Ничего от меня не останется

Ничего от меня не останется:

может, кучка намученных строк;

может, скажут: „Похоже, был пьяница",

может  так: „без России не мог".

Разойдусь по ветвям поколений,

как мой дед (ну, а глубже - тьма).

От, должно быть, таких рассуждений

незаметно сойдёшь с ума.

И к тому это всё, что насильно

не могу удержать в горле крик,-

ведь потомки мои о России,

может статься, узнают из книг.

Кто там? Немцы ли - точно не знаю,

как „распишет" их новый век,-

скажут, скукой в ответ зевая:

„Russland? Russland... Там холод и снег,

наши предки оттуда удрали

(то - про нас), но ужасно давно...

Мы представим себе едва ли...

Ну, медведи... должно быть темно..."

Вот и всё, что туда дотянется

из далёких российских глубин...

Ничего, ничего не останется,

растворится, как в воздухе дым.

Эй, потомки, вы там на месте?

(Scheissegal на число и на год).

Я оставлю вам марок двести -

переводчику, на перевод?...

С тем сижу, как засеянный в пашню,

ковыряю наверх росток...

Что там в завтра и где вчерашнее,

и, три дня что писал,  листок?

Май, 1992.

Мёнхенгладбах.