Я стоял на вершине пологого холма; передо мною — то золотым, то посеребренным морем — раскинулась и пестрела спелая рожь.
Но не бегало зыби по этому морю; не струился душный воздух: назревала гроза великая.
Около меня солнце еще светило — горячо и тускло; но там, за рожью, не
слишком далеко, темно-синяя туча лежала грузной громадой на целой
половине небосклона.
Всё притаилось… всё изнывало под зловещим блеском последних солнечных
лучей. Не слыхать, не видать ни одной птицы; попрятались даже воробьи.
Только где-то вблизи упорно шептал и хлопал одинокий крупный лист
лопуха.
Как сильно пахнет полынь на межах! Я глядел на синюю громаду… и
смутно было на душе. Ну скорей же, скорей! — думалось мне, — сверкни,
золотая змейка, дрогни, гром! двинься, покатись, пролейся, злая туча,
прекрати тоскливое томленье!
Но туча не двигалась. Она по-прежнему давила безмолвную землю… и только словно пухла да темнела.
И вот по одноцветной ее синеве замелькало что-то ровно и плавно; ни
дать ни взять белый платочек или снежный комок. То летел со стороны
деревни белый голубь.
Летел, летел — всё прямо, прямо… и потонул за лесом.
Прошло несколько мгновений — та же стояла жестокая тишь… Но глядь!
Уже два платка мелькают, два комочка несутся назад: то летят домой
ровным полетом два белых голубя.
И вот, наконец, сорвалась буря — и пошла потеха!
Я едва домой добежал. Визжит ветер, мечется как бешеный, мчатся
рыжие, низкие, словно в клочья разорванные облака, всё закрутилось,
смешалось, захлестал, закачался отвесными столбами рьяный ливень, молнии
слепят огнистой зеленью, стреляет как из пушки отрывистый гром, запахло
серой…
Но под навесом крыши, на самом кра́юшке слухового окна, рядышком
сидят два белых голубя — и тот, кто слетал за товарищем, и тот, кого он
привел и, может быть, спас.
Нахохлились оба — и чувствует каждый своим крылом крыло соседа…
Хорошо им! И мне хорошо, глядя на них… Хоть я и один… один, как всегда.
Помочь сайту
Поздравления
