7 августа 1932 года по инициативе И.В.Сталина было принято Постановление «Об охране имущества государственных предприятий, колхозов и кооперации и укрепление общественной (социалистической) собственности». В народе его прозвали Законом о пяти колосках.
Лихие настали времена для крестьян. Новый закон, приравняв колхозы к государственной собственности, фактически сделал людей заложниками своей земли. Бесправие людей было сродни крепостничеству. Кражей могло считаться подбирание на поле после сбора урожая колосков и овощных культур. За расхищение государственного имущества даже в мизерных размерах предполагалась высшая мера наказания – расстрел с конфискацией имущества или, при наличии «смягчающих обстоятельств», лишение свободы сроком не менее 10 лет с конфискацией. Амнистия для осужденных по Закону о пяти колосках не полагалась.
Ночь опустилась на село, но в хатах не спали. Детишки посапывали на печах и лежанках. Покряхтывала, постанывала в углу старая Марфа, прислушиваясь к разговору мужчин. Два закадычных друга, Семён и Павел, сидели за столом в темноте и обсуждали происходящее. Их жёны, Пелагея и Устинья, сидели молчаливо у стены, скорбно сложив натруженные руки на коленях. В разговор не вмешивались. Первым тишину нарушил Павел.
- Уезжаем мы. Жизни нам здесь не будет. Верный человек передал, что бумага на мой арест заготовлена. Якобы у меня в сельпо растрата и речи вёл неподобные. Ты же меня знаешь, я нитки чужой в дом не принесу. Кто-то из своих накропал. Не верь никому, Сёмка. Ухо держи востро. От дружбы нашей открещивайся...
- Да что ты, Пашка!
- Не перечь! О детях думай в первую очередь. Я бы и тебя взял с собой, дак не поедешь. Маманю обезножившую не бросишь.
- Не поеду, - тихо произнёс Семён, опустив голову.
- Мы тут с Устиньей покалякали. Через часик с тобой перенесём в хату жернова. Нам они теперь ни к чему. Сами не ведаем, куда судьба занесёт, а вам пригодятся. Что найдёте в избе нужное, забирай. Не поминайте лихом. Даст Бог, свидимся ещё.
Наутро нагрянули вооружённые люди, рыскали по хатам в поисках Павла и его семьи. Честнейшего человека в селе объявили расхитителем государственной собственности и шпионом, а его жену Устинью - пособницей. Детей предписывалось сдать в детприёмник. Никого не нашли и вернулись восвояси ни с чем. Народ молчал. Семён продолжал мучиться вопросом:
- Кто же из своих донёс?
Уборочная закончилась. Весь урожай вывезли подчистую. Люди стали прятать запасы, что ещё имелись в своих хозяйствах. А тут ещё слух пронёсся, что жернова в хозяйствах изымают или разбивают. Металась по хате Пелагея, что могла, она уже давно припрятала. А такую махину, как жернова, где притулить?! Запыхавшийся Семён, вбежав, выдохнул:
- Послеталось вороньё! Что же я раньше о жерновах не подумал?
Супруги затравленно оглядывались по сторонам. В углу заворочалась парализованная мать.
- Сюды, сынок, под меня ложь.
Не сговариваясь, Семён и Пелагея подхватили дряблое тело старухи. Разместив жернова, прикрыли тряпьём и уложили мать на место. Едва успели отдышаться, на подворье появились продотрядовцы. Шастали по двору, в хате всё перерыли, но ничего не нашли.
- Заготовительный план не выполнен, изымаем разворованный, незаконно розданный и скрытый хлеб. Где скрываете излишки?
Осмелевшая Пелагия заголосила:
- Детей кормить нечем. Мать парализованная бревном лежит. Вот-вот представится скоро. Сами от недоедания с мужем еле ноги таскаем. Ищите! Что найдёте, всё ваше.
- Ты тут не митингуй, женщина! Антисоветчину не разводи! Проявлять должна гражданскую сознательность. Жернова в хозяйстве имеются?
- Отродясь не было!
- Где же зерно мололи?
- Так на мельницу возили зерно или по старинке в ступе.
- Изъять ступу!
- Так она треснутая, - робко подал голос один из изымаемых.
- Что вас всё время учить надо! Расколоть на куски.
С полатей раздался робкий голос младшенькой:
- Дядя...
Семён напрягся, готовый к последней смертельной схватке. Терять теперь было нечего.
- Дети всё видели. По недомыслию маленькая всё расскажет.Эх, Катюша! Подвела ты родителя своего...
Пелагея остолбенела. Страх парализовал всё её тело. От безысходности создавшейся ситуации такая тоска и отчаяние охватили её, что в глазах потемнело и ком в горле застрял. дыхание перехватило. Ей показалось, что происходящее длится целую вечность и пора бы ему разрешиться наконец. На самом деле пролетело несколько секунд. Звонкий голос старшенького разрядил обстановку.
- Молчи, Катька! Нету у дяди конфет. Если бы были, он бы нам сразу по жмене отвалил, а может по две. Дядя добрый, в следующий раз привезёт.
Пелагея тут же вступила в разговор.
- Вы уж простите её, маленькая и глупенькая. Кооператоры заезжие два года назад угостили, до сих пор помнит. Думает, что все городские с конфетами в карманах разъезжают.
Старший отряда молчаливо переварил информацию и вдруг громко захохотал:
- Ишь чего захотела? Конфет ей подавай!
Когда хата опустела Пелагея плюхнулась на лавку мешком. Последние силы покинули её. Тело начало трясти, Слёзы ручьём потекли из глаз. Не в силах подняться, глядя в сторону свекрови, стала виниться перед ней.
- Вы уж простите меня, матушка, что такое про вас говаривала. Со страху видать у меня ум помутился. Живите долго и зла на меня не держите за слова дерзкие и крамольные.
Старуха вытерла рукавом слезящиеся подслеповатые глаза и тихо произнесла:
- Что ты, касатка! Бог с тобой! Всё правильно было говорено. От сердца слова шли. Аж меня саму проняло. Все под Богом ходим - кому какой срок отмерен. А ты за деток в первую очередь думай. Даст Бог, переживём эту лихую годину.
Голодное лихолетье растянулось на годы. Запущенные жернова Законом о пяти колосках перемалывали человеческие судьбы. Многие были осуждены по этой статье. Обвинения порой были абсурдны. Кто-то подобрал на поле после сбора урожая несколько колосков, кто-то выехал на общественной лодке, чтобы наловить рыбы в реке на пропитание голодающей семье. Просто любезничали парень с девушкой возле свинарника и... заработали статью за нанесение ущерба государственной собственности. Якобы побеспокоили колхозного поросёнка, который в весе потерять может. Многие обвинённые, истощённые голодом, так и не доживали до вынесения приговора. Голод убивал людей, травмировал их психику. Одни, озлобившись, строчили доносы на односельчан, другие тихо сходили с ума. Участились случаи людоедства. Попытки бунтов пресекались на корню.
Люди не доедали. Давно в селе исчезли кошки и собаки, да и крысы стали великой редкостью. Пелагея строго-настрого запрещала детям быть врозь и оставлять бабушку одну. Ужасными слухами полнилась земля. Дошли они и до села вместе с мерами ужесточения.Отныне поля охраняли комсомольцы-активисты с вышек, установленных по всему периметру. У колхозных амбаров всегда стояла вооружённая охрана.
Селу ещё повезло. Не было вокруг него вооружённого оцепления, как в других местах. Ягодно-грибной сезон помогал выжить семье. Дети часто наведывались в лес, собирали всё, что годилось в еду: кору дубовую, молодые побеги, травы, созревающи сосновые шишки. Парализованная Марфа знала толк в травах и передавала знания старшим внукам. Принесённые травы тщательно перебирались и вывешивались, связанные в пучки, на чердаке, подальше от недобрых глаз. Однажды дети поймали ворону и свернув ей шею, принесли домой. На такую ораву что там есть? Но навар получился отличный! Пелагея и Семён сами не доедали, но их дети и мать, хоть и не досыта, но что-то в желудок кидали. Иногда неделями семья выживала на травяных отварах.
Жернова, оставленные Павлом, исправно несли свою службу. Тайно в ночи Пелагея перемалывала кору, молодые стебли, травы. Кто-то из детей иногда ослабевал. Неистово молилась каждую ночь хозяйка дома, опустившись на колени и устремив свой взор в красный угол, где когда-то красовались иконы, отобранные и увезённые заезжими комсомольцами. Возносила женщина благодарность за прошедший день, за то, что все живы. Молилась за болящих в доме, просила у Бога долгой жизни свекрови и сохранить жернова в целости до лучших времён. И словно вняв её молитвам, смерть обходила хату стороной. Набеги продотрядов большого урона не приносили. Жернова никем не были обнаружены, хоть и пытались некоторые произвести полный обыск, покушаясь на ложе старухи. Но, откинув край изношенного лоскутного одеяла, в миг оценив прелести аромата старческого немытого тела, враз отказывались от продолжения поисков. Сами жернова под ежеминутной охраной старой Марфы, словно в благодарность за это, питали её жизненными силами. Давно должна была отдать Богу душу, но возложенная на неё миссия не допускала этого.
Нечасто доставались жернова, не всегда для них была работа. Покой входил в душу исстрадавшейся матери, когда нужны были жернова. Ждали, пока дети крепко заснут, окна плотно занавешивали. Помнила Пелагея рассказы бабушки своей. Словно вчера всё было... Помол зерна превращался в сказку. Установленный неподвижно нижний камень символизировал земную твердь, верхний - вращающиеся небеса. Всё на земле и в небе жило по своим законам и это были законы добра.
- Откуда же в мире сейчас столько злобы?!
И тут же находила ответ:
- В грехах погрязли. От Бога отвернулись. Заповеди забыли.
Под мерное вращение верхнего камня с помощью рукоятки слышался монотонный, довольно громкий в ночи звук, поэтому Семён всегда был во дворе, пока жена молола.
Вращались жернова в ночи в хатах тех, кто сумел их припрятать и сберечь. Их звук даровал надежду, придавал силы выжить. Другие жернова, жернова истории, грохотали, на всю страну, не таясь, вселяя ужас и злобу в сердца. И не было силы остановить их... И не было никакого спасения оказавшимся между ними...Закон о пяти колосках был отменён 7 июня 1947 года, но жернова истории продолжали своё вращение, только очень тихо и медленно...
[Скрыть]Регистрационный номер 0519695 выдан для произведения:
7 августа 1932 года по инициативе В.Г.Сталина было принято Постановление «Об охране имущества государственных предприятий, колхозов и кооперации и укрепление общественной (социалистической) собственности». В народе его прозвали Законом о пяти колосках.
Лихие настали времена для крестьян. Новый закон, приравняв колхозы к государственной собственности, фактически сделал людей заложниками своей земли. Бесправие людей было сродни крепостничеству. Кражей могло считаться подбирание на поле после сбора урожая колосков и овощных культур. За расхищение государственного имущества даже в мизерных размерах предполагалась высшая мера наказания – расстрел с конфискацией имущества или, при наличии «смягчающих обстоятельств», лишение свободы сроком не менее 10 лет с конфискацией. Амнистия для осужденных по Закону о пяти колосках не полагалась.
Ночь опустилась на село, но в хатах не спали. Детишки посапывали на печах и лежанках. Покряхтывала, постанывала в углу старая Марфа, прислушиваясь к разговору мужчин. Два закадычных друга, Семён и Павел, сидели за столом в темноте и обсуждали происходящее. Их жёны, Пелагея и Устинья, сидели молчаливо у стены, скорбно сложив натруженные руки на коленях. В разговор не вмешивались. Первым тишину нарушил Павел.
- Уезжаем мы. Жизни нам здесь не будет. Верный человек передал, что бумага на мой арест заготовлена. Якобы у меня в сельпо растрата и речи вёл неподобные. Ты же меня знаешь, я нитки чужой в дом не принесу. Кто-то из своих накропал. Не верь никому, Сёмка. Ухо держи востро. От дружбы нашей открещивайся...
- Да что ты, Пашка!
- Не перечь! О детях думай в первую очередь. Я бы и тебя взял с собой, дак не поедешь. Маманю обезножившую не бросишь.
- Не поеду, - тихо произнёс Семён, опустив голову.
- Мы тут с Устиньей покалякали. Через часик с тобой перенесём в хату жернова. Нам они теперь ни к чему. Сами не ведаем, куда судьба занесёт, а вам пригодятся. Что найдёте в избе нужное, забирай. Не поминайте лихом. Даст Бог, свидимся ещё.
Наутро нагрянули вооружённые люди, рыскали по хатам в поисках Павла и его семьи. Честнейшего человека в селе объявили расхитителем государственной собственности и шпионом, а его жену Устинью - пособницей. Детей предписывалось сдать в детприёмник. Никого не нашли и вернулись восвояси ни с чем. Народ молчал. Семён продолжал мучиться вопросом:
- Кто же из своих донёс?
Уборочная закончилась. Весь урожай вывезли подчистую. Люди стали прятать запасы, что ещё имелись в своих хозяйствах. А тут ещё слух пронёсся, что жернова в хозяйствах изымают или разбивают. Металась по хате Пелагея, что могла, она уже давно припрятала. А такую махину, как жернова, где притулить?! Запыхавшийся Семён, вбежав, выдохнул:
- Послеталось вороньё! Что же я раньше о жерновах не подумал?
Супруги затравленно оглядывались по сторонам. В углу заворочалась парализованная мать.
- Сюды, сынок, под меня ложь.
Не сговариваясь, Семён и Пелагея подхватили дряблое тело старухи. Разместив жернова, прикрыли тряпьём и уложили мать на место. Едва успели отдышаться, на подворье появились продотрядовцы. Шастали по двору, в хате всё перерыли, но ничего не нашли.
- Заготовительный план не выполнен, изымаем разворованный, незаконно розданный и скрытый хлеб. Где скрываете излишки?
Осмелевшая Пелагия заголосила:
- Детей кормить нечем. Мать парализованная бревном лежит. Вот-вот представится скоро. Сами от недоедания с мужем еле ноги таскаем. Ищите! Что найдёте, всё ваше.
- Ты тут не митингуй, женщина! Антисоветчину не разводи! Проявлять должна гражданскую сознательность. Жернова в хозяйстве имеются?
- Отродясь не было!
- Где же зерно мололи?
- Так на мельницу возили зерно или по старинке в ступе.
- Изъять ступу!
- Так она треснутая, - робко подал голос один из изымаемых.
- Что вас всё время учить надо! Расколоть на куски.
С полатей раздался робкий голос младшенькой:
- Дядя...
Семён напрягся, готовый к последней смертельной схватке. Терять теперь было нечего.
- Дети всё видели. По недомыслию маленькая всё расскажет.Эх, Катюша! Подвела ты родителя своего...
Пелагея остолбенела. Страх парализовал всё её тело. От безысходности создавшейся ситуации такая тоска и отчаяние охватили её, что в глазах потемнело и ком в горле застрял. дыхание перехватило. Ей показалось, что происходящее длится целую вечность и пора бы ему разрешиться наконец. На самом деле пролетело несколько секунд. Звонкий голос старшенького разрядил обстановку.
- Молчи, Катька! Нету у дяди конфет. Если бы были, он бы нам сразу по жмене отвалил, а может по две. Дядя добрый, в следующий раз привезёт.
Пелагея тут же вступила в разговор.
- Вы уж простите её, маленькая и глупенькая. Кооператоры заезжие два года назад угостили, до сих пор помнит. Думает, что все городские с конфетами в карманах разъезжают.
Старший отряда молчаливо переварил информацию и вдруг громко захохотал:
- Ишь чего захотела? Конфет ей подавай!
Когда хата опустела Пелагея плюхнулась на лавку мешком. Последние силы покинули её. Тело начало трясти, Слёзы ручьём потекли из глаз. Не в силах подняться, глядя в сторону свекрови, стала виниться перед ней.
- Вы уж простите меня, матушка, что такое про вас говаривала. Со страху видать у меня ум помутился. Живите долго и зла на меня не держите за слова дерзкие и крамольные.
Старуха вытерла рукавом слезящиеся подслеповатые глаза и тихо произнесла:
- Что ты, касатка! Бог с тобой! Всё правильно было говорено. От сердца слова шли. Аж меня саму проняло. Все под Богом ходим - кому какой срок отмерен. А ты за деток в первую очередь думай. Даст Бог, переживём эту лихую годину.
Голодное лихолетье растянулось на годы. Запущенные жернова Законом о пяти колосках перемалывали человеческие судьбы. Многие были осуждены по этой статье. Обвинения порой были абсурдны. Кто-то подобрал на поле после сбора урожая несколько колосков, кто-то выехал на общественной лодке, чтобы наловить рыбы в реке на пропитание голодающей семье. Просто любезничали парень с девушкой возле свинарника и... заработали статью за нанесение ущерба государственной собственности. Якобы побеспокоили колхозного поросёнка, который в весе потерять может. Многие обвинённые, истощённые голодом, так и не доживали до вынесения приговора. Голод убивал людей, травмировал их психику. Одни, озлобившись, строчили доносы на односельчан, другие тихо сходили с ума. Участились случаи людоедства. Попытки бунтов пресекались на корню.
Люди не доедали. Давно в селе исчезли кошки и собаки, да и крысы стали великой редкостью. Пелагея строго-настрого запрещала детям быть врозь и оставлять бабушку одну. Ужасными слухами полнилась земля. Дошли они и до села вместе с мерами ужесточения.Отныне поля охраняли комсомольцы-активисты с вышек, установленных по всему периметру. У колхозных амбаров всегда стояла вооружённая охрана.
Селу ещё повезло. Не было вокруг него вооружённого оцепления, как в других местах. Ягодно-грибной сезон помогал выжить семье. Дети часто наведывались в лес, собирали всё, что годилось в еду: кору дубовую, молодые побеги, травы, созревающи сосновые шишки. Парализованная Марфа знала толк в травах и передавала знания старшим внукам. Принесённые травы тщательно перебирались и вывешивались, связанные в пучки, на чердаке, подальше от недобрых глаз. Однажды дети поймали ворону и свернув ей шею, принесли домой. На такую ораву что там есть? Но навар получился отличный! Пелагея и Семён сами не доедали, но их дети и мать, хоть и не досыта, но что-то в желудок кидали. Иногда неделями семья выживала на травяных отварах.
Жернова, оставленные Павлом, исправно несли свою службу. Тайно в ночи Пелагея перемалывала кору, молодые стебли, травы. Кто-то из детей иногда ослабевал. Неистово молилась каждую ночь хозяйка дома, опустившись на колени и устремив свой взор в красный угол, где когда-то красовались иконы, отобранные и увезённые заезжими комсомольцами. Возносила женщина благодарность за прошедший день, за то, что все живы. Молилась за болящих в доме, просила у Бога долгой жизни свекрови и сохранить жернова в целости до лучших времён. И словно вняв её молитвам, смерть обходила хату стороной. Набеги продотрядов большого урона не приносили. Жернова никем не были обнаружены, хоть и пытались некоторые произвести полный обыск, покушаясь на ложе старухи. Но, откинув край изношенного лоскутного одеяла, в миг оценив прелести аромата старческого немытого тела, враз отказывались от продолжения поисков. Сами жернова под ежеминутной охраной старой Марфы, словно в благодарность за это, питали её жизненными силами. Давно должна была отдать Богу душу, но возложенная на неё миссия не допускала этого.
Нечасто доставались жернова, не всегда для них была работа. Покой входил в душу исстрадавшейся матери, когда нужны были жернова. Ждали, пока дети крепко заснут, окна плотно занавешивали. Помнила Пелагея рассказы бабушки своей. Словно вчера всё было... Помол зерна превращался в сказку. Установленный неподвижно нижний камень символизировал земную твердь, верхний - вращающиеся небеса. Всё на земле и в небе жило по своим законам и это были законы добра.
- Откуда же в мире сейчас столько злобы?!
И тут же находила ответ:
- В грехах погрязли. От Бога отвернулись. Заповеди забыли.
Под мерное вращение верхнего камня с помощью рукоятки слышался монотонный, довольно громкий в ночи звук, поэтому Семён всегда был во дворе, пока жена молола.
Вращались жернова в ночи в хатах тех, кто сумел их припрятать и сберечь. Их звук даровал надежду, придавал силы выжить. Другие жернова, жернова истории, грохотали, на всю страну, не таясь, вселяя ужас и злобу в сердца. И не было силы остановить их... И не было никакого спасения оказавшимся между ними...Закон о пяти колосках был отменён 7 июня 1947 года, но жернова истории продолжали своё вращение, только очень тихо и медленно...
Да, тяжелый был период, и унес много жизней. И многие тогда воспользовались этим — кто в карьерном плане продвинулся, кто что-то отхватил, присвоил., а кто и просто мстил кому-то. Собственно говоря, такое наблюдается при всяком переломном периоде истории общества, просто выражено бывает в разной степени. Да еще. Разумеется инициалы Сталина не В.Г., а И.В.
Свидетелей тех лихих времён почти не осталось, но память о том времени хранят их дети и внуки. Хотелось бы, чтобы все мы знали историю и своей страны, и историю своего рода.
"- Откуда же в мире сейчас столько злобы?! И тут же находила ответ: - В грехах погрязли. От Бога отвернулись. Заповеди забыли." ----------------------------------------------------- В этих трёх строчках — Истина. А грядущая за этими страшными годами — война, жестокая и беспощадная — как расплата за тот немыслимый по своей бесчеловечности воинствующий атеизм, который властвовал в нашем Отечестве. Война — как наказание за грехи и как искупительной действо. "В окопах не было атеистов" — так говаривали и солдаты, и командиры, и те, кто в тылу всё делал для грядущей победы. И народ, заплативший безумно-великую цену за победу, был прощён Творцом: мы победили! То, что сейчас происходит на планете и, в частности, на нашей многострадальной земле, ещё предстоит осмыслить... Хотя многому-многому уже сейчас есть своё объяснение. — Спасибо огромное, Людмила, за Вашу работу!
Спасибо, Василий, за такой развёрнутый комментарий. Мы толком не знаем своей истории, потому что её всё время переписывают, перекручивают, выдают по капельке правды. Но есть ещё живые свидетели тех событий. Конечно, правда порой колет глаза, но мы должны знать свою историю, иначе вырастем все Иванами, не помнящими родства.