МАМА И Я БАЛБЕС

МАМИНА КРОВЬ

Мама ушла в возрасте 94 года, как и хотела – тихо, никого не напрягая .

Это фото мамы со мной на руках, имеет странную историю. Мои бабушка и мама, так как я сильно болел, побежали сделать фото на память, а то вдруг умру.

Историю этого  фото, мне каждый раз рассказывали, когда я его рассматривал.

Мама была женщиной красивой, но с мужчинами ей не везло.

Отец нас бросил, когда мне было 4 годика. Вторично вышла замуж за военного, но его в годы сталинских репрессий арестовали. Больше мы его не видели.

Арест этого человека, нанес, как я теперь понимаю, сильную психологическую рану в маминой женской душе.  И забросив всех ухажеров, она себя полностью посвятила моему воспитанию.

Собственно, говорить о мужчинах в годы войны не приходится. Но и всё же, её женственность была мужским вниманием востребована. Один раз в нашем доме появился военный, а потом железнодорожник.

Этого мужчину я запомнил, так как он  организовал мою бесплатную поездку, на отобранном у немцев, фантастическом дизельном поезде. Он состоял из трёх обтекаемых вагонов, крашенных серебряной краской. Пассажиры сидели внутри  в авиационных креслах. Такой комфорт, по тому времени, был оглушительным.

Этот «дизель» нёсся по рельсам с огромной скоростью. Достаточно сказать, что из Баку в Тбилиси я домчался за три часа.  Обычная поездка занимала  12 часов.

Правда ,это чудо немецкого происхождения поездило недолго. Железная дорога к таким скоростям, оказалась непригодна. На такой скорости, за «дизелем» вылетали костыли, которыми рельсы крепятся к шпалам.

Вместе с «дизелем» из нашей жизни исчез и железнодорожник.

Дома маму я видел не часто.

Она была в семье единственной «добытчицей», поэтому много работала.

Окончив курсы бухгалтеров, она долго работала в Бакинском Ломбарде. Иногда она меня на целый день брала к себе на работу. Посидев рядом с ней и устав от щелканий «щетов» – это старинное счётное приспособление, я уходил бродить по Ломбарду.

Это было старинное здание, со множеством залов и кабинетов.  В залах всегда толпилось много народа.  Голодное военное время, заставляло людей нести в Ломбард вещи, чтобы получить немного денег в основном на еду. Вещи эти никогда обратно не выкупались.

Как потом оказалось, нечестные работники Ломбарда, воровали полученные в залог вещи и продавали их на толкучке. Знали, что хозяева за ними никогда не придут, а по окончании срока, они становились собственностью Ломбарда..

На обед мама кормила меня кусочком хлеба и чаем с сахарином. Глядя на других обедающих, я удивлённо спрашивал маму:

- А почему у них колбаса, масло, много хлеба?

В ответ получал затрещину по затылку, без объяснений.

Кончилось всё очень грустно. Прошла ревизия и почти 80% персонала Ломбарда, во главе с директором, «под микитки» пересадили в тюрьму.  Маму вызывали на допросы, она очень переживала, но всё обошлось.

И вот тогда, я получил ответ на свой вопрос про богатую еду у остальных её сотрудников!

После суда и ареста виновных, маме разрешили продолжать работать в этом Ломбарде.

Конечно, мизерной зарплаты не хватало, чтобы питать мой растущий организм. И тогда мама стала сдавать кровь.

Госпиталя очень нуждались в донорской крови для раненных.

Донорам во время войны полагался продуктовый паёк, для поддержания здоровья. Там было и масло, и шоколад, и американская тушенка, конфеты и печенье.

Всё, или почти всё скармливалось мне. Но «шутки» с голоданием донора плохи.  Мама похудела, побледнела и пару раз падала в обморок от малокровия.

Бабуся стала спасать мамину жизнь  тбилисским смальцем и шоколадом. На моё нытьё – дайте мне кусочек шоколада, бабушка отводила меня в сторону и стыдила – Мама может умереть!

У мамы был прекрасный голос. Поэтому она ходила в хоровую секцию Бакинского Дома моряков. На репетиции брала меня с собой. Сидя в кресле, клюя носом, я выучил весь репертуар этой хоровой группы. Отдельно от всех, руководительница репетировала с мамой романсы. И этот репертуар я выучил.

Будучи в училище, я освоил семиструнную гитару и под её аккомпонимент, исполняю эти романсы до сих пор.  Слушателям нравится.

Хоровая группа Дома моряков, часто выезжала в госпиталя петь раненым. Во время концерта я сидел на коленях у раненых бойцов, которые, соскучившись по своим детям, были рады меня побаловать. В результате, я находил в карманах хлебные сухарики и сахар.

Брать меня с собой на концерт, была маленькая мамина хитрость. После концерта госпитальное начальство приглашало артистов столовую к скромному угощению. С собой еду из госпиталя выносить не разрешалось, всё надо было съесть за столом. Естественно к столу приглашали и меня.

Борьба мох женщин за моё выживание, до сих пор в памяти.

Школьные годы, успехи в учёбе – это полностью заслуга бабуси. Маме заниматься со мной было некогда. Только иногда она взрывалась после очередной моей двойки. Хватала теннисную ракетку, но у неё на руке немедленно повисала бабуся. Спасибо ей, спасала меня от «горячей руки» мамы.

А что делать – «безотцовщина» лишала нашу семью крепкой мужской руки с ремнём – вкладывать ума этому оболтусу.

Бабусе и маме стала помогать, приехавшая в Баку моя двоюродная сестра Лиля. Дочь старшей маминой сестры поступила в Бакинский  Педагогический институт.

Рядом с красивой девушкой, я присмирел. Было стыдно за двойки.

Лиля ,как-то незаметно, заменила мамино воспитание. Она ласково меня стыдила. Заставляла сидеть рядом с собой и делать уроки. При ней я уже не мог заниматься  «глупостями». В нашем доме появилась «помощница» в воспитании мальчика.

Мама отвергла все предложения мужчин, чтобы не напрягать мою психику,  и честно довела меня до окончания школы.

После моего поступления в военно-морское училище, где я и стал жить,

мама разрешила ухаживать за собой, мужчине по имени Михаил Иванович.

Он происходил из семьи высокопоставленного чиновника нефтяной компании. В результате, отец получил от компании огромную квартиру в центре Баку.

Его дети – Михаил Иванович и сестра Матильда Ивановна с мужем и дочерью, каким-то мне неизвестным образом, очень  подружились с бабусей  мамой.

Мы часто бывали у них в гостях. Я всегда поражался огромными комнатами, потолками в семь метров. Дружил с их девочкой Генриеттой, моей одноготкой.  Взрослые нас даже дразнили «жених и невеста». Всё это так и осталось шуткой.

Эта семья в годы войны, подкармливала нас охотничьими трофеями мужчин, кое-какими продуктами, включая картофельные очистки.

Муж Матильды Ивановны – Александр, служил в пожарных войсках. Носил форму, очень похожую на форму сотрудников  КГБ, с пистолетом на боку. Именно эта форма, да и пистолет, позволили ему жёстко приказать домкому нашего дома, заселить нас в освободившуюся комнату. Так с его помощью к нашей «душевой» присоединилась ещё одна комната.

В те времена достаточно было только формы КГБ и все чиновники сгибались подобострастно, как наш домком – большой начальник для жителей нашего дома. В его компетенции было распределение жилья.

Уже учась в училище, бабуся мне на ушко шепотом рассказывала, что  у  мамы с Михаил Ивановичем возможно образуется семейная пара..

Так оно и случилось.  Оба этих одиноких человека поженились. Мама переселилась в огромную квартиру мужа.

Михаил Иванович был главным инженером строительной организации. Это позволяло ему обеспечивать достойную жизнь мамы, и своей конечно.

Михаил Иванович был членом Союза Архитекторов. Это позволяло пользоваться домами отдыха и санаториями этого Союза, что они и делали.

Я был рад за маму и благодарен Михаилу Ивановичу, что  моя любимая женщина во второй половине своей жизни обрела женское счастье.

Жаль, что бабуся не дожила до этих счастливых дней.