Помочь сайту
Поздравления
Дуся и Голливуд (рассказ)
23 февраля 2015 -
Алексей Курганов
Мою знакомую зовут Дуся (впрочем, это для кого-то Дуся, а для остальных – Евдокия Фроловна). Она довольно крупная женщина с широким, постоянно улыбчиво-застенчивым лицом, внешне очень похожая на артистку Нонну Мордюкову, которая уже вышла из возраста молодогвардейки Ульяны Громовой, но ещё не дошла до Марии, главной героини из фильма Никиты Михалкова «Родня».Ей тридцать два года, не замужем и никогда не была. Образование у Дуси – среднетехническое, работает заведующей городской баней номер три. Место, конечно, тёплое и хлебное, потому что помимо общих помывочно-помоечных залов, есть ещё и отдельные сауны. А это - сами понимаете, не дети - дело уже келейное, а, бывает, и деликатное до самой интимности, особенно если с приглашением женщин легкодоступного поведения. А через эту интимную деликатность с половой распущенностью и Дусе тоже больно хорошо! В том смысле, что позволяет постоянно, помимо официальной заработной платы, которая весьма скромна, иметь существенный финансовый приварок (или, как сейчас говорят, «рубить» неслабые «бабки»), которым, правда, приходится делиться с вышестоящим банным командованием из городской администрации, которое и разрешило эти самые морально распущенные сауны. Но это уже совершенно другая, интимная тема, к нашей сегодняшней совершенно не относящаяся.
Вы можете, конечно, задать вполне логичный вопрос: а каким же образом наша рядовая среднетехническая Дуся попала на такую весьма жирную должность? Тем более, что никакого блата у неё не было и нет, и вообще сама она родом из относительно глухой рязанской деревни, которая затерялась между не менее глухими рязанскими же городами Тума и Касимов. А всё очень просто, всё очень грустно, и целиком и полностью укладывается в наши сегодняшние суровые реалии. Место заведующей Дуся заработала всё тем же нелёгким и стыдным постельно-половым трудом, в чём, конечно, до сих пор глубоко раскаивается, но ни капельки не жалеет, а то так бы до сих пор и загибалась в своём родном совхозе (или как он там теперь? СЗАО? Придумают же, Господи, такую хрень…) в своем родном телятнике обычной рядовой телятницей. Поэтому спасибо большое Прохору Максимовичу, их совхозному бухгалтеру, к которому пять лет назад приехал погостить его городской племянник Виталик, бывший комсомольский руководящий работник, ныне – городской чиновник среднего пошиба, тот ещё кобель. Виталик оказался шустрым и щедрым, простую, как вся её деревенская жизнь, Дусю моментально очаровал и, конечно же, без всякого труда оприходовал в первый же вечер их знакомства, после танцев в их совхозном ДК. Нет-нет, к Виталику за лишение её девической невинности у Дуси не имеется никаких претензий! Наоборот - одни лишь слова искренней глубокой благодарности! Ведь именно он, Виталик, в благодарность за сексуальную любезность, помог Дусе покончить, наконец, с её унылым и беспросветным деревенским прошлым, переехать в город и поступить на работу во всю ту же баню номер три сначала простой банщицей-помывщицей, а уже потом сделать хотя и не стремительный, но уверенный карьерный рост. А то, что карьерный рост и карьерный секс – понятия, тесное переплетённые друг с другом, Дуся знала давно и поэтому восприняла покорно, как печальную, но, увы, обязательную к исполнению процедуру и неотъемлемую черту нашей суровой действительности. Ту уж и на самом деле ничего не поделаешь. Как говорится, у каждого бывшего комсомольца – свой сегодняшний комсомольский бизнес, у каждой доярки – свои коровьи сиськи, а у каждой банщицы – своя помывочно-обмывочная шайка (в том смысле, что таз для мытья).
Так что всё правильно, всё глубоко несправедливо. Хочешь жить – умей платить и не квакать. Каждой лягушке – своё болото.
А на работе Дусю ценят и уважают, да! Сам Иван Абрамыч, дусин начальник, на торжественных собраниях к ежегодным Дням работников бытового обслуживания ей всегда грамоту торжественно вручает, и в этом году тоже, конечно! А как же! И даже с огромным красивым букетом! Дуся уже давно этот букет в цветочном магазине, который рядом со свалкой, приглядела и так же давно хотела сама себе купить (конечно, сама. А кто же ещё-то? Больше некому.), но восемьсот пятьдесят рублей - это, знаете ли, даже для заведующей общественной баней с её развратными, денежно-доходными саунами, довольно напряжённое приобретение. А тут нате пожалте – Иван Абрамыч! С этим самым давно присмотренным букетом! Так что, получается, денежки съэкономила. Ай да Дуся! Не зная её, можно подумать, что хитрая! Что как будто знала, что подарит! Экая, право, прелесть за целых восемьсот пятьдесят рублей! И опять же, в придачу к букету, как всегда, разных приятных слов наговорил. Что она всегда и неунывающая, и трудолюбивая, и доброжелательная, и с людьми умеет ладить, и что помывочно-обмывочные показатели у неё всегда на должной высоте, и наглядная гигиеническая агитация на должном идейно-художественном уровне, а уж подчинённый ей, Дусе, помоечно-обмоечный коллектив какой дружный – глаза выцарапает за неё, за Дусю, и глазом не моргнёт!
Да, говорить-то Иван Абрамович умеет, этого у него не отнять… Он как начал в три часа дня, в торжественном зале, потом продолжил на банкете в ресторане, и ещё позже, уже у Дуси на квартире. И даже когда спать легли – все говорил, говорил, говорил… Правда, теперь уже не Дусю хвалил, а на жизнь свою горемычную привычно жаловался. Что вот почему он должен жене обязательно врать, что находится сейчас в торжественно-срочной служебной командировке, а не вместе с ней, с Дусей, в её тёплой и мягкой кровати производства Мухоплюйской мебельной фабрики, две с половиной тысячи рублей с привозом, и это ещё дёшево. И что уходить от неё, от Дуси, опять совершенно не собирается, потому что она добрая и ласковая, а жена – злая, крикливая и вообще стервь, которую он когда-нибудь обязательно удавит вместе с абсолютно такой же своей тёщей, то есть, её мамой, чтобы их обеих черти склевали, потому что не дают ему, Ивану Абрамычу, абсолютно никакой спокойной жизни, а всегда требуют одни лишь деньги, деньги, деньги… Он и ещё чего-то говорил, ещё жаловался ей, Дусе, ещё плакался, елозя носом по подушке… А потом уткнулся в её большую тёплую дусину сиську и, почмокав воздух своими толстыми губами, уснул, совершенно несчастный и абсолютно счастливый… А утром уже молча поел яичницу из трёх яиц и кофе выпил. И буркнул только: ну, всё. Пошёл. Да! Я, Дусь, букет-то этот давай взад заберу. Зачем он тебе? А я дома отдам этой стерве нехорошей. Может, хоть сразу орать не будет. Потом-то обязательно. Но хоть не сразу, когда из сегодняшней командировки вернусь…
И ушёл. С букетом за восемьсот пятьдесят рублей. Да нет, Дусе совершенно не жалко! Пусть! Всё правильно, потому что из командировки… Он вообще хороший мужик-то, Иван Абрамыч! Он хоть и очень редко, но остаётся у неё ночевать. Скрашивает, так сказать, её однообразный одинокий досуг. А в предпоследний раз, перед букетом, даже диск с кинофильмом подарил. Называется «Все звёзды Голливуда». Пол Мерфи. Такой это прямо весёлый американский комик! Когда она шляпу в речку уронил, а потом его собака вдруг стала зелёного цвета, она, Маруся, очень смеялась!
Да, такой вот ещё характерный штрих про Ивана Абрамыча. Он - бывший командир бывшей местной военной части ракетных войск стратегического назначения. Которую разогнали, потому что сейчас у нас с Америкой мир, любовь и близкие, чуть ли не приятельские, отношения. И по причине его совершеннейшей никому не нужности городские власти пошептались-посоветовались и определили его на всякий, как говорится, пожарный на бытовые услуги. Опять же имелась такая деликатная деталь: Иван Абрамыч-то, ещё когда вовсю командовал вышеразогнанным стратегически-ракетным щитом Родины, на всякий случай записался в ныне уверенно и прочно правящую партию. Так, на всякий случай, для подстраховки, хотя, честно говоря и строго между нами, нужна она ему, эта партия, как верблюду-кораблю пустыни белый арктический медведь. Он в этом и сам как-то при очередном ночлеге откровенно, потому что она, Дуся, никогда не предаст, признался ей, что если бы его воля, то записался бы лучше в партию любителей пива (оказывается, сейчас и такая есть.). И с большим бы на то искренним удовольствием! Но нельзя. Потому что вышеназванные партийные товарищи, которые каждый сплошь руководящие начальники, неправильно поймут. И при этом он очень многозначительно посмотрел вверх. Дескать, поняла, в чём заключается генеральная линия его, Ивана Абрамовича, единственно правильной и единственной народной партии? Поняла, кивнула Дуся. Хотя и поздно уже, но вы, Иван Абрамыч, совершенно не беспокойтесь! Я сейчас в круглосуточный схожу. Вы какие пивы уважаете? Какого названия? И сколько вам взять? И закусить чего? Может, селёдочки?
Ну и как вам, а? То-то! Вот что такое эта Дуся! Вы когда-нибудь видели таких вот прямо несуществующих, кроме неё, Дуси, небесных женщин? Правильно! И не увидите никогда! Он, Иван-то Абрамыч, когда услышал эти её слова про круглосуточный магазин и пивные марки, то даже не то что заплакал - зарыдал в ответ, захлебнувшись благодарными слезами. Вот как проняло его, бедолагу, несмотря на то, что всю жизнь - с зарегистрированной женой и беспредельной дальности смертельными ракетами! А потом утёрся, горестно так вздохнул, погладил её рукой по мягкой, молочного цвета коленке и сказал: эх, Дуся! Эх! Если бы не моя стервь и мой по отношению к ней офицерский долг! Она же безвременно погибнет, совершенно неприспособленная, кроме как орать! И замолчал, уткнувшись в её (не жены, а конечно Дуси) большую и тёплую сиську. Да, очень уж он переживает за свою крепкую образцовую семью! Прямо болеет, вот до чего страдает!
А весь этот разговор я затеял совсем не для того, чтобы ещё раз пожалеть теперь уже её, Дусю, или этого слабохарактерного героического офицера, дусиного мозгопудра Ивана Абрамовича. Дуся вообще не очень-то и любит, когда её жалеют. Она тогда начинает смущаться и краснеть, и вообще чувствует себя ужасно неловко, как будто что-то украла. Это из неё, извиняюсь за грубость, прёт глупость деревенская, извечные, истинно кондово-русские смущение и стыд за похвалу. У других народов этого нет. Это – исконно наша национальная черта. Или, извините за пошлое слово, менталитет. А красть она боится и никогда не будет, потому что воровство считает страшным грехом. Если же ей хочется поплакать, то она предпочитает делать это в одиночестве, в своей однокомнатной квартире, которая ей (вот тут уж ей действительно повезло!) досталась от одной старушки, у которой Дуся, вырвавшись из своего дремучего отупело-деревенского быта, снимала угол и ухаживала за этой совершенно неродной ей женщиной целых три года. В благодарность за что старушка, почуяв неумолимое приближение неизбежного, ей эту свою квартиру и отписала. Так что плачет-рыдает Дуся со всем возможным комфортом, в совершенно шикарных жилищных условиях, уткнувшись в подушку, которую привезла сюда, в город, из родной деревни и которую бережёт как память о покойной мамане. Которая самолично щипала для этой самой подушки гусиный пух и одновременно со щипанием исполняла старинную песню про белый сапожок и далёкого суженого, который всё не едет, зараза худая, и не едет. А чего не едет – никто не знает. Может, поженился, гад, там, на далёкой на сторонушке.
А рассказать о ней, о Дусе, я решил единственно потому, что она без памяти увлечена кинематографом, этим самым действительно народным из всех человеческих искусств! Правильно говорил Шариков из кинофильма «Собачье сердце»: кинематограф у женщины – единственное утешение в жизни. Это прямо про неё, про Дусю! А поскольку, прожив в городе столько городских лет, она так по сути и не стала городской, и не завела здесь ни постоянных серьёзных мужчин (положа руку на Дусину коленку, давайте уж, наконец, честно признаемся: этот вечно ноющий, банно-чиновничий ракетчик – ну какой он мужик? Так, бывшее военное недоразумение. Парадокс мужской природы.), ни близких, кроме Дуни, подруг, то кинофильмы как-то сами собой стали для неё и единственной страстью, и, одновременно, душевной отдушиной, в которую, как в вентилятор, пытаются улететь все дусины горести и невзгоды. А чтобы наслаждаться кинофильмами с самым вообще максимальным комфортом, Дуся, отказывая себе буквально во всем и похудев при этом без всяких фитнессов и шопингов-жопингов на шесть с половиной килограммов, накопила на видеоприставку, которая стоит у неё в квартире на самом почётном месте, между столом и кроватью, на специальной подставке под названием телекронштейн. И о своих любимых кинофильмах и любимых артистах Дуся может говорить днями и ночами, что и делает своей кошке Дуське, которая является её единственным слушателем, потому что друзей и подруг у Дуси, повторяю, так и нет. Сегодняшний любимый дусин киногерой – это отважный Кейси Райбик в исполнении голливудского киноартиста Сигала по имени Стивен из кинофильма «Захват» про американский крейсер, неожиданно захваченный то ли диверсантами, то ли террористами (Дуся в этих тонкостях не разбирается. Ей это ни к чему. У неё баня номер три, а не американский крейсер, не знаю какой номер, или какой другой шпионский центр агрессии, экспансии и мирового империализма.), и которых этот самый крейсерский повар Райбик-Сигал лупил от души и в хвост и в гриву. А ихнему постоянно смешливому главарю и больше того6 воткнул прямо в темечко здоровенный ножик (при первом просмотре этого драматического эпизода у Дуси от такой откровенно-кровожадного натурализма даже в грудях спёрло и в глазах помутилось. Она даже на кухню сходила воды попить, вот до чего проняло!). А для гарантии, что этот ножик и его темечка не выскочит, этот самый Райбик воткнул уже бездыханное и даже не конвульсирующее главарёвское тело все тем же многострадальным темечком вместе с так и невынутым из него ножиком прямо в какой-то электрический ящик с неотключённым электрическим током. Из которого, раз он неотключён, тут же посыпались разноцветные электрические искры, что, по мнению Дуси, уже было вообще излишним полным издевательством над этим самым бандитским бездыханным главарём. Потому что он хоть и бандит, и ухмыляется этак кровожадно и даже гнусненько, и вообще угроза миру - а всё равно человек. Который, как сказал ещё на школьном уроке литературы во время дусиного школьного обучения, великий пролетарский писатель Максим Горький, звучит гордо.
Нет, этот, про крейсер – очень хороший фильм! Можно сказать – патриотический! С таким смыслом, что враги, какие бы они террористические не были, а всё равно будут наказаны. И другие артисты, которые кроме Райбика, тоже там хорошо играют. Вот, например, девчонка эта, с грудями. Такая прямо смешная! Она не просто какая-то, а «мисс»! Хотя ничего в общем, выдающегося по красоте. Кроме, может, только сисек. Правда, смешная. Когда музыка там заиграла, и она со своими дойками вдруг из торта вылезла. Райбик, понятно, не ожидал такого сюрприза, сразу на неё – автомат, а она – лезет! И как это он её не застрелил? Вот что значит – порядочный и нервы железные!
Вообще, этот Сигал по имени Стивен - очень, по убеждению Дуси, талантливый артист. Прямо как Борис Андреев или Николай Крючков из кинофильма «Трактористы», да! А все потому, что настоящий мужчина постоянный предмет дусиных робких мечтаний, потому что мужика у неё, как я уже тыщу раз говорил, нет. В том смысле, что постоянного нет. Те же, которые время от времени в её жизни всё же появляются, почему-то постоянно оказываются временными. Хотя сама Дуся каждый раз считает, что уж этот-то, теперь-то, который уткнулся в её большую тёплую сиську (чего они у неё, дойки-то, мёдом что ли намазаны? И действительно, как кто не придёт - сразу утыкается! И именно в них! Не, скажем, в её дусин, затылок или пятку - а туда! Прямо наваждение какое-то!), что вот этот безвременно сладко уткнувшийся, уж он-то - обязательно навсегда. На всю её оставшуюся, так тоскующую по нормальному, и пусть даже умеренно выпивающему (лишь бы только не очень сильно дрался) мужику жизнь. А они всё равно сбегают и сбегают. И каждый сбежавший раз Дуся не понимает – почему? Может, они пугаются того, что она сразу, без всяких предварительных любовных игр, без всякого кокетства и тонких городских жеманничаний начинает относиться к ним совсем не так, как они привыкли? Потому что она сразу же, немедленно, с первой же минуты начинает их обихаживать, одевать-обувать, покупать им всякую одежду и ботинки, шляпы, костюмы и носки, и кормить как на убой всевозможными деликатесами, которые сама себе, конечно же, позволить не может. И вообще холить и лелеять, только что не молиться и не облизывать их с ног до головы. Хотя если они скажут – оближет не задумываясь. Потому что ей, Дусе, очень хочется иметь персонального и постоянного мужика. Пусть даже низенького, плешивенького, картавенького и вообще на которого никакого ни у кого спросу нет и быть не может даже теоретически. А то, что она, Дуся, в постельных делах не особо прыткая, так это ей только подсказать надо, чего ему, мужику, хочется! Она же прямо в лепёшку расшибётся и наизнанку вывернется, чтобы ему, другу милому и сердешному, в полной мере угодить! Она ведь, Дуся, такая! Совершенно нерастраченная, несмотря на своей относительно цветущий и всегда приветливый вид! И какие же всё-таки эти самые мужики дураки! Не ценят очевидного! Зажрались, что ли? Даже и плешивые.
Вот так она, Дуся, и живёт. С кошкой Дуней, периодически ночующим и утром так же периодически исчезающим Иваном Абрамычем и никогда не унывающим Кейси Райбиком, из-за которого она в своё время похудела на шесть с половиной килограммов. Ничего. Жить можно. Ей бы вот только памятник папане и мамане в их деревне поставить (она уже и денег поднакопила) - и будет вообще красота. Хоть на пенсию собирайся. Ничего. До сих пор жила и, даст Бог, и дальше проживёт. Не она одна такая. Всё нормально. И вам как говорится, не болеть.
Вы можете, конечно, задать вполне логичный вопрос: а каким же образом наша рядовая среднетехническая Дуся попала на такую весьма жирную должность? Тем более, что никакого блата у неё не было и нет, и вообще сама она родом из относительно глухой рязанской деревни, которая затерялась между не менее глухими рязанскими же городами Тума и Касимов. А всё очень просто, всё очень грустно, и целиком и полностью укладывается в наши сегодняшние суровые реалии. Место заведующей Дуся заработала всё тем же нелёгким и стыдным постельно-половым трудом, в чём, конечно, до сих пор глубоко раскаивается, но ни капельки не жалеет, а то так бы до сих пор и загибалась в своём родном совхозе (или как он там теперь? СЗАО? Придумают же, Господи, такую хрень…) в своем родном телятнике обычной рядовой телятницей. Поэтому спасибо большое Прохору Максимовичу, их совхозному бухгалтеру, к которому пять лет назад приехал погостить его городской племянник Виталик, бывший комсомольский руководящий работник, ныне – городской чиновник среднего пошиба, тот ещё кобель. Виталик оказался шустрым и щедрым, простую, как вся её деревенская жизнь, Дусю моментально очаровал и, конечно же, без всякого труда оприходовал в первый же вечер их знакомства, после танцев в их совхозном ДК. Нет-нет, к Виталику за лишение её девической невинности у Дуси не имеется никаких претензий! Наоборот - одни лишь слова искренней глубокой благодарности! Ведь именно он, Виталик, в благодарность за сексуальную любезность, помог Дусе покончить, наконец, с её унылым и беспросветным деревенским прошлым, переехать в город и поступить на работу во всю ту же баню номер три сначала простой банщицей-помывщицей, а уже потом сделать хотя и не стремительный, но уверенный карьерный рост. А то, что карьерный рост и карьерный секс – понятия, тесное переплетённые друг с другом, Дуся знала давно и поэтому восприняла покорно, как печальную, но, увы, обязательную к исполнению процедуру и неотъемлемую черту нашей суровой действительности. Ту уж и на самом деле ничего не поделаешь. Как говорится, у каждого бывшего комсомольца – свой сегодняшний комсомольский бизнес, у каждой доярки – свои коровьи сиськи, а у каждой банщицы – своя помывочно-обмывочная шайка (в том смысле, что таз для мытья).
Так что всё правильно, всё глубоко несправедливо. Хочешь жить – умей платить и не квакать. Каждой лягушке – своё болото.
А на работе Дусю ценят и уважают, да! Сам Иван Абрамыч, дусин начальник, на торжественных собраниях к ежегодным Дням работников бытового обслуживания ей всегда грамоту торжественно вручает, и в этом году тоже, конечно! А как же! И даже с огромным красивым букетом! Дуся уже давно этот букет в цветочном магазине, который рядом со свалкой, приглядела и так же давно хотела сама себе купить (конечно, сама. А кто же ещё-то? Больше некому.), но восемьсот пятьдесят рублей - это, знаете ли, даже для заведующей общественной баней с её развратными, денежно-доходными саунами, довольно напряжённое приобретение. А тут нате пожалте – Иван Абрамыч! С этим самым давно присмотренным букетом! Так что, получается, денежки съэкономила. Ай да Дуся! Не зная её, можно подумать, что хитрая! Что как будто знала, что подарит! Экая, право, прелесть за целых восемьсот пятьдесят рублей! И опять же, в придачу к букету, как всегда, разных приятных слов наговорил. Что она всегда и неунывающая, и трудолюбивая, и доброжелательная, и с людьми умеет ладить, и что помывочно-обмывочные показатели у неё всегда на должной высоте, и наглядная гигиеническая агитация на должном идейно-художественном уровне, а уж подчинённый ей, Дусе, помоечно-обмоечный коллектив какой дружный – глаза выцарапает за неё, за Дусю, и глазом не моргнёт!
Да, говорить-то Иван Абрамович умеет, этого у него не отнять… Он как начал в три часа дня, в торжественном зале, потом продолжил на банкете в ресторане, и ещё позже, уже у Дуси на квартире. И даже когда спать легли – все говорил, говорил, говорил… Правда, теперь уже не Дусю хвалил, а на жизнь свою горемычную привычно жаловался. Что вот почему он должен жене обязательно врать, что находится сейчас в торжественно-срочной служебной командировке, а не вместе с ней, с Дусей, в её тёплой и мягкой кровати производства Мухоплюйской мебельной фабрики, две с половиной тысячи рублей с привозом, и это ещё дёшево. И что уходить от неё, от Дуси, опять совершенно не собирается, потому что она добрая и ласковая, а жена – злая, крикливая и вообще стервь, которую он когда-нибудь обязательно удавит вместе с абсолютно такой же своей тёщей, то есть, её мамой, чтобы их обеих черти склевали, потому что не дают ему, Ивану Абрамычу, абсолютно никакой спокойной жизни, а всегда требуют одни лишь деньги, деньги, деньги… Он и ещё чего-то говорил, ещё жаловался ей, Дусе, ещё плакался, елозя носом по подушке… А потом уткнулся в её большую тёплую дусину сиську и, почмокав воздух своими толстыми губами, уснул, совершенно несчастный и абсолютно счастливый… А утром уже молча поел яичницу из трёх яиц и кофе выпил. И буркнул только: ну, всё. Пошёл. Да! Я, Дусь, букет-то этот давай взад заберу. Зачем он тебе? А я дома отдам этой стерве нехорошей. Может, хоть сразу орать не будет. Потом-то обязательно. Но хоть не сразу, когда из сегодняшней командировки вернусь…
И ушёл. С букетом за восемьсот пятьдесят рублей. Да нет, Дусе совершенно не жалко! Пусть! Всё правильно, потому что из командировки… Он вообще хороший мужик-то, Иван Абрамыч! Он хоть и очень редко, но остаётся у неё ночевать. Скрашивает, так сказать, её однообразный одинокий досуг. А в предпоследний раз, перед букетом, даже диск с кинофильмом подарил. Называется «Все звёзды Голливуда». Пол Мерфи. Такой это прямо весёлый американский комик! Когда она шляпу в речку уронил, а потом его собака вдруг стала зелёного цвета, она, Маруся, очень смеялась!
Да, такой вот ещё характерный штрих про Ивана Абрамыча. Он - бывший командир бывшей местной военной части ракетных войск стратегического назначения. Которую разогнали, потому что сейчас у нас с Америкой мир, любовь и близкие, чуть ли не приятельские, отношения. И по причине его совершеннейшей никому не нужности городские власти пошептались-посоветовались и определили его на всякий, как говорится, пожарный на бытовые услуги. Опять же имелась такая деликатная деталь: Иван Абрамыч-то, ещё когда вовсю командовал вышеразогнанным стратегически-ракетным щитом Родины, на всякий случай записался в ныне уверенно и прочно правящую партию. Так, на всякий случай, для подстраховки, хотя, честно говоря и строго между нами, нужна она ему, эта партия, как верблюду-кораблю пустыни белый арктический медведь. Он в этом и сам как-то при очередном ночлеге откровенно, потому что она, Дуся, никогда не предаст, признался ей, что если бы его воля, то записался бы лучше в партию любителей пива (оказывается, сейчас и такая есть.). И с большим бы на то искренним удовольствием! Но нельзя. Потому что вышеназванные партийные товарищи, которые каждый сплошь руководящие начальники, неправильно поймут. И при этом он очень многозначительно посмотрел вверх. Дескать, поняла, в чём заключается генеральная линия его, Ивана Абрамовича, единственно правильной и единственной народной партии? Поняла, кивнула Дуся. Хотя и поздно уже, но вы, Иван Абрамыч, совершенно не беспокойтесь! Я сейчас в круглосуточный схожу. Вы какие пивы уважаете? Какого названия? И сколько вам взять? И закусить чего? Может, селёдочки?
Ну и как вам, а? То-то! Вот что такое эта Дуся! Вы когда-нибудь видели таких вот прямо несуществующих, кроме неё, Дуси, небесных женщин? Правильно! И не увидите никогда! Он, Иван-то Абрамыч, когда услышал эти её слова про круглосуточный магазин и пивные марки, то даже не то что заплакал - зарыдал в ответ, захлебнувшись благодарными слезами. Вот как проняло его, бедолагу, несмотря на то, что всю жизнь - с зарегистрированной женой и беспредельной дальности смертельными ракетами! А потом утёрся, горестно так вздохнул, погладил её рукой по мягкой, молочного цвета коленке и сказал: эх, Дуся! Эх! Если бы не моя стервь и мой по отношению к ней офицерский долг! Она же безвременно погибнет, совершенно неприспособленная, кроме как орать! И замолчал, уткнувшись в её (не жены, а конечно Дуси) большую и тёплую сиську. Да, очень уж он переживает за свою крепкую образцовую семью! Прямо болеет, вот до чего страдает!
А весь этот разговор я затеял совсем не для того, чтобы ещё раз пожалеть теперь уже её, Дусю, или этого слабохарактерного героического офицера, дусиного мозгопудра Ивана Абрамовича. Дуся вообще не очень-то и любит, когда её жалеют. Она тогда начинает смущаться и краснеть, и вообще чувствует себя ужасно неловко, как будто что-то украла. Это из неё, извиняюсь за грубость, прёт глупость деревенская, извечные, истинно кондово-русские смущение и стыд за похвалу. У других народов этого нет. Это – исконно наша национальная черта. Или, извините за пошлое слово, менталитет. А красть она боится и никогда не будет, потому что воровство считает страшным грехом. Если же ей хочется поплакать, то она предпочитает делать это в одиночестве, в своей однокомнатной квартире, которая ей (вот тут уж ей действительно повезло!) досталась от одной старушки, у которой Дуся, вырвавшись из своего дремучего отупело-деревенского быта, снимала угол и ухаживала за этой совершенно неродной ей женщиной целых три года. В благодарность за что старушка, почуяв неумолимое приближение неизбежного, ей эту свою квартиру и отписала. Так что плачет-рыдает Дуся со всем возможным комфортом, в совершенно шикарных жилищных условиях, уткнувшись в подушку, которую привезла сюда, в город, из родной деревни и которую бережёт как память о покойной мамане. Которая самолично щипала для этой самой подушки гусиный пух и одновременно со щипанием исполняла старинную песню про белый сапожок и далёкого суженого, который всё не едет, зараза худая, и не едет. А чего не едет – никто не знает. Может, поженился, гад, там, на далёкой на сторонушке.
А рассказать о ней, о Дусе, я решил единственно потому, что она без памяти увлечена кинематографом, этим самым действительно народным из всех человеческих искусств! Правильно говорил Шариков из кинофильма «Собачье сердце»: кинематограф у женщины – единственное утешение в жизни. Это прямо про неё, про Дусю! А поскольку, прожив в городе столько городских лет, она так по сути и не стала городской, и не завела здесь ни постоянных серьёзных мужчин (положа руку на Дусину коленку, давайте уж, наконец, честно признаемся: этот вечно ноющий, банно-чиновничий ракетчик – ну какой он мужик? Так, бывшее военное недоразумение. Парадокс мужской природы.), ни близких, кроме Дуни, подруг, то кинофильмы как-то сами собой стали для неё и единственной страстью, и, одновременно, душевной отдушиной, в которую, как в вентилятор, пытаются улететь все дусины горести и невзгоды. А чтобы наслаждаться кинофильмами с самым вообще максимальным комфортом, Дуся, отказывая себе буквально во всем и похудев при этом без всяких фитнессов и шопингов-жопингов на шесть с половиной килограммов, накопила на видеоприставку, которая стоит у неё в квартире на самом почётном месте, между столом и кроватью, на специальной подставке под названием телекронштейн. И о своих любимых кинофильмах и любимых артистах Дуся может говорить днями и ночами, что и делает своей кошке Дуське, которая является её единственным слушателем, потому что друзей и подруг у Дуси, повторяю, так и нет. Сегодняшний любимый дусин киногерой – это отважный Кейси Райбик в исполнении голливудского киноартиста Сигала по имени Стивен из кинофильма «Захват» про американский крейсер, неожиданно захваченный то ли диверсантами, то ли террористами (Дуся в этих тонкостях не разбирается. Ей это ни к чему. У неё баня номер три, а не американский крейсер, не знаю какой номер, или какой другой шпионский центр агрессии, экспансии и мирового империализма.), и которых этот самый крейсерский повар Райбик-Сигал лупил от души и в хвост и в гриву. А ихнему постоянно смешливому главарю и больше того6 воткнул прямо в темечко здоровенный ножик (при первом просмотре этого драматического эпизода у Дуси от такой откровенно-кровожадного натурализма даже в грудях спёрло и в глазах помутилось. Она даже на кухню сходила воды попить, вот до чего проняло!). А для гарантии, что этот ножик и его темечка не выскочит, этот самый Райбик воткнул уже бездыханное и даже не конвульсирующее главарёвское тело все тем же многострадальным темечком вместе с так и невынутым из него ножиком прямо в какой-то электрический ящик с неотключённым электрическим током. Из которого, раз он неотключён, тут же посыпались разноцветные электрические искры, что, по мнению Дуси, уже было вообще излишним полным издевательством над этим самым бандитским бездыханным главарём. Потому что он хоть и бандит, и ухмыляется этак кровожадно и даже гнусненько, и вообще угроза миру - а всё равно человек. Который, как сказал ещё на школьном уроке литературы во время дусиного школьного обучения, великий пролетарский писатель Максим Горький, звучит гордо.
Нет, этот, про крейсер – очень хороший фильм! Можно сказать – патриотический! С таким смыслом, что враги, какие бы они террористические не были, а всё равно будут наказаны. И другие артисты, которые кроме Райбика, тоже там хорошо играют. Вот, например, девчонка эта, с грудями. Такая прямо смешная! Она не просто какая-то, а «мисс»! Хотя ничего в общем, выдающегося по красоте. Кроме, может, только сисек. Правда, смешная. Когда музыка там заиграла, и она со своими дойками вдруг из торта вылезла. Райбик, понятно, не ожидал такого сюрприза, сразу на неё – автомат, а она – лезет! И как это он её не застрелил? Вот что значит – порядочный и нервы железные!
Вообще, этот Сигал по имени Стивен - очень, по убеждению Дуси, талантливый артист. Прямо как Борис Андреев или Николай Крючков из кинофильма «Трактористы», да! А все потому, что настоящий мужчина постоянный предмет дусиных робких мечтаний, потому что мужика у неё, как я уже тыщу раз говорил, нет. В том смысле, что постоянного нет. Те же, которые время от времени в её жизни всё же появляются, почему-то постоянно оказываются временными. Хотя сама Дуся каждый раз считает, что уж этот-то, теперь-то, который уткнулся в её большую тёплую сиську (чего они у неё, дойки-то, мёдом что ли намазаны? И действительно, как кто не придёт - сразу утыкается! И именно в них! Не, скажем, в её дусин, затылок или пятку - а туда! Прямо наваждение какое-то!), что вот этот безвременно сладко уткнувшийся, уж он-то - обязательно навсегда. На всю её оставшуюся, так тоскующую по нормальному, и пусть даже умеренно выпивающему (лишь бы только не очень сильно дрался) мужику жизнь. А они всё равно сбегают и сбегают. И каждый сбежавший раз Дуся не понимает – почему? Может, они пугаются того, что она сразу, без всяких предварительных любовных игр, без всякого кокетства и тонких городских жеманничаний начинает относиться к ним совсем не так, как они привыкли? Потому что она сразу же, немедленно, с первой же минуты начинает их обихаживать, одевать-обувать, покупать им всякую одежду и ботинки, шляпы, костюмы и носки, и кормить как на убой всевозможными деликатесами, которые сама себе, конечно же, позволить не может. И вообще холить и лелеять, только что не молиться и не облизывать их с ног до головы. Хотя если они скажут – оближет не задумываясь. Потому что ей, Дусе, очень хочется иметь персонального и постоянного мужика. Пусть даже низенького, плешивенького, картавенького и вообще на которого никакого ни у кого спросу нет и быть не может даже теоретически. А то, что она, Дуся, в постельных делах не особо прыткая, так это ей только подсказать надо, чего ему, мужику, хочется! Она же прямо в лепёшку расшибётся и наизнанку вывернется, чтобы ему, другу милому и сердешному, в полной мере угодить! Она ведь, Дуся, такая! Совершенно нерастраченная, несмотря на своей относительно цветущий и всегда приветливый вид! И какие же всё-таки эти самые мужики дураки! Не ценят очевидного! Зажрались, что ли? Даже и плешивые.
Вот так она, Дуся, и живёт. С кошкой Дуней, периодически ночующим и утром так же периодически исчезающим Иваном Абрамычем и никогда не унывающим Кейси Райбиком, из-за которого она в своё время похудела на шесть с половиной килограммов. Ничего. Жить можно. Ей бы вот только памятник папане и мамане в их деревне поставить (она уже и денег поднакопила) - и будет вообще красота. Хоть на пенсию собирайся. Ничего. До сих пор жила и, даст Бог, и дальше проживёт. Не она одна такая. Всё нормально. И вам как говорится, не болеть.
Рейтинг: +3
559 просмотров
Комментарии (3)
| Серов Владимир # 25 февраля 2015 в 00:27 +1 | ||
|
| Алексей Курганов # 25 февраля 2015 в 12:19 +2 | ||
|
| Денис Маркелов # 26 февраля 2015 в 16:29 +1 | ||
|
