«Дубровский - 2». Повесть в стихах. Мой вариант ( 8 ).

28 июля 2012 - Александр Яминский

ГЛАВА 8

Меж тем, Читатель, вероятно,
уж догадался, чрез сюжет

( звучащий, в общем-то, занятно ),

что женской доли, в нём, всё нет…,

хотя, пора б…- Ведь героиня,

в сей повести, почти богиня

( А как иначе, не точь-в-точь? )

и плюс к тому ж – Кириллы дочь…,

но мы, о ней, и то – в прологе,

сказали несколько лишь слов,

а посему: и цикл стихов

( Да и о ней ли, в эпилоге? ),

настало время посвятить,

чтоб тем сюжет обогатить!

В эпоху, из событий данных,

что перед нами, в сих стихах,

семнадцать лет ( О, всем желанных! )

ей было ( Ну, какой здесь страх? ),

тем паче, коль судьбы начало,

средь красоты её блистало,

да в полном цвете юных лет,

когда проблем, по жизни, нет…

А уж отец, кто до безумия,

любил её ( Иным – в пример! ),

но…, всё-таки, на свой манер,

ведь своенравность ( вне раздумья )

в нём проявлялась, иногда…,

а то – характера беда!

И он, то – прихотям старался

её ( малейшим ) угождать,

а то – жестоко обращался,

через суровость, в коей, Стать,

фактурою одной пугала,

а посему: разоблачала

его ( по факту ) скверный нрав

( И уж тогда – не до забав! )…,

где он, в порывах настроения,

всё успокоиться не мог,

верша настырный монолог,

отцовского мировоззрения,

и отходя, по мере сил…,

как будто истину творил!

В её привязанность столь веря,

он, всё же, никогда не мог

добиться ( Гнев – годами меря…,

где тщетность – долгих дум итог! )

её доверенности явной…,

ведь и беседы равноправной,

меж ними не было, совсем,

и знамо: разночтение тем

являлось, как само собою…,

где чувства, мысли ( Ей ли врать? )

она привыкла уж скрывать,

не зная, исходя мольбою,

как верно ( Боже сохрани! ),

им будут приняты они…

Подруг же Маша не имела

и выросла, почти в тиши,

сознание где, её, скорбело,

уединённостью души…,

а жёны…, дочери соседей

( Пусть и достоинствами медей… )

к ним приезжали ( Хоть и Знать! )

довольно редко…, да и, Стать,

отцовских жизни пониманий

( Где был иной души настрой! ),

средь кутежей ( Порой – рекой…-

Как мерой шустрых состояний! ),

искала общества мужчин,

где дам, излишен был зачин…

А посему, и Маша наша,

являлась редко в круг гостей,

кто пировали ( Дом-то – чаша! ),

средь атрибутики вещей…,

где ей, отцом, библиотека

( огромная – по нормам века )

была в наследство отдана,

чтоб наслаждаться ( Да сполна! )…

и поделом, ведь большей частью

( Век восемнадцатый столь чтя! )

составленной ( «Читай, дитя!» )

из сочинений, к сладострастию,

французов, Лира чья, легка,

а Проза – просто велика!

Отец её, читавший мало

( Бишь, ничего и никогда! ),

листал, порою, что попало,

но стиль, увы, ценил ( Всегда! )

из «Совершенной поварихи»

( где, очевидно, фразы лихи… ),

а он же, в выборе из книг,

ей – не советчик был… и, вмиг

( а уж тем паче, на диванах ),

все сочинения перерыв

и самомнение закрепив

( Бесспорно! )…, Маша, на романах

остановилась… и, с душой,

читала оные, порой…

И воспитание совершила,

таким лишь образом, она,

коль назидательность сквозила

( О, русской мерки, старина! )

со стороны, столь благосклонной,

ведь, здесь, персоной приглашённой,

мамзель Мими являла стиль,

что в Машу внёс прононс…, дактиль…,

а уж Кирилла, чрез блаженство,

к француженке питал респект

( Да чересчур! )…, но сей аффект

сам прекратил…, а «совершенство»

( поместье выбрав, дальше всех )

отправил…, что – уже не грех!

Их дружества ( коль оказались,

всем, слишком явными, увы… )

пришлось прервать ( Следы ж остались! -

А уж, тем паче, для молвы… ),

но и мамзель Мими, однако,

во памяти ( Что не двояко,

тебя ж гнобит, порой, сполна! )

осталась… вне пороков дна…,

по фактам: девушкой приятной,

на фоне истой доброты,

где зла, как мелочной мечты,

не жаждала, чтоб слыть превратной,

но на Кириллу, всё ж, влияв,

амбиций умаляла нрав…

А тем она и отличалась

от многочисленных персон,

судьбина каждой где, боялась

Кириллы гнева ( «Всех, в разгон!» ),

ведь он, наперсниц ( «Суть – распутна!» ),

менял, едва ль не поминутно,

но сам, по жизни, гнув своё,

казалось, что любил её…

и ( Однозначно! ) боле прочих,

а то, по жизни, чрез итог,

поскольку – фактом – эпилог,

их отношений, столь охочих,

средь сплетен ( Где цветений – жар! ),

пророс плодом любви, как в дар…

А то был мальчик черноглазый,

лет девяти кто…, и шалун

( немного, правда, долговязый,

но то – по возрасту, коль юн )…,

а чей он ( Догадайтесь сами… ),

ведь полудёнными чертами,

мамзель Мими напоминал…,

но, для Кириллы, сыном стал

и им воспитывался, даже,

в расчёт, беря детей процент

( Где сей субъект – не прецедент,

в папА вольготном эпатаже… ),

когда наличие, пацанов,

вокруг него…- все без отцов!

И поделом, ведь ребятишки

( а коих множество босых )

сновали ( Суть – его делишки! )

пред окнами…, в чертах лихих

похожих, слишком, на Кириллу

( Как капли две воды! )… Иль силу

они в нём чуяли, судьбой,

что расплодились ( Аж гурьбой! )…?

Но все дворовыми считались,

а уж Кирилла, из Москвы,

для Саши малого, главы,

француза выписал…- Дни стлались…

И прибыл тот, в событий час,

известных, в частностях, для нас…

И сей учитель, видом внешним,

понравился Кирилле, враз,

ведь иностранец был как здешним,

хоть и на фоне чуждых фраз,

с простым довольно обращением

( Что стало, в общем-то, явлением! ),

а тот, Кирилле ( Да в момент! ),

представил весь ассортимент

из аттестатов надлежащих,

и к оным – письменный посыл,

что родственник один вручил,

для подтверждений настоящих,

четыре года где, он жил

и гувернёром, там, служил…

Кирилла всё, с большим вниманием,

на десять раз пересмотрел,

лишь недовольный осознанием,

француза лет младых, в удел,

и речь здесь не о недостатке,

что возраст сей ( явив в остатке ),

любезностью своей, предлог,

который часто ( чрез итог ),

несовместим, порой, с терпением,

да в свете опытности лет,

столь нужными, увы, в ответ,

учителю…, чтоб с упоением,

существовать, в глазах с огнём,

в несчастном звании своём…

Вот оттого-то и сомнения

взошли в Кирилле, в сей момент,

а чтоб развеять их явления

( И преподнесть, как аргумент! ),

влёт, объяснить хотел французу

весь смысл раздумий…, но обузу

познал, мгновенно ( Так как он,

всё ж, не был в языках смышлён! )…,

а для сего велел, чтоб Машу

позвали, в скорости, сюда,

а с ней, беседу, Господа

( не обращая речи в кашу… ),

смогли б осуществить, сполна…-

ведь во французском – дочь сильна!

«Ты, Маша, подойди поближе,

и этому мусье скажи,

что тут, житьё, не как в Париже,

а посему, мол, не тужи…,

но так и быть – его уж знаю,

а потому, и принимаю…,

но только с тем, чтоб он не смел

быть ловеласом…, как пострел,

на лад, известный всем, французский,

ведь девушки мои кругом,

а если он создаст Содом…,

то я его, чрез норов русский,

как сына сучьего…- в тюрьму!

А ты переведи ему…»

Здесь, Маша дюже покраснела

и, по-французски, сей посыл,

учителю ( в контексте дела,

ну, то есть, фраз снижая пыл… ),

сказала, что папА, в надежде,

желает ( И, конечно, прежде! ),

познать всей скромности обет

( учтя француза младость лет… ),

а уж тем паче, чтоб примером,

он в поведении был своём,

где пиетет – «не днём с огнём»,

а чрез порядочность, манером,

когда в среде ( Что столь чужда! )

ему придётся жить года…

Француз ей поклонился, низко,

и, в знак признания, отвечал,

что он ( познавши быт сей, близко,

хотя в России уж живал… )

надеется, приняв воззрения

( что к доле, как, увы, стечения ),

их уважение заслужить,

и даже, впрок, его простить,

коль в благосклонности откажут…,

признав причиной – младость лет,

что часто – не приоритет -

профессии…, но дни покажут…,

а он, все силы приложив,

их, оправдает, чувств позыв…

И Маша ( фактом – слово в слово )

перевела его ответ,

а вот папА, почти сурово,

сказал ( Совсем, как не Эстет! ):

«Ну, хорошо…, пока оставим…

и тем, друг друга позабавим,

чтоб благосклонности искать…,

да с уважением, так сказать…

А мне же нужно, главным делом,

чтоб он за Сашею ходил…

и географии учил…,

ну, и грамматике…, что с мелом!

А ты же, Маша, без похвал,

переведи, как я сказал!»

Кирилловна ( кто, Марья ), тактом,

смягчила оный перевод

( Иль, напрямую, жуть ( Уж фактом! ),

папА внимать? – Ведь сумасброд! ),

кто излагал ( Да без сомнений! )

поток из грубых выражений…,

а он же, лишь закончив речь,

как будто гору сдвинул с плеч,

француза, отпустив, беспечно…,

во флигель, где, тому, жильё

( бишь, прозы жизни, бытиё… ),

из комнаты ( гостям что, вечно ),

назначенной ему, в сей раз,

чрез Троекурова Указ!

А Маша, в спеси зрелой, сана

( Аристократии чтя род… ),

где воспитание оных, клана,

минуя прочих ( Кои – сброд! ),

являла предрассудки, вволю,

и здесь француз младой, как долю,

познал сполна, чрез Девы нрав,

что лицемерным – в яви став,

к его профессии – учитель,

кой ей казался, лишь слугой

( но то – почти мастеровой ),

а не мужчина – победитель…,

несущий звание ( Факт – судьбы! )

по жизни…- в вечности борьбы!

Здесь, Маша ( Класса зная «совесть»… )

и не заметила, совсем

( Хотя, Читатель, ранги – в повесть -

давно вступили…, между тем… ),

узрев француза поведение

( А шарм её, чрез появление,

эффект имел, лишь нулевой… ),

ведь иноземец ( Столь младой! ),

не проявил к ней интереса…

и не был, в общем-то, смущён,

а уж тем паче, облачён -

во трепет ( Ведь она – принцесса! )…

и даже глас, его речей,

не изменился…- в страсти к ней!

Дней несколько потом, и сряду

( довольно часто…- Что уж там! ),

она ( как к горькому обряду )

его встречала…- по утрам…,

но о внимательности, речи,

здесь нет, Читатель ( В духе встречи! ),

ведь по причинам, ясным столь,

француз являл ей, только боль,

на фоне головных кондиций

( А вторить теме…- смысла нет,

познав, частично пусть, сюжет,

средь крепостных, Руси, традиций… ),

но, вскоре, впрочем, и она

была мусьей поражена!

А образом нежданным, даже

( Понятие Маши изменив,

стал случай…- в папы эпатаже! ),

чрез сумасбродства креатив…,

поскольку сей герой – Кирилла

( А на Руси – помещик – сила! )

резвился в лоне диких прав,

и как пример, лихих забав

( Да и, пожалуй, самых главных! )

его, к зверям, особый вкус,

где медвежата ( Вот искус! )

являли стиль затей, столь «славных»,

и, косолапых, злобный бал,

порою, через двор сновал!

А в младости своей ( бишь, первой ),

( К Кирилле ль гордости души? ),

сих медвежат ( Хоть спесь, в нём, стервой! )

в гостиной ждали барыши,

из ласк хозяйских ( Да обильно! ),

ведь Троекуров, в чувствах, сильно,

животных оных уважал,

и с ними всё, возясь, играл,

но в такт его, увы, воззрений,

когда их стравливал, порой

( Столь забавляясь сей «игрой»! ),

с иною живностью ( Для прений! ),

где кошек иль щенят, набор,

«вершили», с ними, жуткий спор!

А возмужав, медведи, сразу,

уж на цепи нашли приют

и ждали травлю ( К зла экстазу…,

где нрав Кириллы…- не уют! )

и оных, изредка, в сей были,

пред барским домом выводили,

смотря из окон на эксцесс,

что обещает, сей процесс…,

когда порожнюю уж бочку

( из под вина ), к ним подкатив

( Но, изнутри, гвоздей набив…-

медведям дабы, в заморочку! ),

смотрели, что произойдёт,

устав от скучности зевот…

Медведь обнюхивал, степенно,

предмет, что запахом манил…

и лапами касаясь, ленно,

колол себе их…, жутко выл!

И, осердясь, толкал сильнее,

но бочка жалила острее,

а с тем – сильней являла боль,

что и играла, в общем, роль,

для любопытства наблюдавших,

кто лицезрели, хохоча…,

а вот медведь ( Да сгоряча! ),

во бешенстве очей уставших,

бросался с рёвом, напролом,

чтоб расквитаться с оным злом!

Но бочку, вскоре, отымали,

чтоб зверю бедному польстить,

а тщетной ярости, детали,

давали тоже право жить…

Но казусы случались круче,

когда во праздности ( Что в буче! )

медведей двух ( За пару кляч! )

в телегу норовили впрячь…,

а уж в неё – гостей сажали,

их воль, в желаниях, не спросив,

и вскачь пускали коллектив,

развеять дабы, все печали…-

на волю божию…- гурьбой,

чтоб кровь не обратить в застой!

Но лучшей почиталась штукой

( Здесь, о Кириллы нраве, речь,

в его презрениях к прозе – мукой,

от скуки чтоб себя отвлечь! ),

голодного когда, медведя,

запрут, бывало ( «Надо, Федя!» ),

во комнате пустой, совсем,

но привязав его, пред тем

( Как сделали – со злым расчётом! ),

верёвкой длинной за кольцо,

ввинтивши в стену…, чтоб лицо

( сюда попавшее – с «почётом»… ),

могло спастись в углу, что был,

и безопасным, в драме, слыл…

А новичка ( В законах темы! )

обыкновенно приводя,

к дверям сей комнаты-системы,

толкали внутрь, чуть погодя…,

но то, нечаянно, как будто

( А уж спастись тебе…- не тут-то! ),

ведь двери запирались, вмиг

( Чтоб сей клиент – эффект постиг! ),

и жертва – случаем – в несчастье,

с косматым ( Суть – наедине!!! )

и вовсе – не в кошмарном сне,

общаться силилась, в ненастье,

что ей судьба преподнесла,

а душу – к чёрту отнесла!!!

И бедный гость ( А как иначе? ),

с оборванной полою вслед

и оцарапаный, тем паче

( Слов, излагая некий бред! ),

да весь в крови, боясь, метался

( Ведь казус – смертью уж казался! ),

но скоро, в общем, постигал,

где ждёт его спасения вал

( коль тот – углом являлся тесным ),

но принуждён был, иногда,

по три часа ( Увы, среда… ),

к стене прижавшись, неуместным,

стоять и зверя созерцать…,

и жизни даты воскрешать…

Ну, а медведь, во злых потугах,

выл, разъярённый, в двух шагах

и, силясь, рвался ( В тщетных дугах! ),

вгоняя жертву в адов страх,

схватить, пытаясь, лапой страшной

( Маня, как будто, к рукопашной! ),

а посему: вовсю сопел

и прыгал жутко, и ревел,

и на дыбы аж становился,

но цепь мешала, чтоб достать…

А барин русский ( Что скрывать?! )

в своих привычках, так резвился

и, в «благородства» кутежах,

в среде соседей сеял страх!

Но дней спустя, всего немного

( едва учитель прибыл к ним ),

сам Троекуров ( В кайф итога! )

о нём, вдруг, вспомнил… и, засим,

решил, намерением обычным

( как с плебсом он вершил, привычным ),

француза, в общем, угостить

и к мишке – в комнату впустить…,

а для сего, призвав, однажды

( уж дело было по утру… ),

его ( Развеять чтоб хандру! ),

повёл с собою ( Жизнь – без жажды? ),

по тёмным коридорам, вдоль,

предвосхищая шутки соль…

Вдруг, боковая дверь открылась

и двое слуг ( Чрез жест услуг! ),

француза ( Сила проявилась:

«Поразмышляй о жизни, друг!» ),

вовнутрь, несчастного впихнули,

а дверь ( Привычно, столь! ) замкнули,

тем более, закрыв на ключ

( Гася судьбы, как будто, луч! )…

А иностранец, бишь, учитель,

и то – опомнившись, едва,

увидел ( О, Руси молва!!! ),

что в сей стране, медведь, как житель,

к нему стремится подойти

и объясниться…- по пути!!!

А зверь привязанный, однако,

вершил «беседу» не спеша…,

поскольку знал ( И не двояко!!! ),

что перед ним, увы, душа…-

добычей ( Без охоты! ) явной,

а посему: в походке плавной,

он фыркать начал, но слегка…,

а смак вдыхал, издалека…

И, вдруг, стремительно поднявшись,

на лапы задние ( Пора! ),

медведь ( Какое там, игра! ),

пошёл к французу…, запыхавшись,

чтоб иноземцу суть внушить

( Знать, по душам, поговорить! )…

Француз же, вовсе, не смутился,

а потому: не побежал…

и ждал, как будто ( Пульс - забился! ),

что дальше будет…- Зверь рычал,

приблизившись, почти вплотную,

но здесь, Дефорж, слюну блатную,

как сплюнул…- Выждав свой момент,

медведю выдал злой презент,

что смертью, для того, открылся,

а то – малютка-пистолет

( Ведь, как-никак, француз – Эстет! ),

что был в кармане ( Срок явился! )

и зверю в ухо, вставив, рок,

нажал спасительный курок!

Медведь же повалился, махом,

а двери распахнулись, враз,

и все сбежались…- с «охом-ахом»,

не ждя, совсем, таких «проказ»...

и Троекуров, в зле, бездонный,

вошёл, порядком изумлённый,

развязкою от шутки сей,

а уж тем более, своей…

и, непременно, объяснения

хотел услышать ( «Что?» и «Как?» ),

ведь в деле этом – всё – не так,

поскольку есть поползновения

к вопросам, сами что собой,

вставали явной чередой…

Кто предварил о шутке данной,

что тайной для него была?

Иль: Для чего ( В манере странной… )

он пистолет имел? – Дела…

А уж заряженный, тем паче

( Но вот к какой-такой задаче? )…,

нося его в кармане брюк…-

Да неужели ж выдать трюк?

И, вмиг, за Машей, тут, Кирилла,

послал…, чтоб дело прояснить,

и та примчалась, фактом, впрыть,

перевести ( А в Знании – Сила! )

отца вопросы… и француз

ответил, влёт ( Как скинул груз! )…

«Я и не слыхивал о звере,

но пистолеты, всё ж, ношу,

причём, всегда! По крайней мере,

понять меня, я, вас, прошу…

Ведь, как-никак, терпеть обиду,

я не намерен! – А Фемиду

вершить обязан, коль, чрез честь,

мне вызов брошен…- Здесь ли лесть,

по званью моему, ответом? -

Где не могу, совсем, простить…,

а сатисфакцию просить,

к тому же, требовать, дуплетом,

считаю лишним для себя,

поскольку иностранец я!»

Смотрела Маша с изумлением

( Столь восхищаясь от него! ),

слова, переведя с умением,
отцу, кто, чрез итог всего,

внимал ей, но не отвечая,

и так, всё, будто, понимая,

велев медведя ( Как же быть? )

наружу ( Уж тому не выть… ),

скорее вытащить, отсюда,

и шкуру снять; и поделом,

а людям ( обратясь, потом )

сказал: «Однако…, пусть – паскуда,

но молодец, мусье…, не трус!

Хоть и родился в мире бус!»

И он, Дефоржа, с той минуты,

аж несказанно полюбил,

как разрубив сомнений путы,

что столь мешали…, вмиг, остыл…

и пробовать, иною шуткой

( В понятиях барских – прибауткой! )

его не думал уж, ничуть

( Всё ж, понимая слово – жуть! )…

Но случай сей, чрез истечение,

для Маши ( Юность взяв в расчёт…-

где мысль, во чувствах, ждёт полёт… ),

имел большое впечатление,

что и раскрылось страстью, в ней,

во русской прозе: дней…, ночей…

И здесь, её воображение

( Сказать иначе – не дано! ),

чрез девичье, на жизнь, воззрение,

вдруг, стало столь поражено…,

да по причине, нам понятной,

ведь смерть медведя, не занятной,

пред ней предстало, стороной,

но где Дефорж был, волевой,

над зверем, вставши, вне смятений,

и с ней ведущий разговор,

причём, спокойно, чрез задор

( Без доли малой потрясений! ),

обычным слогом, как всегда…,

где страх – не страх…, а ерунда!

Она увидела, что храбрость,

да вкупе с изыском манер,

не самолюбие, чрез похабность,

а исключительный пример…,

где гордость – не предмет сословия,

что так фальшивит, чтя условия,

в своих понятиях зла…, добра…,

где жизнь – лишь барская игра…

И с пор, известных нам, отныне,

порядком, взгляды изменив

( Ведь казус с зверем был, как взрыв,

для сердца Девы, что в гордыне… ),

она, Читатель ( Что скрывать? ),

француза стала уважать!

И знаки явные, внимания,

что проявлялись, в неге лет,

пока ещё вне осознания,

час от часу – душе в ответ,

свои имели наслоения,

где некие, их чувств, сношения,

уж строились, само собой,

как будто общею судьбой…

А Маша, с голосом прекрасным,

к своим способностям большим

( Где музыкальность – не экстрим,

чтоб уши затыкать, несчастным! ),

невольно, словно ( Милый друг… ),

к французу потянулась, вдруг…

Дефорж ей вызвался, к тому же,

давать уроки, в нужный час,

ведь музыку знавал не хуже,

а по округе, сразу, глас,

понёсся, мнений ( Проще – сплетен! ),

коль мир любви, столь неприветен,

для завистей разбитых душ,

кому, вне счастья был, сей куш…

Но здесь, Читателю ( по факту ),

не нужно боле объяснять

( А как такое не понять? ),

уж догадавшись ( в общем, к такту )…,

что Маша, не признав сего,

влюбилась, по уши, в него…

Регистрационный номер №0065850

от 28 июля 2012

[Скрыть] Регистрационный номер 0065850 выдан для произведения: