В тихом горном пансионе
	Я живу, как институтка,
	Благородно и легко.
	
			
	С «Голубым крестом» в союзе
	Здесь воюют с алкоголем,—
	Я же, ради дешевизны,
	Им сочувствую вполне.
	
			
	Ранним утром три служанки
	И хозяин и хозяйка
	Мучат господа псалмами
	С фисгармонией не в тон.
	
			
	После пения хозяин
	Кормит кроликов умильно,
	А по пятницам их режет
	Под навесом у стены.
	
			
	Перед кофе не гнусавят,
	Но зато перед обедом
	Снова бога обижают
	Сквернопением в стихах.
	
			
	На листах вдоль стен столовой
	Пламенеют почки пьяниц,
	И сердца их и печенки...
	Даже портят аппетит!
	
			
	Но, привыкнув постепенно,
	Я смотрю на них с любовью,
	С глубочайшим уваженьем
	И с сочувственной тоской...
	
			
	Суп с крыжовником ужасен,
	Вермишель с сиропом — тоже,
	Но чернила с рыбьим жиром
	Всех напитков их вкусней!
	
			
	Здесь поят сырой водою,
	Молочком, цикорным кофе
	И кощунственным отваром
	Из овса и ячменя.
	
			
	О, когда на райских клумбах
	Подают такую гадость,—
	Лучше жидкое железо
	Пить с блудницами в аду!
	
			
	Иногда спускаюсь в город,
	Надуваюсь бодрым пивом
	И ехидно подымаюсь
	Слушать пресные псалмы.
	
			
	Горячо и запинаясь,
	Восхищаюсь их Вильгельмом,—
	А печенки грешных пьяниц
	Мне моргают со стены...
	
			
	Так над тихим Гейдельбергом,
	В тихом горном пансионе
	Я живу, как римский папа,
	Свято, праздно и легко.
	
			
	Вот сейчас я влез в перину
	И смотрю в карниз, как ангел:
	В чреве томно стонет солод
	И бульбулькает вода.
	
			
	Чу! Внизу опять гнусавят.
	Всем друзьям и незнакомым,
	Мошкам, птичкам и собачкам
	Отпускаю все грехи...
	
	 
	1907