Баня, башня, друзья и сосед

 В предбаннике.
Место действие, - предбанник в стиле 60-90 годов 20 века городской народной бани 
г. Ленинграда. Они еще живы и сейчас, как и тридцать лет назад. Только теперь в углу 
светился огромный экран японского телевизора, на котором с утра крутили предновогодние 
программы. Сейчас Люда Гурченко продолжала напоминать о своей молодости начала шестидесятых:

Пять, минут, пять минут,
Разобраться если строго,
Даже в эти пять минут,
Можно сделать очень много…

На покрашенной белой масленой краской лавке бутылка «Русский Вопрос», триста грамм 
докторской колбасы и два стакана. Один на половину налит, другой пуст. Пуст тот, 
что рядом с Леней. Справа, за Вовой на двух металлических крюках свисают джинсы 
и свитера друзей, прикрывающие остальную одежду, которая своими разноцветными 
краями раскрывает секреты их исподнего.
Полбуханки черного хлеба на газете пока не тронуты.
- Скажи, а на хрена он нам теперь сдался. Ну, сил уже нет, затрахал своими письмами. 
Сидел бы в своей... и молчал, как раньше? - Леня наливает себе и на секунду 
задерживает горлышко бутылки над стаканом друга. Горлышко задумчиво, беззвучно касается стакана и, не решившись дополнить его содержимое, принимает вертикальное положение. 
Бутылка опускается на лавку, слегка отодвинув носки и еще сухую мочалку в полиэтиленовом пакете с шампунем.
- Ну, давай, за внуков.
Леня запрокидывает голову и выливает содержимое внутрь. Жидкость, не коснувшись 
гортани исчезает.
- Если бы только письма, а еще и байки егонные, иногда страниц на сорок намалюет…. 
А не прочтешь, - еще хуже будет. Тоже мне писатель?! Вот, к примеру Дина Рубина, та 
писатель! Жаль, конечно, что еврейка, но пишет прекрасно! А этот? Писатель?! 
Вова стакан поднимает тоже, подносит к красному после парилки носу, морщится и ставит 
на место. Он заметил прилипший березовый листок на левой руке (а может и ноге, - не помню точно), снимает, его кладет на газету, рядом с докторской колбасой.

Березовый лист закрывает фотографию макета башни, которую Газпром решил построить 
на набережной Невы. Это вызывает недовольство мужика, который сидит рядом, на соседней лавке, и видно уже давно наблюдает за Леней и Вовой, так как перед ним пять пустых пивных бутылок разных марок. Лист перекрывает ему заметку под фотографией, которую мужик читал.
- Дай дочитать, товарищ - сними листок.
Вова сдвигает березовый листок ближе к колбасе и смотрит на нее долго, как будто 
видит в первый раз в жизни.
- Ты знаешь, Леня, я бомбу решил сделать и взорвать эту башню, когда построят.
- Не получится, Вова. Тебе такую бомбу не сделать, а если сделаешь, то на своей 
«КАЕ» не довезешь, не потянет.
Мужик, закончил читать заметку, и в знак одобрения мотнул головой.
- Так ее!
С мокрых волос его разлетелись брызги, несколько капель попали в стакан Вовы.
- А ты знаешь, я тут было обрадовался. Моей женушке на работе электронную почту установили. 
Она его письмами и забросала. Ему сразу не до меня стало. Но и ей потом надоело, только 
на два месяца хватило. Ох…. Он снова письма мне начал переправлять. 
- Не знаю,  куда и деваться? – выдохнул Леня.
- Я тоже это проходил. Тоже научил жену отвечать ему вместо меня. Она одновременно с вязанием это делала. Все равно время пропадало. Такая благодать настала. Но они - евреи хитрые. Он, хоть и не сразу, но догадался. Она один раз из своего почтового ящика послала, но от моего имени написала. Теперь не открутишься. Самому приходится писать.

А я это страсть, как не люблю. Не по этому делу я. Но приходится - он обижается, когда не отвечают.

При слове, - евреи, мужик с соседней лавки широко открыл глаза, и они оказались у него ярко голубого, как на плакатах, цвета. Он пошарил ими под животами приятелей, не обнаружив следов их принадлежности к инородцам, удовлетворенно вздохнул и решил принять участие в беседе.
- Двести лет как они над нами издеваются, - прав Александр Иванович, - забыл фамилию, описал все подробно…, в двух томах. Я месяц читал. Я даже конспект сделал. Там такие факты…! Слушай, давай две бомбы сделаем. Одну для башни, а одну для всех этих (мужик оглянулся и перешел на шепот) не наших, вместе с олигархами…. 
Договорить он не успел и замолчал, удивленно наблюдая за действиями приятелей.
Мужик им явно перестал нравиться. Леня собирает выпивку и закуску, берет одежду и переносит на противоположную лавку. Вова не спорит и помогает приятелю в переезде.

Они садятся так, чтобы уже не замечать мужика никогда - спиной к его лавке.
Мужик начинает одевать носки, но ему не попасть, и он все время промахивается. Он явно обиделся. Нарочито старается не смотреть в их сторону тоже.

- Может, споем Черного Ворона…. 
- Нет, - эту не будем…. 
- Без него не получится…, - уже походу в парилку ответил Леня. Вова , аккуратно накрыв газетой выпивку  и закуску направился за ним. Мужик уже не с обидой, а с явной злобой, посмотрел им в спины.

Парилка.
В парилке народу хватало, а места нет, и приятели устроились лишь на нижних ступеньках. Пахло пивом и эвкалиптом. Один пузатый,  в больших рукавицах и широкополой шляпе подбрасывал какое-то зелье в печку. Подбросит и отскочит в сторону. Печка отвечала ему с готовностью таким вычлопом жара, что веники не выдержали простоя и заходили по распаренным, заждавшимся телам с утроенным энтузиазмом.
Пар заметался волнами, приятно ударяя в спины слегка наклонившимся вперед друзей.
- Там знаешь, какие эвкалипты вдоль Иордана растут. Он возил нас…. Я как раз там окунулся, теперь вроде крещенный….
- Я тоже туда хочу…. 
Помолчали, вдыхая горячий жар. 
- Степь, да степь, кругом…, - это Вова сначала очень тихо, почти шепотом, а в конце уже во весь голос затянул их любимую.
- Путь далек лежит…, - точно попав в тональность, но вторым голосом, не опоздал Леня.
Парилка поначалу замерла в недоумении, - оказавшись на время как бы в шоке этим девством, потом закачала головами в такт поющим, а на втором куплете один за другим присоединилась к приятелям. Теперь казалось, что уже вся парилка, покрывшись инеем замерзала вместе с несчастным, сбившимся с пути в пурге ямщиком.

Это были уже не случайно собравшиеся мойщики, а друзхя по несчатью трого самого ямщика.
Пели долго, со старанием, все куплеты, иногда с повторами, не сговариваясь, возвращаясь к уже спетым.
- Там в степи глухой умирал...

Облава.
- Не двигаться, руки за голову, ноги на ширине плеч. Лицом к стенке.

В дверь парилки ввалилось, застревая иногда в проеме щитами ,человек десять омоновцев. Слова эти отчеканил офицер, в чине капитана звонким голосом. Голос усилился гулкими стенами, окрасился в далеких углах эхом, и парилка не сразу, но все же на последнем слоге поняла, что их посетила женщина.

Рядом с офицером, за пластмассовыми щитами омоновцев, стоял голубоглазый мужик, уже в меховой шапке и зимнем пальто, а в руках он держал веревочную авоську с пустыми бутылками из под пива.
В парилке никто не пошевельнулся, вставать не стал, только один, лежащий на самом верху на лавке лицом к стенке с трудом приподнял голову и сердито просипел, - Дверь-то прикрой, зараза... Весь пар выйдет. 
(Вот именно тогда парилка признала в капитан-лейтенанте женщину).

Капитан стушевалась, но послушно ногой прикрыла дверь, продолжай крепко сжимать револьвер на изготове.
Как раз в это время, толстопузый в больших рукавицах и в шляпе на босу ногу приготовился поддать пару. Он находился уже в движении... Остановиться он не смог, и полный ковш заранее приготовленной смеси ухнул на заднюю стенку раскрытой пасти печки. Раздалось мощное шипение, и густой пар, насыщенный пивом и настоем эвкалипта вывалился наружу. Печь как бы ответила залпом вместо безоружной парилки.

Омоновцы, оказавшиеся по неосторожности напротив печи сначала присели, а потом растянулись на мокром полу, прикрываясь щитами, словно от стаи крылатых ихтиозавров.
Прикрывались шиитами и остальные ребята в касках, забившись в противоположный угол.
Положение стало неловким.

Спас его (это совсем ловкое положение) знакомый уже нам мужик, - Вот он, подрывник, берите его, - крикнул наводчик, защищая глаза от пара левым потертым рукавом пальто. 
Вытянутая правая рука с авоськой, под тяжестью бутылок ходила ходуном, как бы описывала круги, в сторону обоих приятелей, что заметно снижало точность выбора преступника.
- Что ты сказал, парень, - Леня поднялся во весь рост. (Он заметил среди пустых пивных одну инородную, «Русский вопрос», признав в ней свою, на дне которой оставались недопитые грамм сто пенистой жидкости).
Леня наклонился всем телом вперед, еще мгновение и….
У капитана округлились глаза. Таакое...? Такое она увидела в первый раз в жизни.

(Может и во второй, правда.)
Девушка неожиданно смутилось (а посмотрел бы я на вас), - и уже не так звонко, переведя дыхание от горячего влажного воздуха парилки, воскликнула, - «Взять его, - террорист!» и поспешила из парилки,  судорожно запихивая револьвер в раскрытую и сдвинутую на вполне симпатичный зад кобуру. Руки у нее от возбуждения слегка дрожали.

Эпилог 
Что началось потом? - описывать не буду. Материалы дела надежно засекречены.
Важно чем закончилось. Башню отменили.
Почему?
Но об этом узнают лишь потомки.
Историю иногда творит ОМОН или матрос с ружьем из Кронштадта.