Конец июля 1970 года, Балтика, остров Сааремаа, самый крупный в Моонзундском архипелаге. Бригада береговой охраны – «ягуары» - дислоцировалась по побережью по обе стороны от столицы острова Кингисепп, маленького и аккуратного эстонского городка. Через пролив, на острове Муху, несли службу «морские котики».
Служба была так себе, если сравнивать с событиями 1968 года в Чехословакии, в которых бригада морпехов принимала участие. Тогда из транспортных "ИЛов" десантировались над Молдавией и на БТРах, БМП, сходу через Румынию и Венгрию, чтобы нагнать побольше страху на вольнодумную Европу, взяли курс на Брно. Впрочем, и там особых боевых действий не велось.
Запечатлелся случай на улице ближнего к Брно села, где бойцы окопались. Июль, жара нестерпимая, колодцы с водой отравлены, молодые чехи куда-то попрятались, старые зверями косились на советских. Они могли выпить из ведра отравленную воду, чтобы показать, что ее можно пить, и потом корчились в предсмертных судорогах вместе с оккупантами. Кого-то из парней удавалось спасти, чешских стариков спасать было некому.
В один из дней группа из трех человек, где Коца был старшим, патрулировала по вечерним пустынным улочкам села, навстречу катилась стайка пацанов лет по четырнадцать - пятнадцать. Бойцы, пощелкав для острастки затворами на АКСах с откидными прикладами, надавали подзатыльников волосатикам и продолжили путь, Коца немного отстал, один из подростков показался ему подозрительным. Вскоре в сочных лопухах за аккуратными изгородями мелькнули взлохмаченные головы, а через мгновение он увидел летящую в сторону их патруля гранату Ф-1. Коца успел крикнуть "ложись!". Притянув ноги к животу, как при выходе из люка самолета, ребята вмялись в густую пыль. Взрыва почему-то не было - своеобразного негромкого хлопка, но Коца вдруг почувствовал жжение под левой лопаткой. Позже, в медсанчасти, выяснилось, что небольшой осколок плашмя вжарился в спину, защитил спину толстый зимний тельник, которые ребята успели получить перед отправкой в Чехословакию.
Вот, собственно, и все, разгон демонстраций и кулачные разборки с местными жителями были не в счет, основную работу сделали прибывшие раньше ребята из ВДВ и стрелки с танкистами. Последним на улицах Праги досталось больше всего, танки забрасывали бутылками с зажигательной смесью, и ребята сгорали в них заживо. Стрелков-патрульных забивали камнями, они не имели права ответить без приказа. Для морпехов подобного дебилизма не существовало в природе.
А на острове Сааремаа парни занимались на фоне возведенных еще в царскую эпоху бетонных форпостов тактической подготовкой, проводили рукопашные бои до тех пор, пока в один из дней конца июля в казармах не прозвучала боевая тревога. Бойцы спешно погрузились на плавсредства и направились на основную базу в Балтийске. Там они услышали об учении "Океан".
Возле "стенки" стояли готовые к выходу в открытую воду крейсеры Балтийского флота. Скоро отряд снялся с якоря, выстроился в кильватер и через проливы Каттегат со Скагерраком, через Северное море, Па-де-Кале - Ламанш вышел в Атлантику. Волны Атлантического океана в отличие от балтийских серых, коротких и холодных, были безмерной длины, высоки и теплы. Безмерно пустынны были и просторы, а когда проходили северными широтами, то невдалеке маячили громады айсбергов. Поздним вечером группа кораблей вошла в пролив Гибралтар с далекими огнями по правому борту, это виднелся африканский континент с марокканскими береговыми поселениями. Огней на испанском берегу по левому борту видно не было. К концу второго дня крейсеры уже качались на рейде недалеко от Порт Саида.
В ту пору к власти в Египте пришел Анвар Садат, эскадра пришла для поддержки его режима, лояльного к Советскому Союзу. Затем была выгрузка на берег, беготня по раскаленным пескам за арабами, немцами, шведами, американцами, другими наемниками, получившими прозвище «дикие гуси» Воздух прогревался до 60 градусов, резина у БТРов потрекивала, на их броне спекались яйца, а поверхность барханов струилась маревом под все сто. Обжигало дыхательные пути, кожа на руках и на лицах висела лохмотьями, не спасали ни пробковые шлемы, ни мотки бинтов на локтях. БМПэшки зарывались гусеницами в песок и садились на пузо. Прячась за машинами, бойцы вышибали разноплеменного противника с позиций, неспешно продвигаясь для воссоединения с освободительной армией египтян. В одну из атак в составе штурмовой группы Коца заскочил в окоп, на дне стоял на коленях мусульманин и отбивал земные поклоны, чуть дальше лежал автомат Калашникова. Коца развернул ствол в другую сторону неглубокой траншеи, дал пару очередей вдоль, и вдруг услышал за спиной сухой щелчок. Он сразу понял, что это клацнул о ствол боек, видимо, араб нажал на спусковой крючок, но патронов в рожке не оказалось. Коцу охватило оцепенение, он стал медленно разворачиваться на звук и когда схватил краем глаза сухую фигуру араба, стоявшего уже на ногах, получил удар кованым прикладом по левой стороне лица, затем по голове. Больше он ничего не помнил, очнулся в санитарном блоке на борту крейсера, забинтованный по уши, на кровати сидел его корешок с перекошенным от злобы ртом:
- Убивать надо было! Убивать, суку немытую…,- заметив, что он открыл глаза, взорвался боевой братишка, стрелок-водитель второго парашютно-десантного взвода. – Ты забыл правило войны, если немец поднимет руки, можно смело ставить АКС на предохранитель, если араб - все равно убивай. Или он тебя.
- Что там, серьезно? – разлепил губы Коца.
- А ты как думал, пожалели? Брови тебе пришили, бошку заштопали! – друг перевел дыхание. - Хорошо, что приклад скользнул по черепушке и только вдавил кость под левой глазницей, кривым вроде не будешь, глаз хирурги вставили на место. Короче, считай, проскочил...
…Облокотившись о поручни вдоль стальных бортов, парни стояли на надраенной морячками палубе с палубными самолетами ЯК-40 с вертикальным взлетом за спинами. Беготня по знойным пескам за наемниками закончилась, нужно было сниматься с якоря и отправляться домой, в трюмном холодильнике коченели трупы молодых миротворцев, исполнявших в Египте обязанности по приказу. Их планировалось выгрузить в Балтийске, в морге на территории одной части войск береговой охраны. Море казалось стеклянным, до того спокойным в косых лучах заходящего солнца, что хоть разувайся и скользи по нему босыми ногами до горизонта. Хотелось сбросить форменки и прыгнуть за борт, распластаться на жидкой прозрачной голубизне увидеть ярких рыб, о которых рассказывал боцман, успевший побывать в здешних местах с дружеским визитом. Расслабуха захватила корабль осьминожьими шупальцами, заставив его превратиться в мираж на плаву. И вдруг на пустынном до этого капитанском мостике засуетились офицеры, парни нехотя задрали подбородки - наверное, снова матросики поскачут по железным листам палубы с веревочными "тещами". Неожиданно от кормы к носу пошла легкая волна. Бойцы были наслышаны о сейсмическом неспокойствии в этих краях, и когда возникла вторая волна, повернули головы по борту в сторону кормы. На далеком горизонте заметили темную точку, она приближалась от Гибралтара, раздуваясь в громадную серую глыбу.
Это была авиаматка "Энтерпрайз" из шестого американского флота, она пожаловала к устью Нила с памятником какому-то вождю с поднятой рукой, под стены вожделенного для русских парней там, в пекле песков, Порт Саида. Авиаматка закачалась напротив крейсеров примерно в полумиле, возвышаясь над морем стальной громадой под пятнадцать этажей, над ней жужжали как пчелы над ульем самолеты и вертолеты. Вокруг поднимали волну корабли сопровождения - эсминцы, военные транспортники, торпедоносцы, в бинокль можно было рассмотреть перископ подводной лодки. Все крутилось, вертелось, ревело, рявкало как в гигантской карусели. На прямую, как футбольное поле, палубу высыпали американские матросы, летчики, другая обслуга с женщинами в форменных юбках. Когда первое волнение улеглось, ребята стали осыпать пришельцев острыми репликами и восклицаниями через мегафоны, ведь их было немало в песках среди наемников. Скоро дошло до отборного мата.
- Эй, янки, - кричали бойцы в боцманский рупор. - А не желаете толстый фак вместо Египта в свою жирную задницу?!
Сначала те приветственно махали руками в белых перчатках, но скоро им видимо пояснили смысл русских ответов и палуба начала быстро пустеть. С борта авианосца взвились красные ракеты, к самолетам побежали летчики с механиками. Морпехи в свою очередь защелкали затворами АКСов, РПД, ПК, с которыми не расставались, экипажи кормовых спарок ЗРК поддержали бойцов, поводив стволами вверх-вниз. Напряжение усиливалось, с палубы американца поднялись в воздух несколько истребителей, они закружили над крейсером на низкой высоте, едва не цепляя за радиолокационные антенны. Кто-то из морпехов нажал на спуск, послав из автомата в сторону вечного противника длинную очередь. Один из самолетов развернулся и снизившись почти до воды взорвался мощным ревом рядом с бортом крейсера. В этот момент с мостика раздалась громкая, четкая команда:
- Морскую пехоту разоружить. Задраить в кубриках до особого распоряжения.
Только много позже, на базе, парни узнали, чем был вызван приказ, это высокое начальство испугалось, что бойцы, озлобленные военными действиями, неуправляемые, "могут допустить в сторону американцев провокационные действия", в результате которых возник бы международный конфликт. А в тот момент матросы, сочувственно улыбаясь, предлагали ребятам сдать автоматы, ручные пулеметы и пояса с полными боевыми комплектами, их затолкали в рассчитанные на четырех матросов - две нижние, две верхние койки возле стен - кубрики по семнадцать-двадцать человек. Во время похода в Египет часть пехотинцев располагалась в трюмных помещениях, часть - прямо на палубах, теперь же их уплотнили до сардин в консервной банке. И наступила долгая тишина с духотой, когда пот лился градом, несмотря на открытые крохотные иллюминаторы. А в два часа ночи - это время каждый засек подсознательно – американцы раздраили жерла корабельных орудий и принялись методично расстреливать холостыми выстрелами советские крейсеры.
Вода была стеклянная, звук как резиновый отскакивал от ее поверхности и всей мощью обрушивался на железные борта кораблей. Поначалу ребята в кубриках кричали от ярости, рвали на себе тельники и форменки, казалось, вода переливается через иллюминаторы, стальная громадина тонет и помощи ждать неоткуда. Бойцы изодрали в кровь локти с коленями о гулкие переборки с железными дверями - результата не было, их замуровали заживо, свои отцы-командиры. И тогда они запели. Неизвестно, как проявляется момент наивысшего напряжения у людей других национальностей, но у русских именно так, для них песня - единственный выход из безвыходного положения. Они пели долго, охрипли, осипли, выбились из сил, уж канонада закончилась, потом началась снова. Ребята перестали соображать....
Сколько прошло времени после первого выстрела с американской стороны, никто не знал, время для них перестало существовать. Кажется, через иллюминатор передавали сухой паек, но к нему никто не притронулся. Не сразу ощутили они, когда крейсер снялся с якоря и взял курс в неизвестном направлении.
Бойцов выпустили из кубриков только в Балтийске, под конвоем доставили в какие-то казармы. И парни опомнились, они разломали, развалили, разорвали на части все, что можно было уничтожить, они подняли бунт, которого Балтийск не видел даже в революцию...
Следствие длилось полгода, после суда часть ребят упрятали в тюрьму, часть - в дисбаты, Коцу направили в отряд сопровождения баллистических ракет стратегического назначения. Морпехи доставляли их с полигона в Капустином Яре в ставший ныне печально известным Североморск на базу атомных подводных крейсеров. Учли его ранение и заслуги.
Мать опасалась, что его посадят, а у него развилась боязнь замкнутого пространства. Он стал бояться всего - трупов, на которые насмотрелся достаточно, закрытых помещений и даже захлопывающихся дверей в пассажирском транспорте. А потом, когда на заводе попытался добиться справедливости по поводу очереди на квартиру, вовсе поставили на учет к психиатру. Теперь страх заточения, страх смерти стал досаждать чуть не ежедневно. Впрочем, многие боевые братишки так и не вылезли из советских психатричек аж до конца девяностых годов...
Помочь сайту
Поздравления
