Я лежал на постели — но мне не спалось. Забота грызла меня; тяжелые,
утомительно однообразные думы медленно проходили в уме моем, подобно
сплошной цепи туманных облаков, безостановочно ползущих в ненастный день
по вершинам сырых холмов.
Ах! я любил тогда безнадежной, горестной любовью, какою можно любить
лишь под снегом и холодом годов, когда сердце, не затронутое жизнию,
осталось… не молодым! нет… но ненужно и напрасно моложавым.
Белесоватым пятном стоял передо мною призрак окна; все предметы в
комнате смутно виднелись: они казались еще неподвижнее и тише в дымчатом
полусвете раннего летнего утра. Я посмотрел на часы: было без четверти
три часа. И за стенами дома чувствовалась та же неподвижность… И роса,
целое море росы!
А в этой росе, в саду, под самым моим окном уже пел, свистал, тюрюлюкал —
немолчно, громко, самоуверенно — черный дрозд. Переливчатые звуки
проникали в мою затихшую комнату, наполняли ее всю, наполняли мой слух,
мою голову, отягченную сухостью бессонницы, горечью болезненных дум.
Они дышали вечностью, эти звуки — всею свежестью, всем равнодушием, всею
силою вечности. Голос самой природы слышался мне в них, тот красивый,
бессознательный голос, который никогда не начинался — и не кончится
никогда.
Он пел, он распевал самоуверенно, этот черный дрозд; он знал, что скоро,
обычной чередою, блеснет неизменное солнце; в его песни не было ничего
своего, личного; он был тот же самый черный дрозд, который тысячу лет
тому назад приветствовал то же самое солнце и будет его приветствовать
через другие тысячи лет, когда то, что останется от меня, быть может,
будет вертеться незримыми пылинками вокруг его живого звонкого тела, в
воздушной струе, потрясенной его пением.
И я, бедный, смешной, влюбленный, личный человек, говорю тебе: спасибо,
маленькая птица, спасибо твоей сильной и вольной песенке, так неожиданно
зазвеневшей под моим окном в тот невеселый час.
Она не утешила меня — да я и не искал утешения… Но глаза мои омочились
слезами, и шевельнулось в груди, приподнялось на миг недвижное, мертвое
бремя. Ах! и то существо — не так же ли оно молодо и свеже, как твои
ликующие звуки, передрассветный певец!
Да и стоит ли горевать, и томиться, и думать о самом себе, когда уже
кругом, со всех сторон разлиты те холодные волны, которые не сегодня —
завтра увлекут меня в безбрежный океан?
Слезы лились… а мой милый черный дрозд продолжал, как ни в чем не бывало, свою безучастную, свою счастливую, свою вечную песнь!
О, какие слезы на разгоревшихся щеках моих осветило взошедшее наконец солнце!
Но днем я улыбался по-прежнему.
8 июля 1877
Помочь сайту
Поздравления
