Рыбалка с воспитательной целью.

26 марта 2017 - Борис Аксюзов

    Ваня Ошкин был моей головной болью.
   О чем я и сказал ему прямо в глаза после педсовета, на котором получил выговор «за низкий уровень успеваемости в 5б классе», где был классным руководителем.
Мы сидели с Ваней после занятий в пустой столовой, где я «подтягивал» его сразу по всем предметам, он ел пирожок, подаренный ему сердобольной поварихой тетей Таней, и одновременно вспоминал глаголы-исключения 2-го спряжения.
Дойдя до глагола «обидеть», он вдруг остановился и спросил меня:
- Вас кто-нибудь обидел, Вадим Андреевич?
- С чего ты это взял? – удивился я.
- Да очень вы сегодня грустный какой-то, - пояснил Ваня. – Даже ругаете меня как-то скучно. Может быть, вы заболели?
Его участие тронуло меня своей детской непосредственностью, и я, вспомнив прошедший педсовет, тоже решил быть с ним полностью откровенным.
- Понимаешь, Ваня, - сказал я печально, - у меня сейчас одна головная боль… Это ты…
Ваня задумался, видимо, соображая, как это он может быть чьей-либо головной болью. И потом неожиданно ответил мне решительной и дерзкой фразой:
- А вы, Вадим Андреевич, тоже моя боль … Только не головная …
Я был поражен не столько его дерзостью, сколько проявившимся вдруг умением так четко, по-взрослому,   сформулировать внезапно осенившую его мысль.
    - А какая? – удивленно и даже растерянно спросил я.
   - Другая…, - упрямо уходил он от ответа, пряча от меня свое лицо.
- Нет, Ванюшка, так не пойдет, - начиная раздражаться, настаивал я. – Ты объясни, пожалуйста, где у тебя болит, когда ты видишь или вспоминаешь меня?
- Как будто вы не знаете, - пробормотал он, краснея. – Когда я приношу в субботу дневник с вашими оценками, то отец меня лупит только по одному месту.
    Мне стало одновременно и грустно, и смешно.
   Но комическая сторона его признания взяла верх, и я рассмеялся, весело и беззаботно. И был поражен, когда Ваня не обиделся на мое неуместное веселье и начал смеяться вслед за мной.
Удивленная тетя Таня выглянула из своего окошка и озадаченно спросила:
- Вы что, хлопцы, уже закончили заниматься? Или в спряжениях что-то веселое нашли?

… Тем же вечером я решил заняться судьбой Вани Ошкина немедленно и всерьез.
Первым делом я встретился с его отцом, капитаном малого рыболовного сейнера, и внушил ему, что физическое воздействие на сына не может принести ему успехов на учебном фронте, а, скорее, наоборот. Капитан, конечно же, считал иначе, так как его тоже воспитывали только таким образом, но моя напористость и авторитет педагога взяли верх, и он пообещал мне больше Ваньку не пороть.
Затем я задумался над тем, как исправить Ванину успеваемость, а, вернее, неуспеваемость, так как он имел «двойки» по всем основным предметом.
Я выяснил, что математику он не может одолеть, потому что она трудная; русский язык не любит, потому что в нем слишком много бестолковых, на его взгляд, правил и исключений; английский язык ненавидит из-за того, что он совсем непохож на русский и на нем говорят капиталисты, а историю презирает, так как ее преподает Юлия Павловна, жившая с ним на одной лестничной площадке и регулярно устраивавшая скандалы с соседями. На уроках она называла его теми же словами, что и представителей враждующей с нею стороны: «бездарь», «тупица» и даже «сволочь».
Придя к выводу, что это все эти трудности преодолимы, начиная с мерзких капиталистов и заканчивая взбалмошной Юлией Павловной, я начал искать пути к их преодолению. И тогда мне на память пришло прекрасное латинское слово «стимул». В начальном своем значении оно было совсем не прекрасным, ибо означало палку с железным наконечником, которой погоняли быков, но в наше время оно звучит гордо: «У меня есть свой стимул в жизни!».
Ванин стимул нашелся легко и скоро: весь класс знал, что он увлекается рыбалкой. Конечно же, не тем промышленным ловом рыбы, которым занимался его отец, а спокойным, и порой безрезультатным сидением с удочкой на берегу реки или лимана с единственной надеждой: придти домой с полным садком рыбы, небрежно бросить его в угол кухни и сказать побасовитее: «Это тебе, мамка, на жарёху!»
Я помню, что в том году, когда я решил сделать из Ошкина отличника, ноябрь в наших местах выпал солнечным и теплым. Вода в мелких лиманах прогрелась, и туда из моря устремились огромные косяки замечательной рыбы под названием «тарань».
В понедельник я вошел в класс и объявил, что в следующую субботу мы идем с ночевкой на рыбалку с единственным условием, что никто не получит за эту неделю ни одной «двойки».
Мое предложение было встречено громким «Ура!», а уже во вторник я обнаружил, что оно вызвало такие негативные явления, как зубрежка и списывание.
Но меня это особенно не волновало, так как в классном журнале напротив Ваниной фамилии были одни положительные оценки и даже жирная «пятерка» по истории, что было вообще уму непостижимо, потому что Юлия Павловна никогда не меняла своего мнения о бездарных учениках.
В субботу мой класс построился во дворе школы с рюкзаками за плечами и удочками наперевес и, выслушав напутствие директора о соблюдении правил безопасности и необходимости охраны родной природы, мы двинулись   в путь.
До лимана было всего пять километров, и через полтора часа мы уже устраивались в уютном домике на заброшенном рыбачьем стане. Девочки подмели там полы, мальчики натаскали дров, которые выбрасывает на берег наше щедрое море, и пока в котелках готовилась к ужину вкусная каша с говяжьей тушёнкой, я произнес прямо у костра свою главную речь.
- Ребята, - сказал я доверительно и устало, - честно признаюсь, что в рыбалке я разбираюсь слабо, а, вернее сказать, не разбираюсь совсем. Поэтому я назначаю главным командиром нашего отряда Ваню Ошкина. Вы должны слушаться его так же, как слушаетесь меня в классе. А ему предоставляю право выносить порицания и наказания по собственному разумению. Если вы посчитаете, что он поступил с вами несправедливо, жаловаться мне на него не советую. Ведь, насколько я знаю, никто из вас никогда не жаловался на меня директору школы, хотя некоторые считают, что я поставил им «двойки» не за что.
Я сделал паузу, во время которой заметил, что весь класс смотрит на Ваню с уважением и даже с некоторым страхом. А он приосанился и зашевелил бровями, полагая, что именно так должен вести себя настоящий командир.
– Сегодня, - продолжил я, улыбнувшись про себя, - наша цель наловить рыбы на ужин, а завтра у нас будут соревнования на звание лучшего рыболова 5«б» класса. Главным судьей соревнований будет тоже Ваня Ошкин. Он объявит чемпиона, который получит ценный приз.
После обеда Ваня не дал отдохнуть ребятам и минуты. Он приказал всему личному составу настроить удочки, показал им самые уловистые места и стал прохаживаться по берегу, делая необходимые замечания. Я достал из рюкзака свой складной спиннинг и подошел к «командиру».
- Ваня, а мне куда можно стать? – робко спросил я.
- Вообще-то, вы могли бы и отдохнуть, - резонно ответил мне Ошкин, и я снова поразился его по-взрослому правильной речи. – Но, если вам хочется порыбачить, становитесь прямо у камыша и бросайте спиннинг вдоль берега протоки.
- А присесть можно?
- Вообще-то, я не советую, - сказал Ваня, надувая щеки. - Леска может запутаться, и тогда вы ни фига не поймаете.
Посчитав, что он полностью вразумил меня, Ваня пошел дальше, зычно подавая свои команды, а я начал готовиться к первому в моей жизни забросу спиннинга.
Но стоило мне только размахнуться, чтобы осуществить эту процедуру, как я услышал за спиной строгий и возмущенный Ванин голос:
- Ну, кто же так забрасывает?! Вы что, хотите у себя из шеи крючок выколуповать? А кто потом за вас отвечать будет?
Мне стало стыдно за себя, но я торжествовал: именно такой Ошкин мне был нужен: уверенный в себе и решительный.
И я не возмутился и даже не обиделся, когда Ваня, отходя от меня, пробурчал:
- И откуда только такие бездари берутся?
Я понял, что он точно копирует нас, учителей, а последнюю фразу целиком позаимствовал у Юлии Павловны, несмотря на то, что глубоко презирал ее и предмет, преподаваемый ею.
Но, благодаря его строгим стараниям, ребята наловили изрядно рыбы, которую мы запекли на костре, и у нас получился отличный ужин. Я тоже принес пару таранушек, одну из которых Ваня, не говоря ни слова, выкинул в камыши, а другую самолично облепил глиной и положил на угли.
На следующее утро он начал исполнять обязанности главного судьи соревнований.
- Первое место займет тот, кто поймает больше всего рыбы, - произнес он четким голосом основной и единственный пункт правил рыболовного конкурса. – Как только я закричу: «Стоп!», рыбалка прекращается и начинается подсчет рыбы.
После этого он подошел ко мне и назначил меня секретарем соревнований. Я должен был вести протокол, в котором будут записаны фамилии участников и количество выловленной ими рыбы.
- А я хотел бы тоже участвовать, - сказал я, неуверенный, что Ваня разрешит мне это.
- А кто вам запрещает? – благосклонно позволил он. – Только отойдите подальше, чтобы никого крючком не зацепить.
Вероятно, какая-то высшая сила решила доказать всем, что есть на свете справедливость, и я, единственный среди участников соревнования, поймал огромного, по моим меркам, сома весом с два килограмма. Я торжествовал, будучи уверенным, что первое место займу именно я.
А теперь представьте мое разочарование, когда Ваня присудил мне последнее.
Я обратился к нему с протестом, и он, не задумываясь, ответил мне по существу:
- Вадим Андреевич, надо внимательно слушать правила соревнований. Я сказал, что надо поймать самое большое количество рыбы, а вы поймали одного сома и пять таранушек. Что здесь непонятного?
Он вручил торт, купленный мною в качестве приза, и кубок чемпиона 5-го «б» класса по рыбной ловле Ксюше Даниленко, поймавшей сорок семь мелких рыбешек, и удалился в камыши, довольный собой и проведенными им соревнованиями. Торта он так и не попробовал, так как теперь он был человеком без права быть подозреваемым во взятке или подлоге.
   Класс возвращался домой в прекрасном настроении. Ребята беспрестанно шутили, вспоминая подробности рыбалки, пели песни и просто орали, выплескивая из себя восторг и ликование.
Во главе отряда шел Ваня Ошкин, а я плелся позади, размышляя о превратностях жизни.

… Недавно я показал этот рассказ профессиональному автору – юмористу, который пишет скетчи для веселых звезд нашей эстрады. В начале своего творчества он остро высмеивал недостатки мыслительной деятельности человечества, то есть, сделав главным предметом своих произведений людскую глупость. Потом это показалось ему скучным, и от головы он начал опускаться все ниже и ниже к другим органам человека, пока не дошел до того, что мы называем «ниже пояса». И сейчас он шутит только на эту тему, находя в ней основной источник своего вдохновения.
Прочитав мой рассказ, он глубокомысленно сказал:
   - Все это, конечно, интересно, но… не смешно. Разве что, кое-где хочется улыбнуться. Но не более того…   Слишком серьезный подтекст у твоего произведения.
   - А ты знаешь, - возразил я ему, - что Чехов назвал свою «Чайку» комедией. С чего бы это?
  - Ну, во-первых, - снисходительно улыбнулся юморист, - ты – не Антон Павлович. А, во-вторых, он подходил к этому вопросу глубоко философски, считая вообще человеческую жизнь сплошной комедией. Мы, приверженцы истинного юмора и сатиры, называем это смещением жанров. Наше призвание – заставить человека смеяться. Как говорят, рвать животики…
  - Вне зависимости от содержания?
- Вне, - коротко бросил он, - Там, где есть содержание, нет юмора…
    Тут я вспомнил Ваню Ошкина и улыбнулся. Недавно он, капитан дальнего плавания, приезжал ко мне в гости. Мы курили с ним на балконе, вспоминали ту рыбалку с воспитательной целью, которую я устроил специально для него, и хохотали до упаду. Так, что люди заглядывали к нам с соседних балконов, полагая, что мы пьяные.
  Или тронулись умом…

Регистрационный номер №0380765

от 26 марта 2017

[Скрыть] Регистрационный номер 0380765 выдан для произведения:     Ваня Ошкин был моей головной болью.
   О чем я и сказал ему прямо в глаза после педсовета, на котором получил выговор «за низкий уровень успеваемости в 5б классе», где был классным руководителем.
Мы сидели с Ваней после занятий в пустой столовой, где я «подтягивал» его сразу по всем предметам, он ел пирожок, подаренный ему сердобольной поварихой тетей Таней, и одновременно вспоминал глаголы-исключения 2-го спряжения.
Дойдя до глагола «обидеть», он вдруг остановился и спросил меня:
- Вас кто-нибудь обидел, Вадим Андреевич?
- С чего ты это взял? – удивился я.
- Да очень вы сегодня грустный какой-то, - пояснил Ваня. – Даже ругаете меня как-то скучно. Может быть, вы заболели?
Его участие тронуло меня своей детской непосредственностью, и я, вспомнив прошедший педсовет, тоже решил быть с ним полностью откровенным.
- Понимаешь, Ваня, - сказал я печально, - у меня сейчас одна головная боль… Это ты…
Ваня задумался, видимо, соображая, как это он может быть чьей-либо головной болью. И потом неожиданно ответил мне решительной и дерзкой фразой:
- А вы, Вадим Андреевич, тоже моя боль … Только не головная …
Я был поражен не столько его дерзостью, сколько проявившимся вдруг умением так четко, по-взрослому,   сформулировать внезапно осенившую его мысль.
    - А какая? – удивленно и даже растерянно спросил я.
   - Другая…, - упрямо уходил он от ответа, пряча от меня свое лицо.
- Нет, Ванюшка, так не пойдет, - начиная раздражаться, настаивал я. – Ты объясни, пожалуйста, где у тебя болит, когда ты видишь или вспоминаешь меня?
- Как будто вы не знаете, - пробормотал он, краснея. – Когда я приношу в субботу дневник с вашими оценками, то отец меня лупит только по одному месту.
    Мне стало одновременно и грустно, и смешно.
   Но комическая сторона его признания взяла верх, и я рассмеялся, весело и беззаботно. И был поражен, когда Ваня не обиделся на мое неуместное веселье и начал смеяться вслед за мной.
Удивленная тетя Таня выглянула из своего окошка и озадаченно спросила:
- Вы что, хлопцы, уже закончили заниматься? Или в спряжениях что-то веселое нашли?

… Тем же вечером я решил заняться судьбой Вани Ошкина немедленно и всерьез.
Первым делом я встретился с его отцом, капитаном малого рыболовного сейнера, и внушил ему, что физическое воздействие на сына не может принести ему успехов на учебном фронте, а, скорее, наоборот. Капитан, конечно же, считал иначе, так как его тоже воспитывали только таким образом, но моя напористость и авторитет педагога взяли верх, и он пообещал мне больше Ваньку не пороть.
Затем я задумался над тем, как исправить Ванину успеваемость, а, вернее, неуспеваемость, так как он имел «двойки» по всем основным предметом.
Я выяснил, что математику он не может одолеть, потому что она трудная; русский язык не любит, потому что в нем слишком много бестолковых, на его взгляд, правил и исключений; английский язык ненавидит из-за того, что он совсем непохож на русский и на нем говорят капиталисты, а историю презирает, так как ее преподает Юлия Павловна, жившая с ним на одной лестничной площадке и регулярно устраивавшая скандалы с соседями. На уроках она называла его теми же словами, что и представителей враждующей с нею стороны: «бездарь», «тупица» и даже «сволочь».
Придя к выводу, что это все эти трудности преодолимы, начиная с мерзких капиталистов и заканчивая взбалмошной Юлией Павловной, я начал искать пути к их преодолению. И тогда мне на память пришло прекрасное латинское слово «стимул». В начальном своем значении оно было совсем не прекрасным, ибо означало палку с железным наконечником, которой погоняли быков, но в наше время оно звучит гордо: «У меня есть свой стимул в жизни!».
Ванин стимул нашелся легко и скоро: весь класс знал, что он увлекается рыбалкой. Конечно же, не тем промышленным ловом рыбы, которым занимался его отец, а спокойным, и порой безрезультатным сидением с удочкой на берегу реки или лимана с единственной надеждой: придти домой с полным садком рыбы, небрежно бросить его в угол кухни и сказать побасовитее: «Это тебе, мамка, на жарёху!»
Я помню, что в том году, когда я решил сделать из Ошкина отличника, ноябрь в наших местах выпал солнечным и теплым. Вода в мелких лиманах прогрелась, и туда из моря устремились огромные косяки замечательной рыбы под названием «тарань».
В понедельник я вошел в класс и объявил, что в следующую субботу мы идем с ночевкой на рыбалку с единственным условием, что никто не получит за эту неделю ни одной «двойки».
Мое предложение было встречено громким «Ура!», а уже во вторник я обнаружил, что оно вызвало такие негативные явления, как зубрежка и списывание.
Но меня это особенно не волновало, так как в классном журнале напротив Ваниной фамилии были одни положительные оценки и даже жирная «пятерка» по истории, что было вообще уму непостижимо, потому что Юлия Павловна никогда не меняла своего мнения о бездарных учениках.
В субботу мой класс построился во дворе школы с рюкзаками за плечами и удочками наперевес и, выслушав напутствие директора о соблюдении правил безопасности и необходимости охраны родной природы, мы двинулись   в путь.
До лимана было всего пять километров, и через полтора часа мы уже устраивались в уютном домике на заброшенном рыбачьем стане. Девочки подмели там полы, мальчики натаскали дров, которые выбрасывает на берег наше щедрое море, и пока в котелках готовилась к ужину вкусная каша с говяжьей тушёнкой, я произнес прямо у костра свою главную речь.
- Ребята, - сказал я доверительно и устало, - честно признаюсь, что в рыбалке я разбираюсь слабо, а, вернее сказать, не разбираюсь совсем. Поэтому я назначаю главным командиром нашего отряда Ваню Ошкина. Вы должны слушаться его так же, как слушаетесь меня в классе. А ему предоставляю право выносить порицания и наказания по собственному разумению. Если вы посчитаете, что он поступил с вами несправедливо, жаловаться мне на него не советую. Ведь, насколько я знаю, никто из вас никогда не жаловался на меня директору школы, хотя некоторые считают, что я поставил им «двойки» не за что.
Я сделал паузу, во время которой заметил, что весь класс смотрит на Ваню с уважением и даже с некоторым страхом. А он приосанился и зашевелил бровями, полагая, что именно так должен вести себя настоящий командир.
– Сегодня, - продолжил я, улыбнувшись про себя, - наша цель наловить рыбы на ужин, а завтра у нас будут соревнования на звание лучшего рыболова 5«б» класса. Главным судьей соревнований будет тоже Ваня Ошкин. Он объявит чемпиона, который получит ценный приз.
После обеда Ваня не дал отдохнуть ребятам и минуты. Он приказал всему личному составу настроить удочки, показал им самые уловистые места и стал прохаживаться по берегу, делая необходимые замечания. Я достал из рюкзака свой складной спиннинг и подошел к «командиру».
- Ваня, а мне куда можно стать? – робко спросил я.
- Вообще-то, вы могли бы и отдохнуть, - резонно ответил мне Ошкин, и я снова поразился его по-взрослому правильной речи. – Но, если вам хочется порыбачить, становитесь прямо у камыша и бросайте спиннинг вдоль берега протоки.
- А присесть можно?
- Вообще-то, я не советую, - сказал Ваня, надувая щеки. - Леска может запутаться, и тогда вы ни фига не поймаете.
Посчитав, что он полностью вразумил меня, Ваня пошел дальше, зычно подавая свои команды, а я начал готовиться к первому в моей жизни забросу спиннинга.
Но стоило мне только размахнуться, чтобы осуществить эту процедуру, как я услышал за спиной строгий и возмущенный Ванин голос:
- Ну, кто же так забрасывает?! Вы что, хотите у себя из шеи крючок выколуповать? А кто потом за вас отвечать будет?
Мне стало стыдно за себя, но я торжествовал: именно такой Ошкин мне был нужен: уверенный в себе и решительный.
И я не возмутился и даже не обиделся, когда Ваня, отходя от меня, пробурчал:
- И откуда только такие бездари берутся?
Я понял, что он точно копирует нас, учителей, а последнюю фразу целиком позаимствовал у Юлии Павловны, несмотря на то, что глубоко презирал ее и предмет, преподаваемый ею.
Но, благодаря его строгим стараниям, ребята наловили изрядно рыбы, которую мы запекли на костре, и у нас получился отличный ужин. Я тоже принес пару таранушек, одну из которых Ваня, не говоря ни слова, выкинул в камыши, а другую самолично облепил глиной и положил на угли.
На следующее утро он начал исполнять обязанности главного судьи соревнований.
- Первое место займет тот, кто поймает больше всего рыбы, - произнес он четким голосом основной и единственный пункт правил рыболовного конкурса. – Как только я закричу: «Стоп!», рыбалка прекращается и начинается подсчет рыбы.
После этого он подошел ко мне и назначил меня секретарем соревнований. Я должен был вести протокол, в котором будут записаны фамилии участников и количество выловленной ими рыбы.
- А я хотел бы тоже участвовать, - сказал я, неуверенный, что Ваня разрешит мне это.
- А кто вам запрещает? – благосклонно позволил он. – Только отойдите подальше, чтобы никого крючком не зацепить.
Вероятно, какая-то высшая сила решила доказать всем, что есть на свете справедливость, и я, единственный среди участников соревнования, поймал огромного, по моим меркам, сома весом с два килограмма. Я торжествовал, будучи уверенным, что первое место займу именно я.
А теперь представьте мое разочарование, когда Ваня присудил мне последнее.
Я обратился к нему с протестом, и он, не задумываясь, ответил мне по существу:
- Вадим Андреевич, надо внимательно слушать правила соревнований. Я сказал, что надо поймать самое большое количество рыбы, а вы поймали одного сома и пять таранушек. Что здесь непонятного?
Он вручил торт, купленный мною в качестве приза, и кубок чемпиона 5-го «б» класса по рыбной ловле Ксюше Даниленко, поймавшей сорок семь мелких рыбешек, и удалился в камыши, довольный собой и проведенными им соревнованиями. Торта он так и не попробовал, так теперь он был человеком без права быть подозреваемым во взятке или подлоге.
   Класс возвращался домой в прекрасном настроении. Ребята беспрестанно шутили, вспоминая подробности рыбалки, пели песни и просто орали, выплескивая из себя восторг и ликование.
Во главе отряда шел Ваня Ошкин, а я плелся позади, размышляя о превратностях жизни.

… Недавно я показал этот рассказ профессиональному автору – юмористу, который пишет скетчи для веселых звезд нашей эстрады. В начале своего творчества он остро высмеивал недостатки мыслительной деятельности человечества, то есть, сделав главным предметом своих произведений людскую глупость. Потом это показалось ему скучным, и от головы он начал опускаться все ниже и ниже к другим органам человека, пока не дошел до того, что мы называем «ниже пояса». И сейчас он шутит только на эту тему, находя в ней основной источник своего вдохновения.
Прочитав мой рассказ, он глубокомысленно сказал:
   - Все это, конечно, интересно, но… не смешно. Разве что, кое-где хочется улыбнуться. Но не более того…   Слишком серьезный подтекст у твоего произведения.
   - А ты знаешь, - возразил я ему, - что Чехов назвал свою «Чайку» комедией. С чего бы это?
  - Ну, во-первых, - снисходительно улыбнулся юморист, - ты – не Антон Павлович. А, во-вторых, он подходил к этому вопросу глубоко философски, считая вообще человеческую жизнь сплошной комедией. Мы, приверженцы истинного юмора и сатиры, называем это смещением жанров. Наше призвание – заставить человека смеяться. Как говорят, рвать животики…
  - Вне зависимости от содержания?
- Вне, - коротко бросил он, - Там, где есть содержание, нет юмора…
    Тут я вспомнил Ваню Ошкина и улыбнулся. Недавно он, капитан дальнего плавания, приезжал ко мне в гости. Мы курили с ним на балконе, вспоминали ту рыбалку с воспитательной целью, которую я устроил специально для него, и хохотали до упаду. Так, что люди заглядывали к нам с соседних балконов, полагая, что мы пьяные.
  Или тронулись умом…

В нашем доме поселился потрясающий сосед ...

Первая, но поздняя любовь ...

Рейтинг: +3 373 просмотра

Кому понравилось произведение? >>

Комментарии (0)

Нет комментариев. Ваш будет первым!