По поводу мокрого снега

1.
С ним было приятно поговорить. Он был немолод и немного неряшлив. Но неряшливость казалась естественной для его почти профессорской рассеянности и не бросалась в глаза. Возвращались с собрания дачного кооператива и ждали обратную электричку.
Поводом для разговора стал мокрый снег, выпавший в начале мая вопреки прогнозам. Аркадий Романович служил в одном из подразделений Гидрометцентра, к нему были шутливые претензии. Он на них привычно не реагировал, только улыбался.
– А через несколько дней здесь будет красивейший луг, – он указал на заснеженное поле за платформой. – Весенний луг напоминает юность, когда любови цветут одна за другой. Что-то сохнет, что-то валится от чрезмерно быстрого и буйного роста. Но в почве корешки живут и срастаются друг с другом. И какой-то цветок до осени остается на лугу, питаясь главным образом от чужого мощного корня.
Электричка запаздывала. Аркадий Романович разговорился. Такое случалось не единожды, но по разным причинам ему никогда не удавалось завершить свои истории. Начало этой относилось к тем временам, когда он был еще студентом Историко-архивного института, когда его звали просто Аркадием.


2.
В мае земля с равным удовольствием подставляет безбородое лицо под солнце и под дождь. Иногда май бывает бледным рахитиком, но чаще это уже жизнерадостный половозрелый подросток. В мае нам кажется, что мы не вмещаемся в самих себе, мы выходим в мир и встречаемся друг с другом. Аркадий подошел к окну и открыл форточку. Комната мигом наполнилась шумом дождя и зеленым светом. Цвет свету придавал растущий перед окном клен.
– И все же моя книга... – Аркадий зашагал по комнате, твердо ступая на пол. Комната в коммунальной квартире располагалась на первом этаже, и не было нужды бояться неудовольствия соседей снизу. Другую комнату занимал дворник Боря Чанов, ему шум не мешал У Бори была кличка Нах, иначе его никто не называл. Развернувшись в углу, студент продолжил: – ... моя книга будет про распутицу как основополагающий фактор в планировании операций. Вот смотри: распутица делает предсказуемым направление главного удара. Удар возможен лишь там, где могут пройти...
Комната была небольшой и разворачиваться приходилось часто. Возможности для маневров ограничивали диван и обеденный стол, заваленный книгами. На трех диванных подушках, сложенных друг на друга, сидела Даша, молодая жена Аркадия. Она слушала скорее из нежелания обидеть мужа невниманием, чем из интереса.
А ему хотелось фантазировать. Он нуждался в доброжелательном слушателе. Ему стало досадно. Он распахнул рамы настежь. В раковинах ушей, как в миксере, дробился и мешался шум дождя и города. «Этот дождь тоже будет задукоментирован. Может, мы с ним когда-либо столкнемся». Аркадий понял, что говорил вслух, лишь когда услышал в ответ:
– Столкнемся, если нас распределят в архив Гидрометцентра.
– Знаешь, а я бы там с удовольствием поработал. Метеоотчеты – самые достоверные документы. В остальных слишком много от учебников по русскому языку. Не документы, а примеры по синтаксису: обстоятельства места, времени, образа действия. А, главное, цели.
Крупные капли из пузатых туч сперва казались сухими камушками, и в их гороховом грохоте они не сразу расслышали звонок в дверь. Пришла до нитки промокшая Ася, однокурсница. В ее туфельках хлюпало. Зонта у нее не было. Аркадий схватил ее за руку и втащил в квартиру.
– Тебя залило, как Атлантиду!
– Целоваться будем? Жена дома?
– Ты с приколами, как всегда! – он захохотал. – Даша дома. Целоваться не будем.
– Как? Ты не целуешься с теми, кто красивей твоей жены? Зачем же я пришла?
Он шутливо, но уже с напряженным лицом приложил палец к губам. Увидев продрогшую гостью, Даша сняла со спинки стула рубашку мужа и дала Асе:
– Переоденься немедленно! Ванная по коридору налево.
– Знаю, – ядовито ответила Ася. Даша растерялась. Но тут в комнату ввалился Нах. В клеенчатой хозяйственной сумке звякали бутылки. Даша закричала:
– Нах, разуваться надо!
– У меня носки с дырками. Пойдем обмоем телевизор, – он качнул сумку. Бутылки с портвейном зазывно зазвенели. Нах был длинным и нескладным, но славным. Его воспринимали носителем сермяжной правды, над которой подтрунивали, но в сущестовании которой тогда еще не сомневались.
Новый телевизор стоял на упаковочной коробке и занимал почти полкомнаты. Нах откинул с экрана узорную салфетку и нажал клавишу включения.
– В помойка каждый день бутылок на трешку. Месяц не пил, на телек скопил, – он любовно щелкнул желтым ногтем по бутылке. – Давай начнем копить на машину. Больше выпьем – богаче будем. – Нах зубами надорвал полиэтиленовую пробку и разлил портвейн по стаканам.
К вечеру его комната была полна соседей. Нах сидел на единственном стуле, остальные забились на диван-кровать. Даша забралась с ногами в уголок, Ася едва удерживалась половиной попки на боковом валике. Полупустые бутылки стояли на полу, пустые Нах ставил на подоконник. Аркадий стоял, прислонясь к дверному косяку. Его покачивало. Он ушел в свою комнату и лег на постель. Потолок уплывал. Через некоторое время он понял, что рядом сидит Ася и он держит ее руку.
– Что ты тут делаешь?
– Смотрю, чем себя наполняешь, – она перебирала книги на столе. – Хм... «Документоведение». Нет бы чем человеческим... Вот, наконец-то – Маяковский. Впрочем, не стихи, а кричалки во весь голос. – Она погладила Аркадия. У женщин есть удивительная способность проникать в душу через тело.
– В «Документоведение» есть человеческое: призыв не путать подлинность документа и достоверность содержимого. Аська, не дергай молнию.
– Хочу найти «Облако в штанах». Никто не услышит. Все кино смотрят. Помнишь, как ко мне в общагу в окно лазил?
– Шпигалеты еще не привинтили?
– Смеешься? Кому это нужно? – Она расстегнула верхние пуговицы на своей рубашке. – Давай сюда ладошки. Вот так. А то упирался. Я же знаю: голова забыла, а руки помнят. Ведь они помнят мою шелковистую кожу?
Руки помнили ее шелковистую кожу. Они помнили все: и ее груди с коричневыми кнопками сосков, и влажные сильные бедра. И еще Аркадий помнил ее непредсказуемость, иногда желанную, но чаще бесившую. По жизни это было невыносимо. Допустим, можно ли вытворять такое, как сейчас? Подобного было много, и Аркадий не выдержал и расстался с Асиной жаждой бесшабашной жизни.
Но сейчас руки уже не слушались, и голова не слушалась, да и не было никакой головы, а только сплошные губы, ищущие сладости горячего девичьего тела, и в комнате было темно, а потом вспыхнул яркий электрический свет и уши, как иглой, прокололо Дашино «А-а-а-а!», полное обиды и страдания.
Даша держала руку на выключателе и орала, будто ее било током. На визг, почти зверинный, примчался Нах. Он оторвал ее от выключателя и силой увел к себе.
– Ничего, – Ася еще была там, откуда земля кажется мелкой, как блюдце, и ненужной. – Уже ничего и никого. Ей же хуже. Не уходи! – Придя в себя, Ася села на край постели. – Ой, как похабно! Ой, как стыдно!
– Не причитай. Ты даже не спешила, – Аркадий сел с ней рядом.
– Так то тогда, – неожиданно спокойно ответила Ася и опять сорвалась. – Ой, не могу! Повешусь сейчас! – Она убежала в рубашке, на ходу застегиваясь и натягивая юбку. Аркадий сидел на краю кровати, уставясь в пол и шевеля пальцами ног. Потом встал и пошел к Наху. Гостей уже не было. Аркадий старался сделать лицо трезвым, но от этого оно становилось только глуповатым.
– Где народ?
– Даша выгнала. Все испарились за секунду нах. Сказала: если муж так, то давай и мы так же нах...
– Вот же нах.
– Я послал ее. Теперь она по улицам бегает. Может, найдет кого. А ты как думал? Ты хоть знаешь, что такое женщина?
– Женщина – это разврат и непостоянство.
Нах застыл с раскрытым ртом. Сермяжную правду он считал такой же собственностью, как и помойку на своем участке.
– Ну ты нах-а-а-ал!
С козырька над дверью подъезда непрерывной струей лилась вода. «В архивах запишут: май 1982 года был дождливым. Блажен, кто с молоду был молод... Но это слишком». Аркадий бросил окурок в шипяшую лужу.


3.
Прошло несколько лет. Аркадий работал в архиве Гидрометцентра. Ему нравилось соприкасаться с истинами жизни, отраженными документально. Именно тяготение к достоверности привело его после школы в Историко-архивный, и теперь он с удовольствием залезал на стремянку и искал на шатких стеллажах сухие крупицы правды, которые помогали ему понять основные события истории. Он стоял на верхней ступеньке, почти упираясь головой в потолок, когда его позвали к телефону.
– Слушаю.
– Привет! – в трубке шурщало, но он уже понял, кто звонит. – Не узнаешь?
– Сразу узнал.
– А почему голос упавший? – Ася шумно дышала в трубку. – Я в Москве проездом. Давай встретимся.
– М-м-м... Ты как снег на голову. Я еле-еле с Дашей все отрегулировал.
– Давай встретимся.
– У меня сегодня... – он не успевал придумать, что у него сегодня. – Перезвони попозже, у нас планерка, – Аркадий вдавил трубку в аппарат со всей силы. Там даже что-то неприятно хрустнуло.
– Аркадий, вы бы придумали что повеселее, – голос пожилой коллеги из-за стеллажа был ироничен. – Потоп или пожар. Землетрясение на худой конец. А то – планерка. У нас их даже не бывает.
– Ну простите! – Аркадий тер лоб, не зная, как озвучить просьбу. – Можно ли попросить не звать меня сегодня к телефону?
– А что отвечать? Что вас завалило прямо на планерке?
– Что хотите.
Звонки в тот день раздавались часто. Ближе к вечеру к телефону все-таки позвали. Видно, сработала женская солидарность. Он услышал:
– Я уже все поняла. Ты его признаешь?
– Кого? – Ответом стали короткие презрительные гудки: поод-поод-поод...
– Лец! – клакнула телефонная трубка об аппарат.
Дома после службы Аркадий рассматривал рабочую «пивзаводовскую» одежду. Он подрабатывал подсобным рабочим на пивзаводе: Даша была беременной.
– Даже после стирки пахнет. Тебе пивом не пахнет?
– Еще как! И деться некуда. А ты говорил, что все у нас будет. И отдельная квартира тоже, – Даша с огромным животом и плохим настроением оглядывала комнату. – Неужели из роддома сюда ехать?
– Сегодня опять ночная смена. Спать хочу. Не пойду, – Аркадий собрался было растянуться на кровати, но у входных дверей раздались голоса, смех, чмоки и Нах ввел Аську в комнату. Она держала за руку мальчика лет трех.
– Привет!
– Плифет! – испуганно повторил за ней мальчик и спрятался за мамины ноги. Аська поставила его перед собой.
– Уехали мы из своего Урюпинска. Нам остановиться негде.
– Вы вдвоем? – растерялась Даша. – А муж?
– Нет мужа.
– Нах, помоги решить жилищную проблему. Тащи раскладушку.
Нах ушел в свою комнату и вернулся не с раскладушкой, а с портвейном и стаканами. Они звенели, водруженные друг на дружку.
– А кто отец нах?
– Какая разница?
Нах кивнул на Аркадия:
– Это его ребенок?
Его, – равнодушно подтвердила Ася.


4.
Нах внимательно посмотрел на мальчика, потом на Аркадия.
– Вот это документ! А ты всем уши прожужжал: достоверность, достоверность, мол, где ее достать! Размечтался, раздолбай.
Даша убежала, Аркадий бросился догонять. Но догнать не получилось, он вернулся. Нах пил портвейн. Ася печеньем кормила ребенка, доставая сухие желтые кружочки из вазы на столе. Нах выдвинул из-под стола табуретку и пододвинул к Аркадию:
– Ладно по улицам бегать, я там подмел. Выпей давай.
Аркадий прошел мимо стола и плюхнулся на диван.
– Нах, покажи ребенку телевизор, – попросила Ася. – Он еще работает?
– Мы тогда так отметили, что ему теперь никогда не сломаться, – Нах забрал с собой портвейн и мальчика, который пошел за ним с удивительной готовностью.
– Вернется? – спросила Ася, плотно закрыв дверь и присев рядом.
– Ты о Даше? Сейчас кажется, что не вернется.
– Значит, теперь ты одинокий мужчина?
– Вряд ли все-таки.
– Извини... – Аська подтолкнула Аркадия, чтоб прилечь рядом, – подвинься. – Аркадий остался недвижим. – Мне надо. Три года одна. А тут мужиком пахнет.
– Да ну тебя!
– Не ломайся, ты же не прочь, я чувствую. Тебе же Дашка с таким животом сейчас не дает?
– Нет, я прочь. Может, потом ты с двумя детьми приедешь.
– Всего-то? Это не причина.
– Да... Знаешь, я не Пушкинская Татьяна...
– Еще как знаю!
– Неуютно жить на минном поле. Как говорится, сапер ошибается лишь раз А это уже было.
– Да я за свои ошибочки молодости любому голову оторву! – зло перебила Ася. Она продолжала дергать молнию на его джинсах, но уже механически, без цели. – Как на сына посмотрю, так на душе тепло и судьбе благодарна. Даже тебе немножечко.
Внезапно вернулась Даша.
– А-а-а-пять то же самое! – Она хлопнула дверью. Но в этот раз она осталась в комнате. – Впрочем, ничего. Можно сказать, я уже к этому привыкла. Ася, иди к Наху.
Нах все слышал. Он закричал из своей комнаты:
– Раскладушку я давно отдал нах!
– Вот видишь! Некуда нам идти, – сказала Аська.
– И я не пойду, – Даша в обуви ходила по комнате. – Я же прекрасно вижу, что ты его провоцируешь.
– Некуда нам уезжать. У нас, кроме вас, нет никого.
– Кроме нас? – опешила Даша.
– Ты зря в трудных ситуациях убегаешь. Вдруг он не тебя выберет в конце концов? Может, спросим, с кем он хочет остаться? Согласна?
– Еще чего! - Даша засмеялась нерадостно. – Вдруг он тебя выберет?
– Тогда я тебя не выгоню.
– Раз так, – устала сказала Даша, повернувшись к Аркадию, – то мы с Асей вместе ляжем. А ты иди в ночную смену. Собирался же. Подзаработай на двух жен.
Аркадий уже давно бы сам убежал. Он быстро достал хозяйственную сумку с рабочей одеждой и направился в ванную переодеваться.
– Ты куда? – остановила его Даша. – Переодевайся здесь. Все свои.
Он вернулся очень усталый и очень пьяный. В комнате у дверей стояла застеленная раскладушка, Нах ее где-то все-таки нашел. Даша одна сопела на диване. Аркадий поискал Асю у Наха, но там ее тоже не было. Он плюхнулся на раскладушку. Ася и ребенок исчезли.
– Спать на раскладушке пришлось еще долго, – Аркадий Романович заторопился и стал комкать рассказ, увидев на горизонте гремучую змейку электрички. – Но родился ребенок, то да се, раскладушку убрали, поставили кроватку и стали мы с Дашей опять жить друг возле дружки. А Асю я недавно видел по телеку в какой-то передачке про одиноких матерей. Ее реплик не слышал, она просто смотрела на меня сквозь объектив. И я подумал: кто знает, какое место мы занимаем в чужой душе? Может статься, оно слишком велико для тебя. Как мячу велико футбольное поле. Впрочем, мячик на поле главный.
Он попытался улыбнуться. Улыбка выкарабкивалась из его лица, как из подполья, но застряла на полпути. Похоже, он рассчитывал на ответную сочувствующую улыбку, а потом усомнился: ведь такая странная история не предполагала мало-мальски приемлемой морали. Улыбка вернулась в подполье. Он стряхнул с плеч мокрый снег. Снег был красивый, но незапланированный – сводки обещали дождь.
В электричке было шумно и разговор не продолжался. Аркадий Романович достал из портфеля свою книжку «Достоверность как главное условие человеческого существования». Книжка еще пахла типографской краской. Полистать ее было можно, но читать не хотелось. Наверное, не часто, а то и раз в жизни встречается человек, которому нужен именно ты. Большая удача встретить такого человека. Но кто это вовремя понимает? Наши мечты дают нам ориентиры и жизненные силы. Но не каждый признается даже самому себе, от какого корня питаются его мечты. Не о том Аркадий Романович всю жизнь писал свою книжку, не о том. А на другую книгу времени ему вряд ли хватит.