Лабораторная работа

Традиции ходить в баню на Новый год у нас не было, а студенческие финансы не позволяли отмечать новогоднее торжество в каком-либо заведении общепита, где цены за это мероприятие взлетали выше праздничного салюта. Наша дружная четверка, как обычно, собиралась чисто пацанским коллективом у кого-нибудь дома, чьи родители опрометчиво покидали квартиру, гуляя на стороне.

            В этот раз наша компания праздновала у Вовки. В процессе сервировки стола, по-мужски сдержанного и непритязательного, мы время от времени опрокидывали рюмочку-другую по какому-нибудь поводу, а иногда и без. Праздник ведь! Закусывали мало, берегли продукты для основного застолья, да и нарушать призрачную гармонию нарезок и солений на китайских тарелках, а также отварной картошки с укропом в хрустальной вазе не хотелось. Зайдя на кухню за очередной порцией кулинарных изысков для стола, я увидел Вовку с загадочным выражением лица и идиотской улыбкой.

            - Судя по твоему виду, ты нашел доказательство теоремы Ферма, отличное от расчетов Эндрю Уайлсона.

            - Бери круче, - отозвался Вовка, - я нашел непредусмотренную для намеченной трапезы закуску.

            - Иди, ты! И где же, за печкой что-то завалялось с прошлого года?

            - Да нет, в морозилке, - парировал он и вытащил из холодильника миску с мясным фаршем.

            - И этого котлетного зародыша ты называешь закуской? Он же  сырой.

            - Это тартар из молодого изюбра, отцу целую ляжку из Сибири друг привез. Там такое блюдо считается вкуснятиной похлеще строганины. Нужно только немного посолить и поперчить. Намазываешь на хлеб, которого у нас сверх меры, и закусон готов, - Вовка быстро соорудил бутерброд и съел его.

            «Всё, осталась семья без новогодних котлет», - подумал я, с подозрением глядя на Вовку и фарш, скорее всего, имеющий такое же родство с изюбром, как моя бабушка с Фиделем Кастро.

- Не-а, молодой неадаптированный желудок это лакомство насухую не пропустит.

            - Так в чем же дело? Этого добра у нас тоже навалом, - приятель быстро организовал на кухонном столе натюрморт из стаканов и бутылок водки и пива.

            Выпив пару рюмок, Вовка ушел контролировать сервировку стола. Вместо него явился Игорь, которому пришлось объяснять причину нашего уединения и растолковывать тонкости таежного застолья с распитием водки под канапе с изюбрятиной. Позже эту процедуру дегустации довелось презентовать Славке, а тот, прикинувшись «валенком», со словами «повторение – мать учения», потребовал проведения дополнительных опытов для чистоты эксперимента.

            Сколько времени мне понадобилось, чтобы разобраться в сочетании северного деликатеса с водкой, сейчас уже не помню, но до боя курантов я не дожил. Кожаное кресло под новогодней елкой стало моим последним приютом. Очнулся лишь под утро на раскладушке в какой-то незнакомой комнате от дикой жары и мощной внутричерепной бомбежки. Во рту было ощущение, будто там провели утилизацию биологических отходов. Это была явно не Вовкина квартира, а мой несчастный организм лежал полностью экипированный в зимнее, включая ботинки, дубленку, ушанку и перчатки, словно готовился вскочить и убежать по первому сигналу воздушной тревоги. Даже чей-то мохеровый шарфик был заботливо повязан у меня на шее. Гробовая тишина выдавливала мозг. Вдруг раскатистый храп разрядил обстановку. «Славка!» - сразу потеплело на душе. Встав и оглядевшись, я заметил бесчувственные тела, пребывающие под арестом Морфея после обильных подношений Бахуса. «Где мы находимся? Куда меня в хмельном угаре затащили эти черти? Вечно у них в новогоднюю ночь возникает навязчивая идея, прихватив несколько бутылок, отправиться на улицу спаивать случайных прохожих, а то и неожиданно нагрянуть с поздравлениями к кому-нибудь из знакомых. К кому на этот раз?» - пронеслось возмущение в  мутном сознании.  

Решил уйти по-английски, не прощаясь. Тем более что вряд ли кто-то находился в состоянии пожелать мне счастливого пути. Выйдя на улицу, я был несколько удивлен, что остаток новогодней ночи провел в частном доме. Зато надворная уборная оказалась как нельзя кстати. На узкой неасфальтированной улочке за разнокалиберными заборами скрывались такие же одноэтажные домики. В предрассветной дымке маячила одинокая фигура. Сердце радостно забилось, наконец-то можно выяснить, куда я попал. Но местный житель заявил, что проспекта Мира в их городе отродясь не было, по крайней мере, он о таком не слышал, а городок у них маленький. «Как маленький? С населением, давно перевалившим за миллион человек, где уже начали прокладывать метро, маленький? Кто-то из нас явно не в своем уме», - решил я, уверенный, что это определенно встреченный мужичок. Но тот придерживался принципиально противоположного мнения. Покрутив пальцем у виска, он заявил, что пить надо меньше и продолжил свой путь. С высказанной аксиомой трудно было не согласиться, однако нужно все же уточнить, куда меня занесло. Догнав аборигена, я напрямую спросил, где нахожусь. Оказалось, что в Амвросиевке. И это город, а не какая-нибудь деревня, здесь даже имеется собственный цементный завод. Более ценной информацией явилось наличие железнодорожной станции, с которой электричкой или проходящим поездом можно было добраться до Донецка.

«Ну, пусть только очухаются Вовка, Игорь и Славка! У меня есть, что им сказать, а у них будет, что от меня послушать!» - выплеснулось раздражение в промытые морозным воздухом мозги.

Я свернул на перекрестке, куда меня любезно направил местный «Сусанин». Блуждая по скользким улочкам одноэтажной Амвросиевки, наконец, увидел большой кирпичный двухэтажный дом без балконов явно общественного назначения. Приняв здание за общежитие, у меня возникло острое желание подробно расспросить дежурного вахтера на предмет, как добраться до железнодорожной станции.

В небольшом холле никого не было. Бредя по длинному коридору, мне не встретилось ни единой двери, я как-будто попал в туннель. Лестницы на второй этаж тоже не наблюдалось. Вдруг из-за угла выскочил лохматый мужчина похожий на Альберта Эйнштейна. Он быстро направился в конец прохода, и за ним пришлось резво рвануть. Там неожиданно нарисовался эскалатор, ведущий куда-то вниз. «Вот это да, чудо-техника в такой дыре! Ничего себе деревня», - удивился я, догоняя «близнеца» великого физика, чтобы прояснить обстановку.

- Здравствуйте! С Новым годом! – разговор решил начать с предисловия-поздравления.

- Frohes neues Jahr! – ответил тот на лающем немецком.

«Ну, дает мужик! Лихо вжился в образ», - оценил я искусство перевоплощения двойника, но все-таки попытался выяснить по-русски, как добраться до вокзала.

«Физик» что-то ответил опять по-немецки. Потом, видя выражение моего лица, перешел на ломаный английский. Но для меня смена иностранного языка не имела принципиального значения. Все мои познания полиглота были на уровне словарного запаса Эллочки-людоедки из «Двенадцати стульев» и дальше «хау ду ю ду», «гутэр морген» и «май нэйм из Иван Степаныч» не распространялись.

Движущаяся лестница спустила нас в огромное помещение, заполненное множеством людей в одеждах всевозможных народов и разных времен. «Физик», виновато извинившись, растворился в толпе. Похоже, я попал на новогодний карнавал двойников, причем с участием иностранцев, вроде встреченного «Эйнштейна». Среди ряженых мелькали лица исторических знаменитостей, а вокруг раздавались голоса на стольких языках, что о некоторых из них я раньше даже не подозревал.

По периметру зала располагались какие-то комнаты, откуда выходили люди в оранжевых халатах. Обратно они возвращались с кем-то из участников маскарада.

Ужасно хотелось пить. После «сибирской дегустации» во рту пересохло, как в пустыне Сахаре. Но найти русскоговорящего собеседника, который мог бы, хоть что-нибудь разъяснить, оказалось проблемой. Кругом ходили пока одни иноземцы. У меня был вид школьника, попавшего на летающую тарелку к инопланетянам. Вдруг кто-то сзади мягко взял меня под локоть. Я обернулся и увидел даму преклонного возраста с прической и в платье по европейской моде начала двадцатого века. Словно из учебника истории на меня смотрело строгое лицо Марии Кюри, урожденной Склодовской, первого в истории дважды нобелевского лауреата.

- Здравствуйте. Вы, похоже, из текущего времени и несколько растерялись, попав сюда, – сказала она, слегка улыбнувшись, – тут слишком шумно, давайте выйдем из этого столпотворения и я вам кое-что объясню. Меня попросил об этом Альберт Эйнштейн, которого вы встретили в коридоре, а он, к сожалению, не говорит по-русски.

«Как-то витиевато она сказала: «из текущего времени». Чтобы это значило? Но я действительно растерялся в этом балагане, зато, хоть кто-то здесь говорит на родном языке», - моей радости не было предела.      

Мы вошли в одну из комнат. Это оказалась уютная гостиная с мягким диваном. Прямо на полу был разбит небольшой цветник с карликовой пальмой и кустом роз, источающим дивный аромат. На стеклянном столике стояли графины с соками и чистые стаканы.

- Постарайтесь спокойно и философски сдержанно воспринять все, что сейчас услышите, - начала женщина, когда мы, вооружившись напитками, расположились для беседы.

- У вас удивительное сходство с Марией Кюри-Склодовской, - сказал я, осушив залпом полстакана вишневого морса, - поэтому обещаю, что ко всему, что услышу, отнесусь философски.

- А я и есть Мария Кюри-Склодовская, и все в этом зале тоже настоящие, а не случайные люди лишь похожие на них.

«Спокойно! Кажется, я вляпался в съемки какого-то новогоднего реалити-шоу. Сейчас будут разводить по полной, нужно держать ухо востро, чтобы не выглядеть полным идиотом, - осенила меня внезапная догадка, - где же здесь у них спрятаны скрытые камеры?»

- Никто не собирается вас разводить, ни в какую съемку вы не вляпались и скрытых камер тут нет. Вы попали в развернутый файл одной из системных ячеек информационного поля Земли, - сказала новая знакомая, пристально посмотрев мне в глаза.

- Вы что, читаете мои мысли? – испугался я.

- Все отработанные модели, подключены к единой глобальной сети общего коммуникативного пространства. Телепатия, как вы ее называете, это лишь один из многих механизмов контакта. Но вам действующей модели, это пока недоступно.

- Какие модели? Какие механизмы? О чем вы говорите? – я все же почувствовал себя полным идиотом.

- Пожалуйста, не волнуйтесь, - женщина успокаивающе погладила меня по руке, - сейчас все объясню. К сожалению, вы не обладаете достаточными научными познаниями, а времени на аналитический разбор у нас просто нет. Вы можете верить, или не верить тому, что сейчас услышите, но раз уж вы здесь, я должна рассказать вам то, что знаю - это входит в условия эксперимента. Сюда иногда попадают люди из текущего времени. Кстати, одним из них был когда-то Альберт Эйнштейн. Но все по-разному распоряжаются полученными знаниями. У вас тоже будет свой выбор.

Взяв себя в руки, я решил спокойно все выслушать, а выводы сделать потом. Да и перебивать женщину, выдающую себя за Марию Кюри, было как-то неудобно.

- Чтобы до вас лучше дошел смысл моих слов, мне придется оперировать общедоступными понятиями, опираясь на ассоциативность мышления, и таким образом, приблизить вас к пониманию полученной информации, - профессорским тоном продолжила «отработанная», как она выразилась, модель первого в истории дважды нобелевского лауреата. - Поскольку вы студент, то представьте себе эволюцию мира, как некую учебную лабораторную работу по определению влияния факторов воздействия внешнего и внутреннего характера на процесс становления искусственно созданной саморазвивающейся биологически активной среды.

Меня словно обухом по голове ударили. Это же какой больной фантазией нужно обладать, чтобы представить подобный бред?

- Лабораторная работа продолжительностью более четырех с половиной миллиардов лет? – удивился я. -  Не слишком ли большой срок для одного учебного занятия?

- Не слишком. Все относительно. В Ханое существует пруд, где живут черепахи, возраст которых под триста лет. Но если взять микроскоп, мы обнаружим организмы, чья жизнь длится часы, а бывает, минуты. У этих животных разное представление о ходе времени. Это зависит от сравнительного анализа. К примеру, четыре с половиной миллиарда лет вполне соизмеримы с возрастом нашей Галактики, которой чуть меньше четырнадцати миллиардов. Если допустить, что Земля, это условный «лабораторный стол», а Галактика «учебная аудитория», то продолжая цепь рассуждений, мы столкнемся с такими сверхбольшими числами, которые можно сравнивать только логарифмически.

- Ладно, с числами вы меня убедили, - согласился я, - действительно все в мире относительно. Но почему именно лабораторная работа? Ведь существует множество гипотез происхождения жизни на Земле. Это самозарождение, теория Дарвина, креационизм, наконец, рассматривающий все живое, как созданное Творцом или Богом.

- Теория эволюции Дарвина верна лишь частично. То, что человек произошел от обезьяны, не подтвердилось. Генетический код обезьяны не имеет ничего общего с тем, который несет в себе человеческая клетка. Все найденные останки «переходных форм» не выдерживают никакой критики.  Homo Sapiens - современный человек появился сразу и везде. Причем, появился голый, без шерсти, слабый, по сравнению с неандертальцем, и одновременно на всех континентах. Обладая единым видовым строением, люди имели внешние расовые отличия, характерные для конкретных регионов, как- будто кто-то хотел умышленно их пометить и проследить за предполагаемой миграцией новой жизненной формы. Креационизм ближе всего к истине. Здесь чувствуется творческий экспериментальный подход. По Ветхому Завету вместо первой женщины Лилит была создана Ева. Всемирный потоп уничтожил раннее человечество, как не соответствующее предъявляемым требованиям. Сравните с вымиранием динозавров, как формы жизни и многочисленных первобытных людей, существовавших параллельно с Homo Sapiens. Замените Бога руководителем проекта, а ангелов на студентов, и вы получите лабораторную работу. Смена терминологии не меняет сути происходящего процесса.

Я ненадолго задумался, переваривая услышанное и спросил:

- Выходит, на Земле это не первая лабораторная работа? Поэкспериментировали с динозаврами, мамонтами, саблезубыми тиграми, первобытными людьми - не понравилось. Всё уничтожили. Прибрали кое-как за собой после этого, и словно гомункулусов вывели современных людей, чтобы продолжить опыты?

- Примерно так, - улыбнулась Мария Кюри. – Скажу больше, наша цивилизация не первая на этой планете. Были и другие. Их следы с образцами недоступных пока для нас технологий ставят в тупик современных ученых. Плохо исследован подводный мир, а ведь это обширный экспериментальный полигон.

У меня чуть не поехала «крыша». Кому понравиться ощущать себя лабораторной крысой, осознавая, что твоих предков вывели в пробирке?

- Участвуя в единой программе, несколько групп «студентов» экспериментируют в разных уголках Земли, - продолжила экскурсовод по «учебной работе», в которой я был одним из подопытных. – Индивидуальные особенности «учащихся» не могли не отразится на результатах опытов. Этим объясняется наличие в мире нескольких религий, самобытность развития отдельных народов и их культур.

Да, было над чем задуматься. Рассматривать историю родной планеты в таком ракурсе мне бы и в голову не пришло. Вот что значит аналитический подход гениев к эволюции.    

- И что же подобные эксперименты проводятся только на Земле, или имеются еще «лабораторные столы»? – отважился спросить я.

- Конечно имеются, - спокойно ответила Кюри. – Только в нашей солнечной системе обнаружены следы «уборки за собой», как вы образно выразились, на Марсе и Венере. Правда, там были изначально другие условия экспериментирования, отличные от наших. Доказано, что спутник Земли Луна полый изнутри. Для чего он создан? Возможно это какое-то хранилище. Но хранилище чего?

Вдруг дверь комнаты, где мы сидели, тихо отворилась, и вошел человек в оранжевом халате. Подойдя к нашему столику, он поставил на него маленькую фигурку из мамонтовой кости.

- Это вам сувенир на память о сегодняшней встрече, - обратился он ко мне, – алтайский амулет четырнадцатого века в виде изюбра.

Таинственный гость развернулся и быстро вышел, бесшумно прикрыв за собой дверь.

- Кто это был? – ошарашено спросил я Марию Кюри.

- Не удивляйтесь - это «муравей», - ответила она, наблюдая, как изменилось выражение моего лица.

- Кто?

- «Муравей», - повторила моя собеседница. – Мы их так прозвали, потому, что их множество и они повсюду. Это что-то вроде биороботов, наблюдающих за ходом проведения исследований. Через них передается информация «наверх», а иногда они выступают в роли посланников экспериментаторов, причем принимают при этом любую визуальную форму. Из-за неуемной фантазии некоторых «студентов» в народе возникло множество легенд и мифов. Время от времени большие партии «муравьев» запускают в разные точки планеты. Во время одной из таких экспедиций вы и попали сюда. Но в любой момент этот файл может свернуться. Вам это ничем не грозит, просто не пугайтесь, когда весь окружающий вас антураж неожиданно исчезнет.

- А что означает этот изюбр? – покрутил я в руках амулет. – Он что имеет какую-то магическую силу?

- Нет, никакой силой он не обладает, это обычный сувенир, чтобы у вас было подтверждение пребывания здесь у нас, и вы не подумали, что мы просто галлюцинации, вызванные обильным употреблением алкоголя в новогоднюю ночь.

В этот момент из-под меня как-будто выбили диван. Я больно стукнулся пятой точкой обо что-то твердое. Одновременно погас свет. В расстегнутую дубленку начал вползать пронизывающий холод. Темнота стала резать глаза. «Что произошло? Наступил Апокалипсис? Закончилась лабораторная работа, или меня перевели в разряд отработанных моделей?» - заворошились каверзные мысли в перепуганном мозге. Зажигалкой я осветил пространство вокруг себя. Твердый предмет, на который грохнулись мои ягодицы, оказался старой разбитой перемычкой с торчащей из нее арматурой. На стене за спиной были закреплены ржавые водопроводные трубы. Где-то капала вода на кусок жести. Под ногами валялся мусор из битого кирпича, обрывков газет, каких-то деревяшек, тряпок и прочей дряни. «Это какой-то подвал», - вдруг дошло до меня. В полном мраке, постоянно обо что-то спотыкаясь и перепачкавшись, как черт, мне удалось, наконец, добраться до лестницы, ведущей наверх к выходу.

На улице начинало светать. Благодаря прохожим, возвращавшимся домой после празднования Нового года, мне посчастливилось добраться до той злосчастной железнодорожной станции, с которой можно было уехать в Донецк. Два часа, проведенные на безлюдном перроне под пронизывающим ледяным ветром в ожидании электрички не прошли даром. Мечущиеся мысли удалось утихомирить.

«Ну, надо же было так напиться на Новый год! – огрызнулась в душе протрезвевшая совесть. – Занесло к черту на кулички, да еще и глюки всякие привиделись. И все из-за какого-то дурацкого фарша из недоделанного парнокопытного. Как я оказался в том грязном подвале? Что за фигня с Эйнштейном, Марией Кюри и идиотской лабораторной работой пробралась в мое воспаленное  сознание? Скорей бы пришел поезд». Переминаясь с ноги на ногу, чтобы окончательно не замерзнуть, мне уже грезился луч прожектора долгожданной электрички.

- Молодой человек, вы что-то обронили, - кто-то сзади дотронулся до моего плеча.

Я обернулся. Передо мной стоял служащий вокзала в ушанке с кокардой. Поверх форменного бушлата у него была одета оранжевая накидка. Протянув мне руку, он разжал кулак. Дрожь невольно пробежала по всему телу. В его ладони лежал алтайский амулет четырнадцатого века из мамонтовой кости в виде изюбра…