Наташкино поступление в медицинский институт

       Несколько раз Настя звонила подруге. Та сообщила, что все сдала  на четверки и, вроде, должна пройти. От дачи взятки Наташкины родители отказались и теперь со страхом ожидали развития событий. К концу недели стало известно, что Наташкины баллы опять полупроходные, как и при поступлении в лицей. Оказалось, что целую группу каких-то целевиков с Кавказа зачислили со всеми тройками, из-за чего проходной балл резко повысился.

       Наташка дико запаниковала. Она принялась умолять Настю, чтобы та срочно приехала, иначе она не доживет до завтрашнего утра, когда вывесят списки зачисленных. Мол, дома у всех похоронное настроение, и она не знает, куда деваться. Пришлось Насте все бросить и мчатся в город. Наташкину семью она застала в полной прострации.

        − Я знала, что этим кончится, я чувствовала! − Белла Викторовна, заламывая руки, ходила взад-вперед по комнате. − Надо, надо было отдать деньги − черт с ними! Что теперь делать, куда бежать, кому давать? Никто со мной уже и разговаривать не станет.

       − Но, Белла Викторовна, ведь еще ничего не известно. Может, завтра в списках будет Наташина фамилия. − Настя чувствовала себя кругом виноватой. Ведь это она посоветовала Наташкиным родителям не давать взятку.

      − Нет! Нет, нет, нет! − покачала головой Наташкина мама. − Если бы зачислили, мне бы уже позвонили. Директор лицея обещала, у нее там знакомая в комиссии. Повлиять на зачисление она не могла, но узнать результат обещала.

       Всю ночь никто из них не сомкнул глаз. Едва рассвело, подруги понеслись в институт, а заплаканная Белла Викторовна отправилась на работу. Наташа клятвенно пообещала матери немедленно позвонить, как только узнает результат.

       Результат оказался неутешительным: Белоконевой в списках зачисленных не было.

       Белая, как мел, Наталья вышла из института и бессильно прислонилась к стене. На Настю она не смотрела. Постояв немного, снова кинулась к спискам.

       − Почему? − срывающимся голосом запричитала она, − Почему Кочеткову и Ленскую с такими же баллами зачислили, а меня нет?  Они же ни дня не работали, а у меня стаж почти год. Даже трудовая книжка есть, я же ее сдавала с документами. Мама! − закричала она в трубку. − Мама, приходи немедленно! Пойдем к ректору − я ему все выскажу!

       − Предложили быть кандидатом, − сказала она Насте, когда они с матерью покинули кабинет ректора. − Это значит, без стипендии до конца семестра и на птичьих правах. Сказали, что зачислят лаборанткой, но зарплату получать не буду, − ее будут кому-то отдавать. Но иногда придется помыть лабораторную посуду и помочь с опытами. Если кого-то после зимней сессии отчислят, тогда меня примут. Да я на все согласна, но все равно дико обидно. Почему Таньку Кочеткову зачислили? Она же постоянно уроки прогуливала и в сто раз хуже меня училась.  Настя, где же справедливость?

       − А ты бы сказала об этом ректору. Может, это чьи-то происки, а он не в курсе?

       − Думаешь, я не сказала? Как в пустоту! Он будто не слышал. Сказал, что может предложить мне в порядке исключения этот вариант, учитывая заслуги моей мамы. И все.

      − А Белла Викторовна что?

      − Молчала, как рыба. Она при таком начальстве сразу немеет. «Главное, будешь учиться», − сказала. И ушла на работу.

      − А вдруг они зимой никого не отчислят?

      − Я сразу спросила об этом, а он говорит, мол, у кого по три двойки в сессию, отчисляют − каждый год по нескольку человек. Нет, Настя, как такое может быть? Эти две дуры гуляли, уроки пропускали, учились кое-как − и зачислены, а я нет. Не понимаю!

      − Мне папа сказал, что мы живем в неправовом государстве. Мол, мы сами должны сделать его правовым. А они, взрослые, бессильны.

      − Ага, сделаешь его, как же! Когда такие в кабинетах сидят. Ой, Маргарита Львовна! − И Наташка кинулась к нарядной женщине, спешившей в институт, − это была директор медицинского колледжа. Внимательно выслушав Наталью, она велела им стоять на месте и направилась в ректорат. Через полчаса вернулась.

      − Все, Белоконева, тебя зачисли без всяких оговорок, − и директор поцеловала Наташку в щеку. − Поздравляю! Звони маме, скажи, что все в порядке.

      − Ой, Маргарита Львовна, правда? − не поверила Наташка. − А что вы ему сказали?

      − О, я много чего сказала. Сказала, что знаю про все их дела, и пообещала, что если тебя не зачислят без всяких фокусов, завтра в «Вечерке» эта история будет описана со всеми подробностями.

      − А вы не спросили, почему все же зачислили этих двоих, а не меня? У меня ведь аттестат куда лучше, чем у Кожуховой и Ленской, и стаж есть.

      − Да это же и так понятно! Нужен им твой стаж! Мама Кожуховой в Аптекоуправлении начальница, а папа Ленской в Администрации. Я вообще поражаюсь, как эти красотки столько баллов набрали. Ну, ничего, скоро эта лавочка закроется, будут принимать только сертификаты ЕГЭ. Тоже, конечно, не все будет чисто, но хоть не в таких масштабах. Ну, звони мамочке, а то она там вся испереживалась. Чуть не плакала в трубку.

      Во время их разговора Настя не сводила глаз с Наташкиного лица: на нем, как на экране, отражалась вся гамма чувств, испытываемых подругой: надежда, гнев и безмерная радость. Когда директор закончила, Наташка, взвизгнув, повисла у нее на шее, одновременно плача и смеясь. Наконец, немного успокоившись, она набрала по мобильнику телефон матери. Сообщив той счастливую новость, подруга с тревогой в голосе снова обратилась к своей спасительнице:

     − Мама спрашивает, а у вас не будут из-за меня неприятности? Говорит, что этот ректор всемогущ, у него такие связи − вплоть до Москвы.

     − Прорвемся! − Директор погладила Наташку по голове. − Не дрейфь, девочка, все будет хорошо. Ты, главное, теперь старайся, не сбавляй темп. Будешь учиться, как в колледже, никто с тобой ничего не сделает: сюда последнее время поступает столько лодырей, что хорошие студенты на вес золота. И никаких мне благодарностей, я твоей маме здоровьем обязана.

      Она ушла. А подруги снова кинулись в вестибюль. Там они обнаружили в самом конце списка зачисленных приписанную от руки фамилию Белоконевой. Наташка снова взвизгнула и запрыгала на месте. Абитуриенты, чьи фамилии в списках отсутствовали, смотрели на нее с завистью и неприязнью − они видели, как дописывали ее фамилию.