Битва за Днепр

2 мая 2025 - Татьяна Белая

   О войне мой папа рассказывал крайне редко. Если и вспоминал за праздничным столом в день Победы, то обычно какие-то веселые моменты фронтовой жизни. Как будто был там лишь для того, чтобы похохмить да поприкалываться. И даже когда уже стал седым ветераном, ни разу из его уст не слышала привычное, стариковское: «Вот в наше время… Вот наше поколение… Я воевал, кровь проливал», и тому подобное. Никаких льгот себе не требовал. И лишь однажды мы услышали от него довольно подробный рассказ об одном из боев за Днепр, участником которого он был. А причиной тому стало, казалось бы, радостное событие.

В тот день отец пребывал в отличном расположении духа. Стоял в прихожей, облокотившись на холодильник, и курил свою «Приму». Сигарет с фильтром он не признавал. Вставлял её в красивый длинный мундштук и с наслаждением пускал клубы дыма. Раздался звонок телефона. Он поднял трубку и ответил. Я обратила внимание, как менялось выражение его лица в ходе разговора. Вернее, он только слушал и лишь в конце сказал: «Так точно. Вас понял. Буду». Закончив разговор, как-то обессилено опустился на стул и слегка дрожащими пальцами вновь прикурил. Взгляд стал суровым. А в глазах отражалась такая боль, что я испугалась.

Вначале подумала, папа получил очередное известие о смерти кого-то из близких. В последнее время это случалось все чаще. Друзья уходили один за другим. Кто от болезни, кто от старых ран. Я подошла, обняла его за плечи и спросила, что случилось? Но он был так взволнован, что покачал головой и коротко ответил: «Потом».

Оказалось, в честь сорокалетия Победы, он представлен к награде орденом Отечественной войны 1 степени. Мама по такому случаю накрыла праздничный стол. Отмечали в тесном семейном кругу. Выпили по стопочке, поздравили нашего ветерана. Я для тоста даже стихи сочинила. Корявые, неумелые, но от души. Отцу понравились. Точно не помню, но звучали приблизительно так:

Вот сидит он перед нами
Лысый, старенький, седой
Смотрит грустными глазами
В прошлом, парень молодой
Папа, что опять взгрустнулось?
От чего твой взор поник?
Иль, лихое вспомянулось?
На войну вернулся в миг.
Не грусти, отважный воин
Здесь сидят твои друзья
Ты всех почестей достоин
И грустить тебе нельзя

Что тут долго рассуждать?
Предлагаю тост поднять!
За солдата смелого
Того Сашку Белого
Что шел когда-то на войну
Защищать свою страну.

Отец сидел непривычно молчаливым и задумчивым. Потом, положив орден на ладонь, погладил его и тихо произнес:
-Вот и нашла меня моя награда, - он тяжело вздохнул, немного помолчал и продолжил. – Долго ты шла ко мне, голубушка. А ведь это не просто орден, - обратился отец к нам. – Вроде бы, друзья мои погибшие задают вопрос с того света: «А правильно ли ты прожил дарованную тебе жизнь, Сашка? А успел ли ты сделать то, чего мы не смогли? Не опозорил ли ты честь солдата в суете дней?»
-Пап, - удивленно поинтересовалась я, - так ты ещё в войну был награжден этим орденом? А почему не получил раньше?
-Война, дочь, - ответил он, закуривая. – Война пишет свои сюжеты. Порой, непредсказуемые. Сегодня я хочу поведать вам, дорогие мои, о тех трагических событиях.
И папа стал рассказывать. Я попытаюсь передать вам эту исповедь его словами. Без лирических отступлений и художественных прикрас. Именно так вспоминал эти события старший сержант отделения связи артиллерийского полка Белый Александр Иванович.

Осенью сорок третьего это случилось. Подошли мы к водной преграде уставшие и вымотанные. Задачка нам предстояла нелегкая - переправиться через Днепр. Это вам не Шайтанка, что у нас в Салехарде. С могучей рекой шутки плохи. Вброд не перейдешь. А немец в ту пору злой был. Видать Гитлер хвоста-то своим генералам за поражение под Курском накрутил не хило. Окопались фашисты на правом берегу крепко. Надеялись остановить наступление советских войск. Утопить нас в реке и повернуть ход военных действий. Артобстрелы не прекращались ни днем, ни ночью. Да и с неба утюжили не переставая.

Мое отделение связи к артиллерийскому полку приписано было. На чем попало, не переправишься. Понтоны, плоты готовили для переброски орудий. Тогда каждый из нас надеялся, Днепр бы переплыть благополучно, а там уж дело пойдет. После Курска настроение было приподнятое. Один из моих бойцов, казах Алтынбек, молился своему Аллаху неустанно. Ни есть, ни пить не мог.   Он в степном ауле кроме грязного арыка с роду воды не видывал. Для него Днепр, что море-океан. Другой из отделения, Степка, неисправимый юморист и балагур, над ним все подзуживал. А если честно, у всех душа не на месте была. Кому ж охота на дне реки вечный покой обрести? Ни могилки тебе, ни крестика.

Ближе к ночи, подходит ко мне этот самый Алтынбек и шепчет:
-Камандира, на понтона ехать не нада. Немца пушки бомбить будет сразу. Кирдык нам. Лодка нада искать. Маленький лодка лучше.
Я понимал, что он прав. На лодке, конечно, безопаснее. Если с неба бомбить начнут, то прямиком целить в понтоны и плоты станут. Хотя, взрывной волной и лодку перевернет. Удалось нам подсуетиться к какой-то лодчонке. Запрыгнули. Управлял ею бывший матрос. Ловко нами командовал. Ветер был сильный, течение там быстрое. Только благодаря этому парню и с накатами свинцовых волн справились, и от взрывов увернулись. Страху натерпелись, водички наглотались, но добрались относительно благополучно. Мокрые с головы до ног, однако, живые.

Когда на берег ступили, облегченно вздохнули. Думали, самое страшное позади. Да не тут-то было. В том месте не земля, один сплошной песок. Без передыху, сразу вперед потопали. Подальше от реки. Предстояло нам отбить у немцев село Деражичи. Вроде, так называлось. Ой, - покачал головой отец, - как тащили орудия и снаряды по песку, страшно вспомнить. Песок набивался во все дырочки. Рот, нос, глаза, уши. Ладно, хоть в дороге не бомбили. Наша авиация поддерживала. В небе мессеров отгоняли. Долго тащились. Чуть живы, подошли к месту боя. Стали окапываться. А окопы-то не держатся. Песок осыпается. Пушки вязнут. Никакого укрытия. Спрятаться негде. Одни куцые заросли кустов.

Стали готовиться к атаке. Артиллеристы пушки на прямую наводку выкатили. Впереди стрелковая рота залегла. Мы втроем - я, Алтынбек и Степан в кустиках обосновались. Остальные из отделения, где-то в другом месте. Перекусить решили, пока, суть да дело. Только котелки, ложки достали, и тут началось. Опередили нас немцы. Сначала минометный обстрел, а потом и с неба бомбы посыпались. Ад кромешный. Смерч из песка и осколков накрыл все. Наши орудия ни одного выстрела сделать не успели. Залегли. В песок, как ящерицы зарылись.

Вдруг, обстрел резко прекратился и танки пошли. С брони пехота, как горох сыплется. Грозно так надвигаются. Ровненько. Моторы гудят, а позади шлейф из песка. Страх божий. Раздавили бы нас эти махины, как червей.

И в это время наши стрелки дрогнули. Рванули обратно к реке. У них рота только после переформирования. Считай, одни новобранцы. Пороху ещё не нюхали. Вот нервы и не выдержали. Я, мордой прямо в колючий куст, уткнувшись, лежал. Кто-то из отступавших, мне на ногу наступил. Ругнулся, глаза открываю и вижу, из-за ближайшего к нам орудия офицер молоденький выскакивает. В руках пистолет и первого попавшегося беглеца за грудки хватает, орет чего-то. Отбросил его на землю. Другому, с ходу в торец. Сам в полный рост. Ужом туда-сюда крутится. Пытается солдат остановить.

А я командира этого расчета знал хорошо. Пацан совсем. Еще моложе меня. Лет двадцать. С ускоренного выпуска артиллерийского училища. Из интеллигентов, видать. Маленький, рыжий, глаза круглые. Губастенький такой. Голос писклявый, как у котенка. И имя смешное – Илларион. «Старички» над ним посмеивались. Губошлепом Лариком прозвали. А тут, откуда что взялось? Орет так, что взрывы перекрикивает. У него в расчете почти все погибли. Один раненый боец остался. Лейтенант нас увидел, кричит: «Слушай мою команду! К орудию! Заряжай! Стрелять буду!» И прямо в меня целится. - Ну, стрелять-то он, конечно, не стал бы, - усмехнулся рассказчик. - Что нам его пистолетик? Когда рядом мины рвутся.

Я своим ребятам скомандовал. Подползли к покосившейся пушечке. Залегли. Гляжу, рядом ящики со снарядами. Одно попадание и пипец нам.
«Эх, была, не была, - думаю. – Помирать, так с музыкой». Кто куда распределились. Я к наводке. А ниче ж не соображаю. Куда крутить? Как целиться? Но схватился я за этот рычаг, как утопающий за соломинку. Алтынбек - заряжающим, Степка снаряды подавать. Ларик орет: «Огонь!» Жахнули, куда не попадя. И ведь что интересно. С первого выстрела тот танк, что прямо на нас пер, задымился. Дуракам, как говорится, везет. Закрутился он в облаке песка и черного дыма. Дальше уж мы без остановки. Огонь! Огонь! Не зги не видать. Гул сплошной, а лейтенант так и стоит в полный рост, рукой отмашку дает. Ну, заговоренный, прям.

Потом, ещё одно наше орудие «проснулось». За ним другое, третье. Да и стрелки опомнились, вернулись на позиции. А куда бежать-то? Позади только батюшка Днепр. Сколько все это продолжалось, не скажу. Снаряды мы все перестреляли. Затишье наступило как-то внезапно. Песок немного осел. Перед глазами подбитые, исковерканные машины. Далеко впереди ружейные выстрелы слышны. Снаряды уже не рвутся. Стрелковая рота в атаку пошла. «Урааа!!!», - вперемежку с матюгами доносится. - Прости меня господи, - устало произнес отец, - но, за Родину, за Сталина никто не орал. Матюги отборные и ура.

Лежу, боюсь пошевелиться. Пытаюсь прийти в себя. В ушах звенящая непривычная тишина стоит. И вдруг рядом раздается какой-то противный скрежет, прям, ножом по сердцу. Я аж вздрогнул. Оглядываюсь. Алтынбек наш, весь в песке, глаз не видно. Ложкой по дну котелка скребет. Кашу доедает. Перед форсированием свою пайку не съел от страху. Наверстывает опущенное.
-Жив, - говорю, - курилка? Как тебе эта каша в глотку лезет?
-Алтынбек помирать никак нельзя, - отвечает. – Дома шесть дочка. Жена. Мать старый, больной. Нада аул идти. Ещё сына радить нада. Наследник рода должна быть.
И тут такой ржач на нас напал. Хохотали до икоты, до слез. Стали ребята из песка вытряхиваться. Руки, ноги ощупывать. Головой мотать. Лейтенант тоже писклявенько похихикивает. Голос-то совсем сорвал.
-Кушайте, кушайте рядовой Нузарбаев, - вежливо так, по-интеллигентному к солдату обращается. – Сына сделать, большая сила требуется.

Тут уж я совсем от хохота покатился. Че он там про мужскую силу знает, думаю. Поди, девчонку-то ни разу в жизни не целовал. Ещё туда же.
Ладно, отсмеялись, успокоились, давай гадать, сколько из подбитых танков мы поразили. Глядим, вдали машина командирская остановилась. Близко-то не подъехать. Все перерыто взрывами, исковеркано. Потом, двое к нам подошли. Генерал и ординарец его.

Лейтенант на вытяжку перед генералом. Стал обстановку докладывать. Но офицер махнул рукой, обнял его и фамилию спросил. Затем велел ординарцу наши данные записать. Всех нас к ордену Отечественной войны 1 степени, а командира орудия обещал к званию Героя представить.

Ведь именно он, губошлеп Ларик, повернул ход сражения за мало кому известное село Деражичи. Конечно, это не Сталинградская битва и не Курская Дуга. Только ведь именно из таких маленьких боев, не прописанных в энциклопедии войны, складывалась тяжелая битва за Днепр. И, в конце концов, слагалась наша общая победа над фашистами.

Отец в это время сидел какой-то беспомощный, растерянный, сгорбленный. Совсем на него не похоже. Он плакал. Мой папа плакал! У него не было фотографий друзей. Он просто держал в руках свой орден и тихо говорил:
-Только так и не стал Героем Советского Союза Илларион Подольский, - тяжело вздохнул отец. - Когда ординарец наши данные записал, и они с генералом отправились обратно, лейтенант бросился им вдогонку. Наверное, хотел, чтобы и его погибшим бойцам хоть посмертно ордена вручили. Подбежал, что-то говорить стал и тут взрыв. Видать, на мину напоролись. Уже у самой машины, - он на минуту замолк.
-Не родил наследника маленький казах Алтынбек Нузарбаев. Убит на следующий день. Не стал знаменитым артистом весельчак Степан Назаренко. Погиб при штурме Кенигсберга. Да скольких я друзей схоронил за годы войны, - продолжил папа, беря в руки рюмку. – А сам вот до сих пор живу. За всех них живу. Так давайте же выпьем стоя, и не чокаясь. Вечная им Память.

Вот такие воспоминания всколыхнул в душе старшего сержанта запаса полученный орден. Отец ушел от нас в 1989 году. На мой взгляд, он ни разу в жизни не опозорил ЧЕСТЬ солдата Великой Отечественной. Прожил достойно, как смог.

Регистрационный номер №0539983

от 2 мая 2025

[Скрыть] Регистрационный номер 0539983 выдан для произведения:

   О войне мой папа рассказывал крайне редко. Если и вспоминал за праздничным столом в день Победы, то обычно какие-то веселые моменты фронтовой жизни. Как будто был там лишь для того, чтобы похохмить да поприкалываться. И даже когда уже стал седым ветераном, ни разу из его уст не слышала привычное, стариковское: «Вот в наше время… Вот наше поколение… Я воевал, кровь проливал», и тому подобное. Никаких льгот себе не требовал. И лишь однажды мы услышали от него довольно подробный рассказ об одном из боев за Днепр, участником которого он был. А причиной тому стало, казалось бы, радостное событие.

В тот день отец пребывал в отличном расположении духа. Стоял в прихожей, облокотившись на холодильник, и курил свою «Приму». Сигарет с фильтром он не признавал. Вставлял её в красивый длинный мундштук и с наслаждением пускал клубы дыма. Раздался звонок телефона. Он поднял трубку и ответил. Я обратила внимание, как менялось выражение его лица в ходе разговора. Вернее, он только слушал и лишь в конце сказал: «Так точно. Вас понял. Буду». Закончив разговор, как-то обессилено опустился на стул и слегка дрожащими пальцами вновь прикурил. Взгляд стал суровым. А в глазах отражалась такая боль, что я испугалась.

Вначале подумала, папа получил очередное известие о смерти кого-то из близких. В последнее время это случалось все чаще. Друзья уходили один за другим. Кто от болезни, кто от старых ран. Я подошла, обняла его за плечи и спросила, что случилось? Но он был так взволнован, что покачал головой и коротко ответил: «Потом».

Оказалось, в честь сорокалетия Победы, он представлен к награде орденом Отечественной войны 1 степени. Мама по такому случаю накрыла праздничный стол. Отмечали в тесном семейном кругу. Выпили по стопочке, поздравили нашего ветерана. Я для тоста даже стихи сочинила. Корявые, неумелые, но от души. Отцу понравились. Точно не помню, но звучали приблизительно так:

Вот сидит он перед нами
Лысый, старенький, седой
Смотрит грустными глазами
В прошлом, парень молодой
Папа, что опять взгрустнулось?
От чего твой взор поник?
Иль, лихое вспомянулось?
На войну вернулся в миг.
Не грусти, отважный воин
Здесь сидят твои друзья
Ты всех почестей достоин
И грустить тебе нельзя

Что тут долго рассуждать?
Предлагаю тост поднять!
За солдата смелого
Того Сашку Белого
Что шел когда-то на войну
Защищать свою страну.

Отец сидел непривычно молчаливым и задумчивым. Потом, положив орден на ладонь, погладил его и тихо произнес:
-Вот и нашла меня моя награда, - он тяжело вздохнул, немного помолчал и продолжил. – Долго ты шла ко мне, голубушка. А ведь это не просто орден, - обратился отец к нам. – Вроде бы, друзья мои погибшие задают вопрос с того света: «А правильно ли ты прожил дарованную тебе жизнь, Сашка? А успел ли ты сделать то, чего мы не смогли? Не опозорил ли ты честь солдата в суете дней?»
-Пап, - удивленно поинтересовалась я, - так ты ещё в войну был награжден этим орденом? А почему не получил раньше?
-Война, дочь, - ответил он, закуривая. – Война пишет свои сюжеты. Порой, непредсказуемые. Сегодня я хочу поведать вам, дорогие мои, о тех трагических событиях.
И папа стал рассказывать. Я попытаюсь передать вам эту исповедь его словами. Без лирических отступлений и художественных прикрас. Именно так вспоминал эти события старший сержант отделения связи артиллерийского полка Белый Александр Иванович.

Осенью сорок третьего это случилось. Подошли мы к водной преграде уставшие и вымотанные. Задачка нам предстояла нелегкая - переправиться через Днепр. Это вам не Шайтанка, что у нас в Салехарде. С могучей рекой шутки плохи. Вброд не перейдешь. А немец в ту пору злой был. Видать Гитлер хвоста-то своим генералам за поражение под Курском накрутил не хило. Окопались фашисты на правом берегу крепко. Надеялись остановить наступление советских войск. Утопить нас в реке и повернуть ход военных действий. Артобстрелы не прекращались ни днем, ни ночью. Да и с неба утюжили не переставая.

Мое отделение связи к артиллерийскому полку приписано было. На чем попало, не переправишься. Понтоны, плоты готовили для переброски орудий. Тогда каждый из нас надеялся, Днепр бы переплыть благополучно, а там уж дело пойдет. После Курска настроение было приподнятое. Один из моих бойцов, казах Алтынбек, молился своему Аллаху неустанно. Ни есть, ни пить не мог.   Он в степном ауле кроме грязного арыка с роду воды не видывал. Для него Днепр, что море-океан. Другой из отделения, Степка, неисправимый юморист и балагур, над ним все подзуживал. А если честно, у всех душа не на месте была. Кому ж охота на дне реки вечный покой обрести? Ни могилки тебе, ни крестика.

Ближе к ночи, подходит ко мне этот самый Алтынбек и шепчет:
-Камандира, на понтона ехать не нада. Немца пушки бомбить будет сразу. Кирдык нам. Лодка нада искать. Маленький лодка лучше.
Я понимал, что он прав. На лодке, конечно, безопаснее. Если с неба бомбить начнут, то прямиком целить в понтоны и плоты станут. Хотя, взрывной волной и лодку перевернет. Удалось нам подсуетиться к какой-то лодчонке. Запрыгнули. Управлял ею бывший матрос. Ловко нами командовал. Ветер был сильный, течение там быстрое. Только благодаря этому парню и с накатами свинцовых волн справились, и от взрывов увернулись. Страху натерпелись, водички наглотались, но добрались относительно благополучно. Мокрые с головы до ног, однако, живые.

Когда на берег ступили, облегченно вздохнули. Думали, самое страшное позади. Да не тут-то было. В том месте не земля, один сплошной песок. Без передыху, сразу вперед потопали. Подальше от реки. Предстояло нам отбить у немцев село Деражичи. Вроде, так называлось. Ой, - покачал головой отец, - как тащили орудия и снаряды по песку, страшно вспомнить. Песок набивался во все дырочки. Рот, нос, глаза, уши. Ладно, хоть в дороге не бомбили. Наша авиация поддерживала. В небе мессеров отгоняли. Долго тащились. Чуть живы, подошли к месту боя. Стали окапываться. А окопы-то не держатся. Песок осыпается. Пушки вязнут. Никакого укрытия. Спрятаться негде. Одни куцые заросли кустов.

Стали готовиться к атаке. Артиллеристы пушки на прямую наводку выкатили. Впереди стрелковая рота залегла. Мы втроем - я, Алтынбек и Степан в кустиках обосновались. Остальные из отделения, где-то в другом месте. Перекусить решили, пока, суть да дело. Только котелки, ложки достали, и тут началось. Опередили нас немцы. Сначала минометный обстрел, а потом и с неба бомбы посыпались. Ад кромешный. Смерч из песка и осколков накрыл все. Наши орудия ни одного выстрела сделать не успели. Залегли. В песок, как ящерицы зарылись.

Вдруг, обстрел резко прекратился и танки пошли. С брони пехота, как горох сыплется. Грозно так надвигаются. Ровненько. Моторы гудят, а позади шлейф из песка. Страх божий. Раздавили бы нас эти махины, как червей.

И в это время наши стрелки дрогнули. Рванули обратно к реке. У них рота только после переформирования. Считай, одни новобранцы. Пороху ещё не нюхали. Вот нервы и не выдержали. Я, мордой прямо в колючий куст, уткнувшись, лежал. Кто-то из отступавших, мне на ногу наступил. Ругнулся, глаза открываю и вижу, из-за ближайшего к нам орудия офицер молоденький выскакивает. В руках пистолет и первого попавшегося беглеца за грудки хватает, орет чего-то. Отбросил его на землю. Другому, с ходу в торец. Сам в полный рост. Ужом туда-сюда крутится. Пытается солдат остановить.

А я командира этого расчета знал хорошо. Пацан совсем. Еще моложе меня. Лет двадцать. С ускоренного выпуска артиллерийского училища. Из интеллигентов, видать. Маленький, рыжий, глаза круглые. Губастенький такой. Голос писклявый, как у котенка. И имя смешное – Илларион. «Старички» над ним посмеивались. Губошлепом Лариком прозвали. А тут, откуда что взялось? Орет так, что взрывы перекрикивает. У него в расчете почти все погибли. Один раненый боец остался. Лейтенант нас увидел, кричит: «Слушай мою команду! К орудию! Заряжай! Стрелять буду!» И прямо в меня целится. - Ну, стрелять-то он, конечно, не стал бы, - усмехнулся рассказчик. - Что нам его пистолетик? Когда рядом мины рвутся.

Я своим ребятам скомандовал. Подползли к покосившейся пушечке. Залегли. Гляжу, рядом ящики со снарядами. Одно попадание и пипец нам.
«Эх, была, не была, - думаю. – Помирать, так с музыкой». Кто куда распределились. Я к наводке. А ниче ж не соображаю. Куда крутить? Как целиться? Но схватился я за этот рычаг, как утопающий за соломинку. Алтынбек - заряжающим, Степка снаряды подавать. Ларик орет: «Огонь!» Жахнули, куда не попадя. И ведь что интересно. С первого выстрела тот танк, что прямо на нас пер, задымился. Дуракам, как говорится, везет. Закрутился он в облаке песка и черного дыма. Дальше уж мы без остановки. Огонь! Огонь! Не зги не видать. Гул сплошной, а лейтенант так и стоит в полный рост, рукой отмашку дает. Ну, заговоренный, прям.

Потом, ещё одно наше орудие «проснулось». За ним другое, третье. Да и стрелки опомнились, вернулись на позиции. А куда бежать-то? Позади только батюшка Днепр. Сколько все это продолжалось, не скажу. Снаряды мы все перестреляли. Затишье наступило как-то внезапно. Песок немного осел. Перед глазами подбитые, исковерканные машины. Далеко впереди ружейные выстрелы слышны. Снаряды уже не рвутся. Стрелковая рота в атаку пошла. «Урааа!!!», - вперемежку с матюгами доносится. - Прости меня господи, - устало произнес отец, - но, за Родину, за Сталина никто не орал. Матюги отборные и ура.

Лежу, боюсь пошевелиться. Пытаюсь прийти в себя. В ушах звенящая непривычная тишина стоит. И вдруг рядом раздается какой-то противный скрежет, прям, ножом по сердцу. Я аж вздрогнул. Оглядываюсь. Алтынбек наш, весь в песке, глаз не видно. Ложкой по дну котелка скребет. Кашу доедает. Перед форсированием свою пайку не съел от страху. Наверстывает опущенное.
-Жив, - говорю, - курилка? Как тебе эта каша в глотку лезет?
-Алтынбек помирать никак нельзя, - отвечает. – Дома шесть дочка. Жена. Мать старый, больной. Нада аул идти. Ещё сына радить нада. Наследник рода должна быть.
И тут такой ржач на нас напал. Хохотали до икоты, до слез. Стали ребята из песка вытряхиваться. Руки, ноги ощупывать. Головой мотать. Лейтенант тоже писклявенько похихикивает. Голос-то совсем сорвал.
-Кушайте, кушайте рядовой Нузарбаев, - вежливо так, по-интеллигентному к солдату обращается. – Сына сделать, большая сила требуется.

Тут уж я совсем от хохота покатился. Че он там про мужскую силу знает, думаю. Поди, девчонку-то ни разу в жизни не целовал. Ещё туда же.
Ладно, отсмеялись, успокоились, давай гадать, сколько из подбитых танков мы поразили. Глядим, вдали машина командирская остановилась. Близко-то не подъехать. Все перерыто взрывами, исковеркано. Потом, двое к нам подошли. Генерал и ординарец его.

Лейтенант на вытяжку перед генералом. Стал обстановку докладывать. Но офицер махнул рукой, обнял его и фамилию спросил. Затем велел ординарцу наши данные записать. Всех нас к ордену Отечественной войны 1 степени, а командира орудия обещал к званию Героя представить.

Ведь именно он, губошлеп Ларик, повернул ход сражения за мало кому известное село Деражичи. Конечно, это не Сталинградская битва и не Курская Дуга. Только ведь именно из таких маленьких боев, не прописанных в энциклопедии войны, складывалась тяжелая битва за Днепр. И, в конце концов, слагалась наша общая победа над фашистами.

Отец в это время сидел какой-то беспомощный, растерянный, сгорбленный. Совсем на него не похоже. Он плакал. Мой папа плакал! У него не было фотографий друзей. Он просто держал в руках свой орден и тихо говорил:
-Только так и не стал Героем Советского Союза Илларион Подольский, - тяжело вздохнул отец. - Когда ординарец наши данные записал, и они с генералом отправились обратно, лейтенант бросился им вдогонку. Наверное, хотел, чтобы и его погибшим бойцам хоть посмертно ордена вручили. Подбежал, что-то говорить стал и тут взрыв. Видать, на мину напоролись. Уже у самой машины, - он на минуту замолк.
-Не родил наследника маленький казах Алтынбек Нузарбаев. Убит на следующий день. Не стал знаменитым артистом весельчак Степан Назаренко. Погиб при штурме Кенигсберга. Да скольких я друзей схоронил за годы войны, - продолжил папа, беря в руки рюмку. – А сам вот до сих пор живу. За всех них живу. Так давайте же выпьем стоя, и не чокаясь. Вечная им Память.

Вот такие воспоминания всколыхнул в душе старшего сержанта запаса полученный орден. Отец ушел от нас в 1989 году. На мой взгляд, он ни разу в жизни не опозорил ЧЕСТЬ солдата Великой Отечественной. Прожил достойно, как смог.

Последний пароход

Неожиданные откровения

Рейтинг: +5 50 просмотров

Кому понравилось произведение? >>

Комментарии (6)

Татьяна Петухова # 2 мая 2025 в 09:56 +1

Потрясающе, до взволнованных слез!!!
buket-podsnezhnikov

Татьяна Белая # Сегодня в 08:35 0

Спасибо, дорогая.

Илья Лифшиц # 2 мая 2025 в 12:44 +1

Один из ярких эпизодов героической битвы за Днепр, описанный устами непосредственного участника,скромного, честного и отважного труженика войны.

den-pobedy-2

Спасибо Вам, что донесли правду о войне до читателя!

Татьяна Белая # 2 мая 2025 в 13:46 +1

Безмерно благодарна Вам, Илья, за такой великолепный отзыв. Мой папа не был идеальным во всех отношениях человеком, наверное. У всех свои слабости. Но, никогда не хвалился своими подвигами на войне. Эти откровения рассказал лишь по случаю. Вот такие они, простые солдаты войны. Это они выиграли ту войну. Такие вот Илларионы, Алтынбеки и Стёпки. Саньки, Ваньки, Серёжки и прочие.

Василий Терехин # Вчера в 11:10 +1

Дочитал — и слёзы навернулись...
А рассказ — по высшему разряду. — Браво, Татьяна!
— Добра и мира! read-10

Татьяна Белая # Вчера в 11:14 0

Благодарю за отзыв. Сейчас думаю, как много ещё я о своём отце не знаю. Наверное, ое ещё о многом мог бы рассказать. spasibo=9

RSS-лента комментариев