Сказка старого дома — новая

   В большом старом доме давно уже никто не жил. Стоял он на горе за селом, окруженный заросшим парком. Высокие старые березы, как сторожа, поднимались над полусгнившей покрытой зелёной плесенью и травкой крышей; густая сирень буйно разрослась и закрыла затворенный ставнями окна; двор и крыльцо заросли крапивой, репейником и лопухами; высокие заборы вокруг двора и парка позеленели, покривились и кое-где начали уже валиться.
   В деревне боялись этого дома, где когда-то жила полоумная барыня. Про эту барыню говорили, что она — колдунья. Говорили, что и теперь еще в забитом доме происходит что-то неладное: иногда в тёмные осенние ночи через щели ставней люди видят огонь в доме и слышать музыку. А кому там зажигать огонь, играть и танцевать? Старики-мужики рассказывали, что покойная барыня-колдунья, людей не любила, а любила чёрных кошек и каждую называла человеческим именем: Маша, Даша, Саша. Этих кошек барыня наряжала, украшала лентами, готовила им обед и ужин, укладывала спать с собой в постели.
   Однажды барыню нашли в постели мёртвой; на ней сидели три чёрных кошки с белыми бархотками на шее и умывались лапками. Когда подошли к мёртвой барыне, то кошки ощетинились и не уходили. Двух кошек мужики убили, а третья убежала и, говорят, до сих пор живёт в этом доме. Стая ворон жила в парке; на высоких березах покачивались вороньи гнёзда; пред рассветом и перед закатом солнца вокруг дома поднимался такой вороний крик, что его было слышно под горою в деревне. Вот здесь-то, в старом доме, и случилось то, что я хочу рассказать вам, мои милые читатели... Сам я этого не видал. Очень может быть, что все это наврал мне мой внук Жоржик, который уверял меня, что однажды он поспорил с товарищем, кто из них храбрее, ночевал в этом доме и всё видел и слышал своими глазами и ушами...
   В старом доме было очень много комнат. В одной из них стоял красивый шкаф из красного дерева со стеклянной дверкой. Весь этот шкаф был наполнен разными красивыми и дорогими безделушками, фарфоровыми статуэтками, большими шахматами из слоновой кости, разными костяными, стеклянными и металлическими фигурками, мраморными и топазовыми вещицами, восковыми куколками, зверями и игрушками. Как раз в этой комнате, на той самой постели, в которой умерла старая барыня, и ночевал храбрый Жоржик, рассказавший потом мне всю эту невероятную историю...
   А дело было осенью, в октябрьскую ненастную дождливую погоду. Захватив с собою огарок свечи, коробочку спичек, книгу для чтения и заряженный водою револьвер, храбрый мальчик, как только стало темнеть, отправился в старый дом. Долго он бродил вокруг дома, отыскивая незапертой двери или окна, чтобы пробраться внутрь дома, и, наконец, это удалось ему: железный болт одного ставня вытащился, стекло окна оказалось разбитым и можно было, просунув руку, отворить раму. В это окно и залез мальчик. Окно оказалось в переднюю комнату, откуда уже можно было осмотреть весь дом. В комнатах было темно. Только чрез щели ставней чуть-чуть поблескивал серый свет осеннего вечера, слабо обрисовывая контуры предметов. Комнат оказалось очень много; по пути приходилось попадать в какие-то коридоры с чуланчиками и лестницами то вверх, то вниз, в глухие совершенно тёмные тупики и потом снова пробираться ощупью, пока не открывался простор большого зала или гостиной.
   В комнатах было пыльно и душно, пахло плесенью, грибами, сушеными яблоками и кошками. На окнах стояли засохшие цветы в банках, большие бутылки и банки. На стенах темнели старые портреты в тяжелых рамах с поблескивающей позолотою. Тяжелая старинная мебель из красного дерева в изобилии наполняла этот странный дом, где кроме огромных крыс, никто теперь не жил. А крыс было много: они прыгали с диванов, с подоконников, со столов и бегали, постукивая когтями своих лапок по полу. Пока это было самое страшное, что встретил храбрый Жоржик в заколоченном доме. Надо было выбрать комнату, где было бы приятнее провести ночь. Такой комнатой и оказалась бывшая спальня покойной барыни. Здесь была кровать с матрацем и подушками, мягкий диван и кресла, дамский письменный столик, старинный туалет с круглым зеркалом, а главное, что привлекло храброго мальчика — это была лампа с керосином, под шелковым зелёным абажуром: так что можно было провести ночь за книгой, поваляться в постели, а если надоест читать, то и запереться в ней: в двери — ключ и не сломан: даже позванивает, когда запираешь замок! Храбрый мальчик зажег лампу и стал подробнее рассматривать выбранную для ночлега комнату.
   Много было интересного в комнате, но всего больше притягивал к себе шкаф с фигурками и статуэтками. Тут — как в старом замке! И рыцари в латах, и прекрасные дамы, кавалеры, маркизы, слуги, воины на конях и пешие... Над ними, на возвышении, покрытом красным сукном, резные из слоновой кости с драгоценными камешками шахматы. Выше всех короли и королевы в коронах с рубинами, в кружевных мантиях... От этого весь шкаф напоминает замок короля, где совершается какое-то празднество... Вещицы из цветных драгоценных камней, играют под светом лампы разноцветными блесками, прекрасный дамы и девушки из окрашенного фарфора изумляют роскошью своих причудливых костюмов, рыцари полны таинственной величавости и гордости...
   Какое блестящее общество! Не святочный-ли маскарад в королевском замке? Не пир-ли в королевском дворце в честь другого короля с королевой: ведь здесь два короля и две королевы, и две свиты! А кто эта грациозная красавица маркиза, на которую устремлены взоры всех рыцарей и кавалеров?.. Всё так красиво, изящно, изысканно... Но, как попал в это изящное общество самый простой деревянный размалеванный грубыми красками, такой вульгарный и топорный, Ванька-Встанька? Этот пузатый мещанин на коротеньких ножках? Он даже не потрудился снять своей шляпы с картузом и стоит, выпятив брюхо, посреди кавалеров и рыцарей, нагло пожирая прекрасную воздушную маркизу своими круглыми глазищами! Как он сюда попал? Как могло это случиться? Почему его терпят в этом блестящем знатном обществе? Странно. Хочется отворить дверцу шкафа и выкинуть вон этого пузатого нахала! Храбрый Жоржик попробовал отворить шкаф, но он оказался запертыми. Этакая досада! Можно было-бы взять на память о своей храбрости одну какую-нибудь фигурку... Какую? О, конечно, храбрец без всяких колебаний взял-бы прекрасную маркизу! Так прекрасна была её улыбка, так грациозна походка, так удивительно платье в кружевах!
   Храбрый Жоржик старательнее освещает маркизу, пристально всматривается в её лицо и ему начинает казаться, что маркиза смотрит на него смеющимися глазами и хочет что-то сказать... Может быть, мальчик нечаянно толкнул шкаф, но сам он утверждал, что шкафа не толкал, а случилось это само собою: прекрасная маркиза сделала один шаг вперед, как-бы к нему, а пузатый Ванька-Встанька закачался и подвинулся к маркизе.
   Это было так непонятно, что храбрый мальчик отскочили от шкафа и решил больше не рассматривать: он вспомнил рассказы дедушки и его друзей-стариков в деревне про этот шкаф с людьми, которые будто бы по ночам оживают, превращаются в настоящих и танцуют ночью в старом доме под музыку...
   Храбрый Жоржик поставил лампу на стол и присел, чтобы почитать интересную книгу. Пока он рассматривал шкаф, он не замечал ничего другого, забыл, где он находится и, как и зачем он попал сюда. Теперь, когда он сел к столу и раскрыл книгу, все это он вспомнил. Раскрытые часы на столе показывали уже десять.
   В мертвой тишине дома отчетливо постукивали на столе карманные часы мальчика. Глухо доносился шум высоких деревьев за окном и дождевая капель с крыши. Иногда налетал порыв ветра и ставни в доме начинали тревожно вздрагивать. Тогда казалось, что в соседней большой комнате кто-то стучит под окном.
   Окно из выбранной комнаты выходило в парк. Здесь ставни были настежь раскрыты, но осенняя ночь была так темна, что за окном казалась черная пропасть, в которой, как чудовища, шевелились деревья. Лучше уж прикрыть окно занавеской и не смотреть туда! Должно быть, где-то крыша протекала: за дверью слышалось равномерное звонкое постукивание тяжелых падающих капель. От этого казалось, что кто-то ходит взад и вперёд в соседних комнатах в мягких кожаных туфлях. Иногда в мертвой тишине начиналось беганье крыс, должно быть, — драка, и чудилось, что где-то плакал грудной ребеночек... Храбрый мальчик отрывался от книги, вслушивался и брал в руку лежавший около книги револьвер... Так прошло еще около двух часов.    
   Жоржик продолжал читать книгу, но поминутно отрывался, вздрагивал и бросал чтение. Оно его не увлекало и не давало ему забвения. Неприятно было еще случайно направлять взгляд на круглое зеркало, стекло которого было покрыто пылью и тускло отражало предметы и его самого. В зеркале он не узнавал себя и казался самому себе незнакомыми человеком. Это его пугало, и он решил сесть с книгой в угол, в глубокое мягкое кресло так, чтобы не отражаться в зеркале... Быть может, всё что случилось потом, храбрый мальчик видел во сне, задремав в удобном и мягком кресле. Однако он отвергает это, утверждая, что не спал и не дремал, а всё видел и слышал наяву...
   Когда колокол сельской церкви начал выбивать редкие заглушаемые ветром удары, в дальних комнатах зашипели и начали бить стенные часы, которые раньше не шли и не двигали маятником. Жоржик взглянули на свои карманные часы: было двенадцать без трёх минут. Как раз в это время в дальних комнатах послышались шаги, застучали лестницы, захлопали двери и заговорил тихий женский голос... Голос был старушечий и отвечало ему мяуканье кошки. Старуха бродила по комнатам и разговаривала с кошкой. В то же время запертая дверь комнаты, где сидел мальчик, распахнулась и оказалось, что весь дом освещён огнями ламп и свечей в многогнёздных подсвечниках. Старинное фортепиано в зале хлопнуло крышкой, и кто-то заиграл старинный марш. Стеклянная дверца шкафа распахнулась и оттуда по убранной ковром лесенке стали выходить статуэтки и фигурки, направляясь в зал. Сперва прошли придворные, затем кавалеры с дамами, затем короли под руку с королевами, свита, рыцари на конях и воины... Когда шествие кончилось, прокатился, как деревянное яйцо, Ванька-Встанька. Храбрый мальчик схватился за револьвер, но пока никакого повода стрелять у него не было. Быстро погасив свою лампу, Жоржик залез под большое кресло и стал оттуда наблюдать, что делается в зале…
   За фортепиано сидела старая барыня в завитых локонах. Чёрная кошка с голубой ленточкой на шее сидела у ней на плече и очень ловко перевертывала лапкой страницы нот. Зал кишмя-кишел маленькими живыми людьми. Большой зал дома мог бы вместить на площади своего пола несколько тысяч таких гостей, поэтому теперь здесь было похоже скорей на городскую площадь, чем на комнату. Среди публики свободно разъезжали по паркету рыцари на конях, двигались колоннами оловянные солдаты и шахматные пешки во главе со своими офицерами, бегали слуги, а короли с королевами, окруженные блестящей свитою и приближенными, разместились посреди зала на небольшом бархатном коврике. Скоро вдоль стен залы проехали на конях глашатаи и, поиграв на рожках, громко прочитали королевский указ:
   — Любезные подданные! Дочь наша, прекрасная королевна Олимпия, достигла такого возраста, когда девушки королевского дома обязаны избрать себе мужа. Провидению было угодно вложить в грудь дочери нашей, прекрасной Олимпии, холодное сердце и оно до сей поры не откликалось еще ни на один призыв многочисленных рыцарей и принцев, давно уже и тщетно добивающихся руки гордой девушки. Ныне сочли мы за благо исполнить нашу непреклонную королевскую волю: руку Олимпии получит. тот из соискателей, кто окажется победителем на сегодняшнем рыцарском турнире. Подлинный указ подписали: король благодатной страны Шахматии, Ричард-Голубиное сердце.
   Зал огласился радостными кликами в честь короля, королевы и прекрасной Олимпии. Публика разместилась правильными рядами по трём краям королевского ковра, отделенная от него непрерывною цепью воинов, офицеров и рыцарей. Потом глашатай вошёл на возвышение и объявил, чтобы рыцари, принцы и кавалеры, желающие состязаться между собою в ратном бою за руку королевской дочери, вышли впереди к королевским очами, а рыцари на конях проехали мимо медленным шагом. Началась красивая церемония, во время которой играла музыка: один за другим выходили из толпы молодые и пожилые кавалеры в костюмах разных времен и народов, приближались к королевскому трону, припадали на одно колено и отходили в сторонку. Затем проехало три рыцаря на конях: костяной, фарфоровый и чугунный. Всего их было двенадцать...
   В этот момент Жоржик услыхал шум в своей комнате. Обернувшись назад, он увидал, что из раскрытой дверцы шкафа выходит, окруженная дамами, та самая прекрасная девушка, которую он хотел взять себе на память о своей храбрости, садится в карету и едет в зал. Как только карета подъехала к публике, в зале раздались крики:
   — Ура, прекрасная Олимпия!
   И храбрый мальчик догадался, что прекрасная «маркиза» не кто иная, как сама королевская дочь. О, как захотелось ему вылезть из-под кресла, взять и побежать в зал, преклониться пред королём, присоединиться к двенадцати соискателями её руки! Быть может, он так и сделал-бы, да ему внушала ужас старуха с чёрною кошкою на плече, сидевшая за фортепиано.
   Прекрасная Олимпия вышла из кареты и прошла и села рядом с королевою. Началась новая торжественная церемония: Олимпия давала клятву отдать свою руку победителю. В зале стояла полная тишина и только звонкий и чистый голосок девушки, вздрагивающий от волнения на высоких нотках, звенел на весь мертвый дом, то, как серебряный колокольчики, то, как треснувший хрустальный бокал. Произнеся клятву, Олимпия поклонилась в пояс королю и матери и, сев на прежнее место, стала гордо и презрительно, с улыбкой на вздрагивавших губах, рассматривать претендентов на свою руку. Видно было, что невеста из разборчивых, потому что она никому из них не улыбнулась. А, может быть, этого не позволяли приличия и положение. Ведь теперь на бедную девушку смотрела вся любопытная публика! А она была так прекрасна, что только трусость мешала всем кавалерам, сколько было их среди зрителей, выйти и примкнуть к соискателям её руки! Немудрено, что личико прекрасной королевны то бледнело, то вспыхивало яркими румянцами, а красивые глаза то блестели, как раскаленные голубыми огнём угли, то опускались, стыдливо прикрываясь темными ресницами...
   Но вот трубачи заиграли вызов на состязание... Не успел еще они проиграть сигнал, как из толпы кубарем выкатился желто-красный Ванька-Встанька, стукнулся головою, подкатившись к королевскому трону, потом покатился дальше и вскочил на ноги впереди всех других соискателей. Это было так неожиданно и смешно, что толпа застыла от изумления, потом раздался смех короля с королевой и самой Олимпии, а за ними — смех придворных, принцев, рыцарей, воинов, лакеев, потонувший в страшном взрыве веселого неудержимого хохота всей толпы. Хохотали все, кроме самого Ваньки-Встаньки. Да и как было не смеяться? Толстопузый на коротеньких ножках деревяшка с толстой рожей, в шапке с козырем, в больших сапогах, в одном жёлтом жилете, из-под которого выпущена красная рубаха, с жирными сложенными на животе руками, очутился среди благородных и гордых рыцарей и кавалеров! Этот грубый урод и невежда мечтает сделаться мужем королевской дочери и смеет думать, что останется победителем в ратной борьбе с храбрыми, прославленными в поединках рыцарями! Даже с самим «Рыцарем Чугунного Орла», которого все зрители считают уже обладателем прекрасной Олимпии!
   — Санчо Панса! — кричали из толпы Ваньке-Встаньке, и веселый гул хохота широкой волной прокатывался в толпе.
   Толстопузый герой не смущался. Едва замолк сигнал вызова желающих сразиться, как Ванька-Встанька волчком подкатился к месту, назначенному для поединков, и прокричал, махая картузом:
   — Всех зову на смертный бой!
Опять покатились волны хохота. Никто не выходил на состязание. Соискатели руки прекрасной девушки презрительно переглядывались и пожимали плечами, посылали друг друга, но никто не выходил. Эта заминка еще более ободрила Ваньку-Встаньку:
   — Славный богатырь Ванька-Встанька зовёт на бой! Эй, вы, трусы! Выходите или откажитесь от ратоборства! Никому не уступлю Олимпию! Желаю иметь её законной супругой!
   Эта хвастливость не понравилась уже противникам, зато вызвала бледность на лице прекрасной Олимпии. Ведь если никто не выйдет на состязание, она вынуждена будет сделаться женою этого толстопузого урода! Вот уже во второй раз проиграл рожок, призывающий желающих побиться с Ванькой-Встанькой. Королевна сидела бледная, как бумага, с опущенными ресницами, точно окаменелая в ужасе. Вот и в третий раз заиграл рожок. Глубокая тишина стояла в зале. Все зрители смотрели жадными глазами то на бедную королевну, то в сторону соискателей... И вот, наконец, все облегченно вздохнули, а лицо прекрасной Олимпии вспыхнуло от радости и волнения: из среды соискателей её руки выдвинулся юный прекрасный лицом кавалер, давно уже тайно любивший королевскую дочь. Он был так красив, так статен и ловок в движениях, что вызвал общее восхищение. Олимпия широко раскрыла глаза, и улыбка скользнула по её губам. Откуда явился этот прекрасный юноша? Она никогда не видала его среди обитателей стеклянного шкафа... Вот, если бы он, этот юноша, остался победителем на состязании! Но, он был так юн и безоружен... Что у него в руках? Вместо меча он держит в руке тетрадь, сложенную трубочкой...
   Это правда: прекрасная Олимпия никогда не встречала этого юношу, потому что он стоял на второй полке шкафа. Зато он никогда не пропускал случая хотя бы издали полюбоваться прекрасной девушкой.
   В солнечные дни в щель ставни вливался пучок ярких золотых нитей в комнату, некоторое время он падал на стеклянную дверцу шкафа, которая отражала его внутренность, и тогда жителям второй полки можно было в течение целого часа видеть первую полку. Прекрасная Олимпия и не подозревала, что на нижней полке живёт юный поэт, который ловить эти часы в солнечные дни, чтобы в благоговейном трепете стоять и любоваться необыкновенной красотою отражения! Пусть это была и не настоящая девушка, а только её отблеск, но всё равно поэт безумно любил этот обман зрения и ждал этого чудесного видения с тоской и радостью. А когда отражение тускнело и пропадало, поэт ждал его нового появления, иногда много-много дней, коротая их сочинительством стихов в честь чудесного видения... Теперь это видение ожило, воплотилось в явь! Оно воскресло и встречает его радостными глазами и застенчивой улыбкой. Какое это счастье! Он готовь умереть в честь этого чуда! Пусть только она, эта прекрасная девушка, узнает, что он любит её больше самой жизни!
   Юноша преклонил колено пред королём, королевой и их дочерью и встал лицом к лицу с противником. Оруженосцы принесли два меча, но Ванька-Встанька, которому сперва поднесли их, махнул рукою и отказался:
   — Для этого писаки брать меч! — произнес он со смехом и сделал презрительный жест щелчком.
   Мечи поднесли юноше, но тот не взял: было бы неблагородно идти с мечом на безоружного противника.
   — Чем драться, давай поборемся! — крикнул Ванька. — Положу тебя на обе лопатки и стукну кулаком по лбу! Вот и успокоишься навеки!
   По обычаям страны противники, прежде чем вступить в смертный бой, имели право всенародно объявить свое завещание на случай смерти и проститься с близкими людьми. Ванька-Встанька отказался от этого права и хвастливо заявил:
   — Нам этого не требуется!
   С этими словами он лихо сдвинул картуз на затылок, поставил вперёд ногу и, поплевав в кулак, стал ждать противника. А юноша приблизился к прекрасной Олимпии и, преклонив колено, восторженно прочитал ей своё стихотворное завещание:
   — В пурпуре предутренней зари, отраженьем лёгким на стекле,
   Призраком небесной красоты ты явилась мне, прекрасная, во мгле!
   Я не знал: то — сон иль наяву? Но не всё ли было мне равно,
   Если я обманом этим жил и любил тебя, любил уже давно?
   Я не знал, кто ты и как тебя зовут, мой прекрасный солнечный обман,
   Но обман тот в сердце я носил, как ниспосланный мне небом талисман.
   В вечных сумерках угрюмого дворца ждал я призрака прекрасного лица,
   Ожиданьем этим вечно жил, сторожил я солнце на дверях дворца...
   А теперь хотят его отнять, чтобы и в стекле нам не видать
   Отражения небесной красоты... чтобы я не мог вас, братья, звать
   На свободу, к солнцу, к небесам... Нет! Тебя я, призрак, не отдам!..
   Пусть обман тот солнечный, стеклянный светит вечно, искреннее нам!

   Личико Олимпии сияло радостью, глаза горели огнями и не отрывались от вдохновенного поэта. А тот низко поклонился королевскому семейству и, подойдя к ожидающему противнику, громко и насмешливо произнес:
   — Толстопузый мещанин, обжора, плут и хам!
   Не войдешь ты в мой дворец, в мой хрустальный храм!..
   Все затаили дух и с трепетными волнением следили за смертной борьбой. Юноша наносил противнику удар за ударом и тот качался, как пьяный. Вот еще один ловкий и сильный удар: Ванька-Встанька полетел и покатился под ноги победителю. Раздались радостные крики и аплодисменты... Но что-же все вдруг примолкли? Раздался звон разбившегося стекла... Юноша лежал в осколках, а Ванька-Встанька стоял и только покачивался! Прекрасная Олимпия, спрятав личико, тайком плакала, прикрываясь платочком; король нахмурился, королева вздыхала. А Ванька-Встанька помахивал рукой и кричал:
   — Ну, кто там еще есть? Выходите!
   Вышел пожилой кавалер в цилиндре и перчатках с тросточкой. Из кармана его модного костюма выглядывали розовой платочек. Он были худ, тонок и высок. Рядом с Ванькой он были смешон...
   — Эх ты, шельмец! — крикнули Ванька, закрутился, покатился, модный кавалер упал и разбился.
   Настроение публики сразу изменилось: ненавистный раньше Ванька, теперь очень многими из толпы уже нравился своей удалью, а так как разбитый тонкий и высокий господин не возбуждал ничьей симпатии, то победителю начали аплодировать... Нахал Ванька стоял подбодрившись; устремив свой взор в сторону королевской семьи, он встряхивал головой и пошло подмигивали...
   — Король-батюшка! — закричали он, снимая картуз, — прикажи-повели подать мне жбан кваску! Взопрел на ратном деле, и мне видно, ещё придётся помолотить многих соперников...
   Пока Ванька-Встанька пил квас, среди соискателей руки Олимпии было заметно волнение и замешательство: смерть двух храбрых кавалеров, павших так быстро под ударами Ваньки Толстопузого, сделала всех остальных более осторожными, a некоторых заставила даже струсить.
   — Я тоже фарфоровый!
   — А я — стеклянный!
   — Но вы из целого стекла, а я—дутый...
   Вот какие разговоры долетали отсюда до публики и до Ваньки-Встаньки. Заиграл рожок новый вызов. Долго никто не выходил. Видно было, как кавалеры, один за другим, крадучись, направлялись прочь от ратного поля и спешили поскорее скрыться в толпе зрителей.
   — Ага! — кричал Ванька, отирая рукавом мокрые от кваса рыжие усы, — Не охота, видно, моих кулаков попробовать?
   Толпа хохотала, а королевская семья сидела с поникшими головами. Жоржик, наблюдавший за ходом боя из-под кресла соседней комнаты, волновался не менее прекрасной Олимпии.
   — Неужели эта красавица достанется в жены Ваньке-Встаньке? Да ведь это ужасно и так обидно! Если никто не выйдет на бой, тогда придётся вылезти из-под кресла и самому расправится с этим нахалом! Конечно, я обрету победу и буду объявлен женихом прекрасной Олимпии, но... чтобы сделаться её мужем, мне надо самому превратиться в игрушку и навсегда попасть на полку шкафа за стеклянную дверку... Как же быть?! — такие мысли летали в голове храброго мальчика.
   Уже во второй раз заиграл призывной рожок и в третий раз глашатай прокричал собравшимся зрителям:
   — Кто желает биться за руку прекрасной королевны Олимпии?
   Наконец-то! Гордый железный конь вынес над толпою рыцаря в чугунных доспехах, непобедимого Ричарда Голубиное Сердце... Конечно, теперь никто уже не сомневался, что Ванька-Встанька обречён на гибель.
   — Сядь на коня, возьми щит и меч! — крикнул противнику чугунный рыцарь.
   — Много мы вас видали! — ответил Ванька-Встанька. — Ты сперва повали меня так! — Чугунный конь топтался и танцевал тонкими ногами, ожидая с нетерпением, когда седок даст ему волю. А Ванька встал, широко расставил ноги и подбодрился.
   — Ну, бей! Если свалишь, — твое счастье, а не свалишь, — моя она, Олимпия!
   Чугунный рыцарь повертел копье, проехал мимо Ваньки, остановился около самой стены и тогда пришпорил коня. Тот стрелой полетел на Ваньку, раздался крик ужаса в толпе: копье ударило Ваньку в голову. Рыцарь на коне пролетел дальше, а Ванька стоял на ногах, тихо раскачивался и кричал:
— Не лыцаль ты, не лыцаль, а чугунная баба!
   Все зрители были поражены. Ванька-Встанька сразу сделался героем. Даже король с королевой милостиво улыбались и перешептывались между собою. Только прекрасная Олимпия сидела бледная, неподвижная, словно была приговоренная к смерти...
   Чугунный рыцарь был страшно обескуражен. Ему было неловко и досадно. Свою досаду он вымещал на коне: бил его острыми шпорами, злобно тянул удила и несколько раз ударил плетью. Конь поднимался на дыбы и сверкал белками глаз. Разгорячив коня, рыцарь снова налетел на противника и на этот раз высоко подбросил его копьем. Каково же было изумление зрителей и судей, когда Ванька, упав наземь, встал прямо на ноги и, покачиваясь, закричал:
   — A Олимпия все-таки моя!
   Гром аплодисментов смешался с криками «ура-а». Даже король слегка похлопывал ладонями. Заиграла музыка. Ваньке поднесли второй жбан квасу. Он попил, отёр пот с лица и в третий раз встал под удар рыцаря.
   Жоржик немного выполз из-под кресла. Ведь он прекрасно знал секрет богатырской силы толстобрюхого Ваньки-Встаньки и знал наперёд, что и в третий раз Ванька не будет побежден, — и потому прекрасная Олимпия достанется в жёны этому нахалу и уроду! Разве мог допустить это храбрый мальчик? И вот, когда и в третий раз Ванька отделался только потерей одной руки, но устоял на месте, и никто более не пожелал померяться с победителем силами, — Жоржик не вытерпел и вылез из-под кресла, потом встал и вышел в зал.
   Среди маленьких людей произошло смятение, с дамами начались истерики, королева упала в обморок. Да и было от чего: ведь он был среди них всех великаном! Храбрый мальчик поспешил успокоить публику, ласково поговорил с королевской семьей, помог привести в чувство королеву и некоторых знатных особ из королевской свиты. Когда Олимпия узнала, что этот великан не пожелал признать Ваньку-Встаньку победителем, она с глубокой благодарностью подняла свой взор на мальчика и сквозь слезы улыбнулась ему. Вы думаете, что Ванька-Встанька испугался? Нисколько! Этот зазнавшийся нахал не думал, что мальчик уже знает, в чём сила Ваньки, и были уверен, что он не положит его на пол...
   — Ого! «Да ты с колокольню», — сказал пренебрежительно Ванька, когда Жоржик встал на ратном поле.
   — Ты думаешь, плут и мошенник, что я буду с тобой бороться? — сказал храбрый мальчик и, нагнувшись, взял осторожно противника, поставил его на свою ладонь и поднес к публике и к королевскому семейству. Раздался взрыв радостного веселого хохота.
   — А ты повали меня сперва, а потом уж радуйся! Голиаф был тоже великан, а вот с Давидом не справился! — кричал Ванька, стоя на ладони.
   — Господа! Это не богатырь, а просто мошенник! Это — фокусник – начал объяснять всем зрителям Жоржик. — Вся сила его не природная, а искусственная, и спрятана она на дне его огромного брюха... Сейчас мы выведем на свежую воду этого мелкого жулика...
   Храбрый мальчик вынул перочинный ножичек, выковырял вставленный на дно Ванькиного брюха свинцовый груз и, поставив Ваньку на прежнее место на ратном поле, громко крикнул:
   — Прекрасная Олимпия! Прошу вас сюда! Приблизьтесь и ткните этого мошенника пальчиком!
   Вышло опять некоторое замешательство. Быть может, прекрасная девушка боялась это сделать, а может быть, этого не позволяли этикет и приличия...
   — Мерси! Я не могу... — смущенно прозвенел голосок королевны.
   — Господа! — обратился Жоржик к публике, — не пожелает ли кто-нибудь из вас ткнуть этого мошенника пальцем в брюхо?
   Всем хотелось ткнуть Ваньку в брюхо, но долго никто не решался. Наконец, из публики вышел фарфоровый китаец и, растерянно и смущенно улыбаясь, объяснил жестами, что он согласен.
   — Эх ты, китайская морда! — обиженно произнес Ванька...
   — Стой, плут, смирно! — приказал храбрый мальчик.
   Ванька-Встанька поправил картуз, расставил ноги, немного пригнулся вперёд. Китаец не без страха подошел поближе, поднял руку, которая слегка дрожала, и, после небольшого колебания, сильно ткнул Ваньку своим указательными пальцем, украшенными уродливыми ногтем. Ванька упал. Толпа захохотала.
   — Ну, вставай, мошенник — крикнул храбрый мальчик. Но, Ванька катался по полу и не мог встать. Тогда мальчик снова поставил его на ноги и предложил повторить опыт. Теперь в публике было столько желающих ткнуть Ваньку в брюхо, что установили очередь...
   — Будет уж вам! Хватит с меня! — стонал Ванька, а толпа хохотала и кричала:
   — Мошенник! Негодяй! Убийца!
   Трубачи возвестили об окончании турнира и проиграли туш в честь победителя, великана, получившего право на руку прекрасной Олимпии. Публика кричала, пела и махала платками и шляпами. Король и королева милостиво беседовали со своими нареченным зятем. А прекрасная девушка сидела счастливая, с горящими щечками, и украдкой взглядывала с благодарностью на избавителя...
   Только одна королева выглядела озабоченной и растерянной. Она посматривала на будущего зятя и думала: — не поместится будущий муж Олимпии в шкафу!..
   В этот момент на селе начали петь третьи петухи. Огни в зале неожиданно погасли и всё исчезло в ночной темноте. Замяукала где-то кошка. Начали бегать по полу крысы, постукивая ноготками лапок. Где-то заскрипели половицы и вдали послышался старухин голос. Потом хлопнула далёкая дверь и всё стихло. Только ветер шумел за окнами в высоких старых берёзах да где-то жалобно скрипел ставень...
   Жоржик потерял сознание от ужаса и не помнит, как и что было дальше. Когда он очнулся, в щели ставней пробивались яркие лучи солнца. Оказалось, что он сидит в кресле с раскрытою книгою на коленях, а в углу комнаты поблескивает стекло шкафной дверцы... Храбрый мальчик вспомнил всё случившееся ночью... Ведь он теперь жених прекрасной Олимпии! Эта мысль его и обрадовала, и испугала. Страшно хотелось быть вместе с прекрасной Олимпией, но пугала мысль превратиться в игрушечного фарфорового гимназиста... Как-же быть? Храброго мальчика тянуло к шкафу. Так хотелось увидать прекрасную грациозную «маркизу»! Тихо подкрался он к шкафу и осторожно заглянули в стекло дверцы.
   Маркиза стояла на том-же месте и, прикрывая ротик раскрытыми веером, смотрела и улыбалась ему... Ах, как она улыбалась! Милая и знакомая улыбка: ночью, когда он спас её от Ваньки-Встаньки, она вот также улыбалась ему глазами... Точно хочет сказать что-то... Если-бы ему разрешили выбрать себе на память одну статуэтку, он взял-бы только её, прекрасную маркизу! А отчего не взять её? Раскрыть дверь шкафа, вытащить и унести с собою...
   Храбрый мальчик оглянулся кругом, прислушался и, вынув из кармана перочинный нож, стал ковырять в замочной скважине. Руки его дрожали, сердце билось громко, пот градом катился с носа капельками, а замок не отпирался. Мальчик возился около шкафа, под его ногами скрипели и гнулись подгнившие половицы, шкаф вздрагивал, покачивался и вдруг — о, ужас! — стекло дверцы разбилось и со звоном посыпалось под ноги, a маленькие люди посыпались с полки... Весь дом наполнился грохотом и звоном, беготней, голосами, шёпотом. Опять замяукала кошка, хлопнула дверь и послышался голос старухи и торопливые шаги в туфлях... Храбрый мальчик прыгнул к окну, ткнул притворенные ставни и выскочил в сад...
   Когда он был уже дома, то нащупал в своём кармане какой-то острый предмет. Вынув его, он изумился: то был обломок прекрасной маркизы: её рука!..
   Жоржик уверяет, что он не брал ничего из шкафа и не понимает, каким образом в его кармане очутилась изящная ручка прекрасной маркизы...
   — Она сама отдала мне свою руку... за то, что я спас её от Ваньки-Встаньки! — уверял меня внук, рассказывая мне всю эту удивительную историю..., которая закончилась благополучно.
   А вы, что думаете, мои юные читатели про это событие?
   Пишите мне свои мнения, об этом ночном приключении Жоржика, я с большим интересом буду их ждать!
   До новых встреч!
   С уважением к вам, ваш дедушка ВлаСт!

© Copyright: Владимир-Георгий Ступников, 2023

Регистрационный номер №0521103

от 2 октября 2023

[Скрыть] Регистрационный номер 0521103 выдан для произведения:    В большом старом доме давно уже никто не жил. Стоял он на горе за селом, окруженный заросшим парком. Высокие старые березы, как сторожа, поднимались над полусгнившей покрытой зелёной плесенью и травкой крышей; густая сирень буйно разрослась и закрыла затворенный ставнями окна; двор и крыльцо заросли крапивой, репейником и лопухами; высокие заборы вокруг двора и парка позеленели, покривились и кое-где начали уже валиться.
   В деревне боялись этого дома, где когда-то жила полоумная барыня. Про эту барыню говорили, что она — колдунья. Говорили, что и теперь еще в забитом доме происходит что-то неладное: иногда в тёмные осенние ночи через щели ставней люди видят огонь в доме и слышать музыку. А кому там зажигать огонь, играть и танцевать? Старики-мужики рассказывали, что покойная барыня-колдунья, людей не любила, а любила чёрных кошек и каждую называла человеческим именем: Маша, Даша, Саша. Этих кошек барыня наряжала, украшала лентами, готовила им обед и ужин, укладывала спать с собой в постели.
   Однажды барыню нашли в постели мёртвой; на ней сидели три чёрных кошки с белыми бархотками на шее и умывались лапками. Когда подошли к мёртвой барыне, то кошки ощетинились и не уходили. Двух кошек мужики убили, а третья убежала и, говорят, до сих пор живёт в этом доме. Стая ворон жила в парке; на высоких березах покачивались вороньи гнёзда; пред рассветом и перед закатом солнца вокруг дома поднимался такой вороний крик, что его было слышно под горою в деревне. Вот здесь-то, в старом доме, и случилось то, что я хочу рассказать вам, мои милые читатели... Сам я этого не видал. Очень может быть, что все это наврал мне мой внук Жоржик, который уверял меня, что однажды он поспорил с товарищем, кто из них храбрее, ночевал в этом доме и всё видел и слышал своими глазами и ушами...
   В старом доме было очень много комнат. В одной из них стоял красивый шкаф из красного дерева со стеклянной дверкой. Весь этот шкаф был наполнен разными красивыми и дорогими безделушками, фарфоровыми статуэтками, большими шахматами из слоновой кости, разными костяными, стеклянными и металлическими фигурками, мраморными и топазовыми вещицами, восковыми куколками, зверями и игрушками. Как раз в этой комнате, на той самой постели, в которой умерла старая барыня, и ночевал храбрый Жоржик, рассказавший потом мне всю эту невероятную историю...
   А дело было осенью, в октябрьскую ненастную дождливую погоду. Захватив с собою огарок свечи, коробочку спичек, книгу для чтения и заряженный водою револьвер, храбрый мальчик, как только стало темнеть, отправился в старый дом. Долго он бродил вокруг дома, отыскивая незапертой двери или окна,
чтобы пробраться внутрь дома, и, наконец, это удалось ему: железный болт
одного ставня вытащился, стекло окна оказалось разбитым и можно было, просунув руку, отворить раму. В это окно и залез мальчик. Окно оказалось в переднюю комнату, откуда уже можно было осмотреть весь дом. В комнатах было темно. Только чрез щели ставней чуть-чуть поблескивал серый свет осеннего вечера, слабо обрисовывая контуры предметов. Комнат оказалось очень много; по пути приходилось попадать в какие-то коридоры с чуланчиками и лестницами то вверх, то вниз, в глухие совершенно тёмные тупики и потом снова пробираться ощупью, пока не открывался простор большого зала или гостиной.
   В комнатах было пыльно и душно, пахло плесенью, грибами, сушеными яблоками и кошками. На окнах стояли засохшие цветы в банках, большие бутылки и банки. На стенах темнели старые портреты в тяжелых рамах с поблескивающей позолотою. Тяжелая старинная мебель из красного дерева в изобилии наполняла этот странный дом, где кроме огромных крыс, никто теперь не жил. А крыс было много: они прыгали с диванов, с подоконников, со столов и бегали, постукивая когтями своих лапок по полу. Пока это было самое страшное, что встретил храбрый Жоржик в заколоченном доме. Надо было выбрать комнату, где было бы приятнее провести ночь. Такой комнатой и оказалась бывшая спальня покойной барыни. Здесь была кровать с матрацем и подушками, мягкий диван и кресла, дамский письменный столик, старинный туалет с круглым зеркалом, а главное, что привлекло храброго мальчика — это была лампа с керосином, под шелковым зелёным абажуром: так что можно было провести ночь за книгой, поваляться в постели, а если надоест читать, то и запереться в ней: в двери — ключ и не сломан: даже позванивает, когда запираешь замок! Храбрый мальчик зажег лампу и стал подробнее рассматривать выбранную для ночлега комнату.
   Много было интересного в комнате, но всего больше притягивал к себе шкаф с фигурками и статуэтками. Тут — как в старом замке! И рыцари в латах, и прекрасные дамы, кавалеры, маркизы, слуги, воины на конях и пешие... Над ними, на возвышении, покрытом красным сукном, резные из слоновой кости с драгоценными камешками шахматы. Выше всех короли и королевы в коронах с рубинами, в кружевных мантиях... От этого весь шкаф напоминает замок короля, где совершается какое-то празднество... Вещицы из цветных драгоценных камней, играют под светом лампы разноцветными блесками, прекрасный дамы и девушки из окрашенного фарфора изумляют роскошью своих причудливых костюмов, рыцари полны таинственной величавости и гордости...
   Какое блестящее общество! Не святочный-ли маскарад в королевском замке? Не пир-ли в королевском дворце в честь другого короля с королевой: ведь здесь два короля и две королевы, и две свиты! А кто эта грациозная красавица маркиза, на которую устремлены взоры всех рыцарей и кавалеров?.. Всё так красиво, изящно, изысканно... Но, как попал в это изящное общество самый простой деревянный размалеванный грубыми красками, такой вульгарный и топорный, Ванька-Встанька? Этот пузатый мещанин на коротеньких ножках? Он даже не потрудился снять своей шляпы с картузом и стоит, выпятив брюхо, посреди кавалеров и рыцарей, нагло пожирая прекрасную воздушную маркизу своими круглыми глазищами! Как он сюда попал? Как могло это случиться? Почему его терпят в этом блестящем знатном обществе? Странно. Хочется отворить дверцу шкафа и выкинуть вон этого пузатого нахала! Храбрый Жоржик попробовал отворить шкаф, но он оказался запертыми. Этакая досада! Можно было-бы взять на память о своей храбрости одну какую-нибудь фигурку... Какую? О, конечно, храбрец без всяких колебаний взял-бы прекрасную маркизу! Так прекрасна была её улыбка, так грациозна походка, так удивительно платье в кружевах!
   Храбрый Жоржик старательнее освещает маркизу, пристально всматривается в её лицо и ему начинает казаться, что маркиза смотрит на него смеющимися глазами и хочет что-то сказать... Может быть, мальчик нечаянно толкнул шкаф, но сам он утверждал, что шкафа не толкал, а случилось это само собою: прекрасная маркиза сделала один шаг вперед, как-бы к нему, а пузатый Ванька-Встанька закачался и подвинулся к маркизе.
   Это было так непонятно, что храбрый мальчик отскочили от шкафа и решил больше не рассматривать: он вспомнил рассказы дедушки и его друзей-стариков в деревне про этот шкаф с людьми, которые будто бы по ночам оживают, превращаются в настоящих и танцуют ночью в старом доме под музыку...
   Храбрый Жоржик поставил лампу на стол и присел, чтобы почитать интересную книгу. Пока он рассматривал шкаф, он не замечал ничего другого, забыл, где он находится и, как и зачем он попал сюда. Теперь, когда он сел к столу и раскрыл книгу, все это он вспомнил. Раскрытые часы на столе показывали уже десять.
   В мертвой тишине дома отчетливо постукивали на столе карманные часы мальчика. Глухо доносился шум высоких деревьев за окном и дождевая капель с крыши. Иногда налетал порыв ветра и ставни в доме начинали тревожно вздрагивать. Тогда казалось, что в соседней большой комнате кто-то стучит под окном.
   Окно из выбранной комнаты выходило в парк. Здесь ставни были настежь раскрыты, но осенняя ночь была так темна, что за окном казалась черная пропасть, в которой, как чудовища, шевелились деревья. Лучше уж прикрыть окно занавеской и не смотреть туда! Должно быть, где-то крыша протекала: за дверью слышалось равномерное звонкое постукивание тяжелых падающих капель. От этого казалось, что кто-то ходит взад и вперёд в соседних комнатах в мягких кожаных туфлях. Иногда в мертвой тишине начиналось беганье крыс, должно быть, — драка, и чудилось, что где-то плакал грудной ребеночек... Храбрый мальчик отрывался от книги, вслушивался и брал в руку лежавший около книги револьвер... Так прошло еще около двух часов.    
   Жоржик продолжал читать книгу, но поминутно отрывался, вздрагивал и бросал чтение. Оно его не увлекало и не давало ему забвения. Неприятно было еще случайно направлять взгляд на круглое зеркало, стекло которого было покрыто пылью и тускло отражало предметы и его самого. В зеркале он не узнавал себя и казался самому себе незнакомыми человеком. Это его пугало, и он решил сесть с книгой в угол, в глубокое мягкое кресло так, чтобы не отражаться в зеркале... Быть может, всё что случилось потом, храбрый мальчик видел во сне, задремав в удобном и мягком кресле. Однако он отвергает это, утверждая, что не спал и не дремал, а всё видел и слышал наяву...
   Когда колокол сельской церкви начал выбивать редкие заглушаемые ветром удары, в дальних комнатах зашипели и начали бить стенные часы, которые раньше не шли и не двигали маятником. Жоржик взглянули на свои карманные часы: было двенадцать без трёх минут. Как раз в это время в дальних комнатах послышались шаги, застучали лестницы, захлопали двери и заговорил тихий женский голос... Голос был старушечий и отвечало ему мяуканье кошки. Старуха бродила по комнатам и разговаривала с кошкой. В то же время запертая дверь комнаты, где сидел мальчик, распахнулась и оказалось, что весь дом освещён огнями ламп и свечей в многогнёздных подсвечниках. Старинное фортепиано в зале хлопнуло крышкой, и кто-то заиграл старинный марш. Стеклянная дверца шкафа распахнулась и оттуда по убранной ковром лесенке стали выходить статуэтки и фигурки, направляясь в зал. Сперва прошли придворные, затем кавалеры с дамами, затем короли под руку с королевами, свита, рыцари на конях и воины... Когда шествие кончилось, прокатился, как деревянное яйцо, Ванька-Встанька. Храбрый мальчик схватился за револьвер, но пока никакого повода стрелять у него не было. Быстро погасив свою лампу, Жоржик залез под большое кресло и стал оттуда наблюдать, что делается в зале…
   За фортепиано сидела старая барыня в завитых локонах. Чёрная кошка с голубой ленточкой на шее сидела у ней на плече и очень ловко перевертывала лапкой страницы нот. Зал кишмя-кишел маленькими живыми людьми. Большой зал дома мог бы вместить на площади своего пола несколько тысяч таких гостей, поэтому теперь здесь было похоже скорей на городскую площадь, чем на комнату. Среди публики свободно разъезжали по паркету рыцари на конях, двигались колоннами оловянные солдаты и шахматные пешки во главе со своими офицерами, бегали слуги, а короли с королевами, окруженные блестящей свитою и приближенными, разместились посреди зала на небольшом бархатном коврике. Скоро вдоль стен залы проехали на конях глашатаи и, поиграв на рожках, громко прочитали королевский указ:
   — Любезные подданные! Дочь наша, прекрасная королевна Олимпия, достигла такого возраста, когда девушки королевского дома обязаны избрать себе мужа. Провидению было угодно вложить в грудь дочери нашей, прекрасной Олимпии, холодное сердце и оно до сей поры не откликалось еще ни на один призыв многочисленных рыцарей и принцев, давно уже и тщетно добивающихся руки гордой девушки. Ныне сочли мы за благо исполнить нашу непреклонную королевскую волю: руку Олимпии получит. тот из соискателей, кто окажется победителем на сегодняшнем рыцарском турнире. Подлинный указ подписали: король благодатной страны Шахматии, Ричард-Голубиное сердце.
   Зал огласился радостными кликами в честь короля, королевы и прекрасной Олимпии. Публика разместилась правильными рядами по трём краям королевского ковра, отделенная от него непрерывною цепью воинов, офицеров и рыцарей. Потом глашатай вошёл на возвышение и объявил, чтобы рыцари, принцы и кавалеры, желающие состязаться между собою в ратном бою за руку королевской дочери, вышли впереди к королевским очами, а рыцари на конях проехали мимо медленным шагом. Началась красивая церемония, во время которой играла музыка: один за другим выходили из толпы молодые и пожилые кавалеры в костюмах разных времен и народов, приближались к королевскому трону, припадали на одно колено и отходили в сторонку. Затем проехало три рыцаря на конях: костяной, фарфоровый и чугунный. Всего их было двенадцать...
   В этот момент Жоржик услыхал шум в своей комнате. Обернувшись назад, он увидал, что из раскрытой дверцы шкафа выходит, окруженная дамами, та самая прекрасная девушка, которую он хотел взять себе на память о своей храбрости, садится в карету и едет в зал. Как только карета подъехала к публике, в зале раздались крики:
   — Ура, прекрасная Олимпия!
   И храбрый мальчик догадался, что прекрасная «маркиза» не кто иная, как сама королевская дочь. О, как захотелось ему вылезть из-под кресла, взять и побежать в зал, преклониться пред королём, присоединиться к двенадцати соискателями её руки! Быть может, он так и сделал-бы, да ему внушала ужас старуха с чёрною кошкою на плече, сидевшая за фортепиано.
   Прекрасная Олимпия вышла из кареты и прошла и села рядом с королевою. Началась новая торжественная церемония: Олимпия давала клятву отдать свою руку победителю. В зале стояла полная тишина и только звонкий и чистый голосок девушки, вздрагивающий от волнения на высоких нотках, звенел на весь мертвый дом, то, как серебряный колокольчики, то, как треснувший хрустальный бокал. Произнеся клятву, Олимпия поклонилась в пояс королю и матери и, сев на прежнее место, стала гордо и презрительно, с улыбкой на вздрагивавших губах, рассматривать претендентов на свою руку. Видно было, что невеста из разборчивых, потому что она никому из них не улыбнулась. А, может быть, этого не позволяли приличия и положение. Ведь теперь на бедную девушку смотрела вся любопытная публика! А она была так прекрасна, что только трусость мешала всем кавалерам, сколько было их среди зрителей, выйти и примкнуть к соискателям её руки! Немудрено, что личико прекрасной королевны то бледнело, то вспыхивало яркими румянцами, а красивые глаза то блестели, как раскаленные голубыми огнём угли, то опускались, стыдливо прикрываясь темными ресницами...
   Но вот трубачи заиграли вызов на состязание... Не успел еще они проиграть сигнал, как из толпы кубарем выкатился желто-красный Ванька-Встанька, стукнулся головою, подкатившись к королевскому трону, потом покатился дальше и вскочил на ноги впереди всех других соискателей. Это было так неожиданно и смешно, что толпа застыла от изумления, потом раздался смех короля с королевой и самой Олимпии, а за ними — смех придворных, принцев, рыцарей, воинов, лакеев, потонувший в страшном взрыве веселого неудержимого хохота всей толпы. Хохотали все, кроме самого Ваньки-Встаньки. Да и как было не смеяться? Толстопузый на коротеньких ножках деревяшка с толстой рожей, в шапке с козырем, в больших сапогах, в одном жёлтом жилете, из-под которого выпущена красная рубаха, с жирными сложенными на животе руками, очутился среди благородных и гордых рыцарей и кавалеров! Этот грубый урод и невежда мечтает сделаться мужем королевской дочери и смеет думать, что останется победителем в ратной борьбе с храбрыми, прославленными в поединках рыцарями! Даже с самим «Рыцарем Чугунного Орла», которого все зрители считают уже обладателем прекрасной Олимпии!
   — Санчо Панса! — кричали из толпы Ваньке-Встаньке, и веселый гул хохота широкой волной прокатывался в толпе.
   Толстопузый герой не смущался. Едва замолк сигнал вызова желающих сразиться, как Ванька-Встанька волчком подкатился к месту, назначенному для поединков, и прокричал, махая картузом:
   — Всех зову на смертный бой!
Опять покатились волны хохота. Никто не выходил на состязание. Соискатели руки прекрасной девушки презрительно переглядывались и пожимали плечами, посылали друг друга, но никто не выходил. Эта заминка еще более ободрила Ваньку-Встаньку:
   — Славный богатырь Ванька-Встанька зовёт на бой! Эй, вы, трусы! Выходите или откажитесь от ратоборства! Никому не уступлю Олимпию! Желаю иметь её законной супругой!
   Эта хвастливость не понравилась уже противникам, зато вызвала бледность на лице прекрасной Олимпии. Ведь если никто не выйдет на состязание, она вынуждена будет сделаться женою этого толстопузого урода! Вот уже во второй раз проиграл рожок, призывающий желающих побиться с Ванькой-Встанькой. Королевна сидела бледная, как бумага, с опущенными ресницами, точно окаменелая в ужасе. Вот и в третий раз заиграл рожок. Глубокая тишина стояла в зале. Все зрители смотрели жадными глазами то на бедную королевну, то в сторону соискателей... И вот, наконец, все облегченно вздохнули, а лицо прекрасной Олимпии вспыхнуло от радости и волнения: из среды соискателей её руки выдвинулся юный прекрасный лицом кавалер, давно уже тайно любивший королевскую дочь. Он был так красив, так статен и ловок в движениях, что вызвал общее восхищение. Олимпия широко раскрыла глаза, и улыбка скользнула по её губам. Откуда явился этот прекрасный юноша? Она никогда не видала его среди обитателей стеклянного шкафа... Вот, если бы он, этот юноша, остался победителем на состязании! Но, он был так юн и безоружен... Что у него в руках? Вместо меча он держит в руке тетрадь, сложенную трубочкой...
   Это правда: прекрасная Олимпия никогда не встречала этого юношу, потому что он стоял на второй полке шкафа. Зато он никогда не пропускал случая хотя бы издали полюбоваться прекрасной девушкой.
   В солнечные дни в щель ставни вливался пучок ярких золотых нитей в комнату, некоторое время он падал на стеклянную дверцу шкафа, которая отражала его внутренность, и тогда жителям второй полки можно было в течение целого часа видеть первую полку. Прекрасная Олимпия и не подозревала, что на нижней полке живёт юный поэт, который ловить эти часы в солнечные дни, чтобы в благоговейном трепете стоять и любоваться необыкновенной красотою отражения! Пусть это была и не настоящая девушка, а только её отблеск, но всё равно поэт безумно любил этот обман зрения и ждал этого чудесного видения с тоской и радостью. А когда отражение тускнело и пропадало, поэт ждал его нового появления, иногда много-много дней, коротая их сочинительством стихов в честь чудесного видения... Теперь это видение ожило, воплотилось в явь! Оно воскресло и встречает его радостными глазами и застенчивой улыбкой. Какое это счастье! Он готовь умереть в честь этого чуда! Пусть только она, эта прекрасная девушка, узнает, что он любит её больше самой жизни!
   Юноша преклонил колено пред королём, королевой и их дочерью и встал лицом к лицу с противником. Оруженосцы принесли два меча, но Ванька-Встанька, которому сперва поднесли их, махнул рукою и отказался:
   — Для этого писаки брать меч! — произнес он со смехом и сделал презрительный жест щелчком.
   Мечи поднесли юноше, но тот не взял: было бы неблагородно идти с мечом на безоружного противника.
   — Чем драться, давай поборемся! — крикнул Ванька. — Положу тебя на обе лопатки и стукну кулаком по лбу! Вот и успокоишься навеки!
   По обычаям страны противники, прежде чем вступить в смертный бой, имели право всенародно объявить свое завещание на случай смерти и проститься с близкими людьми. Ванька-Встанька отказался от этого права и хвастливо заявил:
   — Нам этого не требуется!
   С этими словами он лихо сдвинул картуз на затылок, поставил вперёд ногу и, поплевав в кулак, стал ждать противника. А юноша приблизился к прекрасной Олимпии и, преклонив колено, восторженно прочитал ей своё стихотворное завещание:
   В пурпуре предутренней зари,
отраженьем лёгким на стекле,
   Призраком небесной красоты
ты явилась мне, прекрасная, во мгле!
   Я не знал: то — сон иль наяву?
Но не всё ли было мне равно,
   Если я обманом этим жил
и любил тебя, любил уже давно?
   Я не знал, кто ты и как тебя зовут,
мой прекрасный солнечный обман,
   Но обман тот в сердце я носил,
как ниспосланный мне небом талисман.
   В вечных сумерках угрюмого дворца
ждал я призрака прекрасного лица,
   Ожиданьем этим вечно жил,
сторожил я солнце на дверях дворца...
   А теперь хотят его отнять,
чтобы и в стекле нам не видать
   Отражения небесной красоты...
чтобы я не мог вас, братья, звать
   На свободу, к солнцу, к небесам...
Нет! Тебя я, призрак, не отдам!..
   Пусть обман тот солнечный, стеклянный
светит вечно, искреннее нам!
   Личико Олимпии сияло радостью, глаза горели огнями и не отрывались от вдохновенного поэта. А тот низко поклонился королевскому семейству и, подойдя к ожидающему противнику, громко и насмешливо произнес:
   — Толстопузый мещанин, обжора, плут и хам!
   Не войдешь ты в мой дворец, в мой хрустальный храм!..
   Все затаили дух и с трепетными волнением следили за смертной борьбой. Юноша наносил противнику удар за ударом и тот качался, как пьяный. Вот еще один ловкий и сильный удар: Ванька-Встанька полетел и покатился под ноги победителю. Раздались радостные крики и аплодисменты... Но что-же все вдруг примолкли? Раздался звон разбившегося стекла... Юноша лежал в осколках, а Ванька-Встанька стоял и только покачивался! Прекрасная Олимпия, спрятав личико, тайком плакала, прикрываясь платочком; король нахмурился, королева вздыхала. А Ванька-Встанька помахивал рукой и кричал:
   — Ну, кто там еще есть? Выходите!
   Вышел пожилой кавалер в цилиндре и перчатках с тросточкой. Из кармана его модного костюма выглядывали розовой платочек. Он были худ, тонок и высок. Рядом с Ванькой он были смешон...
   — Эх ты, шельмец! — крикнули Ванька, закрутился, покатился, модный кавалер упал и разбился.
   Настроение публики сразу изменилось: ненавистный раньше Ванька, теперь очень многими из толпы уже нравился своей удалью, а так как разбитый тонкий и высокий господин не возбуждал ничьей симпатии, то победителю начали аплодировать... Нахал Ванька стоял подбодрившись; устремив свой взор в сторону королевской семьи, он встряхивал головой и пошло подмигивали...
   — Король-батюшка! — закричали он, снимая картуз, — прикажи-повели подать мне жбан кваску! Взопрел на ратном деле, и мне видно, ещё придётся помолотить многих соперников...
   Пока Ванька-Встанька пил квас, среди соискателей руки Олимпии было заметно волнение и замешательство: смерть двух храбрых кавалеров, павших так быстро под ударами Ваньки Толстопузого, сделала всех остальных более осторожными, a некоторых заставила даже струсить.
   — Я тоже фарфоровый!
   — А я — стеклянный!
   — Но вы из целого стекла, а я—дутый...
   Вот какие разговоры долетали отсюда до публики и до Ваньки-Встаньки. Заиграл рожок новый вызов. Долго никто не выходил. Видно было, как кавалеры, один за другим, крадучись, направлялись прочь от ратного поля и спешили поскорее скрыться в толпе зрителей.
   — Ага! — кричал Ванька, отирая рукавом мокрые от кваса рыжие усы, — Не охота, видно, моих кулаков попробовать?
   Толпа хохотала, а королевская семья сидела с поникшими головами. Жоржик, наблюдавший за ходом боя из-под кресла соседней комнаты, волновался не менее прекрасной Олимпии.
   — Неужели эта красавица достанется в жены Ваньке-Встаньке? Да ведь это ужасно и так обидно! Если никто не выйдет на бой, тогда придётся вылезти из-под кресла и самому расправится с этим нахалом! Конечно, я обрету победу и буду объявлен женихом прекрасной Олимпии, но... чтобы сделаться её мужем, мне надо самому превратиться в игрушку и навсегда попасть на полку шкафа за стеклянную дверку... Как же быть?! — такие мысли летали в голове храброго мальчика.
   Уже во второй раз заиграл призывной рожок и в третий раз глашатай прокричал собравшимся зрителям:
   — Кто желает биться за руку прекрасной королевны Олимпии?
   Наконец-то! Гордый железный конь вынес над толпою рыцаря в чугунных доспехах, непобедимого Ричарда Голубиное Сердце... Конечно, теперь никто уже не сомневался, что Ванька-Встанька обречён на гибель.
   — Сядь на коня, возьми щит и меч! — крикнул противнику чугунный рыцарь.
   — Много мы вас видали! — ответил Ванька-Встанька. — Ты сперва повали меня так! — Чугунный конь топтался и танцевал тонкими ногами, ожидая с нетерпением, когда седок даст ему волю. А Ванька встал, широко расставил ноги и подбодрился.
   — Ну, бей! Если свалишь, — твое счастье, а не свалишь, — моя она, Олимпия!
   Чугунный рыцарь повертел копье, проехал мимо Ваньки, остановился около самой стены и тогда пришпорил коня. Тот стрелой полетел на Ваньку, раздался крик ужаса в толпе: копье ударило Ваньку в голову. Рыцарь на коне пролетел дальше, а Ванька стоял на ногах, тихо раскачивался и кричал:
— Не лыцаль ты, не лыцаль, а чугунная баба!
   Все зрители были поражены. Ванька-Встанька сразу сделался героем. Даже король с королевой милостиво улыбались и перешептывались между собою. Только прекрасная Олимпия сидела бледная, неподвижная, словно была приговоренная к смерти...
   Чугунный рыцарь был страшно обескуражен. Ему было неловко и досадно. Свою досаду он вымещал на коне: бил его острыми шпорами, злобно тянул удила и несколько раз ударил плетью. Конь поднимался на дыбы и сверкал белками глаз. Разгорячив коня, рыцарь снова налетел на противника и на этот раз высоко подбросил его копьем. Каково же было изумление зрителей и судей, когда Ванька, упав наземь, встал прямо на ноги и, покачиваясь, закричал:
   — A Олимпия все-таки моя!
   Гром аплодисментов смешался с криками «ура-а». Даже король слегка похлопывал ладонями. Заиграла музыка. Ваньке поднесли второй жбан квасу. Он попил, отёр пот с лица и в третий раз встал под удар рыцаря.
   Жоржик немного выполз из-под кресла. Ведь он прекрасно знал секрет богатырской силы толстобрюхого Ваньки-Встаньки и знал наперёд, что и в третий раз Ванька не будет побежден, — и потому прекрасная Олимпия достанется в жёны этому нахалу и уроду! Разве мог допустить это храбрый мальчик? И вот, когда и в третий раз Ванька отделался только потерей одной руки, но устоял на месте, и никто более не пожелал померяться с победителем силами, — Жоржик не вытерпел и вылез из-под кресла, потом встал и вышел в зал.
   Среди маленьких людей произошло смятение, с дамами начались истерики, королева упала в обморок. Да и было от чего: ведь он был среди них всех великаном! Храбрый мальчик поспешил успокоить публику, ласково поговорил с королевской семьей, помог привести в чувство королеву и некоторых знатных особ из королевской свиты. Когда Олимпия узнала, что этот великан не пожелал признать Ваньку-Встаньку победителем, она с глубокой благодарностью подняла свой взор на мальчика и сквозь слезы улыбнулась ему. Вы думаете, что Ванька-Встанька испугался? Нисколько! Этот зазнавшийся нахал не думал, что мальчик уже знает, в чём сила Ваньки, и были уверен, что он не положит его на пол...
   — Ого! «Да ты с колокольню», — сказал пренебрежительно Ванька, когда Жоржик встал на ратном поле.
   — Ты думаешь, плут и мошенник, что я буду с тобой бороться? — сказал храбрый мальчик и, нагнувшись, взял осторожно противника, поставил его на свою ладонь и поднес к публике и к королевскому семейству. Раздался взрыв радостного веселого хохота.
   — А ты повали меня сперва, а потом уж радуйся! Голиаф был тоже великан, а вот с Давидом не справился! — кричал Ванька, стоя на ладони.
   — Господа! Это не богатырь, а просто мошенник! Это — фокусник – начал объяснять всем зрителям Жоржик. — Вся сила его не природная, а искусственная, и спрятана она на дне его огромного брюха... Сейчас мы выведем на свежую воду этого мелкого жулика...
   Храбрый мальчик вынул перочинный ножичек, выковырял вставленный на дно Ванькиного брюха свинцовый груз и, поставив Ваньку на прежнее место на ратном поле, громко крикнул:
   — Прекрасная Олимпия! Прошу вас сюда! Приблизьтесь и ткните этого мошенника пальчиком!
   Вышло опять некоторое замешательство. Быть может, прекрасная девушка боялась это сделать, а может быть, этого не позволяли этикет и приличия...
   — Мерси! Я не могу... — смущенно прозвенел голосок королевны.
   — Господа! — обратился Жоржик к публике, — не пожелает ли кто-нибудь из вас ткнуть этого мошенника пальцем в брюхо?
   Всем хотелось ткнуть Ваньку в брюхо, но долго никто не решался. Наконец, из публики вышел фарфоровый китаец и, растерянно и смущенно улыбаясь, объяснил жестами, что он согласен.
   — Эх ты, китайская морда! — обиженно произнес Ванька...
   — Стой, плут, смирно! — приказал храбрый мальчик.
   Ванька-Встанька поправил картуз, расставил ноги, немного пригнулся вперёд. Китаец не без страха подошел поближе, поднял руку, которая слегка дрожала, и, после небольшого колебания, сильно ткнул Ваньку своим указательными пальцем, украшенными уродливыми ногтем. Ванька упал. Толпа захохотала.
   — Ну, вставай, мошенник — крикнул храбрый мальчик. Но, Ванька катался по полу и не мог встать. Тогда мальчик снова поставил его на ноги и предложил повторить опыт. Теперь в публике было столько желающих ткнуть Ваньку в брюхо, что установили очередь...
   — Будет уж вам! Хватит с меня! — стонал Ванька, а толпа хохотала и кричала:
   — Мошенник! Негодяй! Убийца!
   Трубачи возвестили об окончании турнира и проиграли туш в честь победителя, великана, получившего право на руку прекрасной Олимпии. Публика кричала, пела и махала платками и шляпами. Король и королева милостиво беседовали со своими нареченным зятем. А прекрасная девушка сидела счастливая, с горящими щечками, и украдкой взглядывала с благодарностью на избавителя...
   Только одна королева выглядела озабоченной и растерянной. Она посматривала на будущего зятя и думала: — не поместится будущий муж Олимпии в шкафу!..
   В этот момент на селе начали петь третьи петухи. Огни в зале неожиданно погасли и всё исчезло в ночной темноте. Замяукала где-то кошка. Начали бегать по полу крысы, постукивая ноготками лапок. Где-то заскрипели половицы и вдали послышался старухин голос. Потом хлопнула далёкая дверь и всё стихло. Только ветер шумел за окнами в высоких старых берёзах да где-то жалобно скрипел ставень...
   Жоржик потерял сознание от ужаса и не помнит, как и что было дальше. Когда он очнулся, в щели ставней пробивались яркие лучи солнца. Оказалось, что он сидит в кресле с раскрытою книгою на коленях, а в углу комнаты поблескивает стекло шкафной дверцы... Храбрый мальчик вспомнил всё случившееся ночью... Ведь он теперь жених прекрасной Олимпии! Эта мысль его и обрадовала, и испугала. Страшно хотелось быть вместе с прекрасной Олимпией, но пугала мысль превратиться в игрушечного фарфорового гимназиста... Как-же быть? Храброго мальчика тянуло к шкафу. Так хотелось увидать прекрасную грациозную «маркизу»! Тихо подкрался он к шкафу и осторожно заглянули в стекло дверцы.
   Маркиза стояла на том-же месте и, прикрывая ротик раскрытыми веером, смотрела и улыбалась ему... Ах, как она улыбалась! Милая и знакомая улыбка: ночью, когда он спас её от Ваньки-Встаньки, она вот также улыбалась ему глазами... Точно хочет сказать что-то... Если-бы ему разрешили выбрать себе на память одну статуэтку, он взял-бы только её, прекрасную маркизу! А отчего не взять её? Раскрыть дверь шкафа, вытащить и унести с собою...
   Храбрый мальчик оглянулся кругом, прислушался и, вынув из кармана перочинный нож, стал ковырять в замочной скважине. Руки его дрожали, сердце билось громко, пот градом катился с носа капельками, а замок не отпирался. Мальчик возился около шкафа, под его ногами скрипели и гнулись подгнившие половицы, шкаф вздрагивал, покачивался и вдруг — о, ужас! — стекло дверцы разбилось и со звоном посыпалось под ноги, a маленькие люди посыпались с полки... Весь дом наполнился грохотом и звоном, беготней, голосами, шёпотом. Опять замяукала кошка, хлопнула дверь и послышался голос старухи и торопливые шаги в туфлях... Храбрый мальчик прыгнул к окну, ткнул притворенные ставни и выскочил в сад...
   Когда он был уже дома, то нащупал в своём кармане какой-то острый предмет. Вынув его, он изумился: то был обломок прекрасной маркизы: её рука!..
   Жоржик уверяет, что он не брал ничего из шкафа и не понимает, каким образом в его кармане очутилась изящная ручка прекрасной маркизы...
   — Она сама отдала мне свою руку... за то, что я спас её от Ваньки-Встаньки! — уверял меня внук, рассказывая мне всю эту удивительную историю..., которая закончилась благополучно.
   А вы, что думаете, мои юные читатели про это событие?
   Пишите мне свои мнения, об этом ночном приключении Жоржика, я с большим интересом буду их ждать!
   До новых встреч!
   С уважением к вам, ваш дедушка ВлаСт!

 

В ноябре — новое

Октябрь — новое