Я хожу широким шагом,
стукну в дверь, так будет слышно,
крупным почерком пишу.
Приглядел бы ты за мною,
как бы там чего не вышло,-
я, почти что не краснея,
на чужих ребят гляжу.
Говорят, что это осень.
Голые чернеют сучья...
Я живу на самом верхнем,
на десятом этаже.
На земле еще спокойно,
ну, а мне уж слышно тучу,
мимо наших светлых окон
дождь проносится уже.
Я не знаю, в чем различье
между осенью и летом.
На мое дневное небо
солнце выглянет нет-нет.
Говорят, что это осень.
Ну и что такого в этом,
если мне студеным утром
простучало двадцать лет.
О своих больших обидах
говорит и ноет кто-то.
Обошли, мол, вон оттуда,
да не кликнули туда...
Если только будет правда,
будет сила и работа,
то никто меня обидеть
не посмеет никогда.
О какой-то странной славе
говорит и ноет кто-то...
Мы, страною, по подписке,
строим новый самолет.
Нашей славе быть огромней
великана-самолета;
каждый все, что только может,
нашей славе отдает.
Мы проснемся. Будет утро...
Об одном и том же спросим...
Видишь: много я умею,
знаешь: многого хочу.
Побегу по переулку -
в переулке тоже осень,
и меня сырой ладошкой
лист ударит по плечу.
Это осень мне сказала:
"Вырастай, живи такою!"
Присягаю ей на верность,
крупным шагом прохожу
по камням и по дорогам...
Приглядел бы ты за мною,-
я, почти что не краснея,
на других ребят гляжу.