Когда деревню облетела весть о смерти Верки Тимофеевой, перешагнувшей этой осенью свой семидесятилетний юбилей, тут же в её доме собрались подруги. Почти ничего не говоря, делали они привычное в таких случаях дело – готовили покойницу в последний путь. Согрели водички и в кухне на полу помыли, затем с тихим причитанием одели в припрятанные смертные одежды, и под вечер уложили на широкий деревенский стол, в ноги положив чайное блюдечко с деньгами на помин души, а в скрещенные на груди изработанные за век руки вложили иконку. Зажгли свечи и тихо плотным кружком уселись обсудить предыдущие похороны.
-Гроб нужен, девушки…начала по-хозяйски Саватеевна, могучая в плечах и высокого роста старуха с белыми, как первый снег волосами.
-Опеть к Прыщу идти надоть.- прикусила чёрный платок исхудалая, щупленькая в плечах, с прозрачными голубыми глазами Шабаниха.
-А, ты, и пойдёшь! У тебя с ним разговор получается! – уже громче, почти приказала Саватеевна. – а заодно и о могиле словечко замолви.
Девки- подруженьки!- взмолилась Шура Клюкова, открывая широко свой беззубый рот, - ведь, нам, милые, если он могилу выкопает, да ещё и гроб сделает, то и на поминки звать нужно будет этого Прыща…
-Ну, потерпим, ради подружки нашей,-обернулась на покойную Дунька Поликарпова, крестясь на икону,- если надо, потерпим…осподи Исусе…
На кладбище всё прошло по правилам установленным давным - давно: могилка ещё с утра была готова, потому прощались с покойницей долго, стараясь ничего не забыть и не перепутать. Гроб опускали на двух верёвках, кроме Прыща, за веревки держались и старушки. Гроб опустился плавно, без крена, прямо и мягко.
-Слава, Богу! – зашептали старушки и стали бросать комья земли на розовый, красивый и совсем нестрашный гроб. Зазвенели, упавшие в могилу монеты, и Прыщ взялся за лопату. Через полчаса, на свежей могилке, выровненной умелой мужской рукой уже было расстелено расшитое полотенце, а на него заботливые старушечьи руки выложили закуску и выпивку. Шура Клюкова обошла всех провожающих, раздавая маленькой ложечкой застывшую кутью.
-Помяни, Господи…- шептались подруги, гладя белый как кость крест.
Деревня стояла у кладбища, и даже из-за чёрных оградок было видно поддернутые снегом крыши домов.
-Ну, бабоньки, пора и честь знать, прощайтесь с подруженькой и по домам! - обтирая седые усы, прогремел на всё кладбище Прыщ.
Старушки повинуясь, начали собираться домой. Уже выходя с кладбища Саватеевна, выбрав момент, чуть поотстала, и перехватив взгляд старика, несущего на плече лопаты, как бы извиняясь за оплошность произнесла:
- На, поминки Егорыч не приглашают, но ты у нас основной работяга был - и гроб сколотил, и могилку выкопал, так что заходи, помянем подруженьку нашу, прошу, приходи!
Старик как будто и не расслышал, что ему сказали глядя на верхушки деревьев, громко откашлявшись, он махнул вслед процессии:
-Догоняй, старая…
В маленьком домике покойницы уже всё было прибрано и вымыто, под потолком светилась маленькая электролампочка сороковка, на широком столе, на том, что недавно лежала хозяйка этого дома, были разложены горячие пышные пироги, волнушки с луком, солёные огурцы, винегрет, копчёная колбаса, яблоки и конфеты. Водку решили пока не доставать, потому что все бабушки если и пили, то настойку, приготовленную своими руками.
А пока сели вокруг стола, разлив по миниатюрным стопочкам рябиновую настойку, вскоре, вечно дрожавшая Шабаниха, с кухни принесла тарелку с клюквенным киселём.
Как всегда поминки взялась вести большая и грозная Саватеевна:
-Ну, что проводили мы в последний путь подругу нашу любезную Веру Тимофеевну, а теперь и помянуть её следует по обычаю нашему русскому. Помяни, господи, рабу божью…- начало было креститься старуха, как вдруг резко отдёрнула ото лба руку и вскликнула как от испуга: - идёт!
За окном и вправду мелькнула тень, и старая входная дверь дико застонав, вдруг хлопнула на весь домик, так что стёкла задребезжали в прогнивших рамах.
Кто-то из старушек побежал навстречу гостю, предлагая мыло и показывая в тёмном углу умывальник:
-Заждались, Алексей Егорович вас, без вас и не начинаем, сидим, молодость вспоминаем, красавицей покойница-то была, с чёрной косой.
Старик отфыркался после воды, вытер чистым полотенцем лицо и руки и шагнул к столу, ему сразу уступили самый большой и крепкий стул. Хлопнул холодильник и на столе появилась бутылка водки. Старик был лет семидесяти, крепкий, статный с седой бородой и усами, закрученными за уши, одет он был в пиджак чёрного цвета, на котором висела медаль « За победу над Германией », белая рубаха чуть топорщилась из под пиджака, красный в полоску галстук извиваясь, сдавливал жилистую шею. Саваттеевна протянула стакан с водкой гостю:
-Ну, Алексей Егорович, вам слово!
Старик встал, старушки замерли, держа в тоненьких, исковерканных болезнями пальчиках стопочки, не решаясь выпить из них хотя бы глоток.
-Ну, что женщины, собрались мы здесь по делу не очень весёлому, но очень важному. Вера была женщиной правильной, всю жизнь работала в колхозе, одно время и за председателя работала, детей вырастила и не её вина, что сгинули они все до одного не весь где. И муж у ней хороший мужик был, да боженька к себе скоро прибрал. – поднял свой стакан старик почти до лампочки, со стены со старого портрета казалось, улыбалась молодая девушка с чёрной косой - бывшая хозяйка дома.
-Кисельком, кисельком закуси, старый, - запрыгала на одной ноге вокруг старика Шабаниха.- рыбничка отломи, с чёрной корочкой, сама пекла.
Почти все за столом выпили положенное в таких случаях вино, закусив тёплым и кислым киселём.
-Упокой, господи…- бабушки шептались за столом боясь взглянуть на Егоровича. А тот, выпив стакан, стал вмиг мрачным как будто туча, что висела со вчерашнего дня над лесом, теперь закрыла его. Глаза заблестели, грудь выпрямилась, кулаки сами собой сжались, скулы задёргались.
-Наливай, дурёха! – закручивая ус, выпалил старик Саватеевне, сидящей как раз напротив его, – чего, жрать сюда пришла! Саватеевна, стараясь не смотреть на подруг, налила ему из бутылки в гранёный стакан.
Теперь старый уже не ждал когда ему предложат слово, а сам, размахивая рукой, свободной рукой, начал трунить над старушками:
- Чего носы то повесили? Помирать не охота, или боязно, а то давайте, я всем вам могилки вырою…места всем хватит. Эх, Верка, Верка как была ты дурой от рождения, так дурой и умерла. Ведь любил я тебя по молодости, до замужества твого, - старик погрозил пальцем портрету на стене, где черноглазая Вера, казалось, отвела взгляд от старика. – А ты, любовь, любовь! Да, какая к чёрту любовь? Бродяга твой детей наделал, да и помер в луже по пьянке…А со мной бы жила припеваючи, дура! - и он погрозил фотокарточке кулаком. – Да и вы старые, тоже - дуры! - и выпил, опрокинув в свой большой рот стакан водки.
Старушки уже ничего не ели и не пили, хозяйничал только он – ломал пироги, цеплял вилкой волнушки, хрустел огурцами и копчёной колбасой, показывая всем свои белые вставные зубы.
-У, ирод… - шипела Саватеевна про себя, боясь открыть рот.- Может, капустки принести, Егорович, а я помню, ты любил, капустку-то?- пытаясь хоть на время выйти из-за стола.
-Сиди, ворона старая, какая от тебя капуста, ты никогда и вырастить-то её не могла, клубки не заворачивались. Ведь учил я тебя кажись, голой задницей на такие клубки садиться надо, тогда бы и капусты поели, а магазинной мне не надо.
Саватеевна сбурела и выбежала из-за стола, вслед за ней, с причитаниями выбежала и Шура Клюкова, растрепанная, пытаясь успокоить подругу:
-Да, ну его, Прыща проклятого. Говорила, не связывайся, всё бы сами сделали, схоронили бы и сами, чем такое терпеть!
Старик выпив, почернел лицом, глаза налились грозой, рука потянулась за бутылкой:
-У, бабы – стервы! Жизнь мужикам сгубили, все за деревней мужички - то лежат, один я живой, потому - что не женат был!
Да, чтоб вас завтра всех параличом разбило! Чего зенки вылупили, всех схороню! – орал он на весь дом, стуча кулаком по столу, ломая тарелки и бросая пироги по углам. Все кто был ещё за столом, прикрываясь, выбежали из дома. Третий стакан для старика был последним и свалил его с ног.
Он спал до утра, прямо на столе, испачкав своё лицо и пиджак в винегрете. Утром, проснувшись, он шатаясь отправился домой. Поминки закончились и он, зная дело, зашёл к Саватеевне, что жила по соседству:
-Вы там приберитесь, а я за гвоздями схожу, дом Веркин заколочу, так от шпаны всякой. А на сорокоус видно будет. Чего-то голова болит, может, упал где?
Помочь сайту
Поздравления
