ЕГОРОВНА

22 ноября 2013 - Александр Балбекин
  Посвящается светлой памяти мамы
                           Балбекиной Вере Егоровне   
                                                                                       
   Последний месяц Егоровна не поднималась с постели. Болезнь нагрянула, свалив ее, как внезапный ураган придавливает к земле перезревшую рожь. Случается, редко, но случается: в солнечное утро ворвется встречный ветер, с размаху взъерошит, распрямит стебли, и заколосится вновь согбенное ржаное поле.

   В случае с Егоровной чудо преображения порадовало детей, но и насторожило неестественностью. Дети знали – это не первый случай, якобы, выздоровления. Однако каждый раз во время ее болезни испытывали необъяснимый страх.

  Началось все после войны, в сорок седьмом, когда родилась Лиза. Летом, возвратившись с работы, мать принесла полбуханки хлеба, успела разделить, вручить по ломтям четверым, выстроившимся по росту  сыновьям и дочерям. Сама направилась покормить грудью младшенькую Лизу. И прямо перед люлькой упала на пол. Обессилившее, обмякшее от усталости и недоедания тело, восковое лицо матери помнили до сих пор две старшие дочери и два сына.

  Один из них, что помладше, Геннадий прислал  сегодня телеграмму. Приедет, стало быть, помнит мать, на свиданьице прикатит издалека. С этими мыслями она дремала, а поутру уж, пока все спали, самостоятельно поднялась с кровати. И даже застелила постель, чего не делала почитай с месяц. А уж в зеркало - не гляделась и сама не припомнит  с какого времени.

  Расплетая косы, Егоровна обратила внимание на сплошную серебристую белизну. И вспомнила про первую прядь, появившуюся в год отъезда Геннадия:

 « Малый-то он смышленый, - рассудила тогда мать: - в учителях долго не задержится – директором станет, а это какой почет, уважение! Хотя, если  на бухгалтера – лучше  бы было, и тоже в тепле, сиди себе в конторе, щелкай костяшками… В школе хлопотно, еще с нынешними ребятишками… - Но эти мысли в сравнении со страхом, что испытывала мать за неизвестную городскую жизнь сына, были всего лишь каплей в бурном потоке противоречий. Да и в селе про город тогда болтали всякую ерунду:

 - Егоровна,  - нашептывала по секрету словоохотливая Дарья, - снуют они там, как муравьи. Никто никого вокруг себя не видя. Никак  умрешь, а они мелькнут, не заметят. Торопятся бедняги куда-то… А куда? Сама не ведаю.

  Слова Дарьи насторожили, задержались в памяти, как навязчивый мотив. Вопрос же, оставленный открытым много лет назад, часто теперь всплывал в памяти, тревожил, заставляя думать о неведомом, но земном, где-то рядом происходящим.   
 
  « Куда лететь? Зачем торопиться?» -  неоднократно задавалась она вопросами. Когда же заговаривала про смерть, дети сердились. Ей это нравилось: «Значит, не надоела старуха»,  - польщенная Егоровна в подобных ситуациях переводила разговор в другое русло.

  « А нынче что говорить? – думала она: – В доме праздник - Генаша мой прибудет вскорости. Поглядеть, порадоваться на своих кровных – это ли не счастье» ?! - И понеслись ее мысли, словно родниковая вода по камням, песчинкам под гору ручейком, и не существовало для них преград:

   «Жизнь одна-единственная, - расчесывая непослушные пряди, размышляла она: - вроде грамотные там, в городах, а видать, не понимают, что за суетой  главное пролетает. Главное – оно в душе человека, в его мыслях на каждый день, в его поступи, и в радости вселенской. Должно быть заучились,  выпячиваются друг перед дружкой: где перехитрят, где перемудрят, а где, просто сболтнут… Ноне и у нас засуетились. Село-то не пойми каким стало: понастроили коробок, замуровали, точно насекомых в кучу упрятали… Деревенский человек без избы, что птица без гнезда, крыльев. – Егоровна вплела лоскуты в тугие косы, привычно спрятала их на затылке: - Все ворчу, все я недовольная, старая. Время к зиме, а у меня вон какой огород на стенках».

  «Земляничные шпалеры» -  так она называла обои в новой благоустроенной квартире, куда год назад переехала вместе с семьей Лизы, нравились ей:
  « Живу, как в раю, а мне все мало, мало… вот, что значит человек, не  лучше скотины… Да и та, хоть благодарна хозяевам»…

  Она привстала, обнаружив в зеркале знакомое, испещренное складками лицо, пригнулась… Борозды старости, будто крапивой обожгли пальцы. Тихо, смиренно опустила руки. Изображение  повторяло ее движения, как бы соглашаясь, покачивало головой, говорило: «Жало прожитых лет, что укус пчелиный, въедливо, болезненно… и безвозвратно…» Пожалуй, только глаза остались прежними. Старость не смыла голубизны. Напротив, синькой прожитого, словно заботливая прачка, наполнила свежестью, углубила цвет, ополоснуло желтизну.. Заботливыми стараниями  труженицы подчеркнула красоту, обновила изношенное, придав дорогому наряду изящество.
  Серебряный узор бровей и пушистая кайма ресниц стойко охраняла мудрость, теплоту, накопленные прожитым.

  Егоровна забыла, когда в последний раз так внимательно рассматривала себя. То было при жизни Романа. Другого не знала она. В мыслях не допускала подумать о другом. Хотя он иногда выпивал крепко, погулять любил, но красив был, ласков, а главное, совестлив. Она догадками его не терзала, не как другие: задержится мужик на часок, второй – и о стенку головой сами готовы биться, и его стукнуть… Нет, она молча прощала, оправдывала: «Хозяин хороший, детей любит, работящий мужик. Чего мне еще надо?»

  Вспомнив мужа, она перекрестилась, посмотрела на дубовый, крепко сколоченный, но уже почерневший сундук – единственное сокровище, что осталось у нее от далекого детства. Вместе с ним она приехала в это село. Рядом с ним прожила все эти годы. И теперь, опершись на него, как на верного стража, перебралась к окну.

   Чистый, не затоптанный, не закопченный котельной гарью первый снег, ослеплял даже через стекло. Остановка автобуса под окнами мозолила глаза. А село теперь и впрямь выглядело по-новому. Четыре пятиэтажных жилых дома, двухэтажное здание администрации, клуб с колоннами, школа со спортивной площадкой. Только холмы, или, как тут их называли «бугры» - остались такими же крутыми, высокими.

  Первый снег она называла «лебяжий пух» и была убеждена, что своей чистотой он ограждает землю от дурного, житейского: дескать, небо почувствовало недоброе и белизной своей затмило грязь, пыль, скопившиеся за лето, осень.

  Она посмотрела на часы. Послушала размеренный ход. Подтянула цепочку с гирями…

Смешной поцарапанный «кот» вертел железными глазищами, как бы шутя, предупреждал ее: « Время – то идет, а я слежу за тобой и думаю, что же ты, старая, толчешься на одном месте!»

  Егоровна улыбнулась: « Лет тридцать тикает и все про одно и то же. Чтой-то ты мне, кот Васька, не надоел? Выбросить тебя пора, озорник окаянный. Жалко дурня. Разнесут по косточкам твои железяки ребятишки, разбросают по кочкам, канавам твои винтики, шурупчики, и вроде не служил ты мне верой и правдой тридцать годков. Вон Лизавета корит меня: «Выбрось, своего кота обшарпанного, стыдно перед людьми. У всех электронные, да разные всякие, а ты за железяку механическую уцепилась». -  А  на кой они мне всякие?! Бестолковые они, жизни в них нет. Как немые, не зрячие, калеки передвигаются – смотреть-то жутко, не то, чтобы в избе держать. А ты у меня голосистый».

  Словно утверждая свое превосходство, часы пробили шесть утра. И вновь монотонно, отбивая  прожитые секунды, продолжали размеренный ход. За окном крупные хлопья, обгоняя друг друга, стеной погружались в пушистое, белое покрывало. Она любовалась безлюдным пространством зимы…

   Но вдруг перед окном появился человек. Он умылся ослепительным снегом. Потом опустил голову, простер руки к небу,  и замер в ожидании. Кого или чего он ждал? Может,  к Богу взывал, а может,
 покуролесить удумал?..Да, разве ж, их, мужиков поймешь?! Сами порой не ведают, что вытворяют…

   И только теперь, когда он повернулся лицом, она увидела Генашу. Не поверив очам своим, протерла платком стекло… Да, это был ее сын. Ей показалось, что он теперь, как в детстве, ищет у нее защиты. Егоровна уже хотела протянуть руки, но оконные рамы остановили порыв. И тут она отчетливо осознала: « От кого защищать?! От жизни?! Да разве нужно защищать от радости?! А то, что три года  не появлялся, так это хлопоты, заботы будничные… Куда от них деться?!..»
 
 Морозный, терпкий запах улицы, ворвавшийся вместе с сыном, моментально наполнил комнату свежестью. Нагрянувшая холодная струя, как яркое солнце после дождей, умиротворила своим естеством.
  - Сынок, - успела она произнести сквозь вздох, - сынок!
  - Мать! Мама!

  А когда он склонился над ней, она улыбнулась:
 - От радости я, сынок, от радости…

   В тишине размеренно, монотонно стучали «ходики». За окном также стремительно падал первый снег. Новый день входил в свои права. Для нее он был последним, но и его она встретила с улыбкой. В ней затаились сомнения Егоровны, ее утверждения:

    «Это с виду бывает жесткий какой человек, а приглянись к нему, добром, лаской согрей – он и растает, и жесткость его не знай куда уйдет. Зачем впопыхах пробегать мимо? Оглядеться надо, остановиться. Кто, видать, смолоду поймет это, тот навек счастливым останется».
                                                                                                 .
                                                                                                                        

© Copyright: Александр Балбекин, 2013

Регистрационный номер №0170917

от 22 ноября 2013

[Скрыть] Регистрационный номер 0170917 выдан для произведения:   Посвящается светлой памяти мамы
                           Балбекиной Вере Егоровне   
                                                                                       
   Последний месяц Егоровна не поднималась с постели. Болезнь нагрянула, свалила ее, как внезапный ураган придавливает к земле перезревшую рожь. Случается, редко, но случается: в солнечное утро ворвется встречный ветер, с размаху взъерошит, распрямит стебли, и заколосится вновь согбенное ржаное поле.

   В случае с Егоровной чудо преображения порадовало детей, но и насторожило неестественностью. Дети знали – это не первый случай моментального якобы выздоровления. Однако каждый раз во время ее болезни испытывали необъяснимый страх.

  Началось все после войны, в сорок седьмом, когда родилась Лиза. Летом, возвратившись с работы, мать принесла полбуханки хлеба, успела разделить, вручить по ломтям четверым, выстроившимся по росту  сыновьям и дочерям. Сама направилась покормить грудью младшенькую Лизу. И прямо перед люлькой упала на пол. Обессилившее, обмякшее от усталости и недоедания тело, восковое лицо матери помнили до сих пор две старшие дочери и два сына.

  Один из них, что помладше, Геннадий прислал  сегодня телеграмму. Приедет, стало быть, помнит мать, на свиданьице прикатит издалека. С этими мыслями она дремала, а поутру уж, пока все спали, самостоятельно поднялась с кровати. И даже застелила постель, чего не делала почитай с месяц. А уж в зеркало - не гляделась и сама не припомнит  с какого времени.

  Расплетая косы, Егоровна обратила внимание на сплошную серебристую белизну. И вспомнила про первую прядь, появившуюся в год отъезда Геннадия:

 « Малый-то он смышленый, - рассудила тогда мать: - в учителях долго не задержится – директором станет, а это какой почет, уважение! Хотя, если  на бухгалтера – лучше  бы было, и тоже в тепле, сиди себе в конторе, щелкай костяшками… В школе хлопотно, еще с нынешними ребятишками… - Но эти мысли в сравнении со страхом, что испытывала мать за неизвестную городскую жизнь сына, были всего лишь каплей в бурном потоке противоречий. Да и в селе про город тогда болтали всякую ерунду:

 - Егоровна,  - нашептывала по секрету словоохотливая Дарья, - снуют они там, как муравьи. Никто никого вокруг себя не видя. Никак  умрешь, а они мелькнут, не заметят. Торопятся бедняги куда-то… А куда? Сама не ведаю.

  Слова Дарьи насторожили, задержались в памяти, как навязчивый мотив. Вопрос же, оставленный открытым много лет назад, часто теперь всплывал в памяти, тревожил, заставляя думать о неведомом, но земном, где-то рядом происходящим.   
 
  « Куда лететь? Зачем торопиться?» -  неоднократно задавалась она вопросами. Когда же заговаривала про смерть, дети сердились. Ей это нравилось: «Значит, не надоела старуха»,  - польщенная Егоровна в подобных ситуациях переводила разговор в другое русло.

  « А нынче что говорить? – думала она: – В доме праздник - Генаша мой прибудет вскорости. Поглядеть, порадоваться на своих кровных – это ли не счастье» ?! - И понеслись ее мысли, словно родниковая вода по камням, песчинкам под гору ручейком, и не существовало для них преград:

   «Жизнь одна-единственная, - расчесывая непослушные пряди, размышляла она: - вроде грамотные там, в городах, а видать, не понимают, что за суетой  главное пролетает. Главное – оно в душе человека, в его мыслях на каждый день, в его поступи, и в радости вселенской. Должно быть, заучились, да и друг дружку учить поднадоело, оттого и выказывают, выпячиваются друг перед дружкой: где перехитрят, где перемудрят, а где, просто сболтнут… Ноне и у нас засуетились. Село-то не пойми каким стало: понастроили коробок, замуровали, точно насекомых в кучу упрятали… Деревенский человек без избы, что птица без гнезда, крыльев. – Егоровна вплела лоскуты в тугие косы, привычно спрятала их на затылке: - Все ворчу, все я недовольная, старая. Время к зиме, а у меня вон какой огород на стенках».

  «Земляничные шпалеры» -  так она называла обои в новой благоустроенной квартире, куда год назад переехала вместе с семьей Лизы, нравились ей:
  « Живу, как в раю, а мне все мало, мало… вот, что значит человек, не  лучше скотины… Та, хоть благодарна хозяевам»…

  Она собралась встать, но, обнаружив знакомое, испещренное складками лицо, пригнулась… Борозды старости, будто крапивой обожгли пальцы. Тихо, смиренно опустила руки. Изображение в зеркале повторяло ее движения, как бы соглашаясь, покачивало головой, говорило: «Жало прожитых лет, что укус пчелиный, въедливо, болезненно… и безвозвратно…» Пожалуй, только глаза остались прежними. Старость не смыла голубизны. Напротив, синькой прожитого, словно заботливая прачка, наполнила свежестью, углубила цвет, придав   естество. Заботливыми стараниями  труженицы подчеркнула красоту, придала свежесть изношенному, но  самому дорогому наряду.
  Серебряный узор бровей и пушистая кайма ресниц стойко охраняла мудрость, теплоту, накопленные прожитым.

  Егоровна забыла, когда в последний раз так внимательно рассматривала себя. То было при жизни Романа. Другого не знала она. В мыслях не допускала подумать о другом. Хотя он иногда выпивал крепко, погулять любил, но красив был, ласков, а главное, совестлив. Она догадками его не терзала, не как другие: задержится мужик на часок, второй – и о стенку головой сами готовы биться, и его стукнуть… Нет, она молча прощала, оправдывала: «Хозяин хороший, детей любит, работящий мужик. Чего мне еще надо?»

  Вспомнив мужа, она перекрестилась, посмотрела на дубовый, крепко сколоченный, но уже почерневший сундук – единственное сокровище, что осталось у нее от далекого детства. Вместе с ним она приехала в это село. Рядом с ним прожила все эти годы. И теперь, опершись на него, как на верного стража, перебралась к окну.

   Чистый, не затоптанный, не закопченный котельной гарью первый снег, ослеплял даже через стекло. Остановка автобуса под окнами мозолила глаза. А село теперь и впрямь выглядело по-новому. Четыре пятиэтажных жилых дома, двухэтажное здание администрации, клуб с колоннами, школа со спортивной площадкой. Только холмы, или, как тут их называли «бугры» - остались такими же крутыми, высокими.

  Первый снег она называла «лебяжий пух» и была убеждена, что своей чистотой он ограждает землю от дурного, житейского: дескать, небо почувствовало недоброе и белизной своей затмило грязь, пыль, скопившиеся за лето, осень.

  Она посмотрела на часы. Послушала размеренный ход. Подтянула цепочку с гирями…

Смешной поцарапанный «кот» вертел железными глазищами, как бы шутя, предупреждал ее: « Время – то идет, а я слежу за тобой и думаю, что же ты, старая, толчешься на одном месте!»

  Егоровна улыбнулась: « Лет тридцать тикает и все про одно и то же. Чтой-то ты мне, кот Васька, не надоел? Выбросить тебя пора, озорник окаянный. Жалко дурня. Разнесут по косточкам твои железяки ребятишки, разбросают по кочкам, канавам твои винтики, шурупчики, и вроде не служил ты мне верой и правдой тридцать годков. Вон Лизавета корит меня: «Выбрось, своего кота обшарпанного, стыдно перед людьми. У всех электронные, да разные всякие, а ты за железяку механическую уцепилась». -  А  на кой они мне всякие?! Бестолковые они, жизни в них нет. Как немые, не зрячие, калеки передвигаются – смотреть-то жутко, не то, чтобы в избе держать. А ты у меня голосистый».

  Словно утверждая свое превосходство, часы пробили шесть утра. И вновь монотонно, отбивая  прожитые секунды, продолжали размеренный ход. За окном крупные хлопья, обгоняя друг друга, стеной погружались в пушистое, белое покрывало. Она любовалась безлюдным пространством зимы…

   Но вдруг перед окном появился человек. Он умылся ослепительным снегом. Потом опустил голову, простер руки к небу,  и замер в ожидании. Кого или чего он ждал? Может,  к Богу взывал, а может,
 покуролесить удумал?..Да, разве ж, их, мужиков поймешь?! Сами порой не ведают, что вытворяют…

   И только теперь, когда он повернулся лицом, она увидела Генашу. Не поверив очам своим, протерла платком стекло… Да, это был ее сын. Ей показалось, что он теперь, как в детстве, ищет у нее защиты. Егоровна уже хотела протянуть руки, но оконные рамы остановили порыв. И тут она отчетливо осознала: « От кого защищать?! От жизни?! Да разве нужно защищать от радости?! А то, что три года  не появлялся, так это хлопоты, заботы будничные… Куда от них деться?!..»
 
 Морозный, терпкий запах улицы, ворвавшийся вместе с сыном, моментально наполнил комнату свежестью. Нагрянувшая холодная струя, как яркое солнце после дождей, умиротворила своим естеством.
  - Сынок, - успела она произнести сквозь вздох, - сынок!
  - Мать! Мама!

  А когда он склонился над ней, она улыбнулась:
 - От радости я, сынок, от радости…

   В тишине размеренно, монотонно стучали «ходики». За окном также стремительно падал первый снег. Новый день входил в свои права. Для нее он был последним, но и его она встретила с улыбкой. В ней затаились сомнения Егоровны, ее утверждения:

    «Это с виду бывает жесткий какой человек, а приглянись к нему, добром, лаской согрей – он и растает, и жесткость его не знай куда уйдет. Зачем впопыхах пробегать мимо? Оглядеться надо, остановиться. Кто, видать, смолоду поймет это, тот навек счастливым останется».
                                                                                                 .
                                                                                                                        
 
Рейтинг: +27 761 просмотр
Комментарии (39)
Ирина Карпова # 22 ноября 2013 в 19:47 +3
В этом рассказе жизненная мудрость...
Удачи!!!
Александр Балбекин # 22 ноября 2013 в 19:56 +3
Спасибо, Ирина. 040a6efb898eeececd6a4cf582d6dca6
Татьяна Чанчибаева # 23 ноября 2013 в 14:57 +2
Александр Балбекин # 23 ноября 2013 в 15:00 +2
Спасибо, Татьяна! 8ed46eaeebfbdaa9807323e5c8b8e6d9
Наталья Бугаре # 23 ноября 2013 в 15:09 +3
Саша, до слез... Память -это то,что останется после нас. Память в сердцах тех, кто любил нас, кого любили мы... светлая память о невозвратном и горькое чувство вечной вины. Спасибо за дивную прозу. 38
Александр Балбекин # 23 ноября 2013 в 15:13 +2
Спасибо, Наташа! 7aa69dac83194fc69a0626e2ebac3057
Вениамин Ефимов # 23 ноября 2013 в 16:06 +2
Успехов.
Татьяна Ненашева # 23 ноября 2013 в 16:06 +2
Очень трогательно!
Светлая память всем мамам!
НАДЕЖДА ШУМАКОВА # 23 ноября 2013 в 16:24 +2
Про маму это всегда свято!
0 # 23 ноября 2013 в 20:19 +3
немыслимо трогательно и мудро...да...не проходить мимо...добром...лаской согреть...замечательно...спасибо...искренне ...ася...
Александр Балбекин # 25 ноября 2013 в 19:01 +1
Спасибо, Ася! elka
владимир попов # 23 ноября 2013 в 21:21 +2
Про мать - это святое.Но здесь написано нудно, затянуто, не интересно.Тавтология, невзрачные, повторяющиеся эпитеты. И почему Егоровна старуха?( мать не бывает старухой.если она прообраз). Нельзя такую писанину матери посвящать.Читатель на Парнасе добрый, снисходительный. Но,рассказ-то откровенно плохой!
Александр Балбекин # 23 ноября 2013 в 21:26 +2
Спасибо, Владимир. Вы прелестно манипулируете. Это возможно на Парнасе? Вдобавок, после моего отзыва отключили мой вход на вашу страницу. Не делайте из мухи слона. Отнеситесь к своему творчеству несколько критично. Я вас не знал, и очень сожалею, что познакомился, потерял драгоценное время. Пожалуйста, не отвечайте мне. Считайте, я вас заблокировал.
Серов Владимир # 23 ноября 2013 в 22:16 +3
ОТличный рассказ!
Единственное что непонятно, почему это был её последний день. Ведь она свои заявления о скорой смерти делала для проверки реакции детей (надоела или нет!) и умирать не собиралась!
Александр Балбекин # 23 ноября 2013 в 22:22 +2
Спасибо, Владимир.Смерть - не предсказуема. К сожалению, и неминуема.
Серов Владимир # 23 ноября 2013 в 22:25 +1
Это само собой! Но я НЕ УВИДЕЛ причины, кроме, конечно, самой старости!
Александр Балбекин # 23 ноября 2013 в 22:32 +3
"А когда он склонился над ней, она улыбнулась:
- От радости я, сынок, от радости…"
Да, Владимир, не только от тягостных страданий, ожиданий уходит человек. Случается и от радостных событий переполняется клокочущее сердце, не выдерживает нагрянувших эмоций. Случается редко, но случается.
Серов Владимир # 25 ноября 2013 в 08:44 +1
Наверное, Вы правы!
Зинаида Русак # 24 ноября 2013 в 16:17 +1
Спасибо за интересный рассказ и память. 040a6efb898eeececd6a4cf582d6dca6
Александр Балбекин # 25 ноября 2013 в 13:36 +1
Спасибо! 7aa69dac83194fc69a0626e2ebac3057
Николай Гольбрайх # 24 ноября 2013 в 20:59 +1
ПОНРАВИЛОСЬ!!!

УДАЧИ!!!

Александр Балбекин # 25 ноября 2013 в 13:38 +1
Спасибо, Николай. c0137
Марина Попова # 30 ноября 2013 в 14:18 0
До чего же мастерский Вы пишете, Александр!
С огромной любовью и лаской к самому
дорогому и любимому человеку.
Какой высокий слог! До чего же замечательно!
Спасибо Вам! Всего самого доброго! 38
Александр Балбекин # 30 ноября 2013 в 18:55 +1
Марина, просто, СПАСИБО!!!!! 8ed46eaeebfbdaa9807323e5c8b8e6d9
ТАТЬЯНА СП # 4 декабря 2013 в 11:46 0
А когда он склонился над ней, она улыбнулась:
- От радости я, сынок, от радости…

До слёз...
Александр Балбекин # 4 декабря 2013 в 17:37 +1
Спасибо, Татьяна. 9c054147d5a8ab5898d1159f9428261c
Павел Рослов # 7 декабря 2013 в 07:21 +1
Благодарен за добротную прозу. После чтения Вашего рассказа видно, что это все-таки литературный сайт, а не форум для воспоминаний. Удачи!
Александр Балбекин # 7 декабря 2013 в 10:43 +1
Спасибо, Павел!!!
Валентина # 7 декабря 2013 в 07:22 +1
Талантливо! Спасибо за прекрасный рассказ!
Александр Балбекин # 7 декабря 2013 в 10:44 +2
Спасибо, Валентина!!!
Александр Приймак # 8 декабря 2013 в 18:55 +1
Да, - замечатльно, - мудро!
Спамибо Вам!
Александр Балбекин # 8 декабря 2013 в 19:24 +1
Спасибо, Александр. Ваше мнение для меня дорогого стоит.
Успехов Вам!
Людмила Комашко-Батурина # 9 декабря 2013 в 19:51 +1
Совсем не согласна с Владимиром Поповым. Считаю, рассказ интересным и хорошо изложенным. Всё на своём месте.Только окончание мне показалось немного скомканным. "В ней затаились...." В ком? В чём?-В улыбке? Возможно, это опечатка или что-то пропущено.Мне показалось ,что в конце чего-то не хватает.В целом мне рассказ очень понравился. Удачи вам, Александр!
Александр Балбекин # 10 декабря 2013 в 03:52 +1
Спасибо, Людмила, за отзыв. И Вам удачи 8ed46eaeebfbdaa9807323e5c8b8e6d9
Елена Бурханова # 17 декабря 2013 в 16:29 0
Рассказ очень понравился! Написан с душой, талантливо.
Иногда сердце не выдерживает как большого горя, так и большой радости.
С наступающим, Александр! Добра вам и тепла!
Александр Балбекин # 17 декабря 2013 в 16:45 0
Спасибо! С Наступающим! 7aa69dac83194fc69a0626e2ebac3057
Анна Дарбинян # 20 декабря 2013 в 18:28 0
Спасибо, Александр, за такое прекрасное произведение.
Прочла с огромным удовольствием. Смаковала каждое слово. От описания глаз оторваться не могла - перечитывала, понимая, что недолго Егоровне на этом свете осталось. И так боялась, что сын не успеет приехать. Мастерски написали, красиво и мудро!!! Достойное посвящение!!!
Александр Балбекин # 21 декабря 2013 в 03:54 0
Спасибо, Анна! С Наступающими Рождеством и НГ! 9c054147d5a8ab5898d1159f9428261c
Fanija Kamininiene # 15 января 2014 в 19:04 0
Трогательный рассказ! Славный слог! Спасибо Вам! live4