Первый и случайный поцелуй...

5 июля 2016 - Борис Аксюзов
article346977.jpg
                              
                                                      Место не указано. В призовой тройке этого рассказа нет. 
 
  Первый и случайный поцелуй...
 
  - Скорый поезд сообщением Чита – Адлер отправится через десять минут! – заорало вокзальное радио, и мой сосед по двухместному купе, пожилой человек  в строгом костюме фасона очень далеких годов и смешной тюбетейке на голове, недовольно заворчал:
  - Вот тебе и скорый! На каждой станции по полчаса стоим. И принимают все время не на первый путь, даже к вокзалу не выйдешь газету купить…
   Действительно, мы стояли на какой-то небольшой станции уже минут двадцать, вокзала не было видно вообще, и за это время мимо нашего окна уже отошли два поезда: один – на восток,  другой обогнал нас, спеша на запад.
   Подошел третий, и сразу на узком перроне стало шумно и тесно. Молодые призывники, сопровождаемые толпой родных, друзей и подруг, все поголовно в жокейках,  прикрывавших их стриженные затылки,  толпились прямо у нашего окна , их командиры рвали голосовые связки, пытаясь построить их, плакали мамы, пели пьяные  отцы и надрывно играла что-то свое гармошка.  
  - В армию, значит, уходят, - сказал мой сосед и впервые за все время нашей поездки, а ехали мы уже часов пять, улыбнулся. -  Ладные ребята, ничего не скажешь… Мы такими не были…
  Какими были ребята его поколения, уходя в армию, он не сказал. Вероятно, этому помешало его хорошее настроение при виде этого великолепного зрелища, когда не хочется вспоминать ничего грустного.
  Наконец, призывники были построены, смолкла гармошка, и началось прощание, во время которого забывался предыдущий разгул и на глаза совсем невольно навертывались слезы. Особенно грустно было смотреть, как истово девушки целуют своих любимых.
  - Целуйтесь, ребяты, целуйтесь, - заскрипел старик, но было в его голосе что-то теплое и слегка слезливое. – Теперь самое трудное наступит: одним служить, другим дожидаться.
 В это время наш поезд дернулся и неспешно пошел вдоль перрона, и печальная картина застывших в поцелуе пар еще долго сопровождала нас.
  Когда поезд покинул наконец станцию и уже в который раз ворвался в узкий коридор темно-зеленых сосен, сосед мой вдруг оживился:
  - А давайте знакомиться будем, молодой человек! А то  едем мы непонятно как, даже не знаем, как  друг к другу обратиться. Вы докуда едете?
 - До конечной, - ответил я, удивляясь и радуясь, ибо от самой Читы старик был хмур и неразговорчив.
  - И я тоже. Точнее, до Сочи. Но это совсем близко от Адлера. Я те места хорошо знаю, не в первый раз меня в санаторий туда посылают, как ветерана. А вы тоже на отдых? 
  - Нет, я по делам. Пригласили проектировать дорогу на Красную Поляну.  
   - Слышал, слышал. Большое дело затевается. Стыдно будет, если что не так сляпаем.
  Он задумался на минуту, будто забыв, с чего начал этот разговор, но затем вдруг оживился вновь:
  - Иваном Евдокимычем  меня кличут. А вас?
  Я назвал себя и мы пожали друг  другу руки.
   - Ну, вот и познакомились, - весело сказал сосед. – А в честь знакомства мы с вами пообедаем. Вы ничего своего не доставайте, пожалуйста, а то моя старуха столько всего мне наготовила, что его надо срочно съесть. Не хватало, чтобы я в Сочи со своими продуктами приехал.
  «Сейчас появится бутылка водки, огурцы и курица, - подумал я, страшно не любивший дорожные застолья. – А потом пойдут рассказы о том, сколько у него в хозяйстве коров и свиней».
 Но к моему удивлению старик достал из сумки баночку меда, клубнику в большой пластмассовой коробке и огромный пакет выпечки. 
  - Это наши сибирские шанежки, - сказал он с гордостью. – Если вы спросите в моей деревне, в каком дворе самые вкусные шанежки, вас прямым путем направят к бабе Нюре Ермаковой, великой мастерице по этому делу, то есть, моей законной супруге. А вы, будьте добры, сходите к проводникам за чаем. А то я в первый раз в таком роскошном вагоне еду, они здесь какие-то строгие, будто министры железнодорожных путей.   
  Я рассмеялся:
  - Берите выше:  здешние проводники мнят себя вершителями наших судеб, захочу – ночью замерзнешь, захочу – от жары дуба дашь. А как же вас угораздило в СВ билет взять? Ведь билет большущие деньги стоит. Это меня в командировку срочно отправляли, когда уже других билетов не было. Пришлось этот брать.
  - А это не я, а Степан Новопашин распорядился, - пояснил Иван Евдокимович. – Есть у нас такой мужик на деревне, он кедровые орешки бьет и в Москву отправляет. Он меня на десять лет младше, так что с немцами не воевал.  Зато был, как его все называют, китайским добровольцем. На истребителе летал во время войны в Корее. Сбивали его, поджигали, а потому цену человеческой жизни на войне он хорошо знает. И очень пехоту уважает за ее несравнимые страдания. А я как раз из пехоты. Вот, когда выписали мне путевку на юг  и билет  плацкартный  до Сочи, он поехал в районный наш военкомат и сказал, что доплатит свои деньги, только пусть они возьмут мне билет в двухместное купе. Вот теперь я в нем и еду.     
  Он погладил мягкое покрывало и довольно улыбнулся.
  Мы пили чай с медом и очень вкусными шанежками, а Иван Евдокимович после каждого глотка чая, брал двумя пальцами крупную клубнику, ласково смотрел на нее и отправлял в рот.
  - Вы попробуйте, очень вкусно, - предлагал он мне. – Никаких нитратов, сам на чистой земле вырастил.
  Мне такое сочетание чая и клубники казалось странным, и я отказывался, но мой сосед оказался весьма настойчивым человеком и, в конце концов уговорил меня. Оказалось, действительно,  очень вкусно.  
  Поезд наш, наконец, разогнался, и покатил по сибирской земле почти без остановок. Я прилег на койку, а Иван Евдокимович все смотрел в окно и пытался угадать станции, которые мы проезжали.
  - По-моему, это станция Зима была. Когда  нас на фронт везли, мы долго здесь стояли. Мой друг Петька Широков говорил: «Знал бы, что такая стоянка будет, женился бы туточки». И не зря он такое баил: девки в Зиме были красивые, ядреные. Всё возле наших вагонов ошивались, часовые охрипли отгонять их.
  Он помолчал с минуту, а потом продолжил почему-то  вдруг изменившимся, погрустневшим голосом:  
  - Я вот нынче смотрел, как парней в армию провожали, как девки целуют их без памяти и вспомнил своё… Меня на станцию никто не пришел проводить. Зазнобы у меня тогда еще не было, потому что после седьмого класса я ушел на сплав работать и два года жил там, где Макар телят не пас. Если и видел женщину, то  издалека, и была та женщина або поваршей преклонных лет, або женой нашего старшего  плотогона. 
 Батя в то время сам уже на фронте был, а мамка не знала, что меня туда же отправляют. Так меня никто на прощание и не поцеловал.
  Чуть меньше  четырех лет я провоевал. Ясное дело, что на той кровавой бойне было не до поцелуев. И признаюсь вам честно, что в первый раз я  узнал, что такое женский поцелуй в мае тысяча девятьсот сорок пятого года на Белорусском вокзале в городе Москве.
  Вы кино «Белорусский вокзал», конечно, видели и помните, как он заканчивается. А я видел это наяву. Только стоял я в сторонке и наблюдал, как находят родные своих солдат и бросаются им на шею, и целуют так, как будто в них и есть вся ихняя жизнь и счастье.
  Горько мне было просто так стоять, но что поделаешь, если ты из других, далеких мест.
  Конечно, всех солдат тогда привечали и целовали, как родных, но вы, наверное, заметили, что я комплекции совсем не богатырской, а, можно сказать, совсем наоборот. Не замечает меня народ, вот и всё тут…   
  И вдруг подлетает ко мне  какая-то пигалица с косичками вразлет и целует меня прямо в губы, по-настоящему, да так долго, что у меня аж сердце зашлось и в глазах потемнело. А когда очухался, ее уже и след простыл.
  Вот такой и был  первый поцелуй в моей жизни…
     Я был поражен его рассказом и ожидал, что он продолжит его, но Иван Евдокимович молчал, глядя в окно.
  - А когда вы женились? – спросил я, желая узнать о его жизни больше.
   Сосед мой усмехнулся и отхлебнул остывший чай:
  - А тогда же… Выхожу я на площадь, а там у столба стоит та же девчонка и ревет навзрыд. Я подошел к ней и спрашиваю: «Ты чего?». Она посмотрела на меня и,  по-моему, даже не узнала, кого целовала на перроне. «Ничего, - отвечает, - иди своей дорогой». Не знала она тогда, что мы, сибиряки, народ настырный, коли хотим что узнать, узнаем.  
  «Сахару хочешь?» - спрашиваю
   «Чево?!» - кричит она.
   «А тушонки?»
   Она видит, что я не отстану и говорит: «Давай свою тушонку с сахаром и катись, куда шел».
  «Не-е-ет, - говорю я ей.- Я тоже голодный. Давай найдем место, где можно перекусить, и по-военному отметим наше знакомство".
  Повела она меня через какие-то пути, мимо каких бараков и очутились мы с ней на зеленом пятачке, недалеко от водокачки. Расстелил я там плащ – палатку, открыл свой «сидор» и достал оттуда все, чем проводило меня домой наше военное командование.
  Знатно мы тогда с ней пообедали, и рассказала она мне про свою жизнь. Оказалась она сиротой из города Смоленска, где жила на окраине. Но в первые же дни войны в их дом попала бомба, родители погибли, а она выжила, так как пошла в то время по воду. Потом отступила она вместе нашими войсками в Москву, так как были у нее здесь родственники. Но их она не нашла, потому что они тоже погибли от бомбежки. Тогда она поступила в ФЗО, выучилась на токаря и проработала на военном заводе до самого Дня Победы. И каждый день теперь приходит на Белорусский вокзал встречать наших солдат. Знает, что никого своих там не встретит, а приходит. И каждый раз от этого ей становится так больно, что ревет она, как дитё малое… А утешить некому…
  И тут я ей и говорю:
  «Знаешь что, выходи за меня замуж… Считай, что дождалась ты своего суженного, и больше не будешь приходить на вокзал и целовать кого  попадя… Я человек неплохой, дом у меня в деревне справный, будем жить да детей наживать».
  В московском  ЗАГСе нас и обвенчали, и привез я домой жену по имени Нюрка.
  Вот и живем мы с ней до сих пор и  горя не знаем. Три сына у нас, две дочки, а внуков и правнуков я уже перестал и считать. А зачем? Все равно я счастливый, сколько бы их у меня не было...
  А решил все наш первый, можно сказать, случайный  поцелуй на Белорусском вокзале в городе Москве.  В конце мая это было, вот только число я забыл.
 
 … За окном уже наступил вечер, темно-зеленая тайга ушла в потемки, стук колес как-то приутих и стал реже.
  - Давайте попьем еще чайку и на боковую, - сказал Иван Евдокимович. – А то я  молодыми разговорами больно увлекся.
 

 
 
 
 
 
 
 
 

© Copyright: Борис Аксюзов, 2016

Регистрационный номер №0346977

от 5 июля 2016

[Скрыть] Регистрационный номер 0346977 выдан для произведения:                                 Первый и случайный поцелуй...
 
  - Скорый поезд сообщением Чита – Адлер отправится через десять минут! – заорало вокзальное радио, и мой сосед по двухместному купе, пожилой человек  в строгом костюме фасона очень далеких годов и смешной тюбетейке на голове, недовольно заворчал:
  - Вот тебе и скорый! На каждой станции по полчаса стоим. И принимают все время не на первый путь, даже к вокзалу не выйдешь газету купить…
   Действительно, мы стояли на какой-то небольшой станции уже минут двадцать, вокзала не было видно вообще, и за это время мимо нашего окна уже отошли два поезда: один – на восток,  другой обогнал нас, спеша на запад.
   Подошел третий, и сразу на узком перроне стало шумно и тесно. Молодые призывники, сопровождаемые толпой родных, друзей и подруг, все поголовно в жокейках,  прикрывавших их стриженные затылки,  толпились прямо у нашего окна , их командиры рвали голосовые связки, пытаясь построить их, плакали мамы, пели пьяные  отцы и надрывно играла что-то свое гармошка.  
  - В армию, значит, уходят, - сказал мой сосед и впервые за все время нашей поездки, а ехали мы уже часов пять, улыбнулся. -  Ладные ребята, ничего не скажешь… Мы такими не были…
  Какими были ребята его поколения, уходя в армию, он не сказал. Вероятно, этому помешало его хорошее настроение при виде этого великолепного зрелища, когда не хочется вспомиинть ничего грустного.
  Наконец, призывники были построены, смолкла гармошка, и началось прощание, во время которого забывался предыдущий разгул и на глаза совсем невольно навертывались слезы. Особенно грустно было смотреть, как истово девушки целуют своих любимых.
  - Целуйтесь, ребяты, целуйтесь, - заскрипел старик, но было в его голосе что-то теплое и слегка слезливое. – Теперь самое трудное наступит: одним служить, другим дожидаться.
 В это время наш поезд дернулся и неспешно пошел вдоль перрона, и печальная картина застывших в поцелуе пар еще долго сопровождала нас.
  Когда поезд покинул наконец станцию и уже в который раз ворвался в узкий коридор темно-зеленых сосен, сосед мой вдруг оживился:
  - А давайте знакомиться будем, молодой человек! А то  едем мы непонятно как, даже не знаем, как  друг к другу обратиться. Вы докуда едете?
 - До конечной, - ответил я, удивляясь и радуясь, ибо от самой Читы старик был хмур и неразговорчив.
  - И я тоже. Точнее, до Сочи. Но это совсем близко от Адлера. Я те места хорошо знаю, не в первый раз меня в санаторий туда посылают, как ветерана. А вы тоже на отдых? 
  - Нет, я по делам. Пригласили проектировать дорогу на Красную Поляну.  
   - Слышал, слышал. Большое дело затевается. Стыдно будет, если что не так сляпаем.
  Он задумался на минуту, будто забыв, с чего начал этот разговор, но затем вдруг оживился вновь:
  - Иваном Евдокимычем  меня кличут. А вас?
  Я назвал себя и мы пожали друг  другу руки.
   - Ну, вот и познакомились, - весело сказал сосед. – А в честь знакомства мы с вами пообедаем. Вы ничего своего не доставайте, пожалуйста, а то моя старуха столько всего мне наготовила, что его надо срочно съесть. Не хватало, чтобы я в Сочи со своими продуктами приехал.
  «Сейчас появится бутылка водки, огурцы и курица, - подумал я, страшно не любивший дорожные застолья. – А потом пойдут рассказы о том, сколько у него в хозяйстве коров и свиней».
 Но к моему удивлению старик достал из сумки баночку меда, клубнику в большой пластмассовой коробке и огромный пакет выпечки. 
  - Это наши сибирские шанежки, - сказал он с гордостью. – Если вы спросите в моей деревне, в каком дворе самые вкусные шанежки, вас прямым путем направят к бабе Нюре Ермаковой, великой мастерице по этому делу, то есть, моей законной супруге. А вы, будьте добры, сходите к проводникам за чаем. А то я в первый раз в таком роскошном вагоне еду, они здесь какие-то строгие, будто министры железнодорожных путей.   
  Я рассмеялся:
  - Берите выше:  здешние проводники мнят себя вершителями наших судеб, захочу – ночью замерзнешь, захочу – от жары дуба дашь. А как же вас угораздило в СВ билет взять? Ведь билет большущие деньги стоит. Это меня в командировку срочно отправляли, когда уже других билетов не было. Пришлось этот брать.
  - А это не я, а Степан Новопашин распорядился, - пояснил Иван Евдокимович. – Есть у нас такой мужик на деревне, он кедровые орешки бьет и в Москву отправляет. Он меня на десять лет младше, так что с немцами не воевал.  Зато был, как его все называют, китайским добровольцем. На истребителе летал во время войны в Корее. Сбивали его, поджигали, а потому цену человеческой жизни на войне он хорошо знает. И очень пехоту уважает за ее несравнимые страдания. А я как раз из пехоты. Вот, когда выписали мне путевку на юг  и билет  плацкартный  до Сочи, он поехал в районный наш военкомат и сказал, что доплатит свои деньги, только пусть они возьмут мне билет в двухместное купе. Вот теперь я в нем и еду.     
  Он погладил мягкое покрывало и довольно улыбнулся.
  Мы пили чай с медом и очень вкусными шанежками, а Иван Евдокимович после каждого глотка чая, брал двумя пальцами крупную клубнику, ласково смотрел на нее и отправлял в рот.
  - Вы попробуйте, очень вкусно, - предлагал он мне. – Никаких нитратов, сам на чистой земле вырастил.
  Мне такое сочетание чая и клубники казалось странным, и я отказывался, но мой сосед оказался весьма настойчивым человеком и, в конце концов уговорил меня. Оказалось, действительно,  очень вкусно.  
  Поезд наш, наконец, разогнался, и покатил по сибирской земле почти без остановок. Я прилег на койку, а Иван Евдокимович все смотрел в окно и пытался угадать станции, которые мы проезжали.
  - По-моему, это станция Зима была. Когда  нас на фронт везли, мы долго здесь стояли. Мой друг Петька Широков говорил: «Знал бы, что такая стоянка будет, женился бы туточки». И не зря он такое баил: девки в Зиме были красивые, ядреные. Всё возле наших вагонов ошивались, часовые охрипли отгонять их.
  Он помолчал с минуту, а потом продолжил почему-то  вдруг изменившимся, погрустневшим голосом:  
  - Я вот нынче смотрел, как парней в армию провожали, как девки целуют их без памяти и вспомнил своё… Меня на станцию никто не пришел проводить. Зазнобы у меня тогда еще не было, потому что после седьмого класса я ушел на сплав работать и два года жил там, где Макар телят не пас. Если и видел женщину, то  издалека, и была та женщина або поваршей преклонных лет, або женой нашего старшего  плотогона. 
 Батя в то время сам уже на фронте был, а мамка не знала, что меня туда же отправляют. Так меня никто на прощание и не поцеловал.
  Чуть меньше  четырех лет я провоевал. Ясное дело, что на той кровавой бойне было не до поцелуев. И признаюсь вам честно, что в первый раз я  узнал, что такое женский поцелуй в мае тысяча девятьсот сорок пятого года на Белорусском вокзале в городе Москве.
  Вы кино «Белорусский вокзал», конечно, видели и помните, как он заканчивается. А я видел это наяву. Только стоял я в сторонке и наблюдал, как находят родные своих солдат и бросаются им на шею, и целуют так, как будто в них и есть вся ихняя жизнь и счастье.
  Горько мне было просто так стоять, но что поделаешь, если ты из других, далеких мест.
  Конечно, всех солдат тогда привечали и целовали, как родных, но вы, наверное, заметили, что я комплекции совсем не богатырской, а, можно сказать, совсем наоборот. Не замечает меня народ, вот и всё тут…   
  И вдруг подлетает ко мне  какая-то пигалица с косичками вразлет и целует меня прямо в губы, по-настоящему, да так долго, что у меня аж сердце зашлось и в глазах потемнело. А когда очухался, ее уже и след простыл.
  Вот такой и был  первый поцелуй в моей жизни…
     Я был поражен его рассказом и ожидал, что он продолжит его, но Иван Евдокимович молчал, глядя в окно.
  - А когда вы женились? – спросил я, желая узнать о его жизни больше.
   Сосед мой усмехнулся и отхлебнул остывший чай:
  - А тогда же… Выхожу я на площадь, а там у столба стоит та же девчонка и ревет навзрыд. Я подошел к ней и спрашиваю: «Ты чего?». Она посмотрела на меня и,  по-моему, даже не узнала, кого целовала на перроне. «Ничего, - отвечает, - иди своей дорогой». Не знала она тогда, что мы, сибиряки, народ настырный, коли хотим что узнать, узнаем.  
  «Сахару хочешь?» - спрашиваю
   «Чево?!» - кричит она.
   «А тушонки?»
   Она видит, что я не отстану и говорит: «Давай свою тушонку с сахаром и катись, куда шел».
  «Не-е-ет, - говорю я ей.- Я тоже голодный. Давай найдем место, где можно перекусить, и по-военному отметим наше знакомство.
  Повела она меня через какие-то пути, мимо каких бараков и очутились мы с ней на зеленом пятачке, недалеко от водокачки. Расстелил я там плащ – палатку, открыл свой «сидор» и достал оттуда все, чем проводило меня домой наше военное командование.
  Знатно мы тогда с ней пообедали, и рассказала она мне про свою жизнь. Оказалась она сиротой из города Смоленска, где жила на окраине. Но в первые же дни войны в их дом попала бомба, родители погибли, а она выжила, так как пошла в то время по воду. Потом отступила она вместе нашими войсками в Москву, так как были у нее здесь родственники. Но их она не нашла, потому что они тоже погибли от бомбежки. Тогда она поступила в ФЗО, выучилась на токаря и проработала на военном заводе до самого Дня Победы. И каждый день теперь приходит на Белорусский вокзал встречать наших солдат. Знает, что никого своих там не встретит, а приходит. И каждый раз от этого ей становится так больно, что ревет она, как дитё малое… А утешить некому…
  И тут я ей и говорю:
  «Знаешь что, выходи за меня замуж… Считай, что дождалась ты своего суженного, и больше не будешь приходить на вокзал и целовать кого  попадя… Я человек неплохой, дом у меня в деревне справный, будем жить да детей наживать».
  В московском  ЗАГСе нас и обвенчали, и привез я домой жену по имени Нюрка.
  Вот и живем мы с ней до сих пор и  горя не знаем.
  А решил все наш первый, можн сказать, случайный  поцелуй на Белорусском вокзале в городе Москве.  В конце мая это было, вот только число я забыл.
 
 … За окном уже наступил вечер, темно-зеленая тайга ушла в потемки, стук колес как-то приутих и стал реже.
  - Давайте попьем еще чайку и на боковую, - сказал Иван Евдокимович. – А то я  молодыми разговорами больно увлекся.
 

 
 
 
 
 
 
 
 
 
Рейтинг: +11 508 просмотров
Комментарии (8)
Татьяна Белая # 5 июля 2016 в 15:04 +1
Хороший рассказ, не надуманный. вполне такое может быть. super
Ольга Кельнер # 5 июля 2016 в 18:20 +2
Мне рассказ тоже понравился. Никогда не знаешь,что надуманое,а что нет.Жизнь такая сложная и разная.У всех своя судьба, кто-то свое счастье за полчаса найдет, а кто-то три раза женится, и только на четвертый поймет, вот оно счастье. Писатель как раз и должен уметь придумывать и сюжеты и героев, а не писать с прототипов. Хотя и это не плохо.Это я отвечаю Татьяне Белой,ей понравилось,потому что это быль. Я бы не стала это утверждать.
Рассказ написан хорошо,читается легко, удачи на конкурсе. c0137 super
Татьяна Белая # 5 июля 2016 в 18:50 +1
может, это и не быль, но вполне могло подобное случится.
Ольга Кельнер # 5 июля 2016 в 21:53 +1
Если бы это случилось в наше время ,тогда бы это было удивительно, а тогда все жили и не тужили. Женились и жили,как Бог дал. А в наше время слишком больше запросы, слишком большие требования,все хотят брать, а не давать, вот и весь секрет. Да и куда женщине было идти,если даже что-то и не так было, а детей куда. Все совсем по-другому,чем в наше время. И ведь наши родители почти все прожили друг с другом и никуда убегать не собирались. А теперь все хотят урвать от жизни все самое- самое, а зачем терпеть,ждать, ущемлять себя в чем-то.Время другое .
Рената Юрьева # 6 июля 2016 в 21:20 +1
и правда неожиданный поцелуй) наверное, именно такие и помнятся всю жизнь) а тем более, что сибиряк такой молодец оказался)
хорошо написано, мне понравилось)
Владимир Перваков # 8 июля 2016 в 23:25 0
Не всё, что рассказывают попутчики в поезде правда, но очень похоже, что сибиряк не обманывает!! c0411
Хорошо написано! Удачи!! c0137 040a6efb898eeececd6a4cf582d6dca6
Людмила Комашко-Батурина # 17 июля 2016 в 13:38 0
Понравилось!Изложение, сюжет, тема раскрыта- всё хорошо! Удачи автору! Мне тоже, как Татьяне Белой, верится, что это быль. Очень достоверно описано время предвоенное и после победы. В наше время такая история показалась бы надуманной. Хотя и в наших рядах скептиков ещё встречаются романтики...
Сергей Шевцов # 19 июля 2016 в 20:13 0
Говорят, что чувство нужно дождаться, но его можно и вырастить. Все зависит от желания и ситуации. Война это только подстегивает.