Раз бомж, два бомж…

   Петрушкин и Потрепкин сидели на пеньках возле мусорных баков и курили. Потрепкин имел вид измученного туберкулёзом старичка. Изредка он прижимал кулачок ко рту и глухо покашливал. Дружок его, Петрушкин, вторую неделю страдал приступом простатита, от него пахло мочой и немытым телом. Глазами, в которых давно уже потухли огоньки жизни, они смотрели на людей, выходивших из освящённого, блистающего вывесками гипермаркета «Семейный», дымили окурками,подобранными возле баков, и нехотя переговаривались.

- Удивляюсь я тебе, Николай….., имея такой певческий талант, ты по мусорникам лазишь, железки и проволоку крючками из баков дёргаешь. – прохрипел в очередной раз бедолага Потрепкин.

- Так, ото ж…. талант, мой, в мусор не зароешь и в асфальт не закатаешь,- прёт из меня. Иной раз сидишь на скамейке или отдыхаешь в котельной на тёплых трубах, голосище так и лезет… высказаться хочет….

- И не говори…, - морщась от внутренней боли в печени и гортани, хрипит Петрушкин. - Иной раз по пьяни в подвале как выдашь первым голосом – аж мурашки по коже. Спой чё-нибудь ? Порадуй !

- Я что спеть-то…… – Повернув голову в сторону сжавшегося в комок Петрушкина, спросил седовласый Потрепкин.

- Спой что ли колыбельную… Мать моя, Евдокия Антоновна, покойница, часто певала брату моему меньшому, когда спать укладывала… Слова там начинались вот так примерно: Баю-баюшки баю, не ложися на краю…

- Придёт серенький волчок и укусит…, - перебил Потрепкин туберкулёзную хрипоту своего товарища, кивая головой и втягивая в лёгкие горьковатый запах огарка сигареты. - Знаю я эту песню…щас напою и с горя повесишься. Ты мне лучше скажи, тебе заплатили коммунисты за голос в избирательную урну.

- Да подходил тут шнырёк кэпээрэфный, мозги пудрил, я те, говорит, 300 рублей на руки дам, а ты сбегай и проголосуй за Кобылина, че за Кобылкина или за Кобиконского….. не помню точно.

- Ну и ты чё ?….

- А чё я? Пошёл и проголосовал…. Только не помню за кого… Знаю на фотографии на дверях участка, где бомжи голосуют, морда у него мордатая, как у лошади….. Продолговатая, такая, и оплывшая от жиру, а может от пьянки…

- Опа ! Так, тож Коблушкин из партии КПСС. Это же противник КПРФ. Зря ты отдал за него голос. Кэпээрэфы, если узнают, из тебя лошадь сделают или уши отрежут, на рыбу будешь похож… Смотри, никому не говори…

Петрушкин поморщился, заёрзал на пеньке и чуть было не свалился.

-Да ладно там…, – хватаясь за край замызганного мусорного контейнера, ответил он с той же хрипотцой в голосе. - Видал я их….. Спой лучше…..

- Не-е…. ну, скажи по честности, деньги коммунистические уже пропил ?

- Да вот они лежат в кармане. Не успел ещё…. Давай запевай…. А то чё - то дурно мне.., слабость напала…

- В общем так, предлагаю такой расклад, дружище. Я пою, а ты мне стольник дашь за это мероприятие.

- Живодёр, ты, Колька. Прибыль с дружков рубишь. Ладно…, согласен.. Пой.

Потрепкин открыл рот и заголосил тонко и протяжно, будто плакальщица на похоронах. Песня из его рта вылетала душещипательная и необычайно трогательная.… Тонкий голосок Петрушкина близкий к фальцету падал, будто с верху, разлетался по округе и некоторые из выходивших посетителей гипермаркета, поворачивали шеи к мусорным бакам, приостанавливались и вслушивались. Видно, по их спинам тоже забегали мурашки, а в житейские головы начал колотить, как в барабан, талант Петрушкина.

Подошедшие поближе две подвыпившие женщины бросили несколько десятирублёвых монеток. Бритоголовый парень, коренастый и с шеей, как у бычка двухлетка, опоясанной золотой цепочкой, поставил возле ног Потребкина две бутылки баварского пива. Потом немного погодя, расчувствовавшись, одну забрал и спрятал в сумку.

-Хорошо поёт, бомжара, за душу берёт….- заговорил бритоголовый. -Некогда мне слушать, братва ждёт. Пошёл я.

Потрепкин продолжал петь, а люди со вниманием вслушивались. Дружок Петрушкин уткнул голову в коленки и застонал. Постояв немного, люди уходили. Когда самодеятельный певец старательно выводил последние нотки "Колыбельной", возле бутылки с пивом уже лежали порядка десятка монет и одна десятирублёвая бумажка.

Он замолк и опустил голову, глаза его помокрели, а губы дрожали. Вздохнув,толкнул плечом Петрушкина. Тот мешком свалился на землю, стеклянные глаза его смотрели в небо.

- Никак подох, бродяга…., - не удивившись смерти и не испугавшись мёртвого тела, твёрдо заговорил Потребкин. – Окочурился..под мою колыбельную. Э-хе-хе….

Окинув взглядом остывающее тело Петрушкина, запустил два пальца сначала в левый карман его брюк, пошарился, потом в правый. Вытащил три сотенные бумажки, скомкал и воткнул их в свой левый ботинок с оторванным каблуком. Походил вокруг распластанного тела, собрал мелочь на земле, уложил бутылку пива в карман, поднялся и поковылял по дорожке, в направлении к парковой дубовой рощи. Он шёл, прихрамывая, давил болью мочевой пузырь, в мыслях его ещё продолжала петь "Колыбельная". Первая мысль, которая его посетила, была о Петрушкине. Выразил он её вслух и громко, чтобы слышал весь этот жестокий и ненавистный ему мир:

- Повезло Потрушкину, с песней ушёл к Богу, а надо мной, издыхающим и спеть некому будет. Дай то Бог умереть под дождик, пусть шлёпает по лужам, это тоже музыка. Помирать легче будет.