Экспромты 1841 года [1]
	
	~~~*~~~~*~~~~*~~~~*~~~~*~~~~
		«Очарователен кавказский наш Монако!..»
		*
		Очарователен кавказский наш Монако![2]
		Танцоров, игроков, бретеров в нем толпы;
		В нем лихорадят нас вино, игра и драка,
		И жгут днем женщины, а по ночам – клопы,
		
		«В игре, как лев, силен…»
		*
		В игре, как лев, силен
		Наш Пушкин Лев,
		Бьет короля бубен,
		Бьет даму треф.
		Но пусть всех королей
		И дам он бьет:
		«Ва-банк!» – и туз червей
		Мой – банк сорвет!
		
		«Милый Глебов…»
		*
		Милый Глебов,
		Сродник Фебов,
		Улыбнись,
		Но на Наде,
		Христа ради,
		Не женись!
		
		«Скинь бешмет свой, друг Мартыш…»
		*
		Скинь бешмет свой, друг Мартыш,
		Распояшься, сбрось кинжалы,
		Вздень броню, возьми бердыш
		И блюди нас, как хожалый!
		
		«Смело в пире жизни надо…»
		*
		Смело в пире жизни надо
		Пить фиал свой до конца.
		Но лишь в битве смерть – награда,
		Не под стулом, для бойца.
		
		«Велик князь Ксандр и тонок, гибок он…»
		*
		Велик князь Ксандр, и тонок, гибок он,
		Как колос молодой,
		Луной сребристой ярко освещен,
		Но без зерна – пустой.
		
		«Наш князь Васильчиков…»
		*
		Наш князь Василь –
		Чиков – по батюшке,
		Шеф простофиль,
		Глупцов – по дядюшке,
		Идя в кадриль,
		Шутов – по зятюшке,
		В речь вводит стиль
		Донцов – по матушке.
		
		«Он прав! Наш друг Мартыш не Соломон…»
		*
		Он прав! Наш друг Мартыш не Соломон,[3]
		Но Соломонов сын,
		Не мудр, как царь Шалима,[4] но умен,
		Умней, чем жидовин.
		Тот храм воздвиг и стал известен всем
		Гаремом и судом,
		А этот храм, и суд, и свой гарем
		Несет в себе самом.
		
		«С лишком месяц у Мерлини…»
		*
		С лишком месяц у Мерлини
		Разговор велся один:
		Что творится у княгини,
		Здрав ли верный паладин.
		Но с неделю у Мерлини
		Перемена – речь не та,
		И вкруг имени княгини
		Обвилася клевета.
		Пьер обедал у Мерлини,
		Ездил с ней в Шотландку раз,[5]
		Не понравилось княгине,
		Вышла ссора за Каррас.
		Пьер отрекся… И Мерлини,
		Как тигрица, взбешена.
		В замке храброй героини,
		Как пред штурмом, тишина.
		
		«Он метил в умники, попался в дураки…»
		*
		Он метил в умники, попался в дураки,
		Ну, стоило ли ехать для того с Оки!
		
		«Зачем, о счастии мечтая…»
		*
		Зачем, о счастии мечтая,
		Ее зовем мы: гурия?
		Она как дева – дева рая,
		Как женщина же – фурия.
		
		«Мои друзья вчерашние – враги…»
		*
		Мои друзья вчерашние – враги,
		Враги – мои друзья,
		Но, да простит мне грех господь благий,
		Их презираю я…
		Вы также знаете вражду друзей
		И дружество врага,
		Но чем ползущих давите червей?..
		Подошвой сапога.
		
		«Им жизнь нужна моя…»
		*
		Им жизнь нужна моя, – ну, что же, пусть возьмут,
		Не мне жалеть о ней!
		В наследие они одно приобретут –
		Клуб ядовитых змей.
		
		«Ну, вот теперь у вас для разговоров будет…»
		*
		Ну, вот теперь у вас для разговоров будет
		Дня на три тема,
		И, верно, в вас к себе участие возбудит
		Не Миллер – Эмма.[6]
		
		«Куда, седой прелюбодей…»
		*
		Куда, седой прелюбодей,
		Стремишь своей ты мысли беги?
		Кругом с арбузами телеги
		И нет порядочных людей!
		
		«За девицей Emilie…»
		*
		За девицей Emilie[7]
		Молодежь как кобели.
		У девицы же Nadine[8]
		Был их тоже не один;
		А у Груши[9] в целый век
		Был лишь Дикий человек.
		
		«Надежда Петровна…»
		*
		Надежда Петровна,
		Отчего так неровно
		Разобран ваш ряд,
		И локон небрежный
		Над шейкою нежной…
		На поясе нож.
		C’est un vers qui cloche.[10]
		
		«Поверю совести присяжного дьяка…»
		* * *
		Поверю совести присяжного дьяка,
		Поверю доктору, жиду и лицемеру,
		Поверю, наконец, я чести игрока,
		Но клятве женской не поверю.
		
		«Винтовка пулю верную послала…»
		* * *
		Винтовка пулю верную послала,
		Свинцовая запела и пошла.
		Она на грудь несча́стливца упала
		И глубоко в нее вошла.
		И забаюкала ее, и заласкала,
		Без просыпа, без мук страдальцу сон свела,
		И возвратила то, что женщина отняла,
		Что свадьба глупая взяла…
		
		«Приветствую тебя я, злое море…»
		1
		Приветствую тебя я, злое море,
		Широкое, глубокое для дум!
		Стою и слушаю: всё тот же шум
		И вой валов в твоем просторе,
		Всё та же грусть в их грустном разговоре.
		2
		Не изменилося ни в чем ты, злое море,
		Но изменился я, но я уж не такой!
		С тех пор, как в первый раз твои буруны-горы
		Увидел я, – припомнил север свой.
		Припомнил я другое злое море
		И край другой, и край другой!..[11]