Надежда

Когда порыв души так искренен и чист,
Тогда любовь светла, божественно красива!
Где благородный свет заполнил белый лист,  
Там в письмах о любви – история России.
 
Июнь 1865, деревня Клёкотки Епифанского уезда Тульской губернии
 
На летней веранде большого одноэтажного дома прогуливался с чашкой чая в руках Алексей Федорович Страхов[1], хозяин усадьбы Клёкотки и отец большого семейства. Высокий, статный мужчина, не смотря на густую седину, держался прямо, что выдавало в нем военную выправку. 
- Трошка, позови Наденьку, - сказал он мальчишке, помогающему кухарке накрывать стол для завтрака, и вновь окунулся в созерцание цветущего палисадника, окруженного живой изгородью кустарника. Красочные клумбы с любовью и вкусом обустроила его дочь Надя.
- Папенька, я уже иду, - тут же услышал он из зала юный голосок.
Большеглазая худенькая девушка в легком летнем сарафане спешно, но изящно вышла на веранду и прильнула к щеке отца:
 - Доброе утро!
Отец не скрыл счастливую улыбку и обнял дочь за плечи, пригладив вьющиеся русые волосы, выбивающиеся из пучка:
- Надюша, доброе утро! – поцеловав ее в лоб, он будто смутился и добавил трепетным полушепотом:
- Как же ты похожа на свою маму…
- Я знаю, папа. А зачем ты меня звал раньше всех?
- У Анюты Постновой через неделю день восемнадцатилетия, тебя пригласили на их праздничный бал в Епифань. Поедешь?
Девушка от удивления замерла:
- А ты меня отпускаешь?!
- Наденька, тебе уже девятнадцать лет. Нет-нет, не думай, что отныне ты абсолютно самостоятельна, - опомнившись, серьезно добавил он, - но семье Постновых я доверяю, как себе. Туда тебя отвезет тетка, она собиралась в город к модистке. А через пару дней приедешь вместе с отцом Анюты, у нас с ним встреча обговорена.
- Я так редко бываю в городе, а уж на балу и вовсе однажды только была. Спасибо, папа! – окрыленная счастьем Надя закружила отца в воображаемом вальсе и засмеялась. А он все глядел и глядел в ее зеленые глаза и видел свою Наденьку.
Мать Нади, тоже Надежда[2], была маленькой, хрупкой, тоненькой девушкой с необыкновенно светлыми, лучистыми глазами и вдохновенным обликом. И она оставалась такой даже после рождения восьмерых детей. Умерла она рано, после тяжелых девятых родов, оставив любимого мужа с троими дочками на руках. Пережив утрату нескольких детей, а потом и жены, Алексей Федорович много любви и заботы отдавал своим девочкам. Но любимицей отца поистине была Надюша, похожая и лицом, и характером на свою маму.
- Танцы в такую рань? Уж не по поводу ли постновского бала? – язвительно уточнила вышедшая на веранду толстая женщина с молодым, но неухоженным уставшим лицом.
- Доброе утро, какой день сегодня лучистый, правда? - Наденька попыталась отвлечь мачеху от поднятой темы. Но та, не ответив на любезность падчерицы, продолжила:
- Хоть бы этого прохиндея Сержа туда не пригласили. Каков наглец! У всей родни на глазах обхаживал нашу Надьку. Ночами стихи под окнами читал, голодранец!
- Надежда Афанасьевна, - строго прервал ее Алексей Федорович, - остановись. – Сергей Худеков[3] – действительно не пара моей Надежде, но он – не прохиндей.
 
Июль 1865, Уездный город Епифань

Еще вчера дом уездного судьи Постнова наполняла музыка, свет и веселое разноголосье множества гостей. Епифань -  маленький уездный город - не мог похвастаться пышными торжествами, поэтому восемнадцатый день рождения Анны Постновой, самой завидной невесты уезда, стал поистине событием городского масштаба. Здесь гулял весь цвет местного общества, были даже уважаемые гости из самой Тулы.
Теперь в доме царила истерично-гнетущая обстановка.
- Аня, как ты могла мне не сказать?! – впервые в жизни отец повысил голос на свою единственную обожаемую дочь. – Как?! Это уму не постижимо! Ты понимаешь, что ты наделала?!
- Папочка, ну, почему же я наделала? – сквозь слезы шептала вчерашняя именинница. – Ведь это же не я сбежала с женихом.
- Ты знала и ничего мне не сказала! Ты, понимаешь, что ты – соучастница преступления? Как я буду смотреть в глаза Алексею Федоровичу?! Он мне дочь свою доверил! – Постнов бегал из угла в угол солидного кабинета и страшно размахивал руками, то воздевая их к небу, то обрушивая на голову невидимого врага.
- Папа, не кричи, пожалуйста. Я не имела морального права открывать тебе тайну чужого сердца, - по дрожащим рукам было видно, что девушка сильно переживает.
- Мораль! Тайны! Всё – чепуха! Подумай, какая теперь нас ждет репутация?! Дочь уездного судьи стала пособницей преступника! Это катастрофа!
- Разве любить – это преступление?
- Не говори глупостей! Какая еще любовь, Анна?! Любой мало-мальски зажиточный помещик не отдаст свою дочь за приезжего вояку, живущего в казарме и не имеющего гроша за душой.
- Папа, но Надя и Сергей любят друг друга! – спорила дочь. – У него дворянские корни и он хороший, надежный человек! Да, ему двадцать восемь лет, и он пока служит. Но скоро будет хорошо зарабатывать писательством. Если хочешь знать, его очерки уже печатаются в солидных Питерских изданиях.
- О, Господи! Избавь меня от своих романтических настроений! Рассказывай немедленно, как все произошло?
- Ничего я не знаю, - решительно отказалась говорить Аня.
В дверь кабинета без стука вбежал исправник[4]:
- Всё, мы их упустили! – выпалил он и упал на кресло, задохнувшись от быстрой ходьбы. – Судя по словам свидетелей, все было устроено заранее – они выехали из города на пролетке около восьми часов вечера, когда никто еще не обнаружил пропажу.
 
Май 1869 года, Санкт-Петербург

В маленькой комнатке, вмещавшей лишь кованную кровать, шкаф и детскую люльку, заплакал малыш. Отдернув плотные бархатные портьеры, заменявшие межкомнатную дверь, к ребенку подбежала совсем еще молодая мама:
- Николенька, солнышко мое, не плачь, - она взяла сына на руки, но крепко прижать к груди не смогла – мешал выступающий животик, выдававший ожидание еще одного малыша.
Ребенок, почувствовав мамино тепло, уже успокоился и затих, когда к ним присоединился глава семьи, Сергей Николаевич.
- Наденька, как малыш? Я из кабинета услышал, что он опять волнуется, - обратился он с заботой к жене.
- Нет, Сережа, все нормально, он просто вскрикнул во сне. Не переживай, иди работать, мы не будем тебя отвлекать.
- Да-да, работать непременно надо. Служба позади, майорского жалованья больше не будет. Теперь, как говорят в народе: как потопаешь, так и полопаешь. Сейчас закончил два очерка для «Петербургской газеты». Есть идея новой пьесы. А как твои переводы?
- Заканчиваю новый французский роман.
- Надюша, когда же ты успеваешь? – искренне удивился супруг, обнимая жену и сына. – Мне порою кажется, что Николенька отнимает у тебя все двадцать четыре часа в сутки!
- Ты же знаешь, как я люблю литературу! Мы ведь решили с тобой посвятить жизнь искусству слова. Разве не так?
- Так, конечно, милая! Только никак не пойму, откуда у тебя такая страсть, ведь в доме твоего отца ни книг, ни даже журналов не было.
Надя как-то вся сжалась при этих словах, глаза ее заволокла глубокая грусть:
- Ох, Сережа, - тяжело выдохнула она, - как же терзают меня мысли об отце. – Он так и не простил моего своеволия и побега. Вспоминая это, я становлюсь самым несчастным человеком в мире! Душа на части разрывается, знаю, что должна покаяться перед ним, но как? Помнишь, сколько раз гнал меня со двора, даже не выслушав.
- Знаю-знаю, но надо пытаться, молить о встрече, о благоволении. Давай-ка съездим в Клёкотки, через две-три недели я как раз получу гонорар за балетное либретто. Этих денег хватит для поездки.
- Да-да, спасибо, дорогой за поддержку и понимание! Это наш христианский долг - просить прощения у отца. Надо надеяться, надо!
 
Июнь 1869 года, деревня Клёкотки

Уже совсем близко показалась маковка сельской церкви, которая была знакома Наденьке с самого детства. И теперь чем ближе к родительскому дому подъезжала нанятая четой Худековых бричка, тем больше Надежда Алексеевна испытывала волнение и трепет в груди.
- Надюша, старайся не переживать, помни, что ты носишь под сердцем ребенка, - Сергей Николаевич аккуратно поправил подушку, подложенную под поясницу беременной жены и погладил волосы спящего рядом с ней в большой корзине Николеньку.
- Сережа, я не могу управлять этим волнением, - голос Нади сильно дрожал.
- Я вот думаю, что хорошо бы нам было обзавестись собственным издательством, - внезапно переменил тему разговора Сергей Николаевич, пытаясь отвлечь жену от тяжелых дум.
Надежда, вместе с мужем мечтающая как можно чаще печататься, откликнулась:
- Да, это было бы превосходно! Только ведь на первых порах даже самая скромная газета потребует немалых материальных затрат.
- Значит, придется рассчитывать только на свою предприимчивость, - улыбнулся ей в ответ муж. – Я убежден, что мы просто обязаны стать богатыми, чтобы воплотить в жизнь наши творческие замыслы. Например, возьму и разведу фруктовые сады, или лучше питомник цветов, нынче розы в большой моде. Тем более, моя Надюша обожает фрукты и цветы, - он с большой нежностью обнял жену. – А помнишь, какой у тебя под окошком был изумительный палисад?
- Помню, Сережа! Помню каждый цветочек, который сажала, каждый кустик, за которым ухаживала, - она опять загрустила, - а еще помню, как отец любовался моими клумбами…
- Тпррр! - извозчик прервал беседу супругов и остановил повозку, - приехали, господа.
Сергей Николаевич помог жене спуститься, вытащил корзину с малышом и небольшой чемодан с вещами. За живой изгородью кустарника слышались детские голоса. Надя дрожала, как осиновый лист, боясь сделать хоть шаг в сторону родного крылечка.
Но вдруг из дома решительным шагом вышел постаревший Алексей Федорович и уже через мгновенье остановился в шаге от дочери. Мучительную паузу, затянувшуюся на пару минут, прервал детский плач из корзинки.
Отец бросился к дочери и крепко обнял свою любимицу. Слова не понадобились – прощение спустилось свыше, как Божья благодать. Отцовский гнев давно иссяк, сменившись необычайной тоской по дочери. Ненавистный ранее зять тоже был прощен и принят в семью.
Уже давно никто не видел Алексея Федоровича таким веселым, радостным и оживленным, в этот день он был любезен со всеми и особенно нежен с Наденькою. А через два дня Надежда Алексеевна родила сына, которого они с Сергеем назвали в честь ее отца Алешенькой. Дед, с первого взгляда влюбленный в старшего внука Колю и своего маленького тёзку, светился от счастья и гордости.
 
33 года спустя, июнь 1902 года, Сочи, Лысая гора

По ажурным террасам субтропического парка на склоне Лысой горы неспешно поднималась семейная чета Худековых. Не смотря на преклонный уже возраст, они остались теми же Наденькой и Сережей, безумно влюбленными друг в друга. Только седина у обоих почти скрыла природный цвет волос, морщинки от счастливых улыбок крылышками легли у внешних уголков глаз, и походка стала степеннее.
- Наденька, сегодня я хочу провести для тебя экскурсию по молодому парку экзотических растений. Пойдем, нам предстоит очень многое увидеть. Надо успеть до заката.
Обнявшись они постояли в зарослях Зеленой беседки[5], наслаждаясь видом фонтана «Мальчик с рыбкой». Сергей Николаевич вывел супругу на открытое пространство, которое венчало удивительное по изящности и красоте светлое сооружение.
- Сережа, боже мой, что это за место?! – Надежда Алексеевна оглядывалась вокруг себя и прижимала ладони к вискам.
- Это, мой друг, Мавританская беседка, - Сергей Николаевич бережно держал свою супругу под руку, - не правда ли это изумительный образец парковой архитектуры? Посмотри, какие утонченные колонны, какой вид открывается на все стороны света!
- Сережа, я в восторге! А какие клумбы разбиты вокруг – просто сказка! Я и цветов таких раньше не видела.
- Это присказка – не сказка, сказка будет впереди! – фольклорно пошутил он в ответ и повел жену дальше.
Пара не спеша прошлась по тропинке мимо нескольких декоративных бассейнов и прудиков, украшенных скульптурами и вазонами с цветами. Молоденькие сосны и секвойи, дубы и можжевельники сопровождали их на аллеях и дорожках. Аромат пьянил без вина.
- Взгляни-ка, вот наш маленький Японский садик, - супруг подвел Надежду Алексеевну к очаровательному пруду, который был украшен несколькими каменными фонариками, мостиком и стилизованной японской беседкой. Дно бассейна было выложено мраморными плитками, а дорожки вокруг отсыпаны белой мраморной крошкой.
- Серж, это чудесное место! Оно просто дышит изящной умиротворенностью. Я буду приходить сюда в поисках вдохновения.
Позади остались высокие кипарисы, теперь их провожали игривые пальмы и юные заросли бамбука. По пути Худеков, как большой знаток экзотической ботаники, рассказывал жене о растениях, которые он привозил из разных уголков мира и высаживал здесь.
- А это, Надюша, Китайский дворик! Как тебе?
- Сергей, это просто невероятно! Настоящая китайская беседка! Я чувствую себя гостьей востока. Давай спустимся ближе к воде? 
- Обязательно, милая! В пруд мы заселили настоящих китайских карпов, пойдем полюбуемся.
- Мы? – ухватилась за одно слово проницательная Надежда Алексеевна, - кто это – мы?
- Мы – это я и наш дорогой друг и лучший на свете садовник Карл Лангау. Ты не представляешь, как он старался, моделируя парк, чтобы «обрадовать Наденьку».
- Так и сказал?
- Не смейся, так и сказал, дословно! А еще сказал, что я должен подарить своей Надежде целый мир. Но пойдем, пойдем скорее, мне не терпится подняться выше. Для мужчины шестидесяти пяти лет Худеков довольно резво зашагал наверх.
Когда они прекратили подъем, Надежда Алексеевна увидела изящную белую полуротонду[6]. Вид из нее потряс гостью парка до глубины души:
- Сережа, Сережа, - только и повторяла она, широко распахнув глаза и глубоко дыша. – Сергей, это великолепно! Могучие горы! Шелковое море! Фантастический панорамный вид! Как ты нашел это место?!
- Наденька, совсем недавно, каких-то десять лет назад, я купил эту землю, тогда здесь были просто дикие субтропические заросли. Все это я создал для тебя, милая!
В этот момент небо окрасилось в необыкновенный сиреневый цвет – диск солнца краешком коснулся морской воды на горизонте. Супруги обнялись и замерли на мгновенье.
- Мне кажется, Сережа, что мы опять молодые, - романтично прошептала Надежда Алексеевна.
- А я в этом даже не сомневаюсь, - улыбнулся ее осененный счастьем и любовью супруг. – Но это еще не все сюрпризы.
Они начали приятный спуск по мраморной лестнице, пересекающей парк сверху вниз, будто белая стрела.
- Боже, а это что такое?! – воскликнула Надежда Алексеевна. – Это же целая архитектурная композиция!
- Это мой главный подарок для тебя – наш новый дом. Я назвал именем моей путеводной звезды.
Надежда Алексеевна вопросительно посмотрела на супруга.
- Я назвал эту виллу Надеждой! Потому что без надежды нельзя жить и творить. Надежда поднимает человека из беды и двигает жизнь вперед и ввысь. Надежда связывает неразрывно веру и любовь!
Он ласково поцеловал жену в лоб и прижал ее к своей груди:
- И я благодарен Богу, что моя Надежда всегда со мной!
Надежда Алексеевна расплакалась от умиления и поцеловала любимого мужа в щеку.
 
Июнь 2012 года, Сочи, Парк «Дендрарий»

Очередная экскурсия по Дендрарию подходила к концу. Большая часть группы туристов давно отстала от экскурсовода, устраивая массированные фотосессии со всеми достопримечательностями парка. Гид усталым голосом завершал рассказ о шедевре паркового искусства и его создателе.
«Сергей Николаевич Худеков стал исключительной персоной, которая сломала стойкий стереотип о том, что люди творческих профессий напрочь лишены предпринимательских качеств. Как говорят: "Служенье муз не терпит суеты". Худеков, талантливый беллетрист, драматург и журналист, историк балета, редактор-издатель "Петербургской газеты" и общественный деятель, одновременно был крупным землевладельцем, добился значительных успехов в сельском и садово-парковом хозяйстве. Его безумная страсть к литературе заставила его искать пути обогащения, чтобы свободно реализовать свои творческие замыслы.
Не имея специального образования и опыта организации сельскохозяйственных работ, он чутко распознал входившую тогда в моду экологическую тенденцию – воссоздание живой природы. Начинал он в своем имении в Рязанской губернии с питомника плодовых и декоративных кустарников. Позже разбил там же розарий. А на перепутье 19-го и 20-го веков заложил великолепный садово-парковый комплекс здесь, в Сочи.
Чтобы сохранить память об этом великом человеке, надо беречь и преумножать то, что он создал. А успехов во всех начинаниях он достигал потому, что очень много трудился».
Самая юная туристка вдруг встрепенулась и с ноткой протеста в интонации произнесла на одном дыхании:

Не войны и миры – хозяева страниц,
Не замки и дворцы ткут памяти полотна.
История – судьба вполне конкретных лиц,
Их радостей и бед, и мыслей благородных.
Их вера – постамент! Не важно: в Бога ль, в разум…
Их пламенна любовь на ангельском крыле!
Их письма и слова – отточенные фразы.
Но без надежды смысл теряется во мгле.
 
ПРИМЕЧАНИЯ
[1] Страхов Алексей Федорович – богатый помещик деревни Клёкотки Епифанского уезда Тульской губернии, поручик.
[2] Сергеева Надежда Васильевна – дочь Сергеева Василия Петровича, предводителя дворянства в Михайловском уезде Рязанской губернии.
[3] Худеков Сергей Николаевич – сын мелкопоместного дворянина Рязанской губернии, имевшего имение Бутырки в Михайловском уезде.
[4] Исправник - чин главы (начальника) полиции в уезде в Российской империи, подчинен губернатору.
[5] Зеленая беседка – теперь Пуэрариевая беседка, объект парковой архитектуры с применением вида Пуэрарии, оплетающей каркас беседки, подобно лианам.
[6] Полуротонда – разновидность объектов парковой архитектуры, незамкнутая цилиндрическая постройка с колоннами по периметру, нередко увенчанная куполом.