто, потому что, когда открыли дверь, то выйти из помещения не смогли: перед ними была стена снега в рост человека.  Работали, не прерываясь, четыре часа, последние сугробы разгребали буквально под винтами вертолета.  Но посадка прошла благополучно.

  Вместе с Костей улетал Сергей: такое предписание передал ему пилот.

  На прощанье он обнял Лену, потом, отстраняясь, сухо сказал:

  - Просмотри вахтенный журнал. Возможно, я вернусь не один, кто-то прилетит проверять, что у нас здесь случилось. И обязательно полезет в вахтенный журнал.

  - А там всё в порядке, - удивилась Лена его просьбе.

  - Ну и хорошо, - улыбнулся Сергей.

   Муж вернулся через три дня, мрачный и похудевший. Он сразу пригласил в свой кабинет Лену и сказал:

  - Покажи мне вахтенный журнал.

  Он открыл его на странице, датированной первого января, прочел написанное там и бросил через плечо:

  - Это надо переписать.

  - Сережа, это невозможно, - ответила Лена. – Каждая страница пронумерована, а журнал опечатан.

  - Скажешь, что нечаянно нарушила печать.

  - Кому?

  - Комиссии, которая прилетит на следующей неделе.

  После недолгого  раздумья она ответила ему решительно и резко:

  - Я этого делать не буду.

 - В таком случае меня уволят с должности начальника станции..     

- По-моему, лучше перестать быть начальником, но остаться честным человеком, - как всегда тихо, возразила Лена.

  - Ты так думаешь? – спросил Сергей с какой-то нехорошей усмешкой и вышел.

   Во время ужина Сергей объявил, что подает заявление об уходе с работы. Тем же вечером он послал радиограмму об этом директору института. С Леной он вообще перестал общаться, перейдя жить в кубрик.

  Через неделю он улетел, а следующим вертолетом, который доставил нового начальника станции, прислал ей  короткое письмо:

        «Жить вместе без доверия друг к другу нельзя.

 Я улетаю в Москву. Заявление на развод пришлю позже».

  Как ни странно, Лена восприняла уход мужа очень спокойно. Во-первых, после его просьбы переписать данные метеосводки она находилась в каком-то ступоре. Она никогда не думала, что Сергей может предложить такое, а о разводе мог написать только какой-то совершенно чужой человек, который не знает, что она ждет ребенка.

  Во-вторых, именно мысль о будущем ребенке спасала ее от отчаяния.

  Почему-то ее больше волновало отношение к ней товарищей по зимовке, которое резко изменилось после увольнения Сергея. Оно стало натянутым и холодным, словно они подслушали её последний разговор с мужем и осуждали  за отказ пойти навстречу его просьбе.

 Она надеялась, что в институте всё будет иначе, но, вернувшись с зимовки, почувствовала отчуждение к ней со стороны всех сотрудников.

  Единственным человеком, который был по-прежнему добрым и участливым к ней, оказался Борис Федорович Чертков.

  Когда  у нее родился сын, которого она назвала Кириллом, потому что так хотел назвать  будущего сына Сергей в честь отца, погибшего на Афганской войне,  профессор заходил к ней почти каждый день,   принося продукты и игрушки для малыша.

  Спустя год Лена неожиданно получила письмо от Сергея. Оно тоже было очень коротким:

     «Я понял, что поступил неправильно. Даже очень плохо. Если сможешь простить меня, пришли телеграмму. Я прилечу первым же самолетом. Адрес на конверте».

  Она  не испытала никакой радости, тем более, злорадства, прочитав это  признание Сергея в своей неправоте. А о том, что она может простить или не простить его, она никогда не задумывалась. Он просто ушел из ее жизни, которая стала не хуже и не лучше из-за этого, наполнившись другим, очень счастливым содержанием, ее родным сыном.

  Вечером она показала письмо Черткову, и тот понял, что она ждет от него совета, как ей поступить.

  - Знаешь, Алёнушка, - сказал Борис Федорович после долгого раздумья – у каждого из нас своя жизнь, свои характеры и пристрастия. Когда мне было двадцать пять лет, я тоже ушел от моей первой жены. Потому что она изменила мне, а я любил её больше всего на свете. Затем я тоже получил от нее письмо, в котором она каялась во всех своих грехах и просила меня простить ее. И я простил. Но жить вместе мы уже не смогли. Меня постоянно мучила мысль о ее измене, а она не могла простить мне то, что я как бы снизошел к ней, как к согрешившей женщине. Вы, женщины, привыкли, чтобы мужчины не снисходили к вам, а завоёвывали вас. Своим умом, силой, приятными манерами, мужской красотой, наконец. И мы вновь расстались. Вот об этом ты должна подумать. Сможете ли вы стать вновь мужем и женой, помня обо всём этом?  Но еще больше ты должна подумать о сыне. Он может соединить вас навеки, и вы забудете обо всем, что с вами случилось.

  Утром Лена вышла погулять с сыном. Наступало скупое северное лето, пробивалась первая зелень и ярко голубело небо. Лена  подошла к почте и  попросила сидевшую на скамейке старушку:

  - Присмотрите за коляской, пожалуйста.

Потом зашла внутрь, взяла телеграфный бланк и после адреса написала одно лишь короткое слово: «Прилетай».