ПОЛЁТ "АЛЬБАТРОСА"

© Copyright: Дмитрий Билибин, 2012

Регистрационный номер №0060642

от 7 июля 2012

[Скрыть] Регистрационный номер 0060642 выдан для произведения:

 

ин

 

ПОЛЕТ «АЛЬБАТРОСА»

 (сокращенный вариант)

 

ПРОЛОГ

 

— В связи с открытием нового сезона, хочу заметить, что в этом году состав нашего коллектива несколько изменился. По этой причине считаю своим святым долгом сказать пару слов для новичков о самом главном. Неорганизованное купание детей вне установленных границ чревато для всех нас далеко идущими последствиями. А для них — это вообще смертельный номер. — инструктировал начальник пионерского лагеря «Альбатрос» вожатых на предмет водных процедур во вверенной ему территории. Ибо, бесконтрольно оказываясь в открытом озере, неразумные и непослушные дети всегда почему-то упорно норовили утонуть.

 

Во избежание этого, лагерь к каждому купанию готовился, как к крупномасштабной боевой операции особой сложности. Купальное пространство огораживалось сеткой и превращалось в лягушатник, бурливший от обилия детских тел. С воды за порядком наблюдал физрук, с берега — вожатые и штатный спасатель. Сам главнокомандующий обычно тоже крутился где-то поблизости.

 

Разумеется, в лягушатнике было тесно, а гвалт мелюзги и их пронзительный визг изрядно раздражали гвардию подростков из старших отрядов. Они просто задыхались в унизительном для них загоне. А за запретными пределами сетки разворачивалась роскошная панорама просторного и глубокого озера. Она манила к себе, она звала, и «настоящие мужчины» (среди которых попадались и девочки), конечно же, втихаря бегали купаться без разрешения на большую воду, называя эти вылазки армейским словом «самоволка».

 

В «Альбатросе» жил удивительно крупный матерый кот по имени Барс, некоторые называли его Бродягой. Он был ничейным, сам по себе, возможно именно из-за этого ему и присобачили такую кличку. По-видимому, его вполне устраивали оба имени, поскольку кот охотно откликался на любое из них, да и вообще чувствовал себя комфортно в лагере. Никто его не обижал, напротив, Барс ходил во всеобщих любимцах, получая со всех сторон лакомые кусочки. Конечно же, никто не ведал о его настоящем происхождении, но в роду у него, вероятно, был кто-то из представителей водоплавающих. Об этом наглядно свидетельствовал тот факт, что Барс обожал купаться с детьми в лягушатнике. Он с таким явным удовольствием без всякого приглашения залезал в воду, что казалось, будто это его родная стихия.

 

Лето стояло жаркое. В небе ни облачка, на дворе июнь — разгар купального сезона. По этой причине «самоволки» в старших отрядах случались каждый день. Кара за такое развлечение полагалась самая радикальная — досрочная отправка домой.

 

С первым пойманным вольным пловцом так и поступили, предварительно пропесочив его на планерке педсовета, а потом, в назидание остальным, еще и на утренней линейке. Нарушитель строжайших лагерных заповедей покинул «Альбатрос» с гордо поднятой головой и сказал на прощание пророческие слова:

 

— Все равно всех не перевыгоняете!

 

Пророчество сбылось. Следующего самовольщика выудили из акватории через два дня и подвергли его той же участи. Но когда еще через день изловили третьего, то педсостав смекнул, что выгонять и этого вслед за недавними предшественниками — себе только во вред. Ибо каждое исключение из лагеря — это чрезвычайное происшествие, а за ЧП, происходящие по три раза на неделе, вышестоящее начальство по головке отнюдь не гладит. Ограничились тем, что сделали третьему возмутителю спокойствия соответствующее вливание и оставили на месте под усиленным контролем.

 

 

ГЛАВНЫЙ НАРУШИТЕЛЬ РЕЖИМА

 

Шурик Скворцов, по прозвищу Голубь, больше остальных лез на рожон. Он не только сам ходил в регулярные самоволки, подбивая на это других, но плюс к этому и покуривал. А еще он имел возмутительное свойство надолго куда-то исчезать из всеобщих горизонтов, заставляя беспокоиться всю администрацию поголовно.

 

Его поведение никак не вписывалось в каноны образцового пионерлагеря. Поэтому с самого первого дня пребывания в «Альбатросе» Шурик стал центром повышенного внимания. Он умудрился даже оказать тлетворное влияние на Барса, который до появления Голубя считался котом дисциплинированным. По крайней мере, раньше его ни разу не видели плавающим вне пределов лягушатника. А теперь он повсюду сопровождал Скворцова вплоть до самоволок.

 

В этот раз голова Шурика маячила чуть ли не на середине озера и периодически исчезала из поля зрения наблюдателей, заставляя их сердца замирать. Голубь плавал не хуже любой рыбы, но никто об этом не знал, ну, а в лягушатнике проявлять феноменальные плавательные способности не представлялось возможным.

 

А сейчас он просто нырял, демонстрируя собравшимся на берегу свое умение оставаться под водой возмутительно долго — больше двух минут. Самым забавным в этом купании было то, что его сопровождал привязавшийся к нему кот Барс. Он, правда, не устремлялся за своим другом в сомнительные глубины, но терпеливо дожидался профессионального ныряльщика на поверхности.

 

Наябедничала на Шурика Оля Голубкина, естественно, из лучших побуждений. Во-первых, она боялась, что он утонет, во-вторых, искренне считала, что хороший пионер не должен купаться без разрешения, а, в-третьих, она хотела вылепить из Скворцова именно такой образ. Кое-кто, конечно, догадывался, что Оля втайне была к Шурику неравнодушна. Но официально в лагере преобладала другая версия — Голубкина, являясь гордостью дружины, считала своим пионерским долгом сделать все для перевоспитания столь злостного нарушителя дисциплины. Ибо для нее это было делом чести.

 

Ребята уже побежали за физруком и главнокомандующим. Но вожатая, Алла Степановна Синицына, более известная среди педсостава как Аллочка, ждать не могла. Она отвечала за Шурика головой и поэтому, решительно сорвав с себя платье, ринулась в воду, велев своим подопечным, заполонившим берег в районе происшествия, соблюдать спокойствие:

 

— Всем оставаться на берегу!

 

— Доброе утро, обаятельная Алла Степановна, — поприветствовал вожатую Голубь, когда она подплыла поближе. — Как Ваше драгоценнейшее здоровье? А как Вам нынче спалось?

 

— И тебе не стыдно, Скворцов? — спросила Аллочка в ответ, покосившись на невозмутимо плывущего рядом кота, — Тебя ведь тоже выгонят из лагеря.

 

— Вот беда-то! — огорченно воскликнул Шурик, — Может, меня, как чемпионера по плаванию, лучше просто выпустить на просторы открытого океана?

 

— Нет, лучше сообщить в школу о твоем безобразном поведении.

 

— Вы меня убиваете, — простонал Шурик и, натурально захлебываясь, погрузился в воду.

 

Аллочка стала шарить руками около себя. Нырять с открытыми глазами она не умела, а с закрытыми не имело смысла.

 

Шурик вынырнул через минуту, когда сердце Аллочки билось где-то в пятках. Ибо вожатой представилось, что несчастный мальчик в пику ей утонул, сраженный ее словами. Ей даже на мгновенье вспомнились слова песни из кинофильма «Человек-амфибия»: “Лучше лежать на дне, в синей прохладной мгле, чем мучиться на суровой, жестокой проклятой земле”...

 

Возник он в нескольких сантиметрах от девушки. Их тела соприкоснулись, но Аллочка не обратила на это внимания, она была счастлива уже оттого, что Шурик выплыл наружу целым и невредимым, не остался в придонной мгле.

 

— Хотите секрет? — спросил Голубь, склонившись к ее уху, и, не дожидаясь ответа, таинственно зашептал:

 

 — В школе прекрасно знают о моем безобразном поведении. Они ждут не дождутся, когда я кончу восьмой класс, чтобы выпереть меня оттуда. А раньше просто нельзя: у нас ведь всеобщее среднее образование.

 

Сообщив это, он снова ушел под воду, но почти тут же возник за спиной у вожатой. Аллочка не успела придумать ничего лучшего, чем продолжить беседу вопросом:

 

— А что скажут родители?

 

— У нас неблагополучная семья, — печально вздохнул Шурик, — тяжелое детство, самодельные игрушки, безотцовщина. Мама давно махнула на меня рукой, считая своего единственного отпрыска человеком конченным, — с неподдельной грустью закончил он.

 

— Хорошо, давай поговорим об этом на берегу. — Дипломатично предложила Аллочка, — Во-первых, там удобнее, а во-вторых, сюда уже плывет Геннадий Стаканыч, фу ты, Палыч на лодке. Ты ведь не хочешь, чтобы он вытащил тебя из воды за шиворот, как провинившегося щенка, и с позором доставил на берег?

 

— Не хочу. Пусть вон животное вытаскивает, — не меняя грустной интонации согласился Голубь и тем же тоном добавил, — кстати, должен заметить, что у Вас бюстгальтер отсутствует...

 

Аллочка не сразу сообразила, о чем это он. А Шурик тем временем уже вновь был под водой и как торпеда стремительно удалялся от вожатой, держа в руке ее лифчик. Увлекшись разговорами о грустном, Аллочка не заметила манипуляций за своей спиной, в результате которых Шурик развязал тесемки верхней принадлежности ее купальника.

 

— Отдай, слышишь! — закричала Аллочка, бросаясь наперегонки с котом в погоню.

 

Голубь опять вынырнул совсем рядом с нею, и на этот раз она уже явно почувствовала прикосновение его мальчишеского тела к своей открытой груди. Отстранившись, Аллочка схватила Шурика за руки, но в них лифчика не было.

 

— Знаешь, как это называется?! — чуть не заплакала она.

 

— Знаю, — ответил Шурик все так же спокойно. — Злостное хулиганство. А мне всего тринадцать лет, какая жалость. И свидетелей нет, буквально ни одного. Мелкий домашний скот не в счет.

 

Аллочка машинально огляделась. Действительно, и лодка с физруком, и берег, где число любопытствующих сильно возросло за эти несколько минут, находились слишком далеко, чтобы различать детали происходящего.

 

В этот момент Шурик неожиданно обнял ее и поцеловал в губы. Это повлекло за собой то, что они оба ушли под воду, и Аллочка оказалась лишенной возможности адекватно отреагировать на проявленную наглость. К тому же она просто не решалась сопротивляться, боясь утопить своего питомца.

 

Вынырнув, она молча отвернулась от Шурика, несколько секунд восстанавливала дыхание, а потом медленным размеренным брассом поплыла к берегу, целясь куда-то в сторону от толпы любопытных.

 

Спустя несколько секунд, Голубь всплыл прямо по курсу впереди нее, преграждая путь. Он лежал на спине и лениво смещался в ту сторону, куда порывалась повернуть вожатая. Между пальцами его ноги был зажат за тесемку лифчик от Аллочкиного купальника.

 

— Куда же Вы, Аллочка Степановна? — Поинтересовался он, — А спасать меня уже передумали?! Перед тем как я окончательно утону, заберите свое законное имущество. Оно мне ни к чему, я — хулиган, а не вор.

 

Аллочка сорвала имущество с чужой ноги, но надеть его на плаву оказалось делом непростым. Она не умела держаться на воде, не пользуясь руками, а мелководье было слишком близко к берегу, где толпился любознательный народ.

 

— Слушай, ты, трудный подросток, — в гневе процедила она сквозь зубы, — сам снял, сам и надевай. В темпе!

 

— Спасибо за оказанную честь, — ответствовал Голубь и, почти без нескромных прикосновений завязывая тесемки лифчика, светски осведомился:

 

— А что Вы делаете сегодня вечером?

 

— Провожаю тебя домой, к маме.

 

Решение об остракизме Скворцова действительно было принято в тот же день, однако исполнение вердикта отложили до следующего утра. А ближе к ночи у Шурика подскочила температура, очевидно, из-за излишеств в области водных процедур. Врач констатировала ОРЗ, начальник же лагеря принял мудрое решение не отправлять больного ребенка к маме, а сначала вылечить его в медпункте «Альбатроса».

 

Неизвестно, откуда Барс узнал о местонахождении своего друга, но сразу же после отбоя он бесшумно возник в проеме форточки. Внимательно оглядев помещение палаты и узрев Шурика, он с грациозной кошачьей ловкостью просочился внутрь и, заранее муркая, устроился на постели.

  

В первый день по состоянию здоровья Голубь вел себя исключительно смирно. Но то, что он продолжал быть таковым, не учинив ничего из ряда вон выходящего, и во второй день, когда температура несколько спала, удивило многих. Шурик даже покорно выслушал Голубкину, пришедшую его навестить. Тема ее нравоучений отнюдь не блистала своей новизной и крутилась вокруг тезиса «Пионер — всем ребятам пример». А страшное резюме прозвучало так: «Тебя же, Скворцов, не примут в комсомол с таким поведением».

 

— Не больно и хотелось. — хрипло согласился простуженный Шурик, никак не прокомментировав своего отношения к этому прискорбному прогнозу, — Давай лучше я тебе кое-что интересное покажу? Хочешь?

 

— Хочу. А что именно? — полюбопытствовала заинтригованная Оля, не подозревая подвоха.

 

— Обещай, что это останется между нами.

 

— Обещаю, честное пионерское!

 

— Ладно, Голубкина, я тебе верю, — сказал Шурик и откинул одеяло в сторону.

 

Он лежал совершенно голым, и Оля с изумлением уставилась на его торчащее и подрагивающее естество. Несколько секунд она расширившимися от неожиданности глазами смотрела на него, после чего резво вскочила на ноги и вся красная выскочила из палаты.

 

— Ну, и дурной же ты все-таки!.. — Услышал Шурик на прощание.

 

Пулей вылетев на крыльцо, она остановилась перевести неизвестно от чего участившееся дыхание и задумалась. Нет, конечно, она никому не сообщит о возмутительной выходке Скворцова, тем более, что дала слово. А видение продолжало стоять перед глазами так отчетливо, будто в оригинале. Укоризненно покачав головой, Оля чему-то загадочно улыбнулась и, не спеша, направилась в отряд.

 

Еще через два дня, когда настала пора выписывать бунтаря из лазарета, случилось невероятное. Голубкина, как председатель совета дружины, обратилась к начальнику лагеря с ходатайством не выгонять Скворцова немедленно, а дать ему еще один шанс для исправления. Неожиданно Алла Степановна поддержала эту инициативу, хотя четыре дня назад она придерживалась диаметрально противоположной точки зрения.

 

В конце концов, Шурик отделался всего лишь выговором и вернулся в отряд тихим, как овечка. Но тем, кто хоть мало-мальски знал Голубя, это затишье показалось весьма подозрительным.

 

— Вот видишь, Венька, — сказал Козину Голубь, — что значит птичья солидарность: две птички отстояли третью. Разве не символично?

 

— Это ты о чем? Что еще за птички? — не сразу понял приятель.

 

— Ну и тугодум ты, а еще шахматист, — усмехнулся Шурик, — Вот я кто? Скворцов, Голубь, так? Оля — Голубкина, а Алла Степановна — Синицына. Теперь-то хоть усек?

 

— Ага, значит, образовалась целая птичья стайка: два голубя и синица. Да, в этом и в самом деле есть что-то символическое.

 

— Вот именно, старик. Этакий забавный альянс получился. В жизни ведь все закономерно, случайностей не бывает. — философски резюмировал Голубь, поглаживая устроившегося у него на коленях Барса, — В самый раз учесть еще и птичье название лагеря — «Альбатрос».

 

 

ВСТРЕЧА В ЛЕСУ

 

Спустя день после «амнистии», Алла Степановна глубокой ночью в одиночестве возвращалась через лес в свой отряд. Более благоразумные вожатые уже пребывали в объятиях Морфея, менее благоразумные любили друг друга в кустах возле костра и купались голышом все в том же озере. Благоразумие же Аллочки находилось как раз посередине между этими двумя крайностями. И когда вечеринка — очередная из многих, почти ежедневных, — перехлестнула за грань приличия, она покинула коллег и одна отправилась сквозь темную чащу к «Альбатросу».

 

Шла она босиком, в коротком платье на голое тело, а сумку с мокрым купальником и тапочками несла в руке. У нее было лирическое настроение, которое, кажется, никто не собирался ей портить. Резкие порывы ветра ласково овевали Аллочкино тело, едва прикрытое тонкой тканью, задирая подол платья выше всяких допустимых норм. Земля щедро отдавала накопленное за день тепло, трава уже готовилась встретить утро, покрываясь свежей росой, а у озера просыпались пернатые.

Но голос одной птицы вожатая никак не предполагала услышать в этот предрассветный час, поэтому вздрогнула от неожиданности, когда Шурик вкрадчиво произнес прямо у нее над ухом:

 

— Это ошибка — думать, будто дети слепые.

 

— Ты что здесь делаешь, Скворцов? — растерянно спросила Аллочка, оборачиваясь и машинально одергивая задравшееся платье книзу.

 

Голубь стоял перед нею мокрый, в одних плавках, и весь вид его ясно показывал, что он тут делал — купался, конечно же. Но ответ его поразил Аллочку. Глядя на вожатую честными, почти пионерскими лазами, Шурик преспокойно сообщил:

 

— Я наблюдал за процессом размножения у высших приматов. Элементарная юннатская любознательность.

 

— О, Господи! — простонала Аллочка. — И что же ты видел?

 

— Все, разумеется, — ответил Голубь. — А Бога, между прочим, не стоит поминать всуе. Тем более, пионервожатой.

 

Круговая порука, в которую был вовлечен весь младший и средний педсостав, как-то не предполагала присутствия при ночных вожатских бдениях любопытных юннатов и прочих воспитанников. На протяжении предыдущих лет не было случая, чтобы какой-нибудь не в меру любознательный ребенок отважился ночью пробраться по лесу за километр от лагеря к «тайной вечере».

 

Старший педсостав, давно прошедший этот этап, в ночных бдениях участия не принимал. После полуночного обхода начальник лагеря и старший воспитатель мирно отправлялись спать. И вряд ли их могло порадовать известие о тех делах, которые творились по ночам возле упомянутого костра, да еще на глазах у страдающих бессонницей пионеров.

 

Собственно, такой пионер был всего в одном экземпляре, но его требовалось каким-то образом нейтрализовать. Ведь даже если Голубь не предаст событие всеобщей огласке, а только поделится своими наблюдениями с товарищами по отряду, ночные гулянки немедленно придется свернуть. Без них вожатская жизнь станет беспробудно скучной, и виновной со всех сторон окажется Аллочка — ведь неугомонный Голубь из ее отряда.

 

— Ты собираешься кому-нибудь рассказать об этом? — обеспокоено спросила она.

 

— О чем? — захлопал глазами Шурик, — О том, как ветер эффектно обнажал Ваши прелести, да?

 

— Не притворяйся дурачком! О том, что видел на берегу, конечно.

 

— Еще не решил. Может, пошлю статейку в “Пионерскую зорьку”, — ответил он, — ведь такой чудный сюжет! Скажем, под шапкой: «Жрецы Бахуса и Эрота» или «Грешники « Альбатроса». Какой вариант лучше, по Вашему мнению?

 

Тут нервы Аллочки не выдержали. Она разрывалась между противоречивыми желаниями. Либо прервать никчемный разговор и гордо уйти, то ли побежать к коллегам, оставшимся у костра, и сообщить о случившемся, то ли впасть в истерику и отхлестать Голубя по щекам. Но ничего этого она не совершила, а просто беспомощно расплакалась, бормоча:

 

— Ну что я такого сделала? За что мне такое наказание?!

 

Она прислонилась к дереву, закрыв руками лицо, и не сразу поняла, что Голубь, приблизившись к ней на недозволенное расстояние, ласково гладит ее волосы и обнаженные плечи, шепча на ухо:

 

— Не надо плакать, Синичка. Я не наказание, а всего-навсего объективный факт окружающей реальности. Я никому ничего не скажу. И “Пионерская зорька” не получит скандального материала.

 

В промежутках между фразами он прикасался губами к изящной ушной раковине девушки, и это почему-то подействовало на нее успокаивающе. Закрыв глаза, она прижалась к шершавой коре дерева спиной, безвольно опустила руки и расслабилась всем телом, позволив мальчику слизывать соленые слезинки со своих щек.

 

Не ограничившись одними щеками, Шурик принялся целовать ее губы, старательно следуя рекомендациям «Кама-сутры». Он их собственноручно печатал на контрастной фотобумаге у себя дома в ванной с пленок, доверенных ему старшими друзьями под строжайшим секретом.

 

Вожатая вдруг стала смеяться, шепча: «Нет, нет, не надо, нельзя», но ее попытки уклониться от поцелуев казались несерьезными, и Голубь не обращал на них внимания. Руками он шарил по телу вожатой, и под тонкой тканью платья она чувствовала жадные прикосновения мальчишеских ладоней. Это было приятно настолько, что она не находила в себе сил остановить запретное развлечение. Наоборот, греховность и недозволенность происходящего только усиливали наслаждение.

 

Наверно, виноват был алкоголь, вскруживший Аллочке голову. Выпила она всего ничего, но, видимо, это все-таки сказалось на исправности ее внутренних тормозов. Почему-то чем дальше, тем больше ее разбирал смех. Она, с ее-то репутацией недотроги, ждущей принца, позволяла какому-то юному хулигану делать с собой невесть что и вдобавок получала от этого удовольствие.

 

Собственно, Аллочка уже имела кое-какой сексуальный опыт с мужчинами, и даже побывала на грани замужества, не доведенного, впрочем, до логического завершения. Но в лагере все знали о ней только то, что в данный момент у Аллочки нет кавалера, и она не очень-то жаждет его заиметь. С другой стороны, изобилия претендентов на ее руку, сердце и прочие части тела тоже не наблюдалось. Молодые самцы предпочитали более доступных подруг, а случайные, однодневные связи не интересовали саму Аллочку в принципе.

 

 Да и вообще, после нескольких приключений подобного рода, она стала как-то прохладно относиться к сильному полу, предпочитая больше хорошеньких девушек. Здесь в лагере Аллочка не видела подходящей для обожания кандидатуры, разве что Оля Голубкина заметно выделялась из общей массы. Но что толку от ее сексуальной привлекательности, если у той на уме одна лишь общественная деятельность?..

 

Мысли на эту тему сумбурно проносились в голове девушки, пока руки Шурика, давно проникшие под ее платье, детально исследовали все интимные места ее тела. Смех Аллочки тем временем достиг истерических пределов и вдруг оборвался. Она порывисто прижала мальчика к себе, ощутив, что перед ней уже мужчина. Но не дала воли своим пробудившимся желаниям, а просто сказала Голубю серьезно и строго, глядя ему прямо в глаза:

 

— Все, хватит. Успокойся.

 

И Шурик повиновался, опустил руки и сделал шаг назад. А Аллочка вдруг почувствовала, что краснеет. И хотя в темноте, даже при полной луне, сиявшей над их головами, разглядеть этого было нельзя, она отвернулась от Шурика и сорвалась с места, не разбирая дороги.

 

Голубь проследил взглядом за тем, как она скрывается за деревьями, потом, сдернув с себя плавки, принялся успокаивать свою взбудораженную плоть. Достигнув разрядки, он поднял Аллочкину сумку с купальными принадлежностями и, удовлетворенный событиями минувшей ночи, резво поскакал в отряд.

 

 

УДИВИТЕЛЬНЫЙ СОН

 

Во сне ему снилась утренняя линейка, на которой все стоящие в строю были голыми, в одних лишь пионерских галстуках. Причем у вожатой Аллочки он был крохотным, словно игрушечным, особенно остро оттеняющий ее наготу. А у председателя совета дружины, примерной пионерки Голубкиной, галстук был, наоборот, чрезмерно большим, полностью закрывающий ее налитые груди.

 

Ее в этом сне исключали перед строем пионеров за попытку соблазнить начальника к любовной связи. Поэтому пионерскую реликвию с нее сняли под барабанный бой, и Голубкина осталась совсем обнаженной. Только почему-то сочла нужным прикрыть руками, поросший светлыми волосками венерин холмик. Хотя до снятия галстука он оставался открытым для всеобщего обозрения и абсолютно никого не шокировал.

 

Раскатистый голос с неба безапелляционно возгласил:

 

— Теперь, Ольга Голубкина, тебя не примут в комсомол!

 

Все присутствующие дружно воззрились вверх на огромную морду Барса, выглядывающую из белоснежных облаков. Затем из них появилась его лапа с горном в когтях, на котором кот вполне грамотно проиграл сигнал, возвещающий подъем.

 

Созерцая это необычайное зрелище, Шурик блаженно улыбался во сне.

 

Утром, на настоящей линейке, все еще находящийся под впечатлением красочного сновидения, Скворцов не преминул сообщить Голубкиной:

 

— А ты мне сегодня во сне приснилась. Причем, в самом экзотическом виде.

 

— Это, в каком же? — Поинтересовался откуда-то сзади Леша Семипалов, чьи оттопыренные уши, как локаторы, улавливали все звуки вокруг, даже те, которые не были для этих ушей предназначены.

 

— В естественном. Без всякого обмундирования. Из всего гардероба — лишь вот этот пионерский галстук, — охотно пояснил Голубь, указывая перстом в нужном направлении. И сразу несколько подростков бросили на Голубкину изумленные взгляды, стараясь представить себе столь пикантную картинку. Раньше этот аспект как-то ускользал от их внимания. Никто никогда не думал, что строгая и примерная Голубкина может быть голой, да еще вдобавок и сниться кому-то по ночам. Подобная мысль была столь же кощунственной, как изредка посещавшее отдельных пионеров озарение, что дедушка Ленин, оказывается, тоже ходил в туалет.

 

Под раздевающими взглядами Голубкина покраснела до самых пяток и, наверно, убежала бы с глаз долой. Но уже протрубили горнисты и простучали барабанщики, а с дальнего конца строя к центру пронесли знамя. Покинуть мероприятие в этот момент означало сорвать линейку, а на такое Голубкина была не способна. Пионерский долг пересилил, и она, сдержав слезы возмущения, вскинула руку в салюте.

 

После линейки благоразумный, умеющий никогда не попадаться и ни на чем не засвечиваться Венька Козин, сказал Шурику:

 

— Зря ты нарываешься на неприятности. Она опять настучит, и все-таки полетишь ты отсюда белым лебедем.

 

— На то и гадкий утенок, чтобы лебедем летать, — гордо ответствовал Шурик.

  

Голубкина, вопреки Козинским прогнозам, и не подумала стучать. Любители этого дела имелись в отряде и помимо нее. А пионервожатая, Алла Степановна, краем уха услыхавшая разговорчики в строю, только улыбнулась.

 

 

ПИОНЕРСКИЕ РАЗВЛЕЧЕНИЯ

 

Перед обедом, решив совершить очередной водный моцион, Шурик и Барс отправились лесом в излюбленное место на озере. По пути они внезапно напоролись на увлеченно целующуюся парочку. Это были Витька Семин — рослый, спокойный, симпатичный парень, и Светка Белова, которую почему-то прозвали Матильдой. Внешне она тянула больше, чем на свои 13 лет, да и выглядела очень даже недурно. Глядя на Матильду, никак нельзя было предположить, что за ее скромной, невинной вывеской скрывается настоящий дьявол в мини-юбке.

 

Как и Шурик, Белова относилась к разряду самовольщиков и злостных нарушителей лагерной дисциплины, только она каким-то образом умудрялась не влипать в неприятности. Матильда тоже курила, могла употребить крепкое словцо при необходимости, даже подраться. А еще она любила заводить шуры-муры с мальчиками, которые ей импонировали.

 

Вечно шпионивший за девчонками Козин, утверждал, что Матильда никогда не носит трусов, за что он ее, кстати, очень уважал, и купается строго в голом виде. Венька не раз приглашал Голубя проследить за ней, когда Белова отправлялась поплескаться на просторе, но Шурик отклонял эти предложения. Ибо главным объектом его внимания по-прежнему оставалась соблазнительная Аллочка. Это была его цель, и он твердо верил в то, что достигнет ее.

 

Целующаяся парочка пребывала в таком упоительном забвении, что не заметила появившихся зрителей – Голубя и Барса. А Шурик, пользуясь случаем, решил понаблюдать за поведением Матильды, о которой не равнодушный к ней Венька ему уже все уши прожужжал.

 

И действительно, когда Витька Семин, поглаживая спину Матильды, опустил руки ей ниже талии и задрал у нее подол, под ним ровным счетом ничего не оказалось. Усмехнувшись, Голубь подумал, что прирожденный шпион Козин и в этом не погрешил перед истиной.

 

А потом Матильда сама увлекла своего кавалера наземь, и они занялись отнюдь не пионерскими забавами. Судя по всему, невинная на вид Белова, уже лет сто не обладала целомудрием. По крайней мере, она все делала правильно, попутно корректируя действия своего неискушенного в этих делах партнера.

 

Быть может, Шурик и воспользовался бы хорошо проторенной дорожкой, тем более, что он не раз уже ловил на себе заинтересованные взгляды Матильды. Но из всех персонажей женского пола здесь, в «Альбатросе» наибольшим приоритетом в его глазах пользовалась все-таки Алла Степановна Синицына.

 

 

ЧП

 

Неожиданно в лагере произошло ЧП — попытка суицида Маши Верховской, девочки из старшего отряда. Влюбившись по уши в одного из мальчиков и признавшись ему в этом, она не встретила с его стороны взаимности. И по этой причине решила, что дальнейшая жизнь не имеет ни малейшего смысла. Умыкнув из кухни бутылку с уксусом, Верховская вылакала из нее больше половины, после чего ее стало выворачивать наизнанку. К счастью, в бутылке оказалась не эссенция, а довольно слабый ее раствор, поэтому ничего ужасного с неопытной самоубийцей не произошло.

 

— Лишить себя жизни не так просто, как кажется, — вновь философствовал перед Козиным Голубь, потому что далеко не у всех это получается с первого раза. Где-то я читал юморной рассказ про одного хохмача, которому не жилось спокойно на белом свете, и он без конца пытался перебраться в мир иной. Чего только он не делал, но всегда находились какие-то причины, мешающие ему претворить свою мечту в реальность.

 

— А что же, ему так и не удалось помереть? — Живо заинтересовался Венька.

 

— Нет, не везло чуваку. То веревка рвалась, то кто-нибудь успевал дурачка вытащить из нее, то еще что-то. Один раз он придумал прыгнуть с крыши пятиэтажного дома вниз головой, и что ты думаешь?

 

— Что, не долетел, да? — Скептически усмехнулся Козин.

 

— Почему же, долетел. Да еще как… Только в самый ответственный момент из-за угла выехала мусоровозка, и этот неугомонный хохмач плюхнулся в самую гущу зловоний. В самый раз бы успокоиться, но после того случая он целых полгода готовился к очередной попытке, чтобы все случилось наверняка. — Шурик загадочно умолк, играя с котом.

 

— Ну, а дальше-то что? — Сгорая от нетерпения, спросил приятель.

 

— А вот дальше и было самое интересное. Этот непоседа раздобыл где-то трофейный пистолет, какой-то зверский яд, приготовил прочную веревку, бритву и решил все это сразу применить.

 

— Как это сразу? — Удивился страшно заинтригованный Козин.

 

— А очень просто. — Снисходительно глянув на вспотевшего от волнения Веньку, сказал Голубь, — Сначала он включил все газовые конфорки на кухне, наполнил ванну водой, залез в нее, сделал петлю такой длины, что стоило ему с головой уйти под воду, как она тут же и затянулась бы. После этого он выдул пузырек яда, а пока его действие не проявилось, самоубийца вскрыл себе вены. Потом взял пистолет, приставил его к виску и хладнокровно спустил курок, представляешь себе? Вот такая дурацкая история.

 

— Ага! — Удовлетворенно вскричал Венька, — Значит, он все-таки добился своего? Я все понял: после выстрела тело обмякло и сползло в воду, веревка затянулась на шее, кровь тем временем хлестала из него. Здорово он придумал, это уж точно наверняка!

 

— Да нет, Венька, у тебя слишком богатая фантазия. Ни черта ты не понял, потому что из затеи ничего не выгорело…. Старый пистолет дал осечку и от волнения выпал из руки, яд оказался настоящей липой, натянувшаяся на шее веревка сорвала кран, к которому была прикреплена. Из ржавой трубы хлынул ледяной поток, из-за которого хохмач взбрыкнул ногой, дернув за цепочку заглушки, и вода со скоростью ветра ушла из ванны. Вот видишь, что значит не судьба?

 

— Постой-постой! — Недовольно воскликнул Козин, — А как же перерезанные вены и пущенный в квартиру газ? Тоже что-то тут не сработало?

 

— Ну, естественно. Конфорки-то и духовку он включил на полную мощь, а общий вентиль забыл открыть. Вены? Так ведь без воды из них много крови не выйдет, закупорятся. А через 10 минут снизу прибежали взбешенные соседи, дом старый, потолок у них протек моментально. Теперь-то тебе все стало понятно или еще нет?

 

— Да уж, забавная история, — разочарованно произнес Венька, — жалко мужика, наверняка отправили в дурдом...

 

— Вот тут-то ты попал в самую точку, молодец.   

 

 

 

ДЕНЬ ОМОВЕНИЯ

       

День был банным, и Аллочка оказалась одна на весь отряд. Второй вожатый, Владислав, еще в начале смены явился на летучку с тяжелого похмелья, вдрызг разругался с главкомом, за что тут же и вылетел в отставку, а замены ему пока не нашли.

 

Так что Аллочке пришлось самой купать сначала мальчиков, а потом девочек. С мальчиками она, естественно, пребывала в купальнике, сами мальчики — в плавках. Только Голубь явился без них, аргументируя этот шаг в своей привычной манере:

 

— Каждый, кто хоть раз видел античную статую, знает, что находится у мужчины спереди ниже талии. Да и мытье в трусах какое-то неполноценное. Кто-нибудь хочет опровергнуть сей тезис?

 

Оппонентов не нашлось. Практически любая выходка или эффектная фраза Шурика могла бы послужить замечательным поводом для насмешек или других обидных высказываний. Но никто не рисковал над ним смеяться, никто не дразнил его и не выдумывал кличек. Даже прозвищем «Голубь» Шурик наделил себя сам. Все просто опасались с ним связываться, ведь неизвестно, какую месть Шурик может выдумать и изобретательно воплотить в жизнь.

 

Вот и теперь только малолетний гигант Сема Васин, простой, как кусок хозяйственного мыла, и не привыкший думать о последствиях, лениво пробасил:

 

— А ты что, Геракул что ли? Или как?

 

            Шурик воззрился на Сему в немом изумлении. Он никак не подозревал Васина в знании древнегреческой мифологии. Однако тут же вспомнил, что Сема только что закончил пятый класс, где изучается история Древнего мира. И, очевидно, Геракл вместе с оракулом случайно перемешались в его мозгу, не засоренном излишними знаниями.

 

— Нет, — прогнав изумление, — ответил Шурик, — я — Давид, а ты — Голиаф. — он щелкнул гиганта по лбу, добавив, — Если хочешь знать, что первый сделал со вторым, почитай энциклопедию.

 

Сема не знал, что такое энциклопедия, поэтому разговор иссяк сам собой и Васин стал Шурику неинтересен.

 

Голубь направился к вожатой и, скромно потупив взор, попросил:

 

— Алла Степановна, потрите мне, пожалуйста, спину.

 

— А больше некого попросить? — усмехнулась она, непроизвольно скользнув взглядом по самому интересному фрагменту его фигуры.

 

— Есть, конечно, но ни у кого из присутствующих нет таких прекрасных рук, — доверительно проворковал он, — у Вас ведь они, надеюсь, нежные?

 

Польщенная вожатая засмеялась и подтолкнула Голубя в душевую кабинку с боковыми стенками, но без двери. Шурик встал в позу пойманного гангстера из американских боевиков — руки на стену, ноги на ширине плеч. Аллочка мстительно стала тереть его спину мочалкой, не жалея сил. Любому другому это показалось бы сущим зверством, но Шурик мужественно терпел экзекуцию, кажется, даже получал удовольствие.

 

Процесс мытья, однако, имел побочные последствия. Когда Шурик повернулся, его фасад поверг вожатую в смущение, смешанное со скрытым восхищением. Его восставшая плоть произвела на нее впечатление, и Аллочка с явной симпатией смотрела на нее, качая головой.

 

— Нет, ты невыносим! — воскликнула она, продолжая смеяться. Потом склонилась к его уху, шепнув:

 

— Холодная вода, говорят, помогает.

 

— Врут, — уверенно сказал Шурик, и, отобрав у Аллочки мочалку с мылом, стал невозмутимо покрывать себя пеной.

 

 

С девочками все было проще — они мылись голыми и Алла Степановна, разумеется, тоже. Хотя дебоширили они во время купания почище мальчиков, оглушительно при этом визжа, чего парни себе не позволяли. Аллочка попыталась было их усмирить, но не сумела даже перекричать. А потому укрылась от кошмарной свистопляски в одной из кабинок, где стала нежиться под тугими струями воды.

 

Через некоторое время к ней подошла Голубкина. Она стояла молча, неуверенно переминаясь с ноги на ногу, пока вожатая не открыла глаза и не бросила на девочку вопросительный взгляд.

 

— Алла Степановна, скажите, а я и вправду очень некрасивая? — Застенчиво спросила Оля.

На самом деле в естественном виде Голубкина была очень даже ничего — рано созревшая акселератка с рельефными формами, удивительно стройными ногами и не по годам развитой грудью. Но, несмотря на внешние параметры, в душе Оля все еще оставалась ребенком, сохраняя детскую наивность и романтические представления о любви. А уже первые посещавшие ее нескромные желания она подавляла повышенной общественной активностью. Хотя последние полгода, просыпаясь по утрам, Оля почти всегда обнаруживала одну из своих рук где-то между влажными отчего-то ногами.

 

В этом ее вопросе проявились сразу сомнения переходного возраста и взрослое желание посмотреть на себя со стороны. Затаив дыхание, она ждала ответа, словно решения своей судьбы.

 

— Ну что ты говоришь?! — Искренне изумилась Аллочка, внимательно разглядывая стоящую перед ней ладную фигурку, — Наоборот, ты очень красивая девочка. Сравни себя со своими сверстницами, — сразу увидишь разницу. Ты хоть в зеркале-то себя видела целиком? Нет, милая, тебе нечего беспокоиться о своей внешности. За тебя прекрасно побеспокоилась природа.

 

Протянув руку, Аллочка нежно провела ею по тугой груди Оли, отчего та сладко вздрогнула, а соски у нее мгновенно набухли. Это не прошло мимо внимания пионервожатой, которая едва сдержалась, чтобы не повторить движение.

 

— А почему тогда мальчишки смотрят на меня, как на какую-то… швабру? — девочка не смогла подобрать более удачного сравнения, но вожатая поняла, что она хотела выразить.

 

— Все дело, Оленька, в твоей напускной строгости. Сбрось с себя этот никчемный налет, раскрепостись, чаще улыбайся. Надо радоваться жизни, и тогда она будет радовать тебя.

 

Голубкина долго молчала, что-то обдумывая, и, наконец, решилась:

 

— Алла Степановна, а почему люди снятся друг другу?

 

«Ничего себе вопросики!», — Промелькнуло в голове у вожатой, а вслух она сказала:

 

— А он тебе тоже снится?

 

Оля кивнула и покраснела. Потом заговорила тихо и быстро, постоянно оглядываясь, не слышит ли кто:

 

— Я боюсь теперь, Алла Степановна. У него же сплошная каша в голове. Он все время оригинальничает, лезет на рожон. Учудит что-нибудь, и выгонят его из лагеря. А я что буду делать?

 

— А вот это ты, милая, брось. На «Альбатросе» ведь не сошелся клином белый свет. К тому же никто его пока из лагеря не выгоняет. Знаешь, что? Зайди ко мне как-нибудь вечерком перед отбоем, поболтаем о том, о сем…

 

— Все равно. Это стихийное бедствие какое-то. И угораздило же меня... — Оля оборвала себя на полуслове и скрылась в другой кабинке.

 

...в него влюбиться, — договорила Аллочка про себя, — стихийное бедствие — это точно. С ума сойти!

 

«Стихийное бедствие» в этот день еще раз дало о себе знать, правда, только на уровне слухов. До Аллочки дошли разговоры о том, что Голубь готовил групповое вторжение в баню во время купания девочек, завербовав на эту акцию нескольких соучастников. Планировалось ворваться в моечное отделение с фотоаппаратом наголо, сделать серию снимков и в темпе исчезнуть, чтобы спасти пленку. Версия источника информации гласила, что в последний момент план был отменен по техническим причинам — из-за неисправности вспышки, без которой фотоаппарат в душевой был бы бесполезен.

 

Неизвестно, соответствовали ли эти слухи действительности или это было очередной стрелой в сторону Аллочки, но поволноваться ее они все-таки заставили.

 

Да и сам этот трудный подросток, после их ночной встречи в лесу, стал ее изрядно волновать. Разве можно было забыть его теплые руки на своем теле, особенно в самом сокровенном месте? Аллочка непроизвольно улыбнулась, представив себе, что между ними могло произойти, если бы она в тот раз так панически не убежала.

 

А тут еще, до кучи, эта соблазнительная девочка, возбуждающаяся от малейшего прикосновения. Какая же она вкусненькая на вид, да еще вдобавок никем не целованная! Похоже, эту миленькую пташку легко будет приручить. Кстати, как там ее прозвали? Кажется, Голубкой? Во-во, а, она, стало быть, Синичка, т.е. обе — птички. Между прочим, тут есть еще один пернатый — Голубь, хотя его следовало бы окрестить Скворцом. Нет, это просто какая-то сплошная орнитология! Что-то здесь наклевывается невообразимое.

 

Предаваясь приятным мыслям под душевыми струями, Аллочка не заметила, как одна ее рука привычно скользнула к низу живота и принялась там сладко манипулировать. А когда в преддверии кульминации она на мгновенье открыла глаза, то вдруг увидела перед собой Матильду. Она стояла перед Аллочкой и, глядя на нее, тоже увлеченно ласкала себя.

 

Несколько секунд они смотрели друг на друга — Матильда откровенно призывно, пожалуй, даже дерзко. А Аллочка — удивленно-вопросительно и слегка смущенно. Потом девочка, не сводя глаз с пионервожатой, медленно подняла руку вверх и провела себе по губам пальчиком. После этого она дружелюбно улыбнулась и ушла.

 

МАТИЛЬДА

 

Света Белова жила с мамой и старшим братом. И хотя у них была своя комната, он почти не уделял ей должного братского внимания, считая сестру некой досадной помехой. Игнорируя ее присутствие в комнате, он прямо на ее глазах частенько занимался своими мальчишескими забавами. Она же, видя, что он в упор ее не замечает, тоже не считала нужным в чем-либо его стесняться.

 

Так продолжалось до тех пор, пока Матильде не исполнилось 12 лет, и она вдруг расцвела, словно цветок из бутона. И тут у ее брата так же внезапно проснулся к Свете интерес, в особенности, когда она переодевалась. Матильда, обрадовавшись появившемуся со стороны брата вниманию к своей персоне, стала делать все, лишь бы оно не угасало, поэтому она начала лишний раз находить поводы для раздеваний и переодеваний. Тем более, что ее саму стало это будоражить. А после того, как он однажды вслух заметил, что без всего сестричка выглядит лучше, нежели в одежде, юная Света перестала носить дома под халатиком трусики. Все это и послужило поводом к тому, что между ними начали стремительно складываться новые взаимоотношения.

 

Сначала брат просто по-дружески обнимал ее, целовал в щечки и в шейку. Затем, видя положительную реакцию сестрички, стал просовывать ей руки под халатик и гладить ее обнаженное тело, от чего Матильда вся млела. А потом братик перешел к более решительным действиям, не встретив на своем пути ни малейшего сопротивления. И они стали каждый день заниматься любовью. Спустя два года брата забрали в армию, а Света, привыкшая к ежедневным наслаждениям, принялась искать их с другими мальчиками.

 

Все это стало известно вездесущему Козину, который сумел попасть в число избранных любвеобильной Матильды, которая прониклась к нему особой симпатией. Ибо он обладал таким мужским достоинством, которое ей еще не встречалось.

 

 

НОВОЯВЛЕННЫЙ РЕПОРТЕР

 

На утро Голубь, в сопровождении кота, с важным видом расхаживал по лагерю в темных очках, с фотокамерой «Зенит» и всем встречным представлялся:

 

— Репортер Дуглас, газета «Вашингтон-пост».

 

Шутка почти всем нравилась, некоторые предлагали даже дать интервью для такого солидного издания, хотя никто его в глаза-то не видел. Среди прочих к «Дугласу» подошла и Матильда.

 

— Привет, знаменитый репортер! — Кокетливо щуря свои большие синие глаза, сказала она, — Как насчет того, чтобы сходить искупаться на пару? А то все одна, да одна… Вдвоем ведь веселей, ты не находишь?

 

— Разумеется, — ответил Шурик, оглядывая собеседницу с головы до ног, — а как ты предлагаешь купаться? Голяком?

 

— А что в этом плохого? — Игриво улыбнулась Матильда, продемонстрировав свои идеальные зубки.

 

— Тебе-то хорошо, милочка, у тебя ведь ничего не заторчит спереди. А как быть мне в случае чего, а?

 

— Да уж как-нибудь сообща выкрутимся! — Звонко рассмеялась Матильда, подмигивая, — это вовсе не проблема. Ну и?

 

            Предложение показалось Шурику таким соблазнительным, что он чуть его не принял. Но тут около них неожиданно возникла Голубкина и насмешливо спросила:

 

            — Что, Белова, новый роман наклевывается?

 

            — А тебе-то что, Голубкина? Ревнуешь? Хочешь, чтобы этот симпатяга стал твоим? — Сходу пошла в наступление Матильда, — Так вот знай, тебе тут ловить нечего. Ты глянь на себя в зеркало: ну кто на тебя такую мартышку позарится? Разве что какой-нибудь завалящий хренов комсомолец. И будете вы, по-пионерски взявшись за ручки, наперебой возносить гимны во славу КПСС. Вот твой удел, Голубкина. А теперь хиляй отсюда, не мешай приличным людям разговаривать.

 

            Слушавший эту тираду Голубь, видел, как потемнело от обиды Олино лицо. И ему жалко стало девочку, которая вряд ли смогла бы постоять за себя против матерой Матильды. Поэтому он решил заступиться за нее, сказав с иронией:

 

            — Слушай, Матильда, по-твоему, где трое, так там третий лишний, да?

 

            — Вот именно! — Победоносно подтвердила Белова, сгоряча не заметив сарказма в голосе Шурика и нисколько не сомневаясь в том, что блестяще отбрила эту гордую пионерку.

 

            — Во-первых, третий далеко не во всех ситуациях лишний, это — раз. Во-вторых, раз уж такой вопрос встал на повестке дня, и ты, Матильда, на этом настаиваешь, то из вас двоих я предпочитаю общество Голубки. Это — два. Так что, дорогая, хилять отсюда придется именно тебе. Это — три. Автограф на прощание?

 

            — Иди ты со своим автографом, знаешь куда? Чирикайте, голубочки, на здоровье! Только ничего путного из этого не выйдет! — Зло выкрикнула Матильда, сразу же став какой-то некрасивой. И резко развернувшись на высоких каблуках, с достоинством, как ей показалось, похиляла прочь.

 

            — Спасибо, Шурик, что поставил на место эту зарвавшуюся девчонку. — Поблагодарила Голубкина, глядя на него с каким-то новым выражением в глазах, — Вот уж никак не думала, что ты когда-нибудь встанешь на защиту меня. Теперь Белова наверняка будет строить разные козни…

 

            — Ну, что ты, Голубушка, не стоит благодарности. — Великодушно отозвался Шурик, отметив, что Оля назвала его не по фамилии, а по имени, — Защита слабых — мое хобби. А что касается козней Матильды, то не бери в голову. Ежели же она захочет сделать тебе что-то плохое, то пусть наберет полный рот свежего говна и изо всех сил плюнет тебе в физиономию. Так прямо ей и скажи при следующей встрече.

 

            — Фу, какая гадость! — Поморщилась Голубкина, но, не выдержав, от души расхохоталась, представив, очевидно, как Матильда на практике осуществляет такую месть, — Все-таки ты дурной. Вечно какие-то хохмочки.

 

            — Так ведь я — оптимист. Поэтому и звучу всегда в мажорной тональности. — Смеясь за компанию, ответил Голубь, — А вот ты редко улыбаешься, хотя это тебе больше идет, чем постоянно ходить с сумрачной миной.

 

            Они стояли чуть ли не на середине волейбольной площадки под прицелом десятков любопытных глаз. Лично Шурика это нисколько не смущало, а Оля, довольная тем, что так долго и хорошо разговаривает с субъектом своей влюбленности, просто не замечала ничего из окружающего.

 

            — Кстати, ты вроде имела мне что-то сказать? — вспомнил Голубь.

 

            — Нет, ничего особенного. Хотела только спросить, придешь ли ты сегодня на купание?

 

            — На официальное? Пожалуй, нет. Лягушатник не для меня. Хотя в том районе, возможно, появлюсь, пощелкаю. — Кивнул он на свой фотоаппарат, а потом подозрительно спросил: — Что-то ты раньше меня об этом не спрашивала…   

 

 

ШАХМАТНЫЙ ЭТЮД

 

Согласно обещанию, Шурик появился на пляже, но, в лягушатник не полез и даже раздеваться не стал, хотя жара стояла изрядная. Он дефилировал по берегу, поминутно щелкая камерой, уделяя основное внимание Голубкиной. Она удивила всех тем, что вместо своего мрачного закрытого купальника, похожего на бронежилет, надела бикини, причем чужое. Размер его был заметно меньше, чем полагалось бы для ее роскошных форм. Вот тут он и понял, почему Оля задала ему тот вопрос о купании. Оказывается, она готовила для всех неожиданный сюрприз, и ей чрезвычайно важно было, чтобы Голубь непременно стал его очевидцем.

 

Вероятно, прошедшей ночью Голубкина решилась изменить свой имидж, сознательно рискуя попасть под град насмешек. В конце концов, ее интересовало мнение только одного человека. И результат, надо сказать, превзошел все ожидания! «Репортер Дуглас» не только обратил внимание на выгодные изменения в облике Голубкиной, но и приструнил насмешников, прикрикнув на них:

 

— По какому поводу, чуваки, базар? Человек следует новейшим веяниям моды, и это похвально. Какие могут быть вопросы? Сестричкин, а у тебя что?

 

Сестричкин был слабой пародией на Шурика по части хулиганских выходок, но, в противовес Голубю, славился своей тупостью. Вопрос у него на все случаи жизни имелся лишь один:

 

— А чего сразу я?

 

— А потому что, — исчерпывающе ответил на то Шурик.

 

Удовлетворенный таким вразумительным пояснением Сестричкин умолк, а Голубкиной после этого говорили про новый купальник только хорошее, типа: «Оля, а тебе так больше идет».

 

— Действительно, идет. Ишь, как сразу похорошела! — Подтвердил и сам виновник перемен, в очередной раз запечатлевая Голубкину на пленке.

 

После такого откровенного комплимента, почти равноценного признанию в любви, Оля чуть ли не весь день старалась быть поближе к Шурику. Вдруг он скажет еще что-нибудь приятное? Но сдержанный на похвалы Голубь больше ничего такого не говорил. И вообще, он битых часа три подряд играл в шахматы с Козиным, разглагольствуя о том, о сем, главным образом, — о женщинах.

 

Начали они с литературы и, постепенно сужая тему, сконцентрировались на Грине. Перешли на босоногую Ассоль и, оттолкнувшись от нее, углубились в рассуждения о том, почему женщинам подобает ходить босыми, а мужчинам — обутыми.

 

— Все пошло от первобытных. — Авторитетно философствовал Голубь, — Представь, живет себе этакая пещерная баба. Сидит у костра, мясо над огнем коптит, ораву детишек нянчит. На что ей, спрашивается, башмаки? Еще лишнюю шкуру на нее тратить, да и работы сколько. Другое дело мужчины. Им за мамонтами бегать надо, а кругом острые колючки. Вот тут без обуви ну никак.

 

Козин в пол-уха внимал этим разглагольствованиям, согласно кивая гривой, но его больше интересовали шахматы, и он с попеременным успехом выигрывал у Шурика, чему тот нисколько не огорчался.

 

Сидящая на соседней скамейке Голубкина, с интересом прислушивалась к их беседе, притворяясь, что вся поглощена чтением именно «Алых парусов». Собственно, и сам разговор Голубя с Козиным о литературе и женщинах начался с того, что остроглазый Шурик узрел в руках у Голубкиной эту книжку.

 

На всем протяжении игры Венька то и дело украдкой косился на умопомрачительно красивые коленки Оли. Да и вообще последнее время она стала ему сильно нравиться. Возможно, даже больше, чем Матильда.

 

 

 

 

ВЕНЬКИНЫ ВОЗМУЩЕНИЯ

 

Иногда Козин думал, что без всяких колебаний поменялся бы с любой из них внешностью. Он очень завидовал девочкам, которым дано было носить такие замечательные вещи, как платья, юбки, чулки, всевозможную бижутерию, длинные волосы и т.д. А они вместо того, чтобы в полном объеме пользоваться своими привилегиями, вечно норовили напяливать на себя что-то мужское, в особенности, всякие портки. Причем, в них почему-то рядились именно те девочки, у которых самые лучшие ноги. А те чертовы девицы, у которых ноги как у Гоги (а у Гоги ноги, как у коровы роги!) или как горелые спички, постоянно выставляли их наружу… Ну, не парадоксально ли это?

 

Всякий раз, размышляя над этим, Венька весь кипел от негодования. Почему, спрашивается, мальчики лишены прелести ношения женских одеяний и обречены всю жизнь ходить в ненавистных штанах? Это же просто вопиющая несправедливость, какая-то дискриминация сильного пола! Хорошо хоть, что находятся такие отважные мужчины, которые переодеваются в женщин. Правда, не у каждого это может классно получиться по причине неудачной для такой цели внешности. А вот у него, Веньки, есть все предпосылки легко трансформироваться в симпатичную девчонку. Надо будет обязательно продолжить репетиции этой чудной роли после возвращения из лагеря домой. Кое-какой опыт по этой части у Козина уже имелся…

 

Словно наглядная иллюстрация к этим размышлениям, мимо шахматистов, весело повизгивая, пронеслась резвая тройка девочек из их отряда в развевающихся коротких платьях. Венька аж зубами скрипнул от досады при виде их голых ног. Уж лучше бы они их никому не показывали, не оскверняли бы взоры окружающих таким возмутительным убожеством.

 

Козин на мгновение представил себе всех преподавательниц в школе в обнаженном виде и поморщился. Ибо не было там ни одной подходящей для эстетического созерцания кандидатуры. Ну, разве что тридцатилетнюю русалку, Виолу Альбертовну, можно было бы попробовать взять в качестве образца для античной скульптуры. А так… остальные — сплошной позор в масштабах школы..

  

— Между прочим, пора бы и освежиться, — бегло глянув в сторону Оли, вывел его из сумрачного штопора Голубь, — Барс вон весь изнывает от жары. А забота о наших меньших братьев — долг человека.

 

— Как трогательно. — Проговорил Венька, бездарно проигрывая Шурику офицера, — Если ему жарко, то мог бы и сам догадаться сходить окунуться. Кстати, интересно бы знать, откуда у кошки может быть пристрастие к воде? Это же противоестественно для данного вида животных. Другое дело — выдра, ондатра, бобер, даже медведь…

 

— А с чего ты взял, что Барс — кот в чистом виде? — Подняв недоуменные глаза на Козина, вопросил Голубь, — Дарвин, например, утверждал, что человек произошел от обезьяны. Так?

 

— Вроде бы так.

 

— Вот ты, Венька, почему-то безоговорочно веришь в эту ересь. А ведь его теория — клевета на весь род людской. Почему именно только от обезьяны, а не от других млекопитающих, а? Ну-ка ответь вразумительно!

 

— Не знаю, — пожал плечами Козин, объявляя Шурику очередной шах, — просто так принято считать за неимением другой теории. Да и внешнее сходство тоже…

 

— Насчет внешнего сходства — не свисти! — Продолжал развивать начатую мысль Голубь, — Разве тебе не приходилось встречать людей, допустим, с лошадиной физиономией, с крысиной, козлиной, змейской, похожих то на орла, то на кабана, то еще на какого-нибудь зверя?

 

— Точно, встречал! — Радостно встрепенувшись, вспомнил Венька, — В нашем подъезде живет одна такая тетка. Каждый раз, как я ее вижу, то на ум почему-то приходят розовые и добродушные свиньи. Интересно, а от кого произошел я?

 

— А тут и думать нечего, — уверенно ответил Шурик, — с первого взгляда невооруженным глазом и в полной темноте видно, что от лисы. Хитрый, пронырливый, вездесущий, бесшумно появляющийся, как призрак. А вот наша Алла Степановна — типичная лань. Кстати, вспомнился один анекдот про лань, хочешь?

 

— Давай, валяй.

 

— Встречаются два старых приятеля. «Что у тебя новенького?», — спрашивает первый. «Да ничего особенного. Ну, разве что мне дали новую секретаршу, так себе, а ноги и вовсе, как у лани». «Да? Что, такие же длинные и стройные?». «Нет, такие же тонкие, жилистые и волосатые».

 

 

КОНКУРС

 

Слышавшая анекдот Голубкина, не выдержала и прыснула от смеха, отчего оба приятеля одновременно повернули головы в ее сторону.

 

— А у тебя, Голубушка, похоже, в роду был хамелеон. — Строго глядя на нее, предположил Шурик.

 

— Это еще почему?! — Возмутилась Оля, представив себе образ довольно невзрачного зверька, — Неужели я такая страшненькая?

 

— Нет, внешний облик здесь как раз не причем. Просто ты умеешь поразительно видоизменяться: из заурядной пионерки сразу в привлекательную Афродиту. — Продолжал Голубь, — Сегодня мы все имели удовольствие это лицезреть, правда Венька?

 

— Святую истину глаголешь, сын мой, — подтвердил Козин, энергично закивав гривой.

 

— Вот видишь, что знающие люди говорят. И ноги у тебя совсем не такие, как у упомянутой лани, — добавил Шурик, от внимания которого не ускользнули сальные взгляды Веньки.

 

— А что, еще хуже? — откровенно напрашивалась на комплемент Оля.

 

— Я этого не говорил. Но если ты хочешь знать мое личное мнение о данном объекте, то я склонен считать его эталоном. Но, поскольку я не истина в последней инстанции, на всякий случай обратимся к мудрому народу. А ну, батюшка, выкладывай свои ценные соображения по теме. Только не вздумай кривить своей подлой лисьей душой!

 

— Народ полностью солидарен с таким непревзойденным эстетом в области дамских ножек, каковым является Александр Скворцов! — В тон Шурику отрапортовал Козин, — Единодушная оценка жюри — 5 баллов!

 

— То есть, высшая. — Согласно подытожил Голубь, поразившись несвойственному Веньке красноречию, — Да, Голубкина, плохи твои дела, однако.

 

— Это еще почему? — Удивилась польщенная было Оля, — Сами же только что говорили…

 

— Вот и я говорю, — снисходительно улыбнулся Скворцов, — что пришла хана твоим формам с длинными подолами. Придется тебе, Голубушка, переходить на нормальные одеяния. Например, та же Матильда, хотя ее ноги и твои — день и ночь, выглядит эффектней тебя. А почему, задумайся? Да потому, что она умеет их показать, я прав, батюшка?

 

— Во истину прав, сын мой. Аминь! — Хихикая, вновь сымитировал Козин какого-то попа.

 

— Так вот, Голуба, — окончательно войдя в раж, ораторствовал Шурик, — запомни, что стройные женские ноги отнюдь не частная собственность, а всеобщее достояние. Да-да, не ухмыляйся, не протестуй раньше времени. И скрывать их от настоящих ценителей красоты — высшая степень эгоизма! Нет, даже не эгоцентризм, а нечто вообще чудовищное, выходящее за рамки здравомыслия, настоящее преступление. Надеюсь, цивилизованная общественность согласна с этим неопровержимым тезисом? — Повернулся он к Козину.

 

— Без комментариев! — Съехал было Венька с церковного тона, но тут же поправился, — Согласна. Ныне, присно и во веки веков!

 

Мальчики впервые видели Олю такой развеселившейся. Она вся сияла от похвал, высоко оценив своеобразный юмор забывших про шахматы приятелей. Козин с искренним восхищением смотрел на Голубя, ибо точка зрения последнего на все 100% совпадала с его собственной.

 

Тем временем, начало уже смеркаться. Шурик узрев, что его экспромт прошел на «ура», решил его усугубить наглядным финалом. Поэтому он сказал Оле:

 

— А теперь в самый раз проверить, насколько лекция об эстетике дошла до сознания масс. Голубкина, ты готова предстать перед компетентным жюри и убедительно проиллюстрировать предмет нашего обсуждения?

 

— Что ты имеешь в виду? — растерялась Оля, зачем-то оглянувшись по сторонам.

 

— Во-первых, расстанься, наконец, со своим Грином, а, во-вторых, встань со скамейки и подойди к судейскому столу. Вот так, — поощрил ее Голубь, когда она в недоумении подчинилась, — а теперь грациозно приподними подол юбки до приемлемого уровня. Да не вертись по сторонам, за этими кустами нас не видно, тем более что уже сумерки наступили.

 

Их скамейки и столик действительно стояли хорошо защищенными густой листвой со стороны корпусов. А с другой стороны в нескольких метрах от них проходила сетчатая изгородь территории «Альбатроса».

 

— Ой, мальчики, может не надо никаких шоу? — Взмолилась Голубкина, которой, в общем-то, нравилась игра, — Может, как-нибудь в другой раз?

 

— Другого раза не будет, — категорически отрезал Шурик, — лови момент, пока члены жюри в добром расположении духа. И потом, любой урок полезен только тогда, когда он тут же закреплен на практике. У публики есть возражения? Дополнения, коррективы в программе?

 

— Аудитория полностью разделяет поставленные к конкурсанту требования. — Немедленно отозвался Венька, всецело захваченный интересной игрой, — В этом туре никаких дополнений не имеется.

 

— Ну, хорошо, уважаемые зрители и высокие судьи, — заразившись настроением мальчиков, подхватила, наконец, игру и сама Оля, — я готова к демонстрации.

 

Еще раз внимательно оглядевшись, она слегка приподняла подол кверху, едва открыв колени, и вопросительно посмотрела на «членов жюри».

 

— Нет, нет! Халтура! — Замахал руками Голубь, — Выше, еще выше. Вот, так уже лучше. Еще два-три сантиметра и норма. Как думают остальные члены судейской коллегии?

 

— Да, так вроде ничего, — слегка склонив голову набок, согласился Венька, — много лучше. А вообще тебе, Голубкина, следует ходить вообще без всяких платьев.

 

— В одном купальнике, что ли?

— Не обязательно. Можно и в шортах. — Великодушно разрешил Козин.

 

Раскрасневшаяся от необычности ситуации, Голубкина стояла пред ликом строгих судей с приподнятым подолом, достаточно высоко открывающим ее стройные ноги. Она с трудом преодолевала смущение, хотя еще днем щеголяла перед всеми в мини бикини. Но одно дело пляж, и совсем другое — задирать платье перед парнями, в одного из которых она была уже по уши влюблена. Возможно, именно по этой причине Оля испытывала еще и непонятное волнение.

 

Неожиданно она поймала себя на мысли, что ей нравится, как оценивающе смотрит на нее Скворцов. Вообще-то, ее смущение адресовалось не ему, а его приятелю. Козин ее совершенно не интересовал, а вот перед Шуриком она, пожалуй, готова была предстать абсолютно в любом виде. Тем более, что он тогда в палате первым сделал шаг в этом направлении. Оля постоянно вспоминала о том событии, которое ее вначале искренне возмутило. Но потом, снова и снова возвращаясь к увиденной ей картинке, она вовсе не отказалась бы еще раз ее повторить.

 

После всех событий сегодняшнего дня Голубкина уже не склонна была считать Скворцова таким уж отпетым хулиганом. Как красиво он умеет формулировать свои фразы, сколько в нем юмора! Нет, определенно, он вовсе не такой плохой мальчик, этот милый Шурик…

 

На следующее утро Оля вместо пионерской формы надела легкое платье и почти весь день проходила босиком, чего никогда прежде себе не позволяла. Даже сандалии на босую ногу казались ей невероятной легкомысленностью, граничащей почти что со сквернословием. Поэтому она до сих пор носила туфли, гольфы и платья ниже колен, отнюдь не подчеркивающие ее идеальные ноги.

 

Факт столь вопиющего отхода Голубкиной от собственных принципов в ношении одежды, да и с подачи Матильды тоже, дал новую пищу для обсуждений. Теперь уже весь отряд и еще пол-лагеря знали, что гордость «Альбатроса» — Оля Голубкина — по уши втрескалась в первейшего хулигана Шурика Скворцова. Странный этот мезальянс побудил многих вспомнить народную мудрость про то, что «любовь зла»... А еще их за глаза стали называть голубками.

 

 

В этом большую лепту внесла отвергнутая Голубем Матильда. Она не в силах была ему простить свое унижение, тем более, в присутствии этой дурочки, вечно шляющейся в дурацкой форме. Интересно, она и спит в своем пионерском галстуке?

 

В жизни Беловой Скворцов был первым мальчиком, давшим ей, смазливой Матильде, поворот от ворот. До сих пор любой мальчишка считал крупной удачей, когда она обращала на него свой взор, а тут, надо же, такой неожиданный прокол… Ну, ничего, она еще покажет этим голубкам, где раки на горе свистят!

 

Впрочем, может плюнуть на этих девственников, которые вряд ли что-нибудь смыслят в настоящих взаимоотношениях между мужчиной и женщиной? Наверняка слишком правильная Голубкина даже понятия не имеет об обыкновенной мастурбации, а еще пытается заигрывать с Голубем! Да ничего у нее не получится с ним — кишка тонка. То ли дело она, Матильда, соблазнившая уже стольких юных сосунков! Сколько их у нее уже было? Ух ты, сразу и не сосчитаешь! Кажется, не меньше двух дюжин… А этот последний, Венька Козин — просто шикарная находка! Кто бы мог подумать, что у этого щуплого пацанишки окажется в штанах такое диво? Да и голубые наклонности у Веньки выше всяких похвал! Надо будет обязательно продолжить с ним встречи в городе.

 

Матильда с натуральным наслаждением представляла, себе, как наряжает этого женоподобного мальчика в свои одежды, делает ему искусный макияж. Сексуальный партнер в женском маскараде, да об этом только мечтать можно!

 

 

 

ОЛИНА ТРАНСФОРМАЦИЯ

 

Днем Голубкина еще раз разговаривала с Голубем о каких-то незначительных пустяках, что лишний раз можно было со стороны расценить, как развивающийся роман.

 

Перед отбоем, когда Шурик курил в кустах, а некурящие Козин и Барс просто составляли ему компанию, приятели пришли к выводу, что любовь — это болезнь, которая может протекать в острой, хронической и прогрессирующей форме.

 

— У Голубкиной — прогрессирующая, — поставил четкий диагноз Козин.

 

— А у меня иммунитет, — парировал Голубь.

 

Ему нужно было во что бы то ни стало разрушить ныне существующую версию о их якобы обоюдном романе. Ведь это касалось лишь их двоих.

 

Разговор с Аллой Степановной в бане не прошел для Оли бесследно, вызвав у нее интерес к собственному телу. В этот же вечер, когда все в лагере отправились на покой, Голубкина незаметно пробралась в красный уголок, где находилось огромное зеркало. Закупорившись изнутри на засов и включив свет, она полностью разделась и принялась с придирчивым любопытством во всех ракурсах рассматривать свое отражение. Действительно, Алла Степановна нисколько не погрешила перед истиной, назвав Олю красивой девочкой. Надо обязательно зайти к этой милой пионервожатой, поболтать с ней на разные темы.

 

Безошибочная женская интуиция подсказывала Голубкиной, что они легко подружатся и им будет вместе интересно. Эта миниатюрная Аллочка такая обаятельная, такая стройненькая, с такой нежной на вид кожей!

 

Именно тогда при разговоре в бане, Оля внезапно почувствовала к Аллочке необычайную нежность. Вспомнив легкое, но такое приятное прикосновение руки девушки к своей груди, она зажмурилась от удовольствия. И еще Оле вспоминалось, каким оценивающим, пожалуй, даже ласкающим взглядом смотрела на нее пионервожатая.

 

Оля долго еще любовалась собой, с несвойственной ей похотливостью крутясь перед зеркалом в самых разнообразных позах. Хотя окно этого помещения и выходило на глухой лес, но она совсем упустила из вида то, что за ним могли оказаться случайные зрители. Это был серьезный прокол, чреватый для Голубкиной губительными последствиями.

 

…Зрителем оказался, конечно же, ни кто иной, как заядлый онанист Козин, вечно болтающийся впотьмах под окнами в надежде увидеть что-нибудь интересное. На этот раз ему особенно повезло.

 

Досыта насладившись необычайным зрелищем, Венька поспешил поделиться фантастическими наблюдениями с другом — Голубем. Вытащив того из постели и отведя на безопасное расстояние от палаты, Козин, заикаясь от волнения, во всех подробностях поведал Шурику о сногсшибательном шоу Голубкиной. С интересом выслушав приятеля, Голубь заставил поклясться Козина в молчании:

 

— Не вздумай обнародовать свои преступные наблюдения. Учти, если произойдет утечка информации, я собственноручно лишу тебя детородного органа, а заодно и зрительного. И придется тебе осваивать игру в шахматы заново — на ощупь.

 

 

ОТВЕТНЫЙ ХОД

 

С утра, улучив момент, когда поблизости никого не было, Шурик сказал Оле:

 

— Должен заметить, Голубушка, что без всякой одежды ты смотришься намного выгодней, нежели в ней. И неправду говорят, что она красит человека. Во всяком случае, на тебя это не распространяется. Кстати, задние конечности у тебя самые стройные во всем лагере, не считая еще одной пары.

 

— Ты это о чем? — Густо залившись румянцем, спросила растерявшаяся Оля, — Где ты меня мог видеть голой? И что это еще за вторая пара «задних конечностей»?

 

— К сожалению, пока я лицезрел тебя только во сне. Там-то ты была прекрасна, как ангел. Интересно, а наяву ты так же хороша? Вот бы проверить… А насчет второй пары я пока не хочу распространяться. Это — табу, ясно?

 

Несколько мгновений гордость пионерлагеря смотрела на Шурика так, будто сейчас врежет ему могучую затрещину, но внезапно взгляд ее изменился, повлажнев.

 

— А ты действительно хочешь этого? — Обезоруживающе улыбнулась она.

 

Теперь наступила очередь Голубя растеряться от столь неожиданного поворота диалога.

 

— Ну… не отказался бы, — с запинкой произнес он, поняв, что попал в дурацкое положение, — а что, можно на это надеяться?

 

— Не уверена. Но я подумаю над этим…

 

С этими словами, не давая собеседнику возможности опомниться от очередного изумления, Оля грациозно развернулась и быстро зашагала прочь. « Во, дает Голубкина! Круто...» — подумал Шурик, глядя, как она удаляется от него какой-то новой, вовсе не свойственной ей походкой.

 

 

КОМАНДА «Х»

 

Утром после завтрака Голубь обнаружил на своей подушке неведомо откуда взявшуюся записку. В палате никого не было, если не считать верного Барса, дожидавшегося Шурика на его койке. Подозрительно развернув вчетверо сложенный тетрадный листок, он прочёл следующий текст: «Сразу после отбоя будь за баней в полной боевой готовности!» Никакой подписи, разумеется, не было то ли в целях конспирации, то ли...

 

Приведя в действие все свои умственные зигзаги, Шурик стал анализировать возникшую интригу. Двусмысленность загадочного послания была очевидной, но кто автор этой записки?

 

Скорее всего, это Голубкина, с которой накануне между ними состоялся необыкновенно интересный разговор. Такой стремительный поворот событий, безусловно, радовал, но что-то здесь не состыковывалось... Благоразумность Оли вряд ли позволила бы ей так рисковать, ведь записку мог бы прочесть ещё кто-нибудь. Нет, Голубкина предпочла бы самолично назначить тайное свидание, хотя чужая душа – всегда дремучие потёмки...

 

Второй кандидатурой могла быть сама Аллочка. Интересная мысль, но и она едва ли решилась бы на такой риск...

 

Стоп! А что если это гнусная провокация уязвлённой Матильды, если это простая ловушка для Голубя? Возможно, ей захотелось наедине выяснить отношения или втравить Шурика в какую-нибудь неблаговидную авантюру? Такое предположение более всего смахивало на реальность.

 

Однако не стоит забывать и о других персоналиях девичьего рода. А вдруг автором записки является совсем неведомая доселе фигура? При таком раскладе под подозрение подпадали почти все девочки из отряда, да и из другого, пожалуй, тоже. Мысленно перебрав в памяти абсолютно всех, Голубь остановил свой выбор на тех двух, которые вроде бы неравнодушно дышали в его сторону. Теперь оставалось лишь каким-то образом установить истину заблаговременно. С этой непростой миссией мог справиться только один человек в лагере – матёрый шпион Венька Козин.

 

Не теряя времени попусту, Шурик в сопровождении Барса отправился на его поиски. Казалось бы, столь простая задача неожиданно обернулась им в целую экспедицию по всей территории «Альбатроса». Как назло в самый нужный момент Венька словно сквозь землю провалился!

 

– И где его, негодяя, черти носят? – С возмущением вопросил Голубь у кота, – Наверняка опять спрятался от посторонних глаз со своими интимными процедурами...

 

Шурик догадывался об одном из таких укромных мест на чердаке старого здания, именно там Козин уединялся время от времени.

 

– Эй, Венька, если ты там, то знай: мы тебя ждём через 15 минут у шахматного столика! – крикнул Голубь снизу, – Есть срочное и исключительно интересное дело для тебя, приходи.

 

Реакция последовала мгновенно.

 

– Что случилось? – высунув голову из окна чердака и растерянно озираясь по сторонам, поинтересовался застигнутый врасплох Козин, – И что это за срочность такая?

 

– Всё узнаешь на месте. – Сказал Шурик, направляясь в нужную сторону.

 

Заинтригованный приятель появился в указанном пункте уже через каких-то 5 минут.

 

– Ну, давай выкладывай свои дела. – Нетерпеливо потребовал он, – Кстати, а как ты меня нашёл?

 

– Это не я, а Барс тебя там обнаружил, – снисходительно улыбаясь, ответил Шурик, – просто пошёл по твоему следу. У него же знаешь, какой нюх?

 

– Вот только не надо свистеть про такие выдающиеся способности кота! – С ходу парировал Козин, изучающе, будто впервые, разглядывая Барса, – Никакая кошка не может быть ищейкой, тем более, по приказу. Так что не заливай!

 

– Эх, Венька, гиблый ты человек! – Нежно гладя устроившегося на коленях Барса, произнёс Голубь, – Не разбираешься ты в кошачьей психике, а зря. Видишь ли, старик, контакт можно установить с любым зверем, даже если он и совершенно дикий, а уж с домашним и подавно. Мы, например, отлично понимаем друг друга, это неопровержимый факт. Вот ты лично видел хоть раз Барса на коленях у кого-то другого, нет? То-то! А с кем он спит, с кем конкретно купается? Может, имеешь какие-то веские контраргументы, а?

 

Контраргументов у Веньки не нашлось, и он в ответ только неопределенно повертел головой.

 

– Ладно, будем считать, что наша на редкость жаркая дискуссия завершена. – Закуривая свою полуденную сигарету, резюмировал Голубь, – А теперь перейдём к делу, ради которого мы тебя разыскивали всё утро напролёт.

 

Внимательно поглядывая по сторонам, Шурик сделал многозначительную паузу. Из множества прочитанных книг он знал об этом психологическом приёме, призванным значительно повышать любопытство собеседника. Кроме того, ему вовсе не светило быть застигнутым кем-либо с дымящейся сигаретой в руках, поэтому бдительность терять не следовало. Козин и Барс, знавшие не понаслышке о его слабости, в расчёт не принимались, ибо умели держать языки за зубами, в особенности, кот.

 

– Итак, мы втроём уже успели стать хорошей слаженной командой. В этом есть заслуга как каждого из нас в отдельности, так и всех сообща. Для большей солидности нам не хватает чего? Вот именно, названия команды и её вожака, все согласны с такой постановкой вопроса?

 

Возражений ни у кого не нашлось: кот, как показалось собеседникам, утвердительно муркнул, а заинтригованный Козин согласно кивнул головой.

 

– Таким образом, предлагаю назваться нам, скажем, «командой Х», а старшим определить ... Барса.

 

– Это почему так? – В недоумении вскинул голову Венька, – С каких это кислых щей кот должен руководить нашей командой?! Надо же до такого додуматься! Во-первых, это унизительно, что лидер животное, а, во-вторых, как оно будет отдавать команды, а? Может, коту еще и воинское звание следует присвоить?!

 

– А почему бы и нет? Коль скоро мы возведем Барса в чин, в нашей власти будет и разжаловать его до рядового, разумеется, если он сам допрыгается до такого. Тебе, Венька, что жалко считать вот это славное существо, допустим, капитаном или майором?

 

– Ага, давай уж сразу генералом, чего там мелочиться... – Проворчал Козин, мстительно сверля взглядом ни о чем не подозревающего кота.

 

– Вот именно, не будем мелочиться, – с удовлетворением подхватил Шурик, – а посему пусть сразу будет маршалом, тем более, что гонять нас с тобой строем по плацу все равно не станет. А теперь попробую для тугодумов популярно аргументировать его лидерство. Постарайся максимально сосредоточить все свое гроссмейстерское внимание.

 

– Давай, валяй, я готов. – Ответствовал явно польщенный «гроссмейстер».

 

– Значит, слушай сюда. У взрослых есть много всяческих заморочек, в том числе и иерархия. В нашей же команде ее нет и в помине, поскольку все члены абсолютно равны, т.е. полнейшая демократия. Барс хоть и пребывает с этого момента в чине маршала, но лишь номинально или формально, если угодно. Таким образом, в силу своей принадлежности к кошачьему роду, он никак не может злоупотреблять полученной властью. С этим-то ты, надеюсь, не будешь спорить?

 

– А тут и спорить не о чем. Можно даже пойти дальше и сделать из него генералиссимуса, лично я не против. – Развил очередную идею повеселевший Венька, – Вот только жаль, что кроме нас никто этого знать больше не будет. А вообще бездомный кот в таком высоком чине – это круто!

 

– Ну, наконец-то ты, старик, стал соглашаться с моими доводами. Беру назад слова о твоей гиблости. Отныне наша «команда Х» в полном соответствии с международными нормами имеет своего командира. Причем, не какого-то там заурядного лейтенатишку с дебильными приказами, а весьма высокопоставленного, не загордившегося и не лопнувшего от чванства. Следовательно, никаких приказов свыше у нас не намечается, и любые акции мы можем смело проводить по собственному усмотрению. Уловил суть?

 

– Глупо было бы, – очень даже довольный новой игрой отозвался Козин, с уважением уже глядя на Барса, – ну, быть может, теперь я смогу, наконец, узнать, что у вас за дело ко мне?

 

– Да-да, разумеется! – Спохватился увлекшийся Шурик, – Поскольку наша команда получила законное право на существование, она ни в коем случае не должна бездействовать. Для тебя, как бойца с феноменальными способностями, есть исключительно ответственное задание, с которым из всех нас можешь справиться только ты. На выполнение его отводится крайне мало времени, всего до отбоя. А заключается оно в том, что надобно срочно установить по почерку кто начертал вот этот папирус.

 

Голубь протянул взволнованному Козину записку и принялся пристально следить за реакцией приятеля. «Папирус» Венька читал так долго, словно там была не одна фраза, а целая повесть. Начитавшись досыта, он с зажмуренными глазами зачем-то обнюхал тетрадный листок со всех сторон, после чего медленно произнёс:

 

– Кажется, я знаю, чьих рук это дело... Голубь, а ты абсолютно уверен, что это приглашение предназначалось именно тебе, а не м... а не кому-то другому?

 

– Так ведь на моей подушке лежало... – Начавший кое о чём догадываться, промолвил Шурик, – а перепутать мою койку с другой никак нельзя, поскольку там разлагалось вот это насекомое. – Кивком головы он указал на кота.

 

– Не насекомое, а полноправный член нашей команды, – строго поправил Венька, – тем более, старший по званию, надо иметь элементарное уважение. Ладно, вы оба посидите тут, а я кое-куда быстренько смотаюсь и кое-что установлю...

 

С этими словами Козин мгновенно испарился, оставив после себя у остальных членов команды легкое недоумение.

 

Вернулся он так же стремительно и, едва переводя дух, сходу выпалил:

 

– Значит так: никто из вас на место встречи не пойдет, пойду я сам. А имя разглашать не буду по той простой причине, что оно не имеет к вам никакого отношения. Точнее, любому из вас двоих сегодняшняя встреча не будет интересной...

 

Не дожидаясь возражений, Венька вновь куда-то упорхнул, а Шурик, укоризненно покачав головой, в раздумье спросил кота:

 

– Как ты думаешь, дружище, чего это наш гроссмейстер так разволновался и так быстро справился с задачей? Матильда?!

 

Да, все признаки указывали именно на нее: почерк, показавшийся знакомым Козину, его желание заменить Голубя и при этом категорическое нежелание назвать ее имя. О том, что Венька симпатизировал Матильде, Шурик знал, да и она сама не упускала случая позаигрывать с ним. Вот и пусть лишний раз встретятся, а они с Барсом умывают руки...

 

 

ДЕВИЧЬЯ ИДИЛЛИЯ

 

Ни с того, ни с сего погода вдруг испортилась, зарядили дожди. Разом накрылись и разрешенные купания, и самоволки, и взрослые игры у вожатского костра. Временами бушевали такие грозы, что девчонки во всех отрядах — даже в старших — визжали от страха. Особенно, когда сверкали молнии и гремел оглушительный гром. Жуткие порывы ветра пригибали к земле молодые деревья и казалось, что порядком обветшавшие отрядные корпуса вот-вот развалятся, словно карточные домики.

 

Под этот античеловеческий аккомпанемент вожатые продолжали жить веселой жизнью, в том числе половой, хотя на территории лагеря это было сопряжено с немалым риском. Ибо одно дело пьянствовать и морально разлагаться где-то за территорией, в километре от «Альбатроса», где никому не должно быть дела до того, как развлекается в свободное время педсостав. Но совсем иное — заниматься тем же самым у себя в вожатских или в служебных помещениях, куда может в любую минуту нагрянуть начальство. А еще того хуже — неугомонные дети могут услышать не предназначенные для их ушей стенания из-за закрытых дверей.

 

Аллу Степановну все это, впрочем, совсем не затрагивало. К алкоголю, после случая с юннатским любопытством Скворцова, она относилась с большой осторожностью. Сидела все больше в своей келье и подолгу в обнимку общалась с Олей Голубкиной.

 

После того памятного разговора в бане, Аллочка очень подружилась с ней. Старшая подруга, зная о первых любовных переживаниях девочки, давала ей множество полезных советов, просвещала в важных вопросах о взаимоотношении полов.

 

Голубкина с жадностью впитывала в себя каждое слово, время от времени задавая самые неожиданные вопросы. Обычно они удобно устраивались с ногами на кровати и, тесно сидя рядышком, предавались любимой теме. Оле нравилось, как рука подруги во время разговоров то и дело нежно скользила по ее ногам от колен и выше.

 

В одну из таких бесед она вдруг повернула голову к Аллочке и попросила научить ее по-настоящему целоваться. Их губы тут же сомкнулись в долгом поцелуе. И Аллочка поразилась, с какой неподдельной страстью ее новая подруга это делает. Еще ни в чем не искушенная Оля почти мгновенно оценила, какую огромную роль играет при поцелуях язык. И она сразу же стала повторять каждое движение такого вкусного, проворного язычка Аллочки. А когда Синичка постепенно переместила свои поцелуи на ее шею, грудь, живот и ноги, то Оля и тут не оставалась в долгу. 

 

 

 

У ПРИРОДЫ НЕТ ПЛОХОЙ ПОГОДЫ

 

Ночью Аллочке снилось, что вся их птичья кампания собралась на каком-то лугу, сплошь поросшим необычайно красивыми цветами. Все трое, разумеется, были полностью раздетыми. Пока Аллочка собирала букет, Шурик и Оля стоя целовались. На плечах у него сидел кот Барс и жмурился от яркого солнца.

 

            В один из дождливых вечеров Аллочка сделала своей подруге неожиданное предложение:

 

            — Оленька, сколько мы еще будем сидеть в четырех стенах? А что, если нам с тобой пойти в лес погулять?

 

            — Так ведь дождь какой, — растерялась Голубкина, — мы же там насквозь промокнем!

 

            — Конечно, промокнем, если будем в одежде, — лукаво прищурилась Аллочка, — но кто нам мешает ее с себя снять и побродить под теплыми струями без всего?

 

            — Совсем без всего? Абсолютно голыми?! — Восторженно взвизгнула Оля, — Как здорово-то! Вот это идея!!!

 

            Подруги тут же вскочили с постели, накинули прямо на обнаженные тела плащи и, с соблюдением всех правил конспирации, мгновенно растаяли за плотной завесой ливня. Их корпус стоял совсем близко от леса, поэтому раствориться в нем незамеченными не составило труда.

 

            Отойдя на несколько десятков метров от «Альбатроса», они, оглянувшись вокруг, скинули с себя ненужные уже плащи и засунули их в заранее приготовленную сумку. А затем, взявшись за руки, с веселым смехом, не спеша, побрели среди деревьев. В такую погоду, когда ни один нормальный хозяин собаку не выгонит из дома, в лесу всякие случайные встречи полностью исключались. Ну, а если бы даже кто-то и увидел двух разгуливающих обнаженных фей, то просто не поверил бы своим глазам, приняв их за некое фантастическое видение.

 

...Сумрачное серое небо время от времени приукрашивалось беспорядочными огненными зигзагами, но без всякого музыкального сопровождения. Вероятно, архангел, ответственный за атмосферные эффекты, халатно отвлекся от своих прямых обязанностей, позабыв включить регулятор громкости на надлежащий уровень, вследствие чего гроза вовсе не выглядела авторитетной. По крайней мере, так казалось бесстрашному Голубю, всегда готовому к хлябям небесным. Он не любил палящего зноя и никогда не понимал тех солнцепоклонников, которые часами вялились на кошмарном солнцепеке, обугливаясь на нем просто до неприличия, до полной потери своего истинного облика. Небесное светило не только жгло, но еще и изрядно слепило, поэтому Шурик предпочитал пасмурную, желательно безветренную погоду с температурой где-то градусов в 20, максимум в 22.

 

Именно такой ситуация и выглядела в этот день, что несказанно импонировало, хотя наступающая гроза выглядела какой-то бледной.

 

«И там, оказывается, умеют халтурить...» – с иронической улыбкой подумал Шурик, снисходительно оглядывая низко проплывающие свинцовые тучи, – «Любопытно бы узнать, кто у кого этому научился: небесная канцелярия у нас или мы у нее?».

 

Разумеется, его справедливый, можно сказать, по существу, вопрос так и остался безответным, ибо Голубю так и не удалось в этот вечер услышать хоть малейший намек на гром. Зато ожидаемые хляби небесные все же полномасштабно разверзнулись, причем почти полностью сконцентрировавшись на макушке Шурика.

 

Мощно низвергнувшиеся потоки дождя могли смыть со скамейки кого угодно, но только не Голубя с котом на коленях, заранее предвкушающих грядущую баню. Он блаженно щурился под интенсивными струями, продолжая сидеть на облюбованном месте и пропитываясь теплой влагой чуть ли не до самых костей.

 

Верный Барс, подвергшийся той же участи, с пристальным недоумением смотрел на своего друга, но бросать того на произвол распоясавшейся стихии вовсе не собирался. По его глубокому убеждению истинная мужская дружба в том и заключалась, чтобы вместе делить все радости и горести. Хотя о последнем можно смело умолчать, ибо избыточная сырость никоим образом не способна была отрицательно повлиять на настроение Барса. Разумеется, он мог бы спокойно удрать куда-нибудь под крышу, ну а дальше что? Нет, предавать своего лучшего друга – это подло!

 

 – Природу надобно любить во всех ее проявлениях! – Вслух философствовал насквозь промокающий Шурик, поглаживая столь же мокрого кота, – И не прятаться от нее по щелям, словно тараканы. Ну, что за молодежь такая пошла – ни единой души на горизонте!

 

Откуда ему было знать, наивному подростку, что как раз в тот момент, совсем неподалеку от него, в темный дождливый лес весело направились две взбалмошные подружки в поисках той самой пионерской романтики, две птички – Синичка и Голубка...

 

            Время от времени подруги останавливались и, тесно слившись в объятиях, страстно целовались.

 

            Эта безумная прогулка, доставившая подругам немыслимое удовольствие, продолжалась почти два часа. Потом они, жутко взбудораженные столь нестандартным приключением, повернули обратно. Вошедшая во вкус новых ощущений, Голубкина чуть ли не до самого лагеря не желала драпироваться в плащ, и только в опасной близости от него вняла увещеваниям Аллочки.

 

            — Да оденься же, Оля, наконец. Вон уже наш корпус виден. Или тебе хочется влипнуть?

 

            — Нет, влипать как раз не хочется. Просто мне очень понравилось щеголять в таком виде. Пропади пропадом всякие дурацкие морали! Сама виновата в этом, — слизывая с губ Аллочки капли дождя, ответила Голубкина.

 

            — Понравилось, понравилось… Вот придем ко мне, там и продолжай себе быть голенькой сколько хочешь... Кстати, мне и самой это всегда нравилось… Я уже много раз так делала лет с десяти.

 

            И она рассказала Оле, как однажды, гуляя по лесу, на нее нашло какое-то затмение.

 

            — Сначала я сняла с себя трусики и пошла так дальше. Не знаю, почему, но у меня даже голова закружилась от удовольствия. — Вспоминала Аллочка свой первый эротический дебют, — Это так приятно щекотало нервы, что мне жутко захотелось, чтобы хоть кто-нибудь повстречался. Но лес почему-то оставался таким безлюдным, будто в него никто никогда не ходит.

Пройдя с километр, я вдруг поняла, что хочу раздеться полностью, представляешь себе это дикое желание? От одной только мысли, что меня в таком виде кто-то может увидеть, по всему телу ползли вот такие мурашки! Конечно же, я понимала, что меня могут изнасиловать, но это как-то совсем не пугало…

            Знаешь, Оленька, я ничего не могла с собой поделать, не могла и все тут! Для начала я зашла в какие-то кусты и в одно мгновение скинула с себя сарафан. Ты не представляешь, как у меня заколотилось сердце, когда я осталась совсем без всего!

            Простояв так минут 10 и немного успокоившись, я вышла из кустов наружу и, держа сарафан наготове, пошла среди деревьев, сквозь редкие стволы которых далеко было видно. И вот тут у меня впервые наступил оргазм! Причем такой сильный, что я едва удержалась на ногах. Потом я так делала еще много раз...

 

            — Как интересно! — Захлопала в ладони Оля, — И так ни разу не попала в какую-нибудь историю?

 

            — Ну, разумеется, попала. Однако об этом как-нибудь потом...

             

 

 

ВАЖНОЕ РЕШЕНИЕ

 

Из-за мерзопакостной погоды пионерам стало совсем скучно. Даже Голубь, казалось, приуныл. Все время ходил пасмурный, под стать погоде, а то и вовсе спал. Благо, ввиду дождей пионерам разрешали оставаться в палатах и валяться на кроватях хоть целый день.

 

Голубь и раньше отличался тем, что в тихий час дрых, как сурок. Но тогда это можно было объяснить его ночными самоволками. А теперь чем?

 

Однажды ночью Аллочка решила проверить, чем же это занят Скворцов в то время, когда все спят. Войдя в палату часа в два пополуночи, она обнаружила его кровать пустой. Точнее, не совсем пустой: на ней вальяжно возлежал кот. А на улице лило, как из помойного ведра. Грозы, правда, не было, но Аллочка все равно обеспокоилась, побежала его искать, но, не имея никаких ориентиров, естественно, не нашла. Промокшая до нитки, она вернулась в отряд. В кровати Голубя по-прежнему обитал лишь кот. Обессиленная Аллочка свалилась с ним рядом и тут же уснула. Проснулась она от ощущения чьего-то присутствия рядом. Открыв глаза, она увидела Голубя, который с невозмутимым видом сидел на краю кровати, пристально разглядывая ночную гостью в слабых отблесках уличного фонаря.

 

— Чувствую себя настоящим рыцарем, оберегающим спящую красавицу. — Произнес он, увидев, что вожатая открыла глаза, — Тут еще на рыцарском ложе и мой оруженосец разлагается. Какой же у Вас, Аллочка Степановна, крепкий, сладкий и здоровый сон. Словно у младенца.

 

Аллочка спросонья разозлилась на очередной перл, отчего перешла на педагогический жаргон, которым в обычных условиях не злоупотребляла.

 

— Это, в конце концов, переходит все пределы! Кто предоставил тебе право, Скворцов, издеваться надо мной?! Тебе дали возможность исправить свое поведение, а ты... А ты!..

 

— Вот именно, — все так же невозмутимо отреагировал Голубь, теребя кошачьи уши, — я тебя тоже люблю. И не надо так громко дребезжать — детей разбудишь.

 

Аллочка задохнулась от негодования и вскочила на ноги. Шурик воспользовался этим, чтобы всучить ей какую-то фотокарточку, и пока она пыталась ее рассмотреть в зыбком освещении падающего из окна света, мирно улегся в постель. А Аллочка как-то вдруг забыла, что не закончила воспитывать ночного бродягу Скворцова. С восхищением глядя на фото, ничего не замечая вокруг себя, она покинула палату и бесшумной походкой ушла к себе.

 

На фотографии была изображена она сама. В белом платье, босая, она стояла, приподнявшись на пальцах ног, на валуне, похожем на постамент, и вся была устремлена куда-то вперед и ввысь, точно птица, которая вот-вот взлетит. Аллочка поразилась тому, какой сказочно красивой вышла она на этом снимке. Подобное просветление всегда мгновенно: миг — и оно уже ушло, как будто и не было его. Непонятно только, как это Скворцов сумел уловить тот единственный, нужный момент.

 

Что снимок сделал именно Скворцов, Аллочка знала точно. Она вспомнила, как это произошло. Как раз в тот день, когда Голубь выступал в роли Дугласа и щелкал у воды всех подряд, Аллочка забралась на одинокий прибрежный валун, чтобы лучше видеть купальное пространство и пляж. Мимо нее пролетал волан, срезавшийся с чьей-то ракетки, и он непременно упал бы в воду, не рискни Аллочка его поймать. А рисковала она сильно — ничего не стоило, оступившись, сверзиться с более, чем двухметровой высоты. Наверно, оттого и эта вдохновенная целеустремленность на ее лице. Да и сам волан виден — только он почти скрыт кистью руки, и оттого кажется, будто на руке этой — птичьи перья. Поразительно, из какого банального события оказалось возможным создать столь замечательное творение!

 

Аллочка прекрасно знала, что по умственному развитию Скворцов на две-три головы выше большинства ребят ее отряда. Но особых талантов, кроме умения к месту и вовремя ввернуть эффектную фразу, она за ним не замечала. А если и подозревала какие-то особые способности, то скорее криминального свойства. Как ловко тогда в воде он снял с нее лифчик! Недаром на историческом педсовете, где принималось так и не исполненное решение об изгнании Скворцова из лагеря, некоторые прочили ему карьеру профессионального жулика.

 

Но еще что-то важное крутилось в Аллочкиной памяти. Что-то из той же оперы, но не криминальное, а совсем даже наоборот. Ну, конечно, — бадминтон и настольный теннис. Ракетка в руках Голубя притягивала волан или мячик, словно магнит. Его рука и он сам в нужный момент находились в нужном месте, чтобы нанести удар в нужном направлении. Реакция у Шурика была более, чем.

 

По этой же причине с ним опасались драться, хотя чрезмерной силой Голубь не отличался. Просто он умел вовремя правильно уклониться от чужого удара и ответить своим целенаправленным еще до того как противник успеет перейти от атаки к обороне.

 

И вот все эти способности сконцентрировались в одной потрясающей композиции, которая лежала теперь перед Аллочкой. А может, и не в одной — других она не видела. Кстати, а где Скворцов сделал саму эту фотографию? Ведь к фотолаборатории «Альбатроса» его и близко не подпускали в силу плохого поведения. Конечно, у него есть друзья, но что-то подсказывало Аллочке, что этот снимок от начала и до конца сработан одной рукой. Куда это Голубь ходил среди ночи под дождем?

 

Но возникший однажды интерес к Скворцову на этом отнюдь не исчерпывался. А ведь этот с виду мальчик, пожалуй, обладает не худшими показателями, чем взрослый мужчина. Если учесть еще, что этот симпатичный паренек до сих пор никем не целованный, все еще девственник, то стоит ли упускать такой шанс? Ведь рано или поздно его кто-то все равно растлит, это вне всяких сомнений. Так зачем же безмозгло отдавать кому-то пальму первенства, когда ее так просто завоевать самой? Подумаешь, какая-то там разница в возрасте, ну и что? Не наш ли гениальный предок сказал по этому поводу, что любви все возрасты покорны.

 

Собственно говоря, в данной ситуации речь шла не о какой-то возвышенной любви, а об элементарной физиологии. Если у двух людей вдруг возникло взаимное сексуальное влечение друг к другу, то какой смысл этому противостоять? Зачем насиловать свою сущность, добровольно отказываясь от наслаждения обладания намеченным объектом? Да пошли они к дьяволу все дурацкие морали! Живи пока живется, а потом хоть трава не расти…

 

Одним словом, Аллочка по здравом размышлении приняла твердое намерение относительно Голубя. И будь, что будет!

 

 

 

КОНТАКТ

 

Днем она не задала Шурику ни одного вопроса, только поблагодарила взглядом за подарок, в последний момент удержавшись от воздушного поцелуя. День был теплым, переменно-облачным, и соскучившиеся по нормальной погоде дети разбрелись по лагерю, так что Скворцова вожатая видела всего четыре раза — на завтраке, обеде, ужине и перед сном.

 

После отбоя она хотела проследить за ним, но последствия вчерашней ночи дали о себе знать. Она свалилась на постель и заснула прямо в одежде, а около полуночи проснулась от дискомфорта, в полудреме переоделась в ночную рубашку и забралась под одеяло. Но даже во сне ее преследовало сознание невыполненного долга, которое, в конце концов, разбудило ее в третьем часу ночи. Как раз вовремя, чтобы увидеть, как Голубь в одних плавках и с планшетом «репортера Дугласа» через плечо скрывается в кустах.

 

На улице вновь свирепствовал ливень, однако, раздумывать было некогда. Аллочка накинула плащ прямо на ночную рубашку и босиком выбежала из отрядного помещения.

 

С веранды корпуса она увидела Голубя еще раз. Похоже, он направлялся в сторону клуба. Аллочка стремительно побежала за ним, стараясь в то же время оставаться незамеченной.

 

Шурик тем временем дошел до другого корпуса и, внимательно осмотревшись, склонился над подвальной дверью, которой, насколько было известно Аллочке, никто не пользовался и кажется, даже ключа от нее давно не существовало.

 

Сама Аллочка в это время находилась уже поблизости и пряталась за стволом дерева. Она уже изрядно промокла, но холода не чувствовала — ливень был теплым.

 

Замок таинственной двери поддался, и Голубь проскользнул внутрь.

 

Успевшая слегка отдышаться, Аллочка набрала с места небывалую скорость, в одно мгновение преодолела расстояние от дерева до двери и проскочила в нее. Дверь за ее спиной тихо стукнула, Голубь бесшумно задвинул хорошо смазанный засов.

 

— Славно бегаешь, — похвалил он вожатую, прижимаясь к ней всем телом и расстегивая плащ, — только громко.

 

А она-то думала, что бежит почти беззвучно, да и дождь скрадывает звук ее шагов.

 

Но главным было не это, а то, что Голубь опять перехватил у нее инициативу. И вместо того, чтобы задавать непослушному мальчику вопросы, она теперь откровенно отвечала на его поцелуи. В кромешной тьме она не могла сопротивляться, тем более, что Голубь шепнул:

 

— Осторожно, здесь ступеньки.

 

Да она просто и не хотела сопротивляться, поскольку решение было уже принято. В мозгу уже не пульсировал сигнал тревоги, как тогда в лесу. Ее жаждущее тело все больше и больше расслаблялось. И руки страстно гладили, ласкали, впивались ногтями в юную спину мальчика. А он, почуяв долгожданную добычу, урчал от удовольствия, как кот, которому чешут за ухом.

 

Аллочка опять нервно смеялась то ли от комичности ситуации, то ли от удовольствия, то ли от предвкушения скорой близости. И сквозь смех нарочито пыталась протестовать, но не всерьез, не желая, чтобы мальчик внял этим протестам:

 

— Глупый, ну зачем... Зачем тебе я?.. Не надо... Ведь тебя Голубкина любит.

 

А он отвечал ей ласково, но серьезно:

 

— Ты думай, что говоришь. Ей еще в куклы играть следует. Если я Голубкину совращу, ты меня первая без соли схаваешь. Ведь так?

 

— Схаваю, — согласилась Аллочка, втягиваясь в настоящий взрослый поцелуй — глубокий и страстный. Ее язык проник в рот мальчика и блуждал там, повергая его в изумление и восторг — ведь одно дело читать об этом в «Кама-сутре» и совсем другое — чувствовать самому.

 

— Съем! Съем! — Стонала она, прижимая Шурика к себе, целуя его шею, покусывая плечи и мочки ушей, прикасаясь губами и языком к глазам.

 

Почувствовав, как под руками Голубя рвется ее ночная рубашка, Аллочка прошептала:

 

— Глупенький, ну зачем же рвать... Лучше сними, под ней больше ничего нет… Я ведь к тебе шла…

 

Но Голубь уже припал губами к ее обнажившейся груди, бормоча:

 

— Моя лакомая ягодка, Синичка моя ненаглядная...

 

И это окончательно ее покорило, больше никаких сомнений не оставалось в том, что Аллочка желала этого мальчика как самца. После всех неудач с предшествующими мужчинами, ей интересен был этот сексуальный эксперимент с неопытным, но таким настойчивым мальчиком. Любопытно, на что способен этот малолетка?

 

Когда Шурик скомандовал: «Пошли вниз», — Аллочка покорно подчинилась. Не видя в темноте ступенек, она, подобно лунатику, стала спускаться вниз, а Голубь на ходу сорвал с нее плащ и бросил его где-то у двери.

 

Внизу оказалась еще одна дверь, и Аллочка остановилась. Шурик обнял ее сзади, обхватил обнаженные груди ладонями, потом повел руками вниз, сдирая с девушки остатки ночнушки. Девушка отчетливо ощущала упирающуюся ей в ягодицы твердость вожделенного фаллоса, и это ее сильно возбуждало.

 

Дверь была закрыта на обыкновенную задвижку. Голубь открыл ее и впустил спутницу в подвал, спросив:

 

— Ты мышей боишься?

 

— Я больше тебя боюсь, — ответила Аллочка, — впрочем, и себя тоже... Ты же меня совсем не знаешь… Откуда тебе, неискушенному мальчишке, знать мои запросы?

 

— Милая ты моя Синичка, пусть я неопытный, но, поверь мне, что обещаю исполнить любое твое желание. Любое!

 

Резко отпрянув от Аллочки, Шурик исчез где-то в темноте.   А она осталась стоять посреди темного подвала, чувствуя вокруг себя нагромождение каких-то предметов. Голубь в кромешной тьме чем-то шуршал и бросал это что-то к ее ногам.

 

Затем произошло то, к чему они оба неуклонно стремились — логическое завершение давно назревающих взаимоотношений…

 

 К ее удивлению, первый раунд их игры закончился не так быстро, как она ожидала, принимая во внимание возраст партнера. Голубь испытывал высшее наслаждение, ведь это было у него впервые в жизни.

 

Аллочка погладила Голубя по голове, взъерошила ему волосы и спросила:

 

— Ну, теперь ты доволен, мой мальчик?

 

— Я все делал неправильно, да? — Спросил он, не отрывая лица от ее лица.

 

— Здесь не бывает «правильно» и «неправильно». Если понравилось тебе и мне, значит, все хорошо.

 

— Так тебе понравилось?

 

— Конечно. Еще как понравилось! Ты ведь не думаешь, что я уступила тебе только ради твоего удовольствия.

 

— Значит, ты согласна... любить меня и дальше, — он пытался, но не смог подыскать слово более подходящее, чем «любить».

 

Аллочка задумалась, машинально гладя его руками. На самом деле ей этого очень хотелось. Но с другой стороны, такая любовь, с точки зрения советской морали, считалась запретной, разум же противился этим ханжеским предрассудкам изо всех сил.

 

— А то я пойду и совращу Голубкину, — прервал ее раздумья Голубь, — тем более, что она так похорошела за последнее время.

 

— Это грубый шантаж! — Парировала Аллочка, а сама подумала, что он ведь не угомонится на достигнутом. Гормоны бушуют, а в голове сплошной ветер и никаких тормозов. И что самое страшное — совратить Голубкину он может в два счета. Бастионы этой надуманной морали не в силах выдержать натиска извечного зова плоти. «Нет, лучше я, чем она, — подумала Аллочка, — я-то хоть взрослая. Терять уже нечего».

 

Эта мысль была лишь самооправданием — этаким кляпом для благоразумия. Ведь она всем телом, всей душой хотела еще и еще объятий мальчика, который доставил ей чуть ли не большее наслаждение, чем все взрослые мужчины до него. И Аллочка, в порыве новой волны нежности, прильнула губами к Шурику, который тут же ответил на ее ласку.

 

 Завершив второй раунд, продлившийся значительно дольше предыдущего, Шурик приказал:

 

— А теперь лежи, не двигайся.

 

Аллочка замерла, не зная, что он еще придумает. Голубь поднялся на ноги и вновь растворился где-то в темноте. Вдруг как раз там, откуда доносились звуки, вспыхнул красный свет. Горел обыкновенный фотолабораторный фонарь. Но Аллочка в первый момент вспомнила о других красных фонарях и зашлась в приступе безудержного смеха. Шурик расхохотался за компанию, снова бросился ее целовать, поднял на ноги, и они затанцевали на узком пятачке между какими-то станками, ящиками и этажерками под задорную песенку «Нам не страшен серый волк».

 

Они могли позволить себе роскошь как угодно резвиться, поскольку от окружающего мира их отделяли две плотно закрытые двери. Тем более что в этот то ли поздний, то ли ранний час мимо никто не проходил.

 

Несколько придя в себя после безумств, Аллочка стала осматриваться по сторонам. В красном свете окружающая обстановка выглядела поистине мистически. Токарный станок по дереву с навек вросшим в него незаконченным изделием казался фрагментом какой-то фантастической машиной пришельцев. Высокие этажерки, забитые книгами и бумагами, наоборот, навевали мысль о средневековье.

 

Аллочка взглянула под ноги и вновь звонко расхохоталась. Оказывается, они занимались любовью на плакате «Кукуруза — царица полей» и на огромном флаге какой-то союзной республики. Умный Голубь даже узнал, какой именно. Со стены на них смотрел покосившийся портрет незабвенного Hикиты Сергеевича с дырками на месте глаз и с нелитературной надписью поперек лба. Присмотревшись к книгам и журналам, Аллочка обнаружила, что они тоже относятся к той же кукурузной эпохе. Похоже, дверь в этот подвал уже много веков не откупоривали.

 

Голый Шурик, тем временем, обратил внимание на притулившийся в углу бюст Ленина, показал на него пальцем и возмущенно воскликнул:

 

— А этот большевистский атаман чего подсматривает за развлечениями современной молодежи?!

 

Недолго думая, он развернул вождя пролетарской революции на 180 градусов, прочитав на его основании:

 

— «Абашвили». Надо же, каково, а? Вот не знал, что Ленин был грузином!

 

— Дурачок, это Сталин был грузином. А Абашвили — скульптор.

 

— Спасибо, что просветила. Без тебя бы не догадался. — Сыронизировал юный любовник, приближаясь к своей возлюбленной. И они снова занялись любовью, да так увлеклись, что чуть не попали в безвыходное положение.

 

Подвал они покинули в последний момент, когда это еще можно было сделать незаметно. Дежурный воспитатель Александр Валентинович, шедший на кухню проверять готовность к началу нового дня, проводил долгим взглядом необутую вожатую третьего отряда в наглухо застегнутом плаще и с блаженным выражением лица. А когда он узрел известного всему лагерю Шуру Скворцова, бегающим в одних плавках по стадиону, то невольно подумал, что надо меньше пить, особенно перед дежурством. А то мерещится потом черт знает что.

 

 

 

ИНИЦИАТИВА

 

Досыта удовлетворенный прошедшей ночью Голубь, возвращаясь в свой отряд, мысленно прокручивал пленку. Тщательно проанализировав все события, он пришел к убеждению, что, оказывается, в этом мире можно получать немало удовольствий.

 

А ночью Оля вновь ему приснилась. Только на сей раз, хоть она по-прежнему была голой, никто ее ниоткуда не исключал. На этот раз ситуация складывалась примерно по тому сценарию, как этого хотелось Скворцову.

 

Пару дней спустя, она подошла к Шурику и, таинственно оглянувшись по сторонам, спросила:

 

— Ну что, Скворцов, ты еще не передумал?

 

— Не понял, — удивленно ответил он, — что ты имеешь в виду?

 

— Уже забыл? Не ты ли хотел увидеть меня без всякой одежды, а?

 

— Ну… хотел, — вспомнил, наконец, Шурик, ожидая какого-нибудь подвоха, — и что дальше?

 

— А дальше вот что, — дерзко глядя на него, продолжала Голубкина, — я готова полностью раздеться перед тобой. Но при условии, что ты тоже разденешься, я тоже хочу еще раз увидеть твой... Ну, твое хозяйство, помнишь? И никаких глупостей, Голубь, понял? Про Козина, кстати, забудь, он нам совершенно ни к чему.

 

Не найдя слов в ответ, ошарашенный Шурик лишь согласно кивнул.

 

— Тогда приходи во время тихого часа на поляну, где мы жгли пионерский костер. Я там буду ждать тебя.

 

Сказав это, Оля многообещающе улыбнулась Шурику и ушла, призывно покачивая бедрами. «Что же это на свете творится?» — обескуражено подумал Голубь, — «Я завоевываю одну, другая завоевывает меня самого… И, признаться, не вижу ничего в этом плохого. Да, недооценил я Голубкину, а ведь как же она все-таки похорошела за последние полста лет»…

 

Этот день, суливший нечто из ряда вон выходящее, тянулся чертовски долго. С нетерпением дождавшись назначенного времени, Скворцов в сопровождении Барса окольным путем отправился на место встречи. Он специально пошел так, чтобы никто не вычислил его настоящего направления. Уж слишком ответственная акция наклевывалась на этот раз.

 

Быстро добравшись до поляны и обойдя все прилегающие кусты, но, не обнаружив нигде Голубкиной, Шурик разозлился, предположив чудовищный обман с ее стороны. И только он собрался уходить, как словно из-под земли появилась она. Оля пришла хоть и раскрасневшаяся от волнения, но преисполненная решимости.

 

— Ага, ты уже здесь, — произнесла она, приблизившись почти вплотную к Шурику, — честно говоря, я думала, что ты струсишь…

 

— Кто, — я?! — искренне возмутился Голубь, округлив глаза до размера обеденной тарелки, — Ты меня случайно ни с кем не перепутала?

 

— Ладно-ладно, шутка, — покосившись на кота, успокаивающе сказала Оля, боком продвигаясь к самым густым кустам, — пойдем лучше туда. Не на середине же поляны нам изображать Адама и Еву.

 

Шурик послушно последовал за ней и как только они оказались в гуще кустов, Голубкина молча сняла с себя через голову сарафан, под которым на ней совершенно ничего не было.

 

— Вот. Можешь любоваться сколько хочешь, — без всякого стеснения повернувшись к Голубю, произнесла она, — только и ты разденься, как мы договаривались. Мне тоже хочется посмотреть на твою анатомию.

 

— Что ж, договор дороже денег, — ответил Шурик, одним движением спустив с себя штаны вместе с трусами, — мне полностью раздеться или достаточно по пояс снизу?

 

— Ладно, можешь остаться и так, — великодушно разрешила Оля, впившись взглядом в его мужское достоинство, — а почему он у тебя не торчит, как в прошлый раз?

 

— Потому что… потому что, — замялся было Голубь, не находя слов для оправдания, — словом, пока нет для этого повода.

 

— Ах, вот как? Значит я для тебя не повод? — Задохнулась от возмущения Голубкина, — Неужели я тебе совсем не нравлюсь в таком виде?!

 

— В том-то и дело, что слишком даже нравишься, — продолжал оправдываться Шурик, — это у меня просто от волнения так… Но ты, Голубушка, не переживай, сейчас все нормализуется.

 

Некоторое время они молча с интересом рассматривали друг друга, а потом Голубкина неожиданно предложила:

 

— Если хочешь, Скворцов, можешь поцеловать меня…

 

Шурика не надо было дважды просить, ему самому очень хотелось этого. Подойдя к Оле, он обнял девочку и принялся целовать ее губы, лицо, шею, а затем и налитые груди.

 

А кот Барс, уютно возлежащий на облюбованной им кочке, по-кошачьи прищурившись, невозмутимо наблюдал за каждым движением юной парочки.

   

Опомнившись, наконец, от нахлынувших на нее эмоций, раскрасневшаяся Оля, резко выпрямилась во весь рост, и, полузакрыв глаза, подставила Шурику свои губы:

 

— А теперь поцелуй меня еще раз…

 

Голубь немедленно выполнил ее просьбу, после чего она молниеносно облачилась в сарафан и, снова став почти прежней, строго заявила:

 

— Все, я ухожу. Запомни, Скворцов, между нами ничего не было. Ясно?

 

— Конечно, Голубушка, ничего не было, — довольно улыбаясь и застегивая брюки, подтвердил Шурик, — я же не тупой дятел. Могла бы и не предупреждать. Просто все это нам с тобой приснилось, ведь так? Хотя я бы не отказался от такого сна еще раз...

 

— Посмотрим на твое поведение, — собирая волосы в пучок, ответила Оля, — только не раскатывай слишком губы. Захочу, — приснюсь тебе еще, а пока забудь обо всем…

 

            И она исчезла так же быстро, как и появилась. Барс, проводив ее ленивым взглядом, встал на ноги и потянувшись серо-полосатым туловищем, сладко зевнул.

 

            «Вот уж правду говорят, что чужая душа — потемки!», — покачал головой все еще улыбающийся Голубь, — «Может мне и на самом деле все это только пригрезилось?..»

 

 

 

МЕСТО ВСТРЕЧИ ИЗМЕНИТЬ НЕЛЬЯ

 

Все оставшиеся ночи этой смены Алла и Шурик провели в том самом подвале, ключа от которого не существовало. Открывать его умел только Скворцов, используя для этого свой незаурядный талант взломщика.

 

В этом подвале у Голубя была оборудована тайная фотолаборатория, и он вовсе не собирался ради любовных подвигов отрываться от своего хобби. Более того, он привлек к нему и Аллочку. Всякий раз, тайно проникая сюда под покровом темноты, они тут же раздевались догола, но не бросались сразу в объятия друг друга, а принимались колдовать над увеличителем и реактивами. Обычно ничего путного у них не выходило из-за чрезмерного возбуждения, которое они умышленно копили в себе, пока оно не выплескивалось наружу бурным потоком. В конце концов, они давали волю обуревавшим обоих эмоциям, и Шурик продолжал совершенствоваться в практике мудрого учения «Кама-сутры». В успешно пройденном курсе не хватало лишь одного компонента — любви втроем. Они не раз обсуждали этот пробел в своих взаимоотношениях, но так ни к чему и не пришли. Хотя решение задачи было таким простым — пригласить в их тайное логово Олю Голубкину.

 

Аллочка отлично знала, что девочка с великой радостью восприняла бы эту идею, поскольку ее проснувшаяся в одночасье чувственность перехлестывала через край. Но девушка, во-первых, не хотела раскрывать секрет своей юной подруги. А, во-вторых, оргия в кампании сразу двух малолеток на территории лагеря казалась ей перебором, чреватым большой опасностью. В особенности, для взрослой пионервожатой, бессовестно растлившей своих питомцев. Ведь с точки зрения советского общества, вдолбившего в свои головы, что секса в стране советов нет, это настоящий разврат.

 

Исходя именно из всех этих моральных соображений, Аллочка, хоть и с сожалением, но напрочь отбросила столь заманчивую идею.

 

Шурик же в своих тайных помыслах тоже видел в лице Голубкиной идеальную кандидатуру для группового секса. Правда, он не знал, согласилась ли бы эта сексуальная пионерочка на такое. Судя по ее дебюту — безусловно. Ему очень приятно было представлять себя среди двух обнаженных и таких великолепных фей. Но, как и Аллочка, Голубь считал себя не в праве выдавать кому бы то ни было приключение с Олей.

 

Неукоснительное соблюдение конспирации принесло свои плоды: никто за это время так и не обнаружил ни их преступной связи, ни их тайного убежища. Шурик легко доводил свою подругу до кондиции, особенно сильной оттого, что ей приходилось сдерживать кричащую страсть.

 

Аллочку несказанно удивляло и радовало то, что она не попала в «интересное положение» после всех этих развлечений, хотя разгар вакханалии пришелся на самые опасные по расчетам дни. Тогда она списала эту удачу на юношескую незрелость Шурика, и лишь гораздо позже узнала, что ей самой не дано было иметь потомства...

 

 

 

 

 

 

ВТОРАЯ СМЕНА

 

Незаметно июнь подошел к концу. Шурик уезжал домой, Аллочка же оставалась на вторую и третью смены. В ночь перед отъездом они занимались любовью в последний раз.

 

— Мы увидимся еще? — спросил он.

 

— Не думаю, — ответила она.

 

— Почему?

 

— Потому что всякое сумасшествие хорошо в меру.

 

— Тогда я совращу Голубкину.

 

— Да она сама тебя совратит! — Звонко рассмеялась Аллочка, вспомнив, какого совершенства в ласках достигла Оля. Она так ничего и не знала о той их встрече неподалеку от лагеря.

 

Аллочка все-таки виделась со своим юным любовником еще несколько раз, когда Голубь вдруг ни с того ни с сего появлялся в «Альбатросе» или в его окрестностях. То он дразнил начальника лагеря и физрука, купаясь на открытой воде рядом с лягушатником. То нахально появлялся среди ночи прямо у вожатского костра с требованием закурить за кампанию. Как-то он приехал чуть ли не официально, с удостоверением фотокора пионерской газеты «Искорка», но был разоблачен. Не потому, что его сумели уличить в подделке документа (а его Голубь, разумеется, сделал собственноручно), а просто начальник лагеря, несмотря на выходной день, сумел дозвониться до главного редактора этой газеты и прояснить ситуацию.

 

После этого подлый Вениамин Петрович, грозно топая копытами и пуская из ноздрей огонь вкупе с дымом, пригрозил, что найдет способ пришить Скворцову соответствующую статью. И оформит его в колонию, если только еще раз увидит Голубя ближе, чем за 5 километров от образцового «Альбатроса». Шурику уже исполнилось 14 лет, и в его планы вовсе не входило испытывать дальше свою судьбу.

 

Лишь три персоны искренне радовались его появлениям — Синичка, Голубка и Барс. Кот встречал своего приятеля задолго до того, как Шурик оказывался в поле зрения людей, и повсюду сопровождал его, словно верный пес. Каким непостижимым чутьем он угадывал приезд полюбившегося ему Голубя, оставалась его кошачьей загадкой.

 

Оля Голубкина осталась в лагере на вторую смену, на это у нее имелись веские причины. Пионеры думали, что Шурик ездил сюда именно к ней — предположение, кстати, не лишенное оснований. Но о взаимоотношениях Голубя с Аллочкой так никто и не догадался, поскольку эта сладкая парочка строго блюла свою страшную тайну.

 

Удивительные превращения, начавшиеся с Голубкиной еще в период пребывания Скворцова в лагере, стремительно прогрессировали. Познав свою юную красоту, она стала ее всячески совершенствовать. Теперь она уже во всю щеголяла в коротеньких платьицах, подолы которых собственноручно укоротила. Вместо бездарных косичек стала сооружать на голове замысловатые прически. Это у Голубкиной получалось так классно, что все ее былые насмешники немедленно превратились в ее поклонников. Но Олю вовсе не интересовало их мнение, все ее грандиозные видоизменения были адресованы лишь одному человеку — Голубю. Пусть он возникал на территории лагеря изредка, но Оле надлежало всякий раз представать перед ним во всеоружии. А в промежутках между его нерегулярными наездами, ей приходилось довольствоваться головокружительной любовью с Аллочкой. Наивное детство безвозвратно ушло в прошлое, на смену ему с властной неумолимостью пришла страстная зрелость…

 

Об тайных встречах голубков тоже никто не знал, даже Аллочка. Они «снились» друг другу теперь уже в другом месте — на чердаке старого заброшенного амбара неподалеку от «Альбатроса». Заботливый Голубь как мог оборудовал там вполне приемлемое ложе, натаскав откуда-то на чердак целый ворох душистого сена. Там же у него был спрятан и плед.

 

Выдающийся специалист всех времен и народов по части конспирации, Шурик хорошо проинструктировал свою вторую подругу основным азам этого искусства. И смышленая Оля, четко усвоив их, покидала пионерлагерь с такой лихостью, которая запросто сбила бы со следа любой хвост. Хвостов, правда, никогда не было и в помине, но элементарная страховка в данной ситуации вовсе не мешала. Единственный шпион Козин, которого можно было всерьез опасаться, давно уже покинул «Альбатрос», а в новой смене равных ему не наблюдалось.

 

Следующим этапом в их взаимоотношениях стали исключительно ласки, вполне устраивающие обоих, поэтому вопрос о дефлорации Оли у них никогда не вставал. Шурику ее девственность вовсе не нужна была, поскольку он мог все остальное проделывать с Синичкой. Голубкина же, получая и так удовольствие в достаточном количестве, тоже не рвалась с ней расставаться. Таким образом, между ними царило полное согласие.

 

Еще накануне «дембеля» из лагеря Голубь успел получить от вездесущего Козина чрезвычайно важную информацию об Оле. Венька умудрился где-то застукать ее целующейся с Аллочкой.

 

— Твоя Голубкина, похоже, совсем сдурела от любви, — констатировал Козин, — видно, тренировалась целоваться, как это делают многие девчонки. И что за дурная манера лизаться между собой? Не могла, что ли, попросить кого-нибудь из мальчиков?!

 

— Ага, тебя, например, — съехидничал Шурик, — а почему это Голубкина — моя? С чего ты взял, что я собираюсь с ней роман заводить?

 

— Так ведь все вас обоих голубками называют… Слухи ходят о вас…

 

— Слухи, слухи, — проворчал Скворцов, анализируя полученную новость, — это еще недостаточное основание грязно порочить светлое имя самой примерной пионерки. Засуньте все эти слухи себе в задницы…

 

— Примерной пионерки? — Лукаво переспросил Венька, — А, ну да, ведь пионер — всем ребятам пример, но это про мальчиков, девочки совсем другое дело, они же пионерки...

 

— Что ты хочешь этим сказать? — Насторожился Шурик.

 

—  Ничего особенного, просто про них следует говорить так: пионерка — всем ребятам примерка! — Засмеялся Козин.

 

  — Ты еще, оказывается, и законченный пошляк! — внезапно рассвирепел приятель, — А ну сгинь с глаз долой пока я не накостылял тебе по лисьей шее!

 

Голубь даже от своего друга скрывал, что с тех пор, как строгая Оля Голубкина стремительно набрала шарма, у него пробудилось к ней большое влечение… Тем более после того, что между ними произошло.

 

А теперь, когда он узнал, что оба объекта его симпатии нашли между собой общий язык, Голубя это несказанно порадовало и вызвало у него восхищение. «Молодцы девчата!» — Подумал Шурик, «Не теряют даром время в мое отсутствие. Того и гляди, окажемся мы все трое в горизонтали!»

 

Скворцов умел уважать чужие тайны, а, следовательно, и соблюдать их. Поэтому при встречах с Голубкиной он ни разу не заикнулся о том, что кое-что знает о ней и Аллочке. Голубь терпеливо ждал, когда Оля сама ему об этом поведает, и его выдержка, в конце концов, была вознаграждена.

 

Однажды, нежась с ним в их убежище, она спросила:

 

— Интересно, Шурик, а как ты относишься к лесбийской любви? Надеюсь, слышал про такую?

 

— Еще бы, — скосив глаза на лежавшую у него на плече Олю, ответил он, — приходилось читать об этом. А отношусь я к ней более чем положительно. А что?

 

— Это правда? Ты абсолютно уверен в этом?

 

— Вот тебе крест! Святая правда, — авторитетно подтвердил Голубь, предчувствуя признание подруги, — и если бы моя возлюбленная неожиданно оказалась лесбиянкой, то она сразу же во сто крат выросла в моих глазах!

 

Приподнявшись на локте, девочка несколько секунд пристально смотрела на Шурика, а потом медленно проговорила:

 

— Так вот знай, мой рыцарь, что я — лесбиянка! Точнее, бисексуалка, раз имею близость с тобой. Ну, и что ты мне теперь скажешь?

 

— А скажу, что ты — чистое золото! — Заключая Олю в крепкие объятия, обрадовано провозгласил Голубь, — Ты даже представить себе не можешь, моя лесбияночка, насколько у меня сразу выросло уважение к тебе!!!

 

И он принялся с повышенной страстью покрывать поцелуями все тело подруги, стараясь не пропустить ни единой пяди.

 

Довольная такой бурной реакцией, Оля бормотала какие-то нежные слова, извиваясь при этом всем телом. А потом вдруг неожиданно задала новый вопрос:

 

— А почему ты так быстро принял на веру мое откровение? А вдруг я тебя просто разыграла? Ведь ты даже не поинтересовался, откуда я всего этого набралась…

 

— Почему поверил? Да потому, что ты, голубка, необычайно сексуальна, что, кстати, делает тебе честь. Поэтому я не вижу ничего удивительного в том, что ты сделала очередной, такой важный шаг. — Раскладывал по полочкам Голубь, — А что касается того, кто тебя соблазнил на него, то это, в принципе, не так существенно. Главное здесь — блистательный результат. Удовлетворена?

 

— Удовлетворена, — рассмеялась Оля, поразившись железной логике любовника.

 

Шурик, конечно же, был более чем уверен, что приобщение Голубкиной к лесби — дело рук его Аллочки.

 

— Я не собираюсь дознаваться, кто твоя растлительница, — сказал он, закуривая, — но меня интересует, знает ли она что-нибудь о нас с тобой?

 

— Нет, я ей об этом ничего не говорила. Я правильно поступила?

 

— Вообще молодец, что умеешь держать язык за зубами, — похвалил Шурик девочку, — но я не буду на тебя в претензии, если ты поведаешь своей возлюбленной обо всем. Мало того, я даже категорически настаиваю на этом.

 

— А почему? — Лукаво улыбнулась Оля, хотя хорошо предвидела ответ.

 

— Почему, почему, — так же лукаво улыбаясь ей, сказал Голубь, — а вдруг наш славный дуэт превратится в еще более прекрасное трио, а?

 

— Браво, мой благородный рыцарь! — Восторженно засмеялась Голубкина и, повалив его на спину, улеглась на него сверху, — Теперь я окончательно убедилась в своем выборе, влюбившись в отпетого хулигана! Трио — это здорово!!!

 

— Какая же ты у меня развратница, — с нежностью проговорил Голубь и надолго прильнул к губам Оли, — а ведь совсем недавно, курам на смех, гордо щеголяла в дебильном пионерском обмундировании… Небось тогда, предложи тебе даже не трио, а простой дуэт, так глаза выдрала бы?

 

— Дурашка, — со слезами радости ответила девочка, — конечно, выдрала бы… Потому, что дурочкой была, мне даже ужасно стыдно сейчас за свою тупость… Ты уж, прости меня великодушно за мои прегрешения, ладно?

 

— Ладно, великодушно прощаю, — иронично отозвался Шурик, — кто из нас в детстве не совершает ошибки?

 

Протянув руку к своей куртке, он достал оттуда карандаш и на деревянной стенке амбара крупными буквами начертал: «На ашыпках учуца». Что вызвало звонкий смех у Оли.

 

— Тихо ты, сумасшедшая, — прикрыл он ей рот рукой, — мы же с тобой не у себя дома. Мало ли, кого снаружи черти водят. Если нас тут застукают, так будет все, как в моем первом сне о тебе.

 

И Шурик во всех деталях рассказал Голубкиной, как ту исключали из пионеров, вызвав у нее новый взрыв смеха.

 

— Нет, но ты хоть и хулиган, но еще и оригинал! — Не в силах остановиться, хохотала она, — Ведь только тебе могут сниться такие нестандартные, веселые сны!     

 

 

 

 

КОШАЧЬЕ-СОБАЧИЙ ПРАЙД

 

            Сегодня у Барса было явно приподнятое настроение. Прежде всего, он был сыт, а это уже само по себе являлось немаловажным фактором в его жизни. Между завтраком и обедом они с Шуриком очень даже славно поплавали в запретных для пионеров водах. Кроме того, Голубь долго и хорошо с ним играл, после чего ушел резаться с Козиным в шахматы. Кот уже по опыту знал, что сей процесс порой затягивается на целых пол дня, а потому решил употребить свободное время на свои сугубо личные дела.

 

            Пора бы наведаться в деревню с инспекцией, посмотреть что к чему, заодно проведать ту подрастающую кошечку, которая так понравилась Барсу с самого первого взгляда. Ну, еще нелишне, пожалуй, напомнить местному кошачьему племени о своем существовании, а то, чего еще доброго, распояшутся там окончательно. Возможно, кой кому придется навести изжоги, так, для профилактики, чтобы освежить в их памяти свои былые подвиги.

 

            Обо всем этом приятно думалось на мягкой мшистой кочке, где так замечательно дремалось в лучах яркого солнца. Однако, довольно праздно разлагаться, пора активизировать свои действия в соответствии с намеченными планами. Пружинисто взвившись сразу на все четыре лапы, кот грациозно потянулся, широко зевнул, посмотрел вертикальными щелочками зрачков прямо на небесное светило и мягко спрыгнул с высокой кочки на хвойный ковер.

 

            Через лес по прямой до деревни было бодрым аллюром не более получаса хода. Этот путь Барс уже неоднократно преодолевал, хотя там встречалось немало всевозможных опасностей. Тут запросто можно было напороться на волка, лисицу и даже на рысь. От первых двух уйти вовсе не представлялось сложным: запрыгнул на любое дерево и будь здоров. А вот рысь — зверь куда серьезней: сама постоянно обитает на деревьях, еще и прыгает неожиданно сверху на жертву. Но именно этот опасный зверь меньше всего тревожил кота, который уже имел опыт встречи с ним.

 

            Это произошло года три назад, когда Барс возвращался из деревни в лагерь, внимательно оглядываясь по сторонам. Рысь возникла перед ним так внезапно, что кот растерялся от неожиданности. Бежать куда-либо было уже поздно, оставалось лишь замереть в напряженном состоянии, но ни в коем случае не вступать в бой. Барс понимал, что тут явственно попахивает стопроцентным проигрышем хотя бы из-за разности в весовой категории. Таких крупных котов с симпатичными кисточками на ушах, но с каким-то обрубком вместо хвоста ему еще не доводилось видеть.

 

            То ли рысь была сытой, то ли она видела в Барсе своего родственника, но о нападении она совсем не помышляла, а просто с откровенным интересом разглядывала стоявшего перед ней кота своими желтыми глазами. С минуту они молча созерцали друг друга, этого времени для Барса вполне хватило, чтобы понять — драки не будет. Вздыбленная на загривке шерсть постепенно улеглась, и кому-то из двоих надо было разрядить обстановку. Инициативу в этом направлении взял на себя, конечно же, Барс. Приняв максимально миролюбивый вид, он сделал плавный шаг навстречу явно смертельной опасности. Видя, что рысь продолжает спокойно стоять на месте без малейшей тени агрессии, кот сделал второй шаг, третий, четвертый — ничего ужасного не случилось. Барс остановился, не желая дальше искушать судьбу и предоставляя противнику тоже сделать какие-либо ответные движения.

 

Очевидно, рысь правильно оценила тактику кота, поскольку так же плавно совершила несколько медленных шагов в сторону Барса. А потом они одновременно потянулись носами друг к другу, соприкоснулись ими, тут же резко отпрянули с тем, чтобы вновь понюхаться. Вероятно, этот тест и дал обоим зверям основание окончательно уверовать в их родственное происхождение.

 

После установления истины рысь повернулась к коту спиной и, не оборачиваясь, пулей взлетела по стволу дерева в гущу ветвей. Быть может, она предлагала Барсу последовать за собой, но он благоразумно предпочел не делать этого, с облегчением отправившись по дальнейшему маршруту.

 

            До деревни оставалось уже немного, когда коту на глаза попалась зазевавшаяся полевая мышь, судьба которой тут же решилась в два счета. Для Барса она явилась весьма ценным приобретением, ведь впереди у него намечалось свидание. А какой же уважающий себя ухажер приходит на него с пустыми руками, то бишь, лапами? Играть с мышкой, как обычно, сегодня не было времени, поэтому кот сразу же отпустил ее душу на волю, а ее оболочку понес с собой.

 

            Барс с лакомой добычей в зубах победоносно шествовал по деревне, пребывая в твердой уверенности, что никто из местных котов даже не попытается ее отнять. Где уж там этим хилякам тягаться с тем, кто вот уже на протяжении доброй пятилетки задавал тон во всей округе. Прекрасно памятуя о многих предыдущих трепках, хозяйские коты лишь издали с великой завистью следили за грозой всего их рода.

 

            Поравнявшись с одним из знакомых палисадников, где жил его старинный друг по имени Джек, Барс глянул сквозь остроконечный частокол во двор и почти сразу встретился взглядом с огромным дворовым псом. Будучи настоящей сторожевой собакой, Джек стремительно вскочил на ноги и, набрав полные легкие воздуха, приготовился было страшным голосом залаять. Однако он тут же осознал свою неправоту в отношении друга детства, и вместо зычного рыка из его горла вырвался какой-то щенячий писк, призванный, по-видимому, означать высшую степень дружелюбия. Чтобы у Барса не возникло никаких сомнений в искренности пса, Джек счел целесообразным дополнительно включить хвост на полную мощность.

 

            Мгновение поколебавшись, кот с присущей его племени грацией одним прыжком преодолел штакетник, радостно направившись прямо к собаке. Как мог он равнодушно пройти мимо того, с кем он мыкался некогда совсем беспризорными в окрестностях этой деревни? Да не во веки веков, черт возьми! Кстати, а, сколько же лет и зим они не виделись? Ого, вроде целых полтора месяца — целая вечность!

 

            Уверенно приблизившись к Джеку, Барс аккуратно положил мышку на землю и по старой привычке подставил псу свой нос для традиционного приветствия, чем тот тут же не преминул воспользоваться. Забавное должно быть зрелище со стороны созерцать, как чокаются два таких разнокалиберных носа: один миниатюрный и сухой, а другой огромный и мокрый, словно плохо выжатая половая тряпка. Однако Джеку показалось недостаточным такое выражение гостеприимства, поэтому он усугубил его еще и тем, что щедро лизнул коту морду. Вероятно, это было уже явным перебором, поскольку Барс, подняв вверх мягкую лапу, слегка врезал затрещину собаке, которая присела на передние лапы и залилась визгливым лаем.

 

            Когда первые страсти немного поулеглись, коту внезапно пришла идея угостить своего приятеля добычей. Почему бы не дать ему откусить от лакомства небольшой кусочек? Джек высоко оценил щедрость кота, когда тот пододвинул к нему мышку. Он внимательно понюхал ее, затем посмотрел на свою алюминиевую миску, где лежала старая давным-давно обглоданная кость, сравнивая одно с другим. Выбор, конечно же, оказался в пользу последнего: выудив безжизненную кость наружу, Джек зажал ее между лапами и в который уже раз бесплодно попытался грызть. При этом он косился на Барса так, будто молча приглашал его разделить с ним вкусную трапезу.          С интересом понаблюдав за сосредоточенными действиями Джека, кот вновь взял мышку в зубы, сделал с ней парочку прощальных кругов вокруг собаки, после чего отправился по одному ему известному маршруту.

 

            С той же легкостью преодолев давешний барьер, Барс в два счета добрался до цели намеченного вояжа, но уже не отвлекаясь ни на что из окружающей действительности. Его вовсе не волновало, что почти из-за каждого забора вслед ему несся разномастный лай собак. Этой публики кот тоже не боялся, поскольку каким-то непостижимым образом всегда умудрялся находить с собачьим родом общий язык. То ли он обладал некой особой коммуникабельностью, то ли у него с детства имелся изрядный опыт общения с собаками, то ли его непревзойденное бесстрашие вызывало у них чувство глубокого уважения — неизвестно. Но неопровержимым фактом оставалось то, что никто из всей этой братии Барса никогда всерьез не трогал. Ну, облаивали, правда, с головы до ног, грозно кидаясь в его сторону, так ведь что толку, если кот с олимпийской невозмутимостью встречал неприятеля глаза в глаза. Да это какой же собаке интересно нападать на потенциальную жертву, которая и не помышляет убегать? А где же ожидаемая погоня с непредсказуемыми результатами, где тот самый жизненно важный пресловутый адреналин, а?

 

            Нет, лично Барсу он вовсе не требовался, чего там попусту трепать нервы себе и окружающим, а вот необходимые удовольствия он черпал совсем в другом. Тут на первом плане стояла, конечно же, любовь, все остальное можно было расценивать как декорации или как фон для основной страсти.

 

            С сексуальными партнершами ему всегда везло. Во-первых, Барс от природы обладал отнюдь недурной внешностью, во-вторых, имел способность без излишней суеты убедить своих соперников в явном приоритете, в-третьих, прекрасно знал, как вести себя с дамами. Многоопытный кот, потомства которого в округе было и не счесть, абсолютно досконально владел манерами хорошего тона, за что и вознаграждался многократно.

 

            Для полного апофеоза Барсу не хватало лишь покорить ту молоденькую зеленоглазую красавицу, к которой он направлялся отнюдь не с пустыми лапами, а вот с этим самым угощением — свежедобытой полевой мышкой. До чего же кстати она подвернулась ему на полпути, просто праздник, да и только!

 

            Барс вовсе не исключал, что юная кошечка даже при виде такого щедрого подарка не бросится тут же в его нежные объятья, как-никак все-таки девственница. А посему не стоит слишком форсировать события, сначала надлежит галантно поухаживать, проявить себя джентльменом, стабильно завоевать симпатии, застолбив попутно участок в глазах других претендентов. Надо непременно показать всем этим придуркам, не стоящим и взмаха хвоста красавицы, кто тут истинный жених. А то ведь не успеешь опомниться, как какое-нибудь облезлое чмо грубо подвергнет ее дефлорации со всеми вытекающими отсюда последствиями.

 

Барса аж передернуло при воспоминании такового: матерый одноглазый кот, вечно дерущийся со своими коллегами за право обладания очередной загулявшей кошкой. Этот-то персонаж как раз и был самым заклятым врагом элегантного Бродяги. Безнадежный хам, кошмарный нахал, беспризорный хулиган, бессовестный грубиян — сколько эпитетов не складывай на эту голову, все будет мало! Просто нет такого определения, которое бы в полной мере выразило истинную сущность этого низменного, с позволения сказать, кота. Интересно, неужели вновь придется закатать ему гладиаторский бой? Он что, полный псих, желающий потерять последний чудом оставшийся глаз?

 

            Хотя никакой заслуги Барса в этом и не имелось, но он совсем не прочь был при случае выдрать оппоненту для симметрии и второе око. Вот тогда-то соперник точно будет нейтрализован на поприще любовных похождений, что же касается других противников, то они, пожалуй, сумеют раз и навсегда извлечь из этого соответствующий урок.

 

            Барс давно уже сидел, пребывая в подобных размышлениях по конкретному адресу, но предмета своей влюбленности нигде не видел. Он не знал, что та самая красивая кошечка сидит на подоконнике второго этажа и через стекло оценивающе рассматривает кота с чем-то весьма соблазнительным в зубах. Быть может, она и не прочь была выйти навстречу своей судьбе, но как это сделать, когда дверь и форточка на запоре? А парень-то вроде ничего, да и приходит сюда уже не в первый раз. Вероятно, живет где-нибудь поблизости, потому и попадается так часто на глаза. Что ж, похоже, любопытная история наклевывается...

 

            Не взирая на свое долготерпение, ближе к вечеру Барс начал изрядно нервничать. Во-первых, многочасовое дежурство на одном месте привлекало к себе внимание всех подряд, включая сюда же и местных самцов, не понаслышке знающих об объекте его вожделения. Разумеется, дело не обошлось и без ненавистного одноглазого монстра, издали сверлящего задиристым взглядом новоявленного поклонника. Правда, в драку вступать он пока не видел смысла, памятуя, по-видимому, серию своих неудач в предшествующих схватках с Барсом. Во-вторых, «жених» с самого утра ничего еще не ел, грустно поглядывая на лежавшее у ног вкусное блюдо. В нем давно уже боролись два сильных чувства: голод и рыцарство. До сих пор побеждало второе, но с трудом. Как хотелось плюнуть на всю эту малоперспективную затею, слопать, наконец, в поте лица добытую добычу, да и вернуться в пионерлагерь. Но ведь совсем негоже вновь преодолевать целых 5 километров не солоно хлебавши. Да что он в самом деле из «Пионерской зорьки», что ли, бесплодно бегать каждый день туда и обратно такие расстояния? Жизнь среди пионеров ведь вовсе не означает его равенства с ними, да он, Барс, им всем по возрасту в отцы годится, если не в деды!

 

            Искренне возмущенный прошедшим днем, кот твердо решил сидеть в засаде до победного конца. С огромным негодованием он смотрел, как солнце неумолимо пытается закатиться за горизонт, скоро наступят сумерки, а там уже до утра шансы узреть эту красивую домоседку станут равны нулю.

 

Нет, все-таки в жизни много имеется несправедливостей, одна другой нелепей. Вон, не далее как вчера Шурик пошел с Козиным купаться, а его, своего верного партнера по дальним заплывам, забыл пригласить. Хорошо еще, что Барс догадался о исчезновении Голубя, но зная все его любимые места обитания, быстро настиг Шурика в воде. А тот даже не удивился внезапному появлению кота рядом, зато у Веньки брови над водой поднялись чуть ли не до самых небес. И что за странный этот тип Венька: сам любит купаться, а животные, по его мнению, почему-то не могут питать такой слабости.

 

            Сейчас, находясь уже в зрелом возрасте, Барс точно не мог вспомнить, когда именно он впервые влез в воду. Кажется, его совратителем и был тот самый закадычный друг — пес Джек, который тогда, собственно, и Джеком-то не назывался. Это уже потом его так нарекли, когда нынешний его хозяин подобрал с улицы сильную и умную собаку, посадив ее на цепь стеречь свое хозяйство. И все: разом кончились их совместные скитания по окрестностям деревни и «Альбатроса», а ведь какие славные деньки были — сказка! Вместе пищу добывали, честно делили ее между собой, спали буквально в обнимку в случайных убежищах. Пусть в зимнюю пору оба свирепо мерзли, зато не в одиночестве.

 

            Предавшись приятным воспоминаниям давно ушедшей молодости, Барс сладко потянулся, выгнувшись дугой и уже собрался было широко зевнуть, но тут он вдруг споткнулся взглядом о юную кошечку. Она только что выскользнула из двери подъезда, бегло огляделась по сторонам, а потом, узрев кота уже в другом ракурсе, замерла, не зная, как вести себя дальше.

 

            Инициативу тут же взял в лапы вознагражденный долгим ожиданием поклонник. В два-три прыжка преодолев несколько метров расстояния между ними, Барс с великосветским видом возложил мышку к стопам своей избранницы. Кошечка долго с любопытством обнюхивала царский подарок, затем, подняв голову, робко потянулась бархатным носиком к более грубому носу воздыхателя. Угощение на нее не произвело должного впечатления, чего нельзя было сказать об источнике его.

 

            Барс вел себя перед дамой сердца как истинный пионер на утренней линейке: со скромным достоинством глядя на кумира честным взором. Отвергнутый дар кошечка, тем не менее, с любопытством потрогала лапкой, но в силу своей молодости, вероятно, не знала, что с ним дальше делать. А может, она просто была сытой, плотно поужинав чем-нибудь более привычным и привлекательным?

 

            Как бы там ни было, у Барса не было ни малейших оснований обижаться на возлюбленную, ибо сам-то он вовсе не отвергался, а это уже недвусмысленно свидетельствовало о весомом прорыве в нужном направлении.

 

          Неискушенная в житейских делах, зеленоглазая киса вдруг повела себя преступно легкомысленно. Пока Барс со спокойной совестью поедал свою добычу, наглядно иллюстрируя подруге, что нужно с ней делать, кошечка принялась играть с новым знакомым. Забегая то с одной стороны, то с другой, она игриво шлепала кота лапками, явно пытаясь навеять на него свое шаловливое настроение. В иной ситуации многоопытный Барс принял бы стандартные правила поведения, но в данном случае, чтобы не вспугнуть удачу, следовало проявлять элементарную сдержанность.

 

          Он не спеша доел лакомство, снова сладко потянулся, завершив, наконец, не доведенный до финала зевок и принялся со знанием дела мыться. Расчет был безошибочным: никогда не стоит проявлять перед такими юными девицами своих подлинных чувств. Продолжая заниматься начатым туалетом, Барс внимательно контролировал каждый жест «невесты», разыгравшейся уже сверх меры.

 

          Четко уловив ту грань, после которой озорная игра легко превращается в полное безразличие, кот вежливо стал отвечать красавице на наивные заигрывания. Мгновенно оценив перемену в настроении партнера, киса стремительно помчалась по улице, откровенно предлагая Барсу поиграть в догонялки. Непризнанный чемпионер мира по бегу среди кошек настиг беглянку гораздо раньше, чем она этого ожидала. А, догнав, он грациозно перепрыгнул через нее, по-прежнему не распуская лап. Пусть знает милочка, с каким корректным джентльменом она сегодня соизволила познакомиться.

 

          Да, но какой у нее, оказывается, изысканный вкус, просто фантастика! Ведь наверняка эту очаровательную бестию уже пытались закадрить местные хахали, иначе и быть не может. Кто же из них способен пройти равнодушно мимо такой сногсшибательной красоты? А в том, что эта молодица осталась пока еще на плаву, Барс готов был положить свой роскошный хвост на пень для колки дров.

 

          Для сущего подтверждения своей уверенности он внимательно понюхал «невесту» в надлежащем месте. Так и есть: все на своем месте, следовательно, «жениха» никто не надул, и первопроходцем предстоит быть именно ему. На этом предварительный изыск кота завершился, теперь оставалось лишь дождаться положенной по праву свадьбы с обязательным мордобитием иных претендентов на почетный статус. И, как это не прискорбно сознавать, до того заветного момента ни о каком возвращении в «Альбатрос» и речи уже не велось.

 

          Никуда он не денется пионерский лагерь, пару дней уж как-нибудь перебьются там все без него. Впрочем, да кто в нем будет скучать по нему? Разве что Шурик, который и не ведает куда вдруг исчез его верный компаньон по запретному купанию на большой воде. Увы, но жизнь так странно устроена, что все время приходится чем-либо жертвовать во имя благих целей...

 

          Более получаса совместной прогулки принесли весьма положительные результаты. Прежде всего, прочно, как полагал справедливый Барс, укрепились взаимоотношения между «невестой» и «женихом», а вторым немаловажным фактором оказалось то, что будущий муж узнал имя будущей жены. В этом ему здорово подфартило, а то ведь как-то несолидно вести на брачное ложе девственницу, не зная даже ее гражданского имени.

 

          Красавицу-невесту, увы, звали возмутительно заурядно — Муськой. Неужто у ее домочадцев столь убогая фантазия? Неужели такой яркой красавице не могли подобрать что-нибудь поблагозвучней, в соответствии с выходящей за все пределы понимания броской внешностью?

 

          Собственно, стоит ли зацикливаться на таких ничтожных мелочах, как имя, которым пользуются лишь только люди? Да пусть они ее кличут как им нравится, по большому счету это все равно ни в коей мере не умалит всех достоинств законной «невесты».

 

          Мудро рассудив так, Барс проследил за кошечкой, которая с явным сожалением нехотя шла на властный призыв дородной хозяйки: «Муська, Мусенька, ну-ка марш скорей домой!». Чудное видение по пути к своему подъезду несколько раз оглянулась через плечо на Барса, словно хотела сказать: «Не расстраивайся, милый, мы ведь с тобой непременно встретимся еще не раз!».

 

          Переполненный самыми радужными впечатлениями, кот решительно отправился ночевать к Джеку в будку. Такое уже имело место в прошлом, поэтому сомнений в искреннем гостеприимстве пса у кота не имелось.

 

          Явился он очень кстати, когда обширная миска собаки была до краев наполнена какой-то мало аппетитной похлебкой. Однако выбирать меню не приходилось, поэтому пришлось довольствоваться тем, что предлагалось. Бесшумно возникшему у кормушки Барсу Джек, как всегда, обрадовался, хотя и рыкнул для порядка. Извиняющееся завиляв хвостом, он гостеприимно подвинулся в сторону, чтобы коту удобней было вылавливать из миски наиболее съедобные кусочки. Обладая богатырским аппетитом, пес с невероятной скоростью поглощал содержимое кормушки, но эгоизмом он не отличался: сделал паузу в своей трапезе, когда миска на три четверти опустела. Джек удобно улегся рядом, положил огромную голову на вытянутые вперед лапы и с большой симпатией принялся взирать на кормящегося друга.

 

          Преисполненный благодарностью, Барс, не прерывая основного занятия, решил сдобрить его какой-либо мелодией из своего обширного репертуара. Джек мог слушать это часами. Неважно, что это были сплошные вокализы, зато они звучали весьма музыкально и слушались с самой большой собачьей признательностью.

 

          Тщательно опустошив миску с пищей, друзья осуществили водопой из другой посудины, после чего отправились на ночлег в будку, которую кот всегда склонен был считать настоящими хоромами. В отличие от него, Джек придерживался диаметрально противоположенного мнения, расценивая свою будку, как тесную пыточную камеру-одиночку. Тем не менее, уж кому-кому, а старому другу-однополчанину местечко там всегда находилось. Правда, оно вовсе не напоминало отдельную плацкарту, а любезно предоставлялось где-то в районе чудовищно лохматого брюха.

 

          Уютно устроившись на коронном месте, довольный итогами минувшего дня, Барс во всю мощь легких продолжил нескончаемое исполнение всех известных ему вокализов. А поскольку никаких пауз между музыкальными произведениями он не делал, то убаюканный пес воспринимал их, как неслыханное по длительности попурри. Далеко не каждый день в его жилище устраивались столь необыкновенные концерты, да, это было чертовски здорово!

 

          Никому неведомо узнать, что Джеку снилось под такой аккомпанемент, а вот впечатлительному Барсу было совсем не до сна. Завтра рано утром ему в обязательном порядке надлежало находиться на дежурстве, дабы никто не смог перехватить у него инициативу. Он точно знал, что любой полезный эксперимент следует фундаментально закреплять еще и еще раз, только так можно добиться в жизни триумфального успеха.

 

          Как жаль, что его друг — собака, которая ни фига не смыслит в кошачьей красоте, а то ведь можно было бы и представить ему свою невесту. Барс наверняка знал об абсолютной безопасности такой затеи, поскольку Джек, в свою бытность бездомной собаки, отлично ладил со всей беспризорной скотиной, существующей рядом с людьми. К диким животинам это, конечно, не относилось.

 

          Если бы Барс был человеком, то мог бы поклясться, что ни разу не сомкнул глаз в эту ночь. Наступившее утро каким-то непостижимым образом застигло его врасплох, внеся в кошачьи зигзаги сплошную сумятицу. Словно ошалелый, он так резко вскочил на ноги и мгновенно катапультировался на улицу, что Джек, ничего не поняв спросонья, залился зычным лаем. С торчащей дыбом во все стороны шерстью, он выскочил следом, дико озираясь, но ни единой души вокруг уже не было.

 

          Кое-как угомонившись, пес попытался восстановить в сонной памяти все события предыдущего дня. Наиболее ярким воспоминанием был, конечно же, визит к нему Барса. Судя по его поведению, он ощущал себя самым счастливым животным на свете. Интересно, что же в его жизни произошло такое выдающееся, что кот пребывал в лирическом настроении почти всю ночь напролет? Хотя если тщательно покопаться в памяти, то, кажется, такие эмоциональные подъемы случались у него уже не в первый раз. Ага, и связаны они были, как правило, с амурными похождениями, вот вроде в чем весь фокус. Да, вот ведь счастливчик: бродит сам по себе где хочет, да и вообще живет в свое удовольствие.

 

          А тут что за прискорбная собачья жизнь? Вся иллюзорная свобода ограничена куском прочной цепи, ну, а рассуждать о последней случке и вовсе не приходится... Хозяйство того и гляди окончательно заржавеет или плесенью покроется, что одно другого не лучше. Эх, где же вы былые привольные денечки?! А что, если в бега удариться, а? От неожиданного озарения Джек аж вскочил на ноги, детально разглядывая свои оковы, словно видел их впервые.

 

          Нет, такую могучую цепь даже ему одолеть не под силу, это же какой лошадиной мощью надобно обладать, чтобы рывком разорвать звенья. Данный вариант никуда не годился, а чтобы перегрызть кожаный ошейник на собственной шее, то это даже ни одному сверхнеестественному фокуснику не удастся. Вот привлечь бы к этой авантюре Барса, да как его убедишь в необходимости такой акции?

 

          Да, дела, однако... А может не дергаться понапрасну в таком возрасте, а сидеть себе и дальше на привязи, здоровьице ведь не то уже, чтобы по-молодому вновь рысачить по окрестным лесам...

 

          Обречено вздохнув, Джек вновь улегся около своего жилища и стал лениво наблюдать за движением на улице. Всех он тут знал в лицо, повода погавкать как-то не виделось, да и, честно говоря, не больно-то хотелось.

 

          Наступивший день что-то не слишком удавался. Во-первых этот зануда удрал в неизвестность ни свет, ни заря, не намекнул даже на прощание, появится на глаза еще раз или нет. Во-вторых, до очередной кормежки еще далеко, а жрать, между прочим, хочется круглые сутки. В-третьих, погода чего-то с утра мудрит, что там в небесной канцелярии опять не заладилось? Этот перечень запросто можно было продолжить по возрастающей: в-четвертых, в-пятых, в-шестых, и т.д. Только что от этой арифметики изменилось бы?

 

          Джек довольно отчетливо осознавал свою леность, свалившуюся на него за последние пару лет. Многое его уже не будоражило, как в молодости, почти все казалось чем-то пресным, вовсе не достойным переживаний. А вот такие яркие, но, увы, редкие события, как внезапное появление Барса, прямо на глазах возрождали престарелую собаку до неузнаваемости. Это видели и его хозяева, которых очень умиляла эта удивительная дружба, уходящая корнями куда-то в прошлое. Будь их воля, они и кота посадили бы на цепь, чтобы их дряхлеющий пес по-прежнему продолжал радоваться жизни. Умный Барс, вероятно, хорошо просчитывал такой поворот судьбы, а посему в руки им не давался.

 

          …Возник он также внезапно, как и накануне. Причем, не один, а сразу в двух экземплярах, т.е. со своей новой подругой, покорно следующей за своим спутником. На сей раз изумлению Джека вообще не было никаких пределов! А он-то, старый пень, всегда пребывал в незыблемой уверенности, что досконально изучил приятеля за долгие годы их периодической жизни.

 

          По-видимому, Барс сумел внушить своей избраннице, что Джек хоть и ужасный снаружи, но добрый в душе, поскольку она почти без страха явилась перед его ликом. Правда, сходу не решилась подойти к незнакомой собаке в упор, а предпочла убедиться с безопасного расстояния в правдивости красочных рассказов уже устоявшегося «жениха» относительно лохматого друга.

 

          В стремлении доказать ей наглядно свою власть над псом, Барс продемонстрировал такой номер, который никогда раньше не использовал. Подлетев к Джеку на всех парах, он неожиданно запрыгнул к нему на широкую спину, этаким молодцом пробежался по ней туда и обратно, не забывая при этом победоносно поглядывать на свою подругу. Подобный аттракцион, несомненно, произвел на кошечку должное впечатление, и она смело направилась к друзьям.

 

          Джеку ужасно понравилась развивающаяся ситуация, кажется, он даже готов был на остаток жизни принять кошачью веру. Ибо ни одна из встречавшихся ему ранее собак не внушала псу такого чувства восторженной симпатии, каковую он пронес к Барсу через все годы суровых испытаний.

 

          К красивой миниатюрной кошечке он постарался отнестись с максимальным уважением, ведь ее привел сюда не какой-то там заблудший кот, а сам Барс (да святится имя его!). Пес с достоинством повел гостью на экскурсию в свои апартаменты. Впрочем, ее «жених» затруднился бы с уверенностью это констатировать, ибо зеленоглазое существо и само неплохо проявляло самостоятельность в действиях. Сначала киса заглянула внутрь заинтриговавшей ее будки, внимательно оглядела, с позволения сказать, весьма скудный интерьер, точнее, полное его отсутствие. Однако, удовлетворенная произведенным беглым осмотром, изящно проскользнула в глубь домика. Друзья, переглянувшись между собой, остались стоять снаружи, дабы не смущать милую экскурсантку.

 

          Спустя пару долгих минут, «невеста» вышла из домика и, подойдя к Барсу, с любовью потерлась своей маленькой мордашкой о щеку «жениха». Присутствующий рядом Джек с умилением услышал мелодичные звуки, исходящие из горла кошечки, отметив при этом, что они совсем не похожи на песнопения кота.

 

          Потенциальная невеста так ласково терлась носиком об морду кота, словно уговаривала на ушко своего избранника отныне остаться жить в собачьем домике. Вот только куда деть законного хозяина жилища?

 

          Прошло еще дня три-четыре, в течение которых Барс ночевал и столовался у Джека, покидая гостеприимный домик утром в строго определенное время, будто он уходил на ответственную работу, чреватую немедленным увольнением за малейшее опоздание. Ближе к полудню он являлся назад в сопровождении своей верной подруги.

 

          В силу принадлежности к собачьему роду, пес не умел улыбаться, но с лихвой компенсировал этот недостаток мощным хвостом, который у него последнее время и не выключался до конца. Казалось, что он даже помолодел, похорошел рядом с будущими молодоженами. Вопрос о брачном союзе был решен в этой странной компании окончательно.

 

          И вот час «Х» настал!

 

          Никакого мордобития не наклевывалось, ведь сладкая парочка все свои вступительные игры производила под зорким оком недремлющего пса. Старина Джек, глядя на своих гостей, развил такую степень дружелюбия, что его с избытком хватило бы на добрую дюжину таких же пар. При каждом появлении молодоженов, он деликатно удалялся на максимально допустимое цепью расстояние, галантно уступая им собственное помещение. Мудрый Джек не предпринимал ни единой попытки проникновения в таинства, творящиеся между влюбленными в домике. По его мнению, все должно было развиваться по тому вековому сценарию природы, который инстинктивно (или осознанно?) безоговорочно принимался всем животным миром. Причем, вне зависимости от видов, подвидов, статусов и прочей зверской иерархии.

 

          До ослабшего слуха Джека то и дело доносились разные звуки из темного чрева собачьей будки. Похоже, там присутствовали и ссоры, и примирения, нежности и истерики, после которых в итоге оба взмыленные, растрепанные выскакивали наружу.

 

          Одним словом, жизнь продолжалась определенным чередом, неуклонно диктуя всему живому на планете свои незыблемые законы.

 

          Потом в жилище Джека вновь поселилась беспросветная скука: основной квартирант съехал, а довольная короткой дружбой с Барсом, милая кошечка отправилась домой.

 

 Шло время, казалось, кот напрочь забыл дорогу к заветному очагу, по крайней мере, так казалось унылому Джеку. Однако он опять заблуждался в скоропостижных выводах: не прошло и месяца, как его друг снова нагрянул с инспекцией в деревню. Явился он по-прежнему в сопровождении зеленоглазого очарования, которое, как показалось Джеку, заметно видоизменило свою конфигурацию в области талии. Встретил он своих друзей в высшей степени радушно, вот только с угощением у него всегда было как-то туговато.

 

          Удивительная троица о чем-то долго совещалась, во всяком случае, так показалось хозяевам, уже давно наблюдавшим из окна дома за планомерно развивающейся идиллией. Таких чудес на своем веку они что-то не припоминали, но домочадцы даже представить себе не могли, что еще ждало их впереди!

 

          Событие, случившееся по определенному прошествию нужного срока, всколыхнуло всю деревню, как гром среди ясного неба: дозревшая до родов Муська отправилась производить на свет свое первое потомство в домик Джека! Судя по всему, пес все это время пребывал в курсе дела относительно планов подруги своего друга, ибо не выказал никакого изумления при виде здорово раздобревшей кошки. Но даже в таком виде она не утратила присущего ей шарма.

 

          Интересно, а где нынче болтался этот негодяй Барс, не соизволивший появиться в столь ответственный момент? Не мешало бы как-то поставить его в известность о состоявшемся отцовстве. Раньше пса почему-то не мучили угрызения совести за легкомысленные поступки давнего друга. Но теперь, когда Джек так искренне полюбил эту кошечку, надо было каким-то образом исправлять чужие грехи. Наиболее оптимальным вариантом ему виделся самовольный вояж в «Альбатрос», где последние летние сезоны обитал Барс, и заставить, если потребуется, силой навестить свое очаровательное потомство в количестве пятерых детей.

 

          С момента их появления Джек самоотверженно дневал и ночевал рядом со своим жилищем, не пытаясь вторгнуться в его пределы. Лишь изредка он позволял себе засунуть морду в домик, понюхать незнакомые запахи и выразить свое теплое участие в происходящих внутри событиях.

 

          А выражались они в том, что он, будучи всегда добрым псом, последнее время резко озверел: никого из любопытствующих людей не подпускал к своей будке. Исключение он делал лишь своим хозяевам и то, потому что они приносили кормящей кошке молоко, сметану и прочие деликатесы, о которых Джек даже и мечтать не смел. Все это они оставляли на блюдечках около входа в собачью будку, пес придирчиво обнюхивал все принесенное и, глотая слюну отходил в сторону. Муська выходила на кормежку только после того, как рядом с ее убежищем никого не было, в доску свой Джек в счет не шел.

 

          Иногда она сама подходила к нему, благодарно терлась о его ноги или морду, всем видом показывая, что ей чего-то не хватает, и она просит у собаки помощи. Джек никак не мог понять, что именно хочет от него кошечка, зато его хозяева, постоянно наблюдавшие за зверьми, оказались куда сообразительней.

 

          Однажды к псу подошел хозяин, отстегнул от ошейника цепь и сказал:

 

          — Ну, что, Джек, кажется, пришло время дать тебе полную свободу передвижений. Теперь я уверен, что ты никуда отсюда не убежишь, ведь у тебя появилась семья. Ступай-ка, дружище, поищи своего блудного друга, приведи его сюда и живите все дружно вместе. Давай-давай, действуй!

 

          Вряд ли пес понял и половину из всего сказанного, но то, что ему предоставили волю, он мгновенно осознал. Радостно пробежав несколько широких кругов по двору, Джек подлетел к своей будке и засунул туда морду. Стоявшему поодаль хозяину показалось, что пес что-то сообщил своей квартирантке, после чего он стремглав кинулся к калитке. Остановившись перед ней, Джек вопросительно обернулся на хозяина, мол, открой мне ее. Понимающе усмехнувшись, тот исполнил эту просьбу со словами:

 

          — Беги-беги за своим приятелем! Ты же наверняка знаешь, где его искать, а?

 

          Да, это он знал отлично. Именно туда он и намеревался отправиться еще несколько дней назад, как только подруга Барса произвела на свет крошечных животненьких.

 

          И откуда, спрашивается, в нем вдруг обнаружилось столько энергии, когда он, словно молодой, галопом пустился по лесу в направлении «Альбатроса»? Пес ничуть не сомневался в том, что без особого труда разыщет друга, но вот как доходчиво убедить его вернуться в деревню? Ладно, добром не захочет, придется доставить его к жене насильно. Как? Да очень просто: взять за шиворот и вперед. Пусть поглядит на свое творение, глядишь, и совесть проснется, захочется остаться. А нет, так пусть катится ко всем чертям гулять дальше, уж как-нибудь вырастим потомство совместными усилиями.

 

          Ни одной душе на всем свете неведомо, какие методы убеждения применял пес к коту, как он объяснял ему необходимость «явки с повинной». Но часа три спустя вся деревня была свидетелем того, как оба друга синхронно бежали бок о бок в нужном им направлении. У калитки Джек остановился и требовательно залаял, прося хозяев отворить ее, а Барс, не сбавляя темпа, сходу перепрыгнул через штакетник и лишь у будки остановился перевести дух. Зайти внутрь сразу он почему-то не решался, а только вытягивал в ту сторону шею, принюхиваясь к струящимся оттуда запахам.

 

          Пока довольно улыбающийся хозяин запускал во двор собаку, в круглом проеме будки появилась мордочка Муськи. Строго посмотрев на Барса, она выпрыгнула наружу и не слишком уверенно подошла к нему. В этот момент рядом с ними возник Джек. Сначала он лизнул кота, потом кошку, будто уговаривая их не конфликтовать между собой, после чего улегся поодаль, внимательно наблюдая за поведением обоих.

 

 «Молодожены» быстро установили между собой утраченный контакт, после чего Муська повела Барса в собачью будку. Несколько минут они пропадали там, затем Джек увидал выскочившего наружу кота с совершенно обескураженным видом. Бессмысленно пометавшись в разные стороны, он вновь устремился в домик, так было несколько раз, а к вечеру Барс вроде успокоился и принял решение остаться на месте.

 

…Лето близилось к концу, не за горами уже ожидалось закрытие лагерного сезона, поэтому нужно было как-то определяться с новым местом обитания на осень, зиму и весну.

 

К концу августа жители деревни могли часто наблюдать уникальнейшее в животном мире зрелище: собака, кот, кошка и пятеро котят дружно совершают совместный поход на берег озера для купания. Старые заклятые друзья — Джек и Барс — оба отъявленные пловцы, сумели на собственном примере привить любовь своим подрастающим питомцам к водным процедурам. Лишь только зеленоглазая красавица Муська не смогла преодолеть в себе врожденной для ее племени неприязни к такому увлечению. Она не раз искренне пыталась последовать за всей этой взбалмошной компанией в воду, но стоило ей намочить лапки, как она тут же принималась их брезгливо оттряхивать, не представляя себе, какого рожна остальные добровольно залезают целиком в такую возмутительную сырость. Однако наблюдала она все эти безумные заплывы близких ей скотинок с явным интересом.

 

 

 

ДОЛГОЖАННАЯ ВЕСТОЧКА

 

Под Новый год Алла Степановна получила письмо. Оно пришло не по почте, а просто, как бы само собой, материализовалось в почтовом ящике.

 

Аллочка готовилась к сессии в своем пединституте, никого к себе в гости не звала и сама никому не наносила визиты. Какой к черту праздник, если через три дня экзамен по историческому материализму?! (Кому, интересно, в голову пришла лошадиная идея изучать эту дисциплину?!) С другой стороны, какой к черту материализм, если тебе перед Новым годом не досталось куска самой заурядной колбасы! Да еще в очереди за ней обматерили с головы до ног. Вот и вместо традиционного шампанского — только водка и бормотуха в продаже. И хотелось бы напиться до беспамятства, да воспитание не позволяет. Плюс к этому, все та же злополучная сессия на носу. Нет, это не жизнь, когда постоянно приходится из всего выкручиваться…

 

Конверт с письмом содержал в себе также фотографию. Совершенно голая Ольга Голубкина грациозно стоит в лесу по стойке «смирно» с алеющим на груди пионерским галстуком. И отдает она пионерский салют кому-то перед собой, лицо ее при этом лучится восторгом и вдохновением. Ясно, перед кем она с такой радостью позирует. Разумеется, перед «репортером Дугласом», перед кем же еще!

 

Разглядывая это симпатичное фото, Аллочка довольно улыбалась. Еще бы, ведь ей удалось дать путевку в жизнь своим двум самым лучшим питомцам. Ведь это именно ее заслуга в том, что она сумела за короткий срок открыть глаза этим юным созданиям, научить их утонченной любви. Вот только жаль, что она их обоих упустила из вида. Увы, так и не выгорела у них троих чудная идея о любви втроем…

 

Само письмо, выдержанное в теплых тонах, навевало на девушку приятные мысли, каждая строчка его была пронизана глубокой нежностью и благодарностью.

 

Аллочкина мама, не желая мешать дочери готовиться к грядущему экзамену, ушла в гости встречать Новый год. Заперев дверь, Синичка включила телевизор и, предавшись сладким воспоминаниям о лагерном сезоне, привычно разделась донага. Потом она зажгла гирлянду на елке. За неимением шампанского налила в фужер настой гриба из банки и поставила на журнальный столик.

 

По телевизору новый генеральный секретарь ЦК КПСС поздравлял советский народ с наступающим Новым годом. А изящная молодая женщина, полулежа в кресле, ласкала себя перед телевизором — словно дразнила этого немощного старика, вообразившего себя спасителем Отечества от чуждых внешних влияний и внутреннего разложения. Он, с высоты своего Олимпа, не мог видеть истинных реалий жизни, еще не отдавал себе отчета, что все вокруг стремительно рушится. Не мог он знать, что тринадцатилетние подростки занимаются любовью на его знаменах, а его кумиров отворачивают носом в угол, чтобы не подсматривали. И чуть ли не каждый подросток, смотрящий в эту предновогоднюю минуту телевизор, помышляет, как бы изобразить этому старому маразматику неприличное слово поперек лба…

 

Алла Степановна, бывшая вожатая и будущий педагог, ласкала себя, закрыв глаза, думая под бой курантов о самых юных своих любовниках. О тринадцатилетнем мальчике — Шурике Скворцове, Голубе, дистанция в возрасте с которым, выражалась всего лишь в одну пятилетку. И об Оле Голубкиной, в одночасье превратившейся из строгой пионерки в такую любвеобильную подругу.

 

 

 

ЭПИЛОГ

 

...Он позвонил через пять лет, но говорил так, будто они расстались максимум позавчера.

 

— Синичка, нам срочно требуется раскрепощенная, сексапильная женщина. Высшие почести и море удовольствия гарантируются.

 

— А я-то тут при чем? И кому это вам?

 

— Мы — это я, Шурик Скворцов и Оля Голубкина, которые по-прежнему безумно любят тебя, искренне уважают и мечтают реанимировать наши былые отношения. Наша святая цель — заполучить тебя в свою кампанию, где ты станешь самым почетным членом. Наш девиз — «Гениталии всех стран, совокупляйтесь»!

 

— Звучит впечатляюще, узнаю оригинала Голубя. Ты, Шурик, как всегда в своем репертуаре — сплошные перлы! А вы с милой Оленькой молодцы, что не потеряли контакта. Ведь вы оба друг друга стоите, просто созданы быть вместе. Так вы — семья? Или как?

 

— Или как. Мы не сумасшедшие связывать себя в таком возрасте брачными узами, хотя и не против создания нетрадиционной семьи. Но только втроем и не иначе, понимаешь ты, наша радость? Теперь мы с Олей совершеннолетние, у нас есть своя прекрасная квартира в Купчино и все, что нужно для жизни. Ну, так что ты ответишь на наше предложение?

 

— Да зачем я вам, молодым нужна? Ведь я старая, некрасивая женщина… Может вам лучше найти кого-нибудь посвежей, помоложе?

 

— Да не возводи на себя напраслины, Синичка! Ты не старая, а в самом соку, да еще и опытная плюс к этому. И, самое главное, — полностью в нашем вкусе. Думаешь, у нас нет других вариантов? Да сколько угодно! Но собрание из всех многочисленных кандидатов большинством голосов в открытом голосовании выбрало именно Аллу Степановну Синицыну. Единодушно, подчеркиваю, т.е. ни «против», ни «воздержавшихся» счетной комиссией не зарегистрировано. Вот так-то, милая.

 

Аллочка рассмеялась, но, не успев ответить, вдруг услышала из трубки голос, от которого у нее вновь екнуло сердце:

 

— Привет, Аленка! Это кто у нас там досрочно в старухи записался и вот-вот на пенсию выйдет? Ты, мать, в своем уме? Уж не монастырский ли ты образ жизни ведешь? Ее, видите ли, в достойное общество хотят вывести, светской дамой сделать и что же она?! Алло, алло!

 

С трудом справившись со спазмами в горле, Аллочка чуть охрипшим от волнения голосом произнесла:

 

— Оленька, милая моя, я так рада слышать твой голос! Хотя он у тебя и изменился, став более грудным и женственным, но я всегда узнала бы его из тысяч других голосов. Вы и вправду так хотите меня видеть?

 

— Да не просто лицезреть, Аленушка, а взять в самый сладкий на свете плен! Ты так дорога нам обоим, что твой портрет висит у нас дома вместо иконы. Это тебе, любимая, о чем-нибудь говорит? Ты даже представить себе не можешь, сколько Шурка усилий приложил к тому, чтобы из маленькой черно-белой фотокарточки сделать целый цветной портрет. Настоящий шедевр! Да и он сам под моим мудрым руководством давно уже из Голубя превратился в настоящего Орла. Увидишь — не узнаешь! Таким красавчиком стал, что все девки при виде его находятся в предоргазменном состоянии! Писают прямо на ходу горячим кипятком.

 

— Оль, а ты не боишься, что уведут от тебя твоего Орла? А то ведь найдется еще какая-нибудь птичка покруче тебя и — будь здоров, Орел Скворцов!

 

— Что ты, что ты, Аленка, — зажурчал в трубке смех Оли, — хоть я всего-навсего и Голубка, но из своих когтей добычу не выпущу, поверь мне. В этом плане конкуренток у меня нет, тем более, что я нисколько не ограничиваю в свободе свою жертву. Всегда разрешаю ему во всю мощь расправить свои крылья и попарить на приволье. Только клетка не долго пустует: Орел с охоты всегда возвращается на свое насиженное место. Одним словом, между нами царит принцип свободной любви. В этом-то и весь фокус.

 

— Ребята, как интересно вы живете! А если вдруг потомство нечаянно произродится? Тогда как?

 

Вместо ответа Аллочка услыхала на том конце провода дружное веселье — гомерический хохот Шурика и заливистый смех Оли. А потом вновь раздался голос Голубя, ныне уже Орла:

 

— Ох, и позабавила, Синичка, ты нас! Не обижайся, пожалуйста, на учеников своих бестолковых, но, видишь ли, дело в том, что между нами нет традиционного секса. Я имею в виду рабоче-крестьянский вариант, понимаешь? Моя Голубка по-прежнему целомудренна, как и тогда в «Альбатросе» в бытность ее строгого облика примерной пионерки. И мы оба свято блюдем этот кусочек детства. Твоя, кстати, школа.

 

— Ну и ну! — Воскликнула ошарашенная собеседница, — быть целых пять лет вместе и при этом сохранить девственность? Это же — классика! У меня просто слов нет… Вы же, ребята — настоящие гении!

 

— Гении слабо сказано, мы — гениталисимусы, — вновь сострил довольный похвалой Шурик, — мы и всем знакомым проповедуем такой образ жизни: никаких обрядов дефлорации. Кое-какие зерна на этой ниве уже дали надежные всходы. Три покоренные нами пары, например, мы уже обратили в свою веру, ведем пропаганду безопасного секса среди студенчества и дальше. В особенности, Голубка, тут пальма первенства, бессомнения, принадлежит ей. Настоящая растлительница, главным образом, первокурсниц. Она стала такой сексапильной, что те девы, которых она приписывает мне, клюют как раз на нее. И если кто из нас двоих за эти годы набрал шарма, так это отнюдь не я, а она. Ишь, сидит улыбается, красавица. Нет, милая Синичка, ты ее точно теперь не узнаешь! И если Олюшка – лучшая из лесбийских гетер в нашем кругу, то из нас, мужиков, лидером является, не поверишь, — Венька Козин. Помнишь такого?

 

— Конечно, помню. Симпатичный мальчик, умный, спокойный, вроде бы дисциплинированный. И он что, стал геем?

 

— Не то слово, Аллочка. Не просто обыкновенным геем, а шикарным трансвеститом! Причем таким привлекательным, что просто нарасхват, полный триумф. Однако давай ближе к телу. Все узнаешь и увидишь, когда вольешься в наши пенаты. А пока запиши номер телефона, звоняй, когда у тебя выдастся свободный вечерок для визита к нам. Форма одежды — самая сексуальная, никаких штанов, в них доступ в наше уютное птичье гнездышко закрыт для всех. Итак?

 

— Да-да, Шурик, я записала телефон. Непременно «позвоняю» в самое ближайшее время. Вы меня жутко заинтриговали, так что ждите. Миллион страстных поцелуев вам обоим, мои лучшие ученики!

 

ЯВЛЕНИЕ ЦЕЗИЯ НАРОДУ (отрывок из книги)

ОДИН ДЕНЬ ИЗ ЖИЗНИ БАРСА