Кровавое слово

Кровавое слово пылало над всем миром

            А что делал мир? Мир погружался во тьму. С каждым днём он становился всё более непонятным – люди не узнавали друг друга. Они двигались, как тени, неизвестно чему улыбаясь и не веря в то, что вновь станут прежними.

            Лиза уже не выходила из дома. Идти было некуда – последний ночной клуб сгорел год назад – и теперь на его пепелище появлялись одичавшие псы. Туда страшились заглядывать даже бравые полицейские – посылая туда вместо себя жалких много раз перепрограмированнык роботов.

            Кровавое слово Апокалипсис висело над миром – но оно уже не радовало – тут никто не пил дорогого шампанского, не играл в рулетку и в карты, здесь ожидали конца. Лиза не верила, что конец мира близок – она, даже улыбаясь, вспоминала про ангелов-горнистов – улыбалась и думала, как будет привыкать к своему новому обиталищу.

            Люди давно уже ничего не читали. Они охотились за остатками продовольствия, а иногда просто друг на друга, ведя себя, как стая избалованных приматов.

            Вот и теперь она ждала, что станет очередной жертвой. Но люди или не замечали её, или попросту шарахались прочь – видя в худой почти обнаженной девушке подобие выбравшегося из Преисподни Демона.

            Лиза не боялась ходить к развалинам некогда модного клуба. Она  лишьпомнила, как девочкой подглядывала за своей молодой матерью. Та забавляла собравшихся танцем – и боялась, что кто-либо из них обнаружит за кулисами её дочь. Материнство для таких, как она было преступным проступком – рожать могли только богатые и знаменитые. А те, кто работал, кто получал крохи, лишь делился своей плотью для того, чтобы вынашивать новых биороботов.

            Они были повсюду – вылепленные по одному лекалу, они попросту терялись в общей толпе. Люди иногда путали биороботов – и они смотрели на них с удивлением неразумных и добрых детей.

            Мать Лизы была последней настоящей женщиной. Она еще помнила те времена, когда мужчины любили женщин, а женщины мужчин. Теперь за такую Любовь давали срок – зато в любой момент можно было стать чьим-то партнёром, даже вовсе не желая этого.

            Сопротивляться имели право только богатые и знаменитые. Но они не выходили из своих громадных подземных квартир, им хватало вкусной еды и сладких грёз, что навевал им фантазиовизор. Чуткий  прибор улавливал затухающие мыслительные сигналы и рисовал на экране райский и чистый мир.

            Лиза не могла себе это позволить. Она даже не имела права умереть. Оставалось только ждать, когда кто-либо не подстрелит или не изнасилует её.

            Она давно уже не помнила, где оставила мать. Та явно давно ушла из её жизни – тогда ещё нормально относились к таким, как она. Но вот теперь. Теперь Лиза была вне закона.

            Она понимала, что когда-нибудь попадётся – попадётся и окажется в резервации. Все некогда зовущиеся людьми уже были там. Их постепенно превращали в биороботов – заменяли органы на вечные поделки и заставляли глотать таблетки счастья, от которых с лица не сходила улыбка, а глаза стекленели, словно у витринной куклы.

            Только там еще верили, что Он вернётся. Никто уже не помнил Его имени. Но кто-то знал, что так будет и говорил – Он вернётся.

            Лиза тоже верила в крылатых горнистов. Она даже думала, что видит их. На неё давно же смотрели, как на неисправного биоробота. И она научилась не жаждать ни еды, ни питья.

Её организм, словно бы спал. И этот мир был только причудливым сном. Сном, который так трудно запомнить и повторить.

            Слово Апокалипсис пылало над миром.