ПОЕЗД ИДЁТ НА ВОСТОК

 ПОЕЗД ИДЁТ НА ВОСТОК

«В дни, когда из окошек

вагонных мы глотали

движения дым и считали

свои перегоны…»

(Ярослав Смеляков)

Поезд то шёл, то полз…

Да ведь не один он был, вовсе не один… Много поездов… Не все из них добрались до места назначения.

В один из налётов фашистам удалось разнести вдребезги  поезд, в котором они ехали. Им ещё повезло, что удалось затем найти их же состав, но со станками…

И люди, которые ютились прямо на полу пульманов, под завязку забитых станками, тоже доехали не все…

Добирались с октября 1941-го до февраля 1942-го…

Постепенно стало чуточку легче: людям вновь выбили пульман, но уже без станков. Однако, всё равно, - почти всю дорогу приходилось стоять: желающих ехать в нём оказалось очень много…

А спали по очереди. Детей предпочитали держать на руках: чтоб случайно не затоптали… Был случай: молодую маму сон свалил вместе с ребёночком. Когда она проснулась, весь вагон потряс её душераздирающий вопль. Ребёночка, конечно, случайно, но так сдавили, что он… задохнулся.

Впрочем, хоронить пришлось не его одного…

Очередной воздушный налёт накрыл их буквально возле следующей же станции. Возможно, это был Купянск, - было не до выяснений, да и умудриться прочесть на ходу, в почти наглухо закрытом пульмане вряд ли было возможно…

И вот – резкий тормоз сорванного стоп-крана! И – только нарастающий визг самолётов врага:

- У – ю – ю- у – у – гу!.. – Ба- бах!!

Ванин голос:

- От эшелона!

Побежали...

Рассыпались.

Затаились…

И – горе тем, кто не смог преодолеть десяток-другой метров: эшелон стал лёгкой добычей бомб и пулемётов.

Всего лишь за минуту до этого молодая мать кормила грудью младенца… И вот он уже орёт, не осознавая, что он – сирота!..

Его подхватят…

А вой пикирующего гада всё нестерпимее рвёт уши, - чудовищная адская волна холодной стальной змеёй мгновенно проходит до пят, бьётся в живот…

Видно уже даже злорадную ухмылочку аса, старательно «утюжащего» площадку поля, усеянного эвакуантами…

Да, - эвакуантами, уже не семьями…

Уже нет сил - смотреть на расшматованные тела  и их отдельные части…

Кровь, перемешанная с разверзнутой землёй, которую продолжают усердно »рыхлить» разрывы пуль и бомб…

Бомба рванула прямо перед нами, - в тех, кто бежал впереди! Ваня, взяв команду на себя, бежал последним.

Из месива земли, каких-то тряпок, мелко иссеченной травы, торчали оторванные части чьих-то тел. Которые буквально миг тому спасались от крылатой смерти, бежали впереди…

И вновь:

- В – в – и – и – з!..

Папа и мама схватили на руки детей – мальчишек-погодков: папа – Игорька, мама – Владьку. Одиннадцатилетняя Нонночка  помогает тащить их и прикрывать от разрывов бомб.

Отец, превозмогая страх, глядит вверх. «Рама» щедро рассыпая гирлянду из бомб, каждая из которых падает, визжа до остервенения и боли барабанных перепонок…

Всё ближе!.. вот уже – в метрах-секундах…

- Ложись! – отец пригибает русую головку Вовки и чернявую – Игорька – к земле, сверху – своё пальто и падает сам на них, рядом – между своим папой и мамой Леной – Нонночка. Трёхгодовалые пацаны то слушаются, то – нет: возраст-то ещё «игрушечный», не военный…

- Ба-бах!!! – Где же Игорёк?! – Отец ощупывает припорошенные тельца, головки…

- Игорёк! – Тишина…

- Игорёк! –

- Нонночка! – Ты цела, девочка? Где же Игорёк? – Ищи!

 Нонночка с родителями стала откапывать шкета - с застывшими от страха глазёнками-бусинками, - так и не понявшего всего происходящего, - из рыхлого холмика...

- Ба –бах! ..

Лену слегка контузило, полностью укатав землёй. Душераздирающий крик детишек -почти хором:

- Ма –ма!!!

Отец быстро нашёл её – по кусочку платья в белый горошек. Откопал руками, нежно взял голову в руки, поцеловал.

Молчит. Тихонечко стал раскачивать:

- Ёльча!

Молчит…

И дети – так же.

Смотрят.

Ваня:

- Ёльча! А – дети?!

С недоверием открыла глаза:

- Где я? Что со мной?

Объясняться не пришлось. – Третий шквал воздушной атаки: «шальная» зенитка наших врезала гада, - пошёл дымить над составом.

Начальник состава:

- Бе-гом по вагонам!

А у вагонов -… лучше и не смотреть: выворачивает нутро навыворот…

И так, в каждый день, по нескольку бомбёжек, особенно до Урала.

Сели – тронулись. Поехали.

И снова – налёт – бомбёжки…

Иногда и увидеть вокруг ничего не могли: беги – ложись...

Через станции, полустанки, города и посёлки…

В пульмане становилось всё свободнее…

Война – войной, а помыться… Тем паче – стали заедать вши. И вот такая роскошь – помыться – стала возможной. Тут приоритет, понятно, отдавался женщинам.

Я смотрю по крупномасштабной       карте маршрут движения состава, и мне становится нехорошо даже от этого «представления». А каково было им?

Да, - они, собственно, - толком и не знали, и не понимали, - куда  их везут. Ориентировались по обрывкам фраз, ситуации – на фронте, и на местности…

Так, через месяц поняли, что оказались почти на побережье Каспийского моря, где-то за Баку…

Всё, что можно было съесть, давно уже съедено. Денег всё меньше. Да и что они теперь? Охотнее меняют на что-нибудь полезное… хорошо, что хоть фабрика-кухня завода прихватила с собой несколько меков хлеба. Конечно, он давно выцвел и высох. Но зато – хотя бы его можно и купить, и выменять. В ход пошли остатки вещей. Хотя что можно было увезти – самое необходимое…

Вшей уже начинают давить почти не стесняясь друг-друга и различия полов…

Куйбышев…

Немцы Поволжья. Их отправляют вглубь страны…

В одну из тягостно-долгих остановок пошёл в поисках – чего бы достать поесть – отец и – пропал. Скоро уже и сигнал к отправлению состава…

Он - старший. Ищут. Нет нигде.

Идёт! – Глаза – долу…

Проигрался в карты. Все деньги, что были на еду.

Мама, естественно, устраивает скандал. И вдруг осекается. И она, - не говоря уж об отце!.. Ибо на них более, чем выразительно глядят глаза Нонночки. Девочки, кажется, мгновенно повзрослевшей и всё понимающей, увы, – лучше взрослых…

Жгучий стыд прожжёт отца до самых пят…

Поезд тащится на восток…

Следующий крупный бросок – Свердловск. Война сюда не докатится. Это - уже Урал.

И наконец станция назначения  - Ирбит.

И вот, как это запомнилось моему, тогда трёхлетнему, брату Игорёшке. Едва приехали, - на станции – радиотарелка:

- Последние известия!

«Ну, вот и всё! – подумал Игорёшка. – Вот и известия – последние!..» Выходило, - что теперь уж совсем всё!..

Отец с рабочими стал выгружать оборудование прямо на февральский снег. Пальцы примерзали к металлу станков: хоть кипятком отливай!..

Но – через две недели Ирбитский мотозавод стал выдавать продукцию для фронта, и уже не останавливался: мотоциклетные коляски, снаряды и мины!

[i]

Стали размещать людей. Кого из семей с детьми поместили к местным жителям, а кого и в бараки. А щели между досками в стенах там оказались в палец!..

Да, - не слишком ласково встречал гостей с Украины городок Ирбит[ii].

Туго было и с едой.

Завезённые консервы быстро заканчивались. И даже хлеб становился лакомством.

Выкручивались и буквально выкручивали, что могли.

Мать, поступившая на работу уборщицей в столовую, собирала картофельные очистки. Их частично выменивала на крохи муки. И жарила «дерунцы».

На чём?

Дети подмечали капающее где-нибудь из-под станков машинное масло. Подставляли баночку. И, пока взрослые устраняли течь…

То-то были вкусные эти «дерунцы» - из лушпаек на машинном масле.

- Побольше бы вот только, мамочка! – просили пацанята. Больше всех – Игорёшка, самый маленький.